Conceived in Sin

      Беспокойство Уилла нарастает с головокружительной скоростью.              Стремительным шагом выбегая из закулисной комнаты, он чувствует, как в груди становится все теснее. Его зрение расфокусировано, и он почти не следит за тем, куда идет, поворачивая за угол мимо кучи дверей, пока не ощущает на коже дуновение прохладного воздуха осенней ночи.              Перед входом в театр он выпрямляется и делает вдох, отчетливо осознавая, как учащается его пульс. Дыхание Уилла чересчур прерывистое.              Черт.              Черт!              Он действительно только что целовался с Майком, мать его, Уилером.              С другим парнем.              Он действительно целовался с парнем. И ему это понравилось.              Черт, ему начинает казаться, что его сейчас стошнит от паники.              Все в порядке. Все в порядке, успокойся, говорит он себе. Об этом ведь никто не знает.              Никто больше не знает о том, что Уилл только что сделал. И никто не узнает. Единственный, кто знает, — это он сам и…              Майк.              — Вот дерьмо!              Уилл моргает, понимая, что только что громко выругался. Узел в груди не ослабевает. Чем больше мыслей приходит ему в голову, тем сильнее обруч напряжения сдавливает ее.              Майк ведь никому не расскажет, правда?              Он еще раз судорожно вдыхает влажный воздух, но от этого ему становится только хуже.              Нет. Майк никогда бы никому не выдал его секрет.              К горлу подкатывает мерзкое чувство. Уилл даже думать об этом ненавидит. Даже в мыслях он не может произнести слова «его выдадут», потому что они несут в себе тяжелый подтекст. Ведь они значат, что ему придется столкнуться с тем, что он засунул в темные глубины своего сознания. С той неизбежной правдой, от которой у него не получится бежать вечно.              Потому что правда заключается в том, что Уилл Байерс — гей.              Он знает об этом уже давно. Наверное, еще со средней школы, когда стал влюбляться в мальчиков из своего класса и ничего не чувствовал по отношению к многочисленным симпатичным девочкам, которые пытались привлечь его внимание.              Долгое время он активно отрицал это, но после нескольких постыдных снов быстро осознал, что это проигрышная битва.              После осознания он сделал все возможное, чтобы просто перестать думать об этом. Он с головой ушел в работу для церкви, отстранился от большинства других ребят в своем классе, стал уделять безраздельное внимание учебе и занятиям. Как будто все это могло компенсировать ту его часть, которая просто не могла измениться. Он знал, кто он такой и стыдился. Поэтому он просто старался не думать об этом.              Но теперь он буквально совершил каминг-аут. И его мозг настолько охвачен тревогой, что он не в силах думать о чем-либо другом. Он в ужасе.              В конце концов, Майк Уилер славится своей репутацией.              Его не назовешь самым милым парнем на свете. Конечно, и хулиганом его назвать нельзя. Но Уилл же не в пещере живет. Ему известны слухи о Майке. Ни для кого не секрет, что он часто спит и с парнями, и девушками, но открещивается от отношений. А помимо этих объективных фактов о нем ходят и более неприятные сплетни.              Ему быстро все наскучивают.              У него переменчивое настроение, и ему трудно угодить.              Ему нет дела до раненных чувств тех, кто успел к нему привязаться.              Он относится к своим партнерам как к трофеям.              Уилл зажмуривает глаза. Конечно, они даже не переспали, но ситуация, в которой такой парень, как Майк целуется с сыном пастора самой большой церкви в их маленьком городке, наверняка обрастет слухами. Он может представить, как Майк будет хвастаться произошедшим, не заботясь о том, что случится с Уиллом.              Уилл моргает и качает головой.              Нет. Нет, он ведет себя глупо.              Он знает, как распространяются слухи и прилипают к людям, словно старая жвачка. Это просто школьная чепуха.              Майк на самом деле… в некотором роде милый. Он заставил Троя отвалить от него те несколько недель назад. Он пытался помочь Уиллу найти сестру. Он замечал, когда Уилл расстраивался, утешал его и вытирал слезы. Он не давил на Уилла. Он был понимающим. Он не стал бы делать что-то настолько обидное для него.              С этой мыслью Уилл устремляет взгляд в беззвездное небо, тяжело вздыхает и начинает, наконец, пробираться по тротуару, чтобы добраться до дома.              Первой, кто встречает его, когда он открывает входную дверь, оказывается его мама.              — О, милый, ты вернулся! Как раз к ужину, — радуется она, выходя из ванной и направляясь на кухню.              Уилл тяжело вздыхает.              — Твоя сестра не поехала с тобой?              — Нет, она захотела еще немного позаниматься.              Его мама только хмыкает, кивая.              Шея Уилла покрывается испариной, и он тянется к воротнику рубашки. Он почти никогда не лгал матери, и сейчас это выводит его из равновесия.              Он пытается отогнать дурные мысли и помочь ей накрыть на стол, пока она приносит еду.              Как только он заканчивает, за спиной раздается знакомый и пугающий стук шагов.              — Добрый вечер, — хрипло роняет Лонни, садясь.              Дурнота, которую он испытал перед входом в театр, возвращается так быстро, что бьет по телу, как удар хлыста. Что скажет его отец, если узнает? Он будет в полной заднице. Он так облажался. Разрешат ли ему здесь жить? От него отрекутся? Где он будет жить? Что, если его отец скажет ему…              — Ну, как прошла учеба? — грубоватый голос Лонни врывается в его мысли.              — Отлично! — отвечает он. Голос звучит на октаву выше, чем обычно.              — А твоя сестра?              — О-она сказала, что хочет просмотреть еще несколько конспектов.              Он едва может смотреть отцу в глаза.              Лонни просто кивает в ответ, кажется, не замечая, как Уилл напряжен. Он слегка откидывается назад и закрывает глаза, что, как знает Уилл, является сигналом к молитве.              Уилл быстро следует его примеру, и все они благодарят друг друга за обеденным столом.              Все это время Уилл чувствует себя самозванцем. Будто его тело, рот и слова, вылетающие из него, принадлежат не Уиллу. Будто ему не место здесь. Будто он весь грязный и запятнанный.              Дальше ужин проходит без особых разговоров, тишину разрезает только холодный звон вилок и ножей, что является довольно привычным для их семьи.              Уилл старается дышать спокойнее, пытаясь ослабить узел в груди. Однако его попытки тщетны.              — Уилл, милый, — говорит его мама через некоторое время, нарушая тишину. — Ты в порядке? Ты сегодня почти не притрагиваешься к еде.              Уилл поднимает глаза и несколько раз быстро моргает, глядя на ее тарелку, которая уже почти пуста, в то время как его еще почти полная.              — Да нет, я в порядке, — удается выдавить Уиллу. — Просто я волнуюсь из-за теста, вот и все.              Это не полная ложь. Уилл немного волнуется, но не настолько сильно. Он дополнительно занимался во время обеда, чтобы оправдать свои планы увидеть «Адское пламя» сегодня вечером.              — Если ты занимался достаточно, то не должен волноваться, — говорит его отец, одаривая Уилла бесстрастным взглядом.              — Да, то есть, ты прав! — пытается вымолвить Уилл, чувствуя на себе пристальный взгляд отца. — Я ведь готовился, так что, возможно, я просто волнуюсь из-за пустяков.              Лонни вновь бросает на него испытующий взгляд, и Уилл сразу же понимает, что это значит.              — Не оплошай.              Его отец не знает, что он уже это сделал.              В прошлом, в определенный момент, во время особенно ярких приступов стыда за то, что он гей, Уилл принял решение. Он пообещал себе, что однажды наберется смелости и начнет встречаться с девушкой. Он притворится, что у него есть чувства, в конце концов женится и переспит с ней. Он будет скрывать, кто он такой, даже если это разрушит его изнутри. Он не может разочаровать свою семью. Он должен быть лучшим из возможных сыновей. Он просто обязан.              А главное — он не может разочаровать человека, который сидит напротив него и ждет от него многого.              Уилл пытается заставить себя есть.              Наконец, отец уходит в свою комнату, а Уилл помогает матери вымыть посуду и навести порядок.              Когда они заканчивают, Джойс поворачивается к нему.              — Эй, что бы тебя сегодня так не разволновало, я уверена, что все будет в порядке, — говорит она, успокаивающе поглаживая Уилла по спине. — У тебя всегда все получалось. Не волнуйся, ладно?              Уилл заставляет себя кивнуть, и она, наклонившись, целует его в щеку, прежде чем направиться вверх по лестнице.              Он тяжело вздыхает, глядя вслед удаляющейся фигуре.              — Ох, если бы ты только знала, мам, — бормочет он про себя.              Около десяти появляется Джейн, грубо распахивает дверь спальни Уилла, даже не потрудившись постучать заранее, и усаживается на его кровать. Он отрывает взгляд от книги, недовольный таким вторжением.              — Итак, расскажи мне все подробности! — ухмыляется она. Ее лицо раскраснелось, словно она выпила, хотя кто знает, чем они там с Макс занимались. — Что случилось? Как все прошло?              — Нет никаких подробностей, — огрызается он, тут же ополчаясь.              Вероятно, он защищается слишком сильно, судя по тому, что улыбка Джейн становится только шире.              — Да ладно тебе! — хнычет Джейн, когда Уилл смотрит на нее непроницаемым взглядом. — Я знаю, что ты в него влюблен! — утверждает она, тряся его за руку.              — Я не влюблен в него! И говори тише, — шипит Уилл.              Она откидывается назад. Ее улыбка постепенно становится лукавой. — Я даже не назвала имя!              Лицо Уилла пылает.              — Это нечестно! — взвизгивает он. — Очевидно, ты намекаешь на Майка, потому что я упомянул, что был с ним.              — Ладно, ладно, неважно, — закатывает глаза Джейн. — Но я знаю, что я права.              — Ты не права!              — Как будто я не вижу, как ты глаз не отводишь от моего плаката с «Адским пламенем».              Уилл краснеет еще сильнее, если покраснеть сильнее теоретически возможно.              Весь день он старается избегать этой мысли, как чумы, и вот сестра сует ее Уиллу прямо в лицо. Как будто ему нужно напоминать, что втайне он неровно дышал к Майку еще задолго до произошедшего сегодня.              Вероятно, Уилл испытывает эти приглушенные чувства с того самого дня, когда Майк собрал группу. А может, и раньше — в средней школе, когда Майк был тощим сорванцом, вечно попадавшим в переделки с учителями и другими вышестоящими лицами.              Это была не такая уж глубокая или сильная влюбленность. Он просто любовался им издалека. Майк был красив, как бы тяжело Уиллу не было признавать этот факт. Он ненавидел это настолько, что отказывался слушать музыку «Адского пламени».              До сегодняшнего дня.              — Ты действительно думал, что я не замечу? — с ухмылкой спрашивает Джейн.              — Я… Это групповая фотография! — удается вымолвить Уиллу. — Я могу смотреть на любого из них, откуда тебе знать, что объект моего внимания именно Майк?!              — Да ладно, — Джейн закатывает глаза и смеется. — Я тебя знаю, ясно? У тебя есть типаж.              Уилл скрипит зубами.              — Я буквально никогда не упоминал о том, что у меня есть типаж.              — Моя интуиция говорит о другом.              — Ну, твоя интуиция — отстой.              Джейн хихикает.              — Честно говоря, тот факт, что ты так упорно это отрицаешь, вызывает подозрения. Все пялятся на Майка Уилера. Хотя бы немного.              — Просто уйди отсюда, — стонет он.              — Я имею в виду, посмотри на его длинные красивые волосы, — говорит она и ерошит волосы Уилла, и он тут же отстраняется от ее руки.              Она встает и начинает кружиться, ухватившись за одну из его подушек. В ее голосе звучит насмешливая нотка: Его темные глаза, его бледная веснушчатая кожа, его голос, который становится более хриплым, когда он поет.              Уилл хмурится. Он хватает вторую подушку и швыряет ей в лицо.              — Убирайся!              Джейн со смехом уходит.              Только после нескольких секунд молчания Уилл понимает, что она забрала с собой его любимую подушку и хмурится еще сильнее.              Он бормочет под нос слабое оскорбление в ее адрес, нехотя встает и поднимает подушку, которую только что бросил в нее. Он ни за что не пойдет в ее комнату, чтобы вернуть другую.              С досадой он выключает свет и ложится обратно в кровать, прихватив свою любимую мягкую игрушку. Это белый кролик, которого он в детстве назвал Флоппи. Если рядом нет его любимой подушки, то пусть хотя бы Флоппи его утешит.              Он прижимает кролика к себе, зарываясь под одеяло.              Но в темноте, когда бледно-голубой свет луны и желтых ламп проникает сквозь полупрозрачные шторы, мысли одолевают его, словно рой жужжащих пчел. Вчерашняя тревожность слегка притихла, и на смену ей пришли более спокойные, но гораздо более опасные мысли — например, слова сестры о Майке.              Как она его описывала?              Его темные глаза… бледная веснушчатая кожа… длинные красивые локоны темных волос.              Уилл прикусывает губу.              Он жалеет, что не провел по ним пальцами, когда они с Майком лежали на диване. Он был слишком отвлечен новизной столь глубокого и интенсивного поцелуя и был в состоянии лишь жалобно хныкать и хвататься за плечи Майка.              Уилл вспоминает ощущение своих рук на Майке. У него широкие плечи, но более костлявые и острые, чем у Уилла. Майк вообще более костлявый по сравнению с другими ребятами из их класса. Просто это было не так заметно из-за его кожаных курток.              Но если сравнить нынешнего Майка Уилера с тем, каким он был в девятом или десятом классе, то можно заметить, что он стал стройнее. Тогда он был высоченным, но грузным, а двигался так, будто не знал, что делать со своими тощими конечностями. И был гораздо более неловким. Однако со времен «Адского пламени» это, похоже, ушло.              Теперь от Майка исходит некий шарм. Не то чтобы он ходит по школьным коридорам, как король школы, но от него веет этой непринужденной уверенностью. В сочетании с его язвительным поведением и репутацией любителя потрахаться, большинство людей стараются держаться от него подальше.              Уилл задается вопросом, со сколькими людьми Майк дошел до конца. А со сколькими он только целовался.              А всех остальных людей Майк тоже называет малышом или деткой?              Эта мысль мелькает в голове Уилла прежде, чем он успевает ее подавить. И вот он уже не может перестать воспроизводить в памяти, как Майк звал его малышом своим хрипловатым голосом.              Уилл в ужасе почти полностью прячется под одеялом. Он должен отругать себя. И все же он не может отрицать простую и понятную истину: он хочет услышать Майка снова.              И не только. Он хочет снова почувствовать, как Майк облизывает его губы. Он хочет снова ощутить горячее скольжение их языков. Эта мысль кажется настолько запретной, что заставляет его дрожать даже под одеялом.              А потом Уилл вспоминает проворные пальцы Майка, и его глаза закрываются, а сам он вздрагивает.              Руки Майка ощущались такими огромными, и они так приятно чувствовались на его теле. Уилл вспоминает, как они обхватили его талию, когда Майк притянул его к себе на колени. А когда Майк провел руками ниже…              Уилл стонет.              Майк продолжал сжимать и ощупывать его задницу, и это, наконец, заставило его сделать что-то более смелое, чем просто сидеть и стонать. Острое жгучее возбуждение, когда он терся о Майка, было таким…              Уилл резко открывает глаза, и в фокусе сразу оказывается холодная грубоватая текстура потолка. Он запоздало осознает, что ерзал, потирая бедра друг о друга, и поднимает одеяло, с досадой глядя, как натянулись пижамные штаны в области паха.              Его рука замирает в нерешительности. Он знает, что если разденется, то будет еще больше думать о Майке, и от этого чувство стыда жжет его почти осязаемо.              С тяжелым вздохом он опускает руку на простыни, зажмуривает глаза и желает, чтобы эрекция поскорее прошла.              В конце концов она проходит, и Уилл засыпает, не вспомнив о привычной молитве перед сном.