In permanent ink/Несмываемые чернила

Шинсо яростно гуглит. Он знает, что так нельзя, что это вторжение в личную жизнь клиента и что ему скорее всего будет сложно что-либо найти о подпольном герое. Но делает это всё равно.        О герое подполья Сотриголове удается найти не так много. В старых статьях попадается несколько упоминаний о нём, даже парочка фотографий, но этот тип очевидно предпочитает оставаться в тени.        Всё, что Шинсо удаётся узнать, так это только то, что его нечаянный клиент старше его как минимум на десять лет и прошёл войну.        Шинсо помнит это время слишком хорошо: ему шестнадцать, он не прошёл на геройский факультет, зациклен на своих подростковых проблемах... Так было, пока не объявилась причуда «распад», как её озаглавили в новостях, разрушив его жизнь и всё вокруг до основания.        Он всё ещё гадает, почему герои не остановили того злодея раньше. Одиночка против целого мира про, которому всё равно удалось убить тысячи людей, пусть в итоге и потерпев поражение. Это определённо заставило Шинсо чувствовать себя не так паршиво от того, что он не присоединился к их рядам.        Но Сотриголова — вовсе не то, что Шинсо ожидал от про-героя, так что он гуглит, пока не заходит в тупик. Судя по всему, этот человек хорошо позаботился о том, чтобы информация о нём осталась в тени. Шинсо даже не узнал его настоящего имени.        Конечно, когда через пару дней он, наконец, собирается внести встречу с Сотриголовой в своё расписание, и видит, что тот записался в книге на стойке регистрации под именем Айзава Шота, выведя его и номер телефона до боли аккуратными буквами, ему сразу хочется дать себе пинка. А ещё он говорит себе «возьми себя в руки».        Но он никак не может перестать думать об их разговоре во время первого сеанса. Объективно в нём не было ничего особенного: два незнакомца болтали о своём прошлом и карьере. Однако для Шинсо это было увлекательно. Обычно клиенты не особенно с ним откровенны, что нормально, но он никогда прежде не заканчивал сеанс, узнав о человеке в кресле меньше, чем тот о нём. Прошло много лет с тех пор как с ним случалось нечто подобное.        Так что когда Айзава Шота снова появляется на пороге студии, Шинсо уже начинает казаться, что он выдумал весь их предыдущий разговор. Но вот он перед ним во плоти, абсолютно такой же, как запомнил его Шинсо две недели назад.        В этот раз он не в геройском костюме, а одет в простую чёрную рубашку и поношенные джинсы; его волосы собраны в небрежный пучок, расчерченный серебристыми прядями. Несмотря на гражданскую одежду его оружие все ещё при нем, но будь Шинсо на его месте, он поступил бы так же, если вся его жизнь была бы посвящена борьбе с плохими парнями.        — Хэй, — Шинсо обыденно приветствует человека, ещё недавно известного ему как Сотриголова, когда тот заходит в студию, озираясь вокруг с любопытством, а не с настороженностью, как ночью, когда его могли атаковать. — Спасибо, что пришёл вовремя.        — Я думал, ты начинаешь брать плату со времени записи клиента, пришёл он или нет, — сухо произносит Айзава, однако его губ снова касается та самая лёгкая улыбка, и Шинсо смеётся.        — Время — деньги, верно?        — Так и есть.        — Присаживайся, у меня есть пара идей.        Когда Айзава садится в кресло и закатывает рукав, Шинсо видит что первая часть татуировки отлично заживает.        — Я тут подумал, — сбивчиво начинает он, опасаясь разрушить их отношения, — если это напоминание об ушедшем... ком-то, кого бы ты хотел помнить всегда, как мне показалось, то что насчёт рукава из одних облаков, которые будут идти по кругу? Круги вроде как символизируют вечность, но тут конечно решать тебе, — он слегка пожимает плечами.        — А ты поэт, — Айзава поднимает бровь, и лицо Шинсо вспыхивает в смущении, пока вдруг та самая лёгкая улыбка не касается чужих губ. — Давай так и сделаем.        Пока Шинсо достаёт новый трансфер и изучает покрытый шрамами бицепс, скользя по нему взглядом, на периферии его зрения появляется яркое пятно.        Он усмехается и неожиданно для себя тянется к Айзаве, игриво похлопывая его по плечу.        — Я упустил свою возможность стать героем, а ты, как я вижу, упустил свою преуспеть в сфере красоты?        Тот мгновенно цепенеет под прикосновением, и Шинсо думает, что перегнул, но он расслабляется так же быстро, будто просто не привык к такого рода жестам. В ответ раздаётся тихий смешок, и он протягивает Шинсо ладонь, демонстрируя маникюр.        — Это? — спрашивает он, расправляя пальцы. Его ногти покрыты ярко-розовым лаком, причем довольно неряшливо. Он тихо смеётся и поворачивает руку, изучая свои собственные ногти. — Не моя работа, так что не моя упущенная возможность. Разве что стать отцом… Хотя так или иначе я всё равно им стал.        — У тебя есть дети? — Шинсо приподнимает брови в удивлении,  садясь на табурет и готовя инструменты. — Мне показалось, ты одиночка.        — Один ребёнок. Технически не мой, но фактически мой, — загадочно уточняет Айзава.        — Ты хорошо ладишь с детьми? — Шинсо макает иглу в свежую краску и смотрит на трансфер.        В этот раз успокаивающее жужжание машинки Шинсо сопровождается жужжанием двух других. Вообще в это оживлённое время Шинсо обычно берёт перерыв на обед, но сейчас у него есть дела поважнее, чем есть дерьмовую ло-мейн лапшу из забегаловки по соседству.        — В своей другой жизни я учитель, хотя не знаю, согласятся ли мои ученики с этим утверждением, — кивает Айзава. Он тихо смеётся, и Шинсо смеётся тоже.        — Учитель какого плана? — любопытствует он.        Ответом ему становится краткий миг молчания, пока он аккуратно обводит бледно-голубую линию, а затем Айзава произносит:        — ЮЭЙ.        Шинсо не удивлён, учитывая, что ему удалось узнать о Сотриголове. Этот человек ворчлив, но принципиален — долгая карьера вдали от всеобщего внимания, ветеран и, очевидно, учитель. Человек, не ждущий похвалы или громких статей в СМИ.        Тот, кто определённо бы понравился Шинсо.        Он никак не реагирует внешне и не указывает на то, что Айзава, вероятно, уже был учителем, когда Шинсо поступал в ЮЭЙ. Вместо этого он спрашивает:        — И как, старшеклассники буянят?        Айзава откашливается и задумчиво поджимает губы:        — Они та ещё заноза в заднице, и я постоянно их исключаю.        Шинсо смеётся, осторожно проводя иглой по коже Айзавы, чтобы соединить две линии. Рукаву определённо потребуется третий сеанс, чему Шинсо не может не радоваться по причинам, не имеющим ничего общего с деньгами.        — Кажется, эта школа для героев — полный отстой. Видимо, я ничего особо не потерял, — рассеянно говорит он.        Наступает короткий миг молчания, но Айзава не выглядит сонным и внимательно смотрит, словно ожидая, что Шинсо продолжит говорить. И он продолжает.        — Когда я был в возрасте этих детей, я уже оплачивал половину аренды. Люди готовы платить хорошие деньги, чтоб кайфануть без всякой химии, — он пожимает плечами. — Всё стало куда более просто и менее нелегально, когда кое-кто реально научил меня ремеслу,  — он обводит взглядом студию, а затем кивает на машинку в своей руке, запоздало добавляя. — И насчёт первого — я ничего тебе не говорил, сэнсэй.        Айзава криво усмехается, наблюдая за движением машинки, а затем говорит тем самым, как кажется Шинсо, учительским голосом:        — Кто-то должен был быть там, рядом с тобой.        — Что было, то было, — равнодушно отвечает он. Айзава никак не реагирует, когда Шинсо немного чересчур давит на ручку, сам того не желая. — Теперь это в прошлом. Он поднимает иглу, чтобы посмотреть вверх и встретиться взглядом с Айзавой.        — И вообще, — добавляет он, отводя ручку и осторожно вытирая излишки чернил, — ты бы наверное выгнал меня первым, если бы был моим учителем.        — Почему ты так думаешь? — удивлённо спрашивает Айзава, поднимая взгляд с рук Шинсо на его лицо.        — Я был той ещё задницей в детстве, — объясняет он, рассматривая свою работу и делая вид, что не замечает чужого пристального взгляда. Это одновременно успокаивает и будоражит. Когда этот человек смотрит, он смотрит. Должно быть, благодаря причуде, из-за которой он буквально пялится на людей всю жизнь. — Себе на уме.        В ответ Айзава задумчиво хмыкает, снова переводя взгляд на своё плечо. Теперь рисунок покрывает его примерно на две трети. — Самодостаточный, — тянет Айзава, осторожно поднимая руку, чтобы рассмотреть свежую тату. — Немного напоминает мне меня самого.        Шинсо криво усмехается в ответ, оборачивая татуировку плёнкой.        — Приму это как комплимент, сэнсэй, — тянет он, и к собственному удивлению Шинсо, в его груди в этот момент что-то легко трепещет, как будто одобрение этого человека что-то для него значит.        От Шинсо никто ничего никогда не ждал, а тем более — чего-то хорошего — всю его жизнь.        — Не знаю, можно ли это считать комплиментом, — с иронией отвечает Айзава, однако вопреки этому он выглядит удивлённым, возможно, даже заинтересованным. Его здоровый глаз скользит по Шинсо вверх, к копне волос, возвращается к лицу, а затем уходит ниже. Это не столько флирт, сколько сканирование, будто он запоминает информацию на потом, если она вдруг окажется ему нужной.        Много кто западал на Шинсо: чаще всего клиенты, иногда коллеги, а пару раз он даже получал предложения от незнакомцев.        Но сегодня всё совершенно иначе, он и сам не знает как именно, а потому это влечёт его ещё больше, словно огонь мотылька. Люди удивляют его не так часто и он просто не может не думать о том, чувствует ли себя мужчина перед ним так же — призрак, облаченный во все чёрное, готовый в любой момент слиться с тенью... С потрясающе мужественной челюстью и неожиданно симпатичным профилем под лавиной тронутых серебром волос. Или может быть он слишком упёртый, чтобы принимать от кого-либо искренние комплименты.        — Лично я приму это за комплимент, — выпаливает Шинсо, не успев толком продумать ответ. И как человек который никогда не упустит возможность, едва за неё уцепившись, продолжает: — Не хочешь как-нибудь выпить вместе?        Его предложение заставляет единственный тёмный глаз распахнуться в неподдельном удивлении. Шинсо снова приходит в восторг, застав Айзаву врасплох. Есть в нём что-то притягательное — кажется, если Шинсо отдастся тому, что лежит за тёмным покровом волос и глазом, историей, спрятанной за повязкой, он встретится лицом к лицу с чем-то беспардонно честным.        Едва приоткрыв рот, Айзава тут же его закрывает, будто теперь он крайне осторожен в словах вопреки их прежде непринуждённой беседе.        Шинсо подаётся чуть ближе, пока они не оказываются почти нос к носу, не мигая и думая о том, каково будет оказаться под взглядом этого глаза при других обстоятельствах. Это заставляет его сердце колотиться чуть быстрее, чем он сам был к этому готов.        — Я не настаиваю, — добавляет он. — Можем сохранить профессиональные отношения, если хочешь.        И он действительно к этому готов, несмотря на то, что всей душой хотел бы услышать в ответ «да».        — Ты бы реально мог быть моим учеником, — наконец, отвечает Айзава, а затем пренебрежительно ворчит, — как думаешь, сколько мне лет?        Шинсо ухмыляется чуть шире, наслаждаясь этими качелями. — А это важно? Я бы не стал предлагать, если бы меня это волновало.        Скорость, с которой Айзава ретируется к стойке регистрации, напоминает ему об испуганном бродячем коте, и оттуда он так настороженно смотрит на Шинсо, будто тот может напасть без всякого предупреждения.        Шинсо следует за ним подчёркнуто медленно, чеканя шаг и не спуская с него глаз. Очевидно, приглашение на свидание пугает этого про-героя больше, чем его постоянная борьба со злодеями (умеренно страшно) и укрощение старшеклассников (очень страшно). Айзава отводит глаза, расплачиваясь с администратором, и уже когда они готовы распрощаться, он, наконец, выпаливает:        — Я не… Это не…        Шинсо пожимает плечами.  Если Айзава хочет сказать «нет», он примет отказ с достоинством; хотя он всё ещё надеется что он вернется, чтобы закончить тату.        — Я всё время работаю, — бормочет он, поджимая губы практически досадливо, как будто перед ним стоит дилемма, которую он не может решить.        — Как и я, — спокойно отвечает Шинсо, терпеливо выгибая бровь. Айзава Шота опасается приглашения на свидание больше, чем любой, кого он когда-либо встречал. Это одновременно весело, мило и тревожно, потому что всегда есть шанс, что он просто исчезнет без следа. И Шинсо действительно не хочет его спугнуть.        Шинсо буквально видит, как тот оборачивается через плечо, чтобы отказать. Он проводит рукой по волосам, откидывая их с лица, и гусиные лапки вокруг его глаза морщатся из-за неразрешимой дилеммы.        — Я подумаю, — произносит он внезапно и исчезает за дверью под звон колокольчика.        И если Шинсо прекрасно ладит с «да» или «нет», то существование в серой зоне — совершенно не его тема. Он готовится провисеть в этой неразрешенности две недели, понимая, что теперь не сможет сосредоточиться ни на чем другом.        — Говнюк, — бормочет Шинсо, но слегка улыбается.        Может, ему повезёт.