Цитадель пустынных псов

      — Как ты чувствуешь себя сейчас, Сайно?       — Нормально.       — Как бы ты оценил своё состояние на протяжении последней недели?       — Нормальное.       — А отношения с куратором?       — Нормальные.       — Вы ладите?       — Да.       — Хм…       Аль-Хайтаму хотелось рассмеяться. А ещё удариться головой о что-нибудь твёрдое. Либо ударить охрану, что стояла позади сидящего напротив медика, точно пара цепных псов. Скажешь «фас» — тотчас кинутся. А медик, будто нарочно, всё пытался присесть ближе да наклониться к Сайно через и без того небольшой чайный столик.       Сайно не шёл на контакт. Аль-Хайтам сидел рядом и мог физически чувствовать, как нервно и беспрестанно тот двигался, вздрагивал, подавался назад с каждым новым манёвром со стороны психолога и то и дело сжимал ладони в кулаки, искоса глядя на охрану.       Визит, как и обещали, состоялся вскоре после прибытия Сайно в дом аль-Хайтама, а именно — на десятый день. За всё это время аль-Хайтам успел выучить некоторые повадки Сайно, малость ужиться с ним, а также узнать много нового и о самом себе, начиная с того, как странно, со слов Сайно, он пах, и заканчивая нескончаемым у себя запасом терпения, о котором он прежде не догадывался.       А проявлять это самое терпение приходилось ой как часто…       На шестой день пребывания в доме Сайно, худо-бедно успевший освоиться, едва не уронил на себя стеллаж. Неловкий в обращении с бытовыми предметами, он без задней мысли потянул за какую-то из кучи рукодельных вещей, которые пристрастился перебирать по вечерам, и в итоге обрушил на себя всю груду того хлама, что копился в шкафу не один год.       Аль-Хайтаму хотелось долго и истошно кричать. Серьёзно, он чуть не сорвался, до того разозлился, вынужденный в одночасье заниматься уборкой заместо разбора кипы документов, что в очередной раз забрал из архивов. Но, как ни странно, ему удалось сдержаться. Если б Сайно повёл себя иначе — то точно бы отхватил в тот вечер, однако ж. Мальчишка виновато глядел на аль-Хайтама едва ли с пару-тройку мгновений, а затем, кинув тихое «Я всё уберу», упал на колени и принялся собирать упавший мусор. Всё бы ничего, но что-то из всей этой груды, видать, неудачно задело Сайно в полёте и порезало ему руки и ноги, а кое-где и лицо (скорее всего, то были кнопки и булавки из швейного набора).       Аль-Хайтам, наверно, никогда не забудет эту картину.       — Встань, — сказал он тогда без какой-либо злости, потянув Сайно наверх за плечи. Тот вывернулся, точно уж, но отскакивать не стал. — Прекрати. Я сам всё соберу, — успокоительно добавил аль-Хайтам, потрепав пацана за макушку.       А затем отправился за аптечкой, отрезав уверенное: «Ничего страшного».       В тот момент Сайно уставился на него такими глазами, окатив непонятным взглядом снизу-вверх… Будто не верил, что так легко отделался, и даже забыл отмахнуться от прикосновений, которых так и продолжал избегать. Аль-Хайтам не раздумывал, что заставило Сайно игнорировать боль и безропотно пытаться исправить ситуацию — трепет перед ним, грозным куратором, или привычка не обращать внимание на дискомфорт. Но мысли всё равно лезли. И мысли эти были угнетающие: последнее, чего он хотел — так это вызывать страх.       Почему этот инцидент вспомнился сейчас? Да потому, что в конечном итоге завершился он более чем безобидно и даже в какой-то мере выгодно для аль-Хайтама. Ведь в конце концов они спокойно справились с ранениями Сайно и затем, по самостоятельной (!) инициативе мальчишки, отправились так же спокойно а, главное, вместе устранять последствия произошедшего.       Позднее Сайно даже попытался извиниться, но был тотчас остановлен. Аль-Хайтаму было достаточно того, что мальчишка раскаивался даже из-за такой мелочи, и никаких извинений не требовал. А себе впредь велел быть сдержаннее. Кто знает, как обернулась бы ситуация, сорви он свою злость на Сайно преждевременно…       И вот сейчас, сидя напротив психолога, который был, мягко говоря, не в восторге, аль-Хайтам по крупицам восстанавливал в памяти все подобные моменты, что успели произойти за последние дни. Ежели медик придёт к выводу о неэффективности кураторства и решит свернуть его, отправив Сайно в место далёкое и куда более худшее с очевидными целями — у аль-Хайтама будет шанс переубедить его. Ведь прогресс был. И был заметным — просто не для них, чужих и ни черта не сведущих. Медик мог делать выводы лишь на основе сказанного Сайно и увиденного им самим, но в том-то и дело, что говорить открыто Сайно не хотел, а медик не видел ничего дальше своих записей и того, что происходило у него под носом.       А происходило в последнее время воистину многое.       — Если бы твои эмоции были шкалой, как бы она выглядела? Можешь нарисовать?       Сайно хмуро уставился на медика исподлобья.       Аль-Хайтам саркастически фыркнул. Правда, то было отнюдь не из-за реакции Сайно.       — Я сказал что-то смешное? — психолог дёрнул бровью.       — Видите ли, — покачав головой, принялся разъяснять аль-Хайтам, — мой подопечный не располагает такими понятиями, как шкала, график, диаграмма и так далее. Надеюсь, объяснять, почему, не нужно.       — Верно, — к удивлению согласился медик, принявший задумчивый вид. — Прошу прощения, Сайно, — заключил он спустя непродолжительное молчание. — Попробуем иначе. Сможешь передать своё настроение через цвет?       Сайно не ответил. Его взгляд неуверенно переместился к аль-Хайтаму. Тот, слабо улыбнувшись, кивнул на стол.       Цветограмма — нехитрое дело. Когда-то и аль-Хайтама просили составить подобную, потому как в ходе приватной беседы из него нельзя было вытянуть и слова. То было после первой его крупной, крайне кровавой и крайне неудачной вылазки в Красные Пески. Вернулась едва ли половина группы разведки — остальных отправили на принудительную терапию, дабы убедиться в психической работоспособности, а после расформировали остаток по разным отрядам. Через пару лет аль-Хайтам ушёл в состав одиночных бойцов. Ещё через год стал спец агентом. Как давно это было…       — Нарисуй. Это несложно. Красный — гнев, зелёный — спокойствие, знаешь?..       — Понял, — скупо кивнул Сайно. И взялся за карандаши, что лежали перед ним беспорядочной кучей на пару с листками бумаги. Психолог таки подготовился.       — Что ты делаешь? — аль-Хайтам замер на пороге веранды и с удивлением уставился на сидящего в углу Сайно. Тот, разместившись прямо на полу, согнулся в три погибели и… что-то рисовал?       — Ты сказал, я могу брать всё, что захочу, из шкафа, — встрепенулся Сайно вместо ответа. В его глазах вспыхнула мрачная настороженность.       — Всё верно, — вместив в тон как можно больше миролюбия, подтвердил аль-Хайтам. И отчего пацан продолжал так реагировать на безобидные вопросы? Аль-Хайтам не давал ни единого повода ожидать от него подсечки. — Я не знал, что ты умеешь рисовать, — уточнил он, понемногу приближаясь.       А по приближении аль-Хайтам обнаружил взаправду неожиданное открытие: мальчишка не просто рисовал, — он чертил целые модели, объёмные и с виду пропорциональные. Фигуры складывались в воистину удивительный пейзаж, состоявший из кривой линии горизонта вверху, неровного, будто слоёного рельефа внизу и больших, треугольных объектов в середине листа. Аль-Хайтам удивлённо повёл бровью, отмечая, что даже с использованием одного только серого карандаша Сайно смог передать глубину и обрисовать экспозицию.       Аль-Хайтам и сам неплохо умел рисовать, но всё больше занимался чертежами. Пацан с его скрытым талантом сумел его удивить. Приглядевшись ещё внимательнее, аль-Хайтам не смог сдержать тихое хмыканье: вне сомнений, Сайно рисовал пустыню.       — Ты ведь не против?.. — неуверенно спросил Сайно, смотря снизу-вверх, из-за чего напоминал собой сову. Дикую, нахохленную, держащую клюв наготове, но всё же напуганную сову.       Аль-Хайтам цыкнул, закатил глаза и отмахнулся:       — Рисуй, сколько влезет. Только следи, чтоб среди листов ненароком не попались документы.       А отойдя подальше и закурив, аль-Хайтам вдруг обернулся и, сам от себя не ожидая, бросил через плечо насмешливое:       — Красивые каракули. Продолжай в том же духе — и, глядишь, вместо военки удастся пропихнуть тебя в местные архитекторы.       Сайно фыркнул и неожиданно показал язык аль-Хайтаму в спину, прекрасно зная, что тот за ним всё ещё следит. А затем едва заметно усмехнулся и преспокойно вернулся к рисованию.       Кажется, только что они впервые язвили друг с другом.       — Здесь довольно много синего, — нейтрально подметил психолог. — Это грусть?       — Грусть — чёрная. Синий — тревога, — буркнул Сайно, по сути впервые выйдя на контакт.       Прогресс или разовая акция? Увидят позже. Но лучше бы, конечно, прогресс. Сайно не мог не помнить, о чём настоятельно просил аль-Хайтам, а именно — идти по возможности навстречу и пусть и не откровенно, но хотя бы честно поговорить с медиком. Враньё их делу не поможет, а только усложнит, тогда как честность поможет продемонстрировать тот самый долгожданный и столь желанный всеми прогресс. Сайно должен был показать себя как потенциально полезную единицу, на которую в будущем рассчитывала Академия. А аль-Хайтам должен был этому поспособствовать, иначе рисковал профукать кураторство, а вместе с ним шанс помочь как в частности Сайно, так и в общем всем тем, кто когда-либо или же ныне страдал от козней руководства.       — Что тебя тревожит, Сайно? — почти по слогам, точно говоря со слабоумным, уточнил психолог.       Аль-Хайтаму захотелось от души закатить глаза. Этот тон… Кто вообще так разговаривает? Даже детей оскорбляло столь откровенное снисхождение, а Сайно, к тому же, ребёнком не был. На что этот горе-мозгоправ рассчитывал? Ещё и эта его профессиональная фича обращаться по имени… Сайно вздрагивал всякий раз, когда слышал собственное имя из уст чужака. Дураку очевидно, что ему было некомфортно. Медик либо был слепым, либо нарочно игнорировал дискомфорт своего пациента из каких-то своих соображений.       А главное, этот откровенно глупый вопрос. Действительно, что же могло тревожить Сайно — заложника, дикаря, загнанного в угол, и просто юнца, что едва ли являлся частью их мира, но был заточён в нём насильно? Ну что за тупость! Аль-Хайтам поставил себя на место Сайно и стиснул зубы, отчётливо представляя, какая злоба и безнадёга плескалась в том.       — Ответь, Сайно, — шепнул ему аль-Хайтам, когда пауза непозволительно затянулась. — Это важный вопрос.       — Быть может, тебе будет проще, если твой куратор оставит нас наедине? — влез медик, наверняка рассудив, будто из-за аль-Хайтама Сайно мог умалчивать об откровениях. Будто аль-Хайтам мог быть одной из, а, быть может, и главной причиной его тревоги.       — Нет! — Сайно моментально отозвался. Охранники явственно напряглись при виде столь резких маневров. Сайно вздрогнул, малость подскочил на месте и вжался в спинку дивана, точно к нему уже тянули руки, дабы увести в неизвестном направлении. — Не хочу! Пусть останется.       — Спокойно. Я никуда не денусь, — аль-Хайтам решил вмешаться. Доводить пацана он не даст хотя бы потому, что ему же потом с ним, расстроенным и беспокойным, оставаться, тогда как эта свора бюрократов преспокойно свалит в закат до следующего визита.       — У нас договорённость, — выдавив фальшивую улыбку, аль-Хайтам обратился к подозрительно смотрящему на них медику. — Я поклялся на мизинцах сидеть здесь и ни в коем случае не дать вам поставить Сайно укол. Иголки — зло, сами понимаете… — махнув рукой, он неловко посмеялся, будто вся ситуация была не более, чем забавной.       И медик, благо, купился.       — Понимаю, — кивнул он, растянув губы в вежливой улыбке. — Ну, раз договоренность — тогда, конечно, твой куратор останется, — вновь до ужаса снисходительным тоном психолог обратился к Сайно, а вместе с тем ткнул ручкой в раскрашенный листок, заставив мальчишку вздрогнуть. — И всё же. Тревога — неприятное чувство, угнетающее. Мне бы хотелось помочь тебе минимизировать его, а потому прошу быть откровенным. Можешь рассказать о чём угодно, даже если проблема кажется пустяком.       «Тебе бы, док, такие пустяки, как у этого пацана — и познакомишься с сединой в свои тридцать с небольшим», — подумалось аль-Хайтаму.       Не то предвзятое отношение к заядлым работникам Академии, не то глубокая жалость, а то и вовсе всё вместе заставляло его автоматически вставать на защиту Сайно. То, как стойко тот держался в столь стрессовой ситуации, заслуживало отдельной похвалы. Даже аль-Хайтаму обстановка капала на нервы. Сайно мог в любой момент рвануть, аки колба под давлением, и расплескать все свои эмоции на окружающих, за что поплатится очень и очень дорого. Аль-Хайтам переживал. У них в подвале, прямо под их ногами сидел щенок, который в любой момент мог подать голос либо уронить что-нибудь и привлечь внимание грохотом. Аль-Хайтам, опять-таки, переживал. В конце концов, и сам аль-Хайтам мог попасть под расспрос и брякнуть что-то не то.       Н-да. После таких визитов не помешает ещё один сеанс у психолога. А то и не один…       — Мне снится всякое, — угрюмо, тихо и практически враждебно, но всё-таки ответил Сайно.       Аль-Хайтам косо оглядел его профиль. Кошмары? Это что-то новенькое. А главное, то, чем с ним не делились.       — Плохие сны, значит… Грустные или пугающие?       — Пугающие.       — О чём они, Сайно?       — Неважно.       — И как часто?       — Постоянно.       Вот как. Психолог принялся что-то писать в своей книжке, тогда как аль-Хайтам принялся вспоминать, замечал ли он странности в поведении Сайно по ночам.       Вообще-то, Сайно ворочался на постоянной основе, однако аль-Хайтам списывал это на взбалмошную привычку. Пару раз аль-Хайтам просыпался от того, что Сайно выходил из комнаты посреди ночи, но то с виду были самые обыкновенные походы за водой или в туалет, кратковременные и тихие — не более того. Мог ли Сайно в самом деле страдать бессонницей из-за дурных ночных видений? Причин для того было множество. Мог ли умолчать? Вполне. Скорее всего, Сайно банально побоялся нарваться на очередную дозу успокоительных лекарств, коих избегал в любом виде после госпиталя. Успокоили, называется…       И всё же, досадно. Аль-Хайтам все эти дни старался, как мог, завоевать доверие подопечного. Тот действительно перестал чураться его и делился состоянием здоровья, как договаривались, однако кое-что оставалось по-прежнему недоступным для аль-Хайтама. Не беда, но неприятный нюанс. А педантизм аль-Хайтама не любил нюансы. Да и чисто по-человечески он взаправду желал облегчить жизнь Сайно хотя бы в стенах его временного пристанища.       — Не нервничай. Смотри сюда, — ровно велел аль-Хайтам, подойдя к Сайно со спины. Тот едва не отшатнулся от неожиданности, но, к довольству куратора, сдержал этот порыв.       Последние пару минут аль-Хайтам флегматично наблюдал за попытками Сайно управиться с механизмом оконной ручки. Мальчишка, судя по всему, замёрз, а потому вылез из постели раньше обычного. Аль-Хайтам мог бы постыдиться, ведь это он по привычке распахнул окно и ушёл курить, но, увы, зрелище того, как дорогую оконную раму со вкусом и смаком ломали, отбило голос совести напрочь. Но было и интересно, а потому выдавать своё присутствие сразу он не стал. Кто же всё-таки победит: диковатый недоросль или простейший механизм бытового мира людей? Пока что счёт склонялся в сторону второго. Очевидно, требовалось срочное вмешательство.       — И зачем только такие окна? — ворчал Сайно, кутаясь в одеяло, что волочилось за ним по полу. Совсем освоился, и это всего лишь за какую-то неделю. Глядишь, через месяц весь дом разнесёт…       — Вверх до упора — проветривание, вниз — закрыть, — продемонстрировал аль-Хайтам, после чего строго добавил: — Вздумаешь ломать окна и дальше — будь добр, научись их заодно чинить.       — Я не специально! — Сайно вскинул горящий взор, однако растрёпанный вид и гнездо на голове после сна не добавляли ему внушительности. — Оттуда жутко дуло. Саб может заболеть! У него, в отличие от нас, нет покрывала.       — «Саб может заболеть!» — передразнил его аль-Хайтам. Его такое рвение до перепалки с утра пораньше отчего-то только позабавило. — А ничего, что он пёс, рождённый в лесу?       Сайно завис. Было видно, что он не ожидал такого ответа — поперечного и вместе с тем скорее шутливого, нежели сказанного всерьёз. Неудивительно, что его это озадачило. Он лишь учился ориентироваться в вопросах коммуникации, а тут раз — и новая, ещё ни разу не освоенная ситуация. Сайно и сарказм без злобы — вещи, которые прежде не пересекались. Раньше мальчишка воспринимал любые проявления эмоций однозначно, а оттого в штыки: если кричат — значит, злятся; если язвят — значит, хотят задеть. Но аль-Хайтам научит его и другой точке восприятия — на то он и куратор, верно?       — И всё равно, он чувствует холод, — буркнул Сайно в конце концов.       — Пацан, у него шкура, а за окном не зима, — аль-Хайтам не отстал. Сайно смешно сопел и довольно умилительно дёргал носом. Такое хотелось созерцать малость подольше неизвестно по какой причине. Наверное, банально от скуки… Целая неделя затишья и статичности. Такими темпами аль-Хайтам рисковал превратиться из элитного бойца в вооружённую до зубов домохозяйку.       — А у тебя кофта! Зачем надел, раз не зима? — не остался в долгу Сайно. Аль-Хайтам и вправду нацепил обыкновенную гражданскую кофту из флиса перед тем, как отправился курить на веранду. Ну, а что? Утром-то действительно было прохладно, а болеть аль-Хайтам не любил.       — Предлагаешь мне раздеться или что? — насмешливо уточнил аль-Хайтам и, пожав плечами, начал нарочито медленно стягивать одежду с плеч.       — Ты… да ты… — опешил Сайно. Нет, он вовсе не злился и не испугался всерьёз. Он просто не знал, как реагировать. Не знал, но и угрозы не чувствовал, оттого лишь до жути забавно метался, не понимая, как действовать. Может, он вдобавок боялся кинуться чересчур резким словом, однако и этот момент аль-Хайтам считал весьма полезным опытом. Пусть учится веселиться и притом держать себя в руках, мелкий зубоскал!       — Ну? — прекратив спектакль, аль-Хайтам склонился над Сайно с самодовольной усмешкой. Дело требовало кульминации. — Хочешь что-то сказать, Сайно?       — Да… Иди к чёрту! — выдал мальчишка, окончательно смутившись под пристальным взором. — А Саб мёрзнет! У него пока только подшёрсток.       Туше.       Аль-Хайтам не стал мучить пацана и дальше и, наконец, от души захохотал, уже не обращая внимания на чужие красные щёки и изогнутые в недопонимании брови. Хватит с него на сегодня. День только начался, но аль-Хайтам уже мог сказать, что провёл его весьма и весьма продуктивно. Однако ж как весело оказалось драконить этого мальчишку…       — Есть что-то кроме сновидений? Что-то, что вызывает страх, отторжение?       — Вы вызываете отторжение.       — Хорошо. Может, тебя что-нибудь волнует? Раздражает? Помимо меня, — психолог криво, но беззлобно улыбнулся. Отдать ему должное, держался он нейтрально. Местами давил, но навряд ли нарочно — скорее, таковы уж были издержки аналитической беседы.       — Браслет, — чуть подумав, отозвался Сайно.       Аль-Хайтам не смог сдержать нервную дрожь вдоль левой руки — той, что находилась в сантиметрах от заключённой в серебристые тиски руки Сайно. Про браслет-то он, как ни странно, забыл…       — Неприятная вещь, — согласно кивнул психолог, — но безобидная, если соблюдать осторожность. Вы применяли электрошок в качестве дополнительной меры контроля? — обратился он вдруг к аль-Хайтаму.       — Что?.. — проронил Сайно хрипло.       Твою мать. Твою же грёбаную мать, док… Как же не вовремя! Аль-Хайтам едва удержался от страдальческого воя и громкой реплики вроде: «Кто ж вас, идиотов, просил?!». Он ведь специально даже не стал рассказывать. Сайно ведь знать не знал о том, что…       — Нет. В этом нет нужды, — отрезал аль-Хайтам, краем глаза отслеживая каждое действие мальчишки. Вот тот посмотрел на него, вот на браслет, вот тронул побрякушку средним и указательным пальцами и тут же пресёк себя, словно чего-то испугавшись… — Ключ-контроль под охраной, с собой ношу только на выход.       — Нетипичное решение. Однако резонное. Не поймите меня неправильно, просто вы не первый куратор в моём опыте и… — психолог замешкался, подбирая слова. Замешательство Сайно не укрылось от его внимания, а потому он предпочёл обойтись более мягкой формулировкой, чем мог: — В общем, как правило, дополнительными мерами не пренебрегают. Перестраховываются.       — Могу их понять, — соврал аль-Хайтам. — Но, как я и сказал, в нашем случае в этом нет необходимости. Мой подопечный не вызывает проблем.       — Помню, вы ладите, — психолог поспешил сменить тему. — Что насчёт ассоциаций, Сайно? Сыграем в аналогии?       Сайно посмотрел на медика в немом и крайне мрачном недоумении. Очевидно, что новый, прежде неизвестный принцип работы браслета, его не порадовал. За последние дни у аль-Хайтама был тысяча и один шанс огреть его мощнейшим ударом тока — вне сомнений, такая информация не могла прийтись по нраву. Особенно, если речь шла о таком недоверчивом и травмированном человеке, как Сайно.       — Это несложно, — заверил психолог, продолжая держать дежурную улыбку. — Я говорю тебе слово. Твоя же задача — назвать как можно больше связанных с ним слов, не задумываясь. Говори первое, что приходит на ум.       Сайно молча кивнул, глядя ровно перед собой. На своего куратора он больше не смотрел.       Аль-Хайтам нутром чувствовал недосказанность между ними. Сайно наверняка метался в догадках, с какой целью от него скрыли полный набор возможностей браслета. И аль-Хайтам догадывался, какие именно домыслы наверняка возникли у него. Им бы поговорить и объясниться прямо здесь и сейчас, без лишних ушей и глаз… Но никак. Выпроводить «гостей» аль-Хайтам не мог — чревато неприятностями.       — Итак. Какие ассоциации со словом «лес» у тебя возникают?       — Укрытие, — не помедлив и секунды, ответил Сайно. Чуть погодя продолжил: — Привал. Зверь. Растения. Тропы. Дождь.       — Тебе нравится дождь, Сайно?       — Да.       — Отлично, — похвалил медик. Пациент делал успехи. — Теперь то же самое со словом «человек».       — Двуногий, — Сайно замешкался. Дело не пошло так же быстро, как прежде. А психолог всё писал и писал в своём блокноте… — Община. Селение. Оружие. Крик. Угроза.       — Ты испытываешь страх, Сайно?       — Нет. Только злость.       — Замечательно, — вновь одобрение, вновь какие-то записи. Что замечательного медик нашёл в этом ответе, было непонятно. Вскоре он продолжил: — Ассоциации со словом «дом»?       — Тепло, — на мгновение Сайно посмотрел куда-то вдаль, будто бы хотел взглянуть за окно, однако плотные шторы не дали этого сделать. Психолог настоял на теплом искусственном свете и полной приватности. Наверняка ему велели нанести скрытый визит, несмотря на то, что о дивном «чужаке из леса» знали даже гражданские. Потерпев неудачу, Сайно поник и продолжил: — Еда. Безопасность.       — Уют?       — Не знаю.       — Люди?       — Навряд ли.       — Лес?       — …Может быть.       Ловко. Медик не тыкал Сайно носом в вопросы о его прежнем быте и досуге, однако выжимал важную информацию по капле из моря, на первый взгляд, несвязных вещей. Как ни крути, а с кадрами у Академии всё было в полном порядке. С принципами не очень, но тут уж ничего не поделаешь… Не сейчас, по крайней мере.       — Постарайся сосредоточиться. Заключительное слово…       Аль-Хайтам мог проговорить его в унисон с медиком, если бы захотел. Это было очевидно. О таком в пору было бы спросить каждого бойца Академии, каждого работника штаба, каждого учёного — и каждого второго отправить на принудительную терапию, едва ответ будет получен. Аль-Хайтама — в том числе. И имя тому ключу к всеобщей печальной истине…       — «Семья».       Сайно ответил не сразу. Странно, но он даже не замер болванчиком, не вздрогнул и не принялся заламывать пальцы, как частенько делал, когда нервничал, и как очень хотелось сделать сейчас аль-Хайтаму. Вместо этого он лишь увёл взгляд в сторону, в темноту пустого прохода, за поворотом которого начиналась кухня, будто вовсе забыл, что рядом с ним кто-то находился. А потом заговорил:       — Узы. Связь. Защита…       — Кровь?       — Необязательно. Ещё верность. И доверие.       — Любовь?       — Может быть. Скорее всего. Да.       — Славно.       И никаких людей. Ни «мать», ни «отец», ни хотя бы «собрат», хотя, может, о последнем Сайно умолчал ввиду конспирации, дабы медик ничего не заподозрил.       Закругляться бы. Сколько щенок продержится молча — неизвестно, да и Сайно явственно устал. Перед тем, как начать разговор, его долго и нудно тестировали, предлагали смотреть на какие-то каракули и рассказывать, что он видел, а также провели опрос и аль-Хайтаму, преимущественно с целью узнать, какие первые впечатления у него сложились за время кураторства.       — Ты отлично справился, Сайно, — похвалил медик, перевернув листок в блокноте. Сайно поморщился от резкого звука. А аль-Хайтам про себя отметил, что вот так в открытую вести записи во время приёма для специалиста — идея не из лучших. — Ты упомянул о своей тревоге, но что насчёт позитивных эмоций? Что-то вызвало у тебя радость, интерес за прошедшие дни?       Едва ли. Аль-Хайтам слабо представлял, что могло порадовать мальчишку. Спасение щенка? Данность, а не повод для радости. Не окажись он здесь — спасать никого не пришлось бы. Может, какие-то поблажки? К примеру, аль-Хайтам таки сходил в торговый ряд за сладостями для пацана. Тому нужен был хотя бы искусственный источник дофамина, да и набрать в весе не помешало бы. Справедливости ради, с виду Сайно взаправду радовался, поедая сахарную гадость: не в открытую, без тени улыбки, но всё-таки с удовольствием. Однако это такая малость на фоне удручающей реальности…       И тем не менее, Сайно вдруг заговорил:       — На днях я нашёл карандаши и краски, мне дозволено рисовать. Мне это… нравится, — Сайно притих, что-то обдумывая.       Жёсткое «дозволено» резануло аль-Хайтама по ушам. Сайно говорил о себе, как о заключённом, и это заставляло что-то сжиматься внутри. Впрочем, задело это, кажется, только его, потому как ни медик, ни охрана, ни даже сам Сайно и бровью не повели. А ведь аль-Хайтам пытался минимизировать дискомфорт мальчишки от пребывания в неволе. Но что толку сокрушаться, если затея изначально провальная: золотая клетка — это всё ещё клетка, а уж в случае Сайно она и золотой-то не была.       — Ещё… Ещё я видел птицу во дворе. Кажется, её гнездо где-то поблизости. И, возможно, у неё скоро будут птенцы, иначе она не стала бы таскать в клюве мусор. Это заинтересовало меня.       — Тебе хочется найти гнездо?       — Да. Хочу проверить, не пустельга ли это.       Самка сокола? Аль-Хайтам встрепенулся. Странно, он не замечал никаких птиц вокруг дома. Вернее, не обращал внимания, жил ли кто-то из пернатых на его территории. А ведь у него был личный посыльный сокол… Жил, правда, в голубятне (да-да, и такая при Академии имелась). Уж не его ли наследие, часом?..       — Ты разбираешься в видах птиц, Сайно?       — Да.       — И можешь различать их по внешнему виду?       — Да.       — Это впечатляет, — медик принял глубоко заинтересованный вид. А может, и вправду подивился такой осведомленности, кто его знает. — Ты многое знаешь о лесных зверях, верно?       — Знаю о волках и псах, — начистоту выдал Сайно. Аль-Хайтам успел было занервничать, когда тот спокойно продолжил: — Ещё немного о грызунах и насекомых. Кое-что о ядовитых змеях.       — Что насчёт растений?       Что ж, отбой тревоги. Медик ничего не заподозрил. Кажется, он просто хотел разговорить Сайно, хотя, может, и собирал параллельно информацию. О дивной компании мелкого дикаря и убитой особи шакала навряд ли забыли, однако связать ту было откровенно не с чем. Ох, знали бы они, какую безрассудную вещь провернул их бравый боец, лишь бы угодить мальчишке… Только бы «вещь» не начала тявкать из подвала — с неё станется.       — Знаю о лечебных и ядовитых травах. Но только о тех, что растут в наших лесах.       — Неужто познал их свойства на собственном опыте? — излишне изумился медик.       — Подслушивал разговоры кочевых аптекарей. Иногда я их обворовывал, — пожал плечами Сайно. О том, что подобное следовало скрывать, он не беспокоился. Ну да, кто ж его теперь накажет…       — Откуда у тебя это? — аль-Хайтам не хотел пугать мальчишку, но никак иначе, кроме как подкрасться сзади, поступить не мог.       Весь вечер Сайно сидел притихший и чем-то занимался. Аль-Хайтам время от времени слышал шелест бумаги и решил было, что тот вновь предался творчеству, однако, в очередной раз проходя мимо веранды (которую Сайно основательно облюбовал), не заметил при подопечном ничего, чем тот мог бы рисовать. Тогда-то и пришла мысль подсмотреть.       Увиденное, мягко говоря, ему не понравилось. А если точнее, то разозлило до чёртиков.       — Ты что, стащил это из моего стола? — строго уточнил аль-Хайтам, вырвав из рук замершего Сайно знакомую вещь. Он совершенно точно хранил её в ящике под замком! — Как давно ты повадился воровать, а?       — Я не… — Сайно замотал головой, смотря широко раскрытыми глазами. Его, точно мышь, поймали с поличным. — Это случайность! Ты не говорил, что туда нельзя… А я… Мне просто стало интересно!       — Я не говорил, а ты и рад сунуть нос туда, куда не просили, — аль-Хайтам поморщился, на автомате прижав то, что отобрал у Сайно, к груди.       И как он не заметил? Как этот мелкий наглец умудрился залезть в стол и остаться незамеченным? Аль-Хайтам остро реагировал на любые звуки, особенно на миссиях либо в стенах родного дома, а выдвижные ящики скрипели от старости, потому что он всё время забывал смазать их. И тем не менее, Сайно не впервой умудрился обойти его, сам о том не догадываясь. Правда, на этот раз вышло не так уж гладко как для него, так и для аль-Хайтама.       — Это ведь…? — начал было Сайно, робко указав на заветную вещицу. Осмелился, надо же.       — Забудь, — сухо кинул аль-Хайтам и отстранился.       Слишком личное. Слишком больное. Он не мог обсуждать это вот так ни с того ни с сего, тем более с Сайно. Тот не поймёт, потому что подобного не переживал, да и не должен был понимать, ведь приходился, в сущности, чужаком. А безразличие в ответ на подобную откровенность аль-Хайтам навряд ли потерпел бы. Даже у него, матёрого вояки с местами чёрствым сердцем, были свои слабые места. И трогать их кому попало он не даст.       Альбом с фотографиями был спрятан в тайник под паролем — туда же, где хранился ключ-контроль. Туда, куда Сайно не залезет ни при каких обстоятельствах. Разумеется, он и так успел увидеть предостаточно, но больше, к своему же счастью, об этом не заикался. Аль-Хайтам же предпочёл сделать вид, будто ничего не произошло.       То было за день до визита людей из Академии.       — Поговорим о твоём прошлом, если ты не возражаешь?       — Возражаю.       — Будет тебе. Я лишь задам пару вопросов. Воспоминания — ключ к ответам на многие дилеммы нынешнего, знаешь?       — У меня нет дилемм. Я против.       — Хотя бы попробуем, Сайно, — медик широко улыбнулся, начиная переигрывать. Поди успел расслабиться? Зря. Сайно говорил с ним лишь до тех пор, пока не касались того, что сидело у него в душе. В этом они с аль-Хайтамом были схожи, а потому тот ничуть не удивился резкой смене всеобщего настроения. — Отвечай по мере желания, идёт?       Сайно неопределённо пожал плечами. Очевидно, ответов либо не будет, либо их придётся тащить из него тисками.       — Итак, приступим, — с деланным энтузиазмом психолог подался вперёд. — Ты помнишь своих родителей, Сайно?       — Нет.       — Кого-то из родственников?       — Нет.       — Может, помнишь, с кем жил до… кхм, своего кочевания?       О да, отличная замена неудобной правде. Озвучивать тот факт, что Сайно избегал общества людей и сидел здесь не иначе как на принудительной основе, никто не собирался. Кажется, даже Сайно волей-неволей принял правила этой нечестной игры и только нахмурился.       — Был же кто-то, кто помогал тебе? — продолжил выискивать лазейки психолог, когда молчание затянулось.       — Не помню.       — Люди помнят себя, начиная с четырехлетнего возраста, а порой и раньше. Ты уверен, что тебе совсем нечем поделиться?       Сайно кивнул.       — Что ж… может, поговорим о времени более позднем? Что насчёт жизни в лесу? Ты всегда был один?       — Всегда, — Сайно не стал говорить даже о своём зверье. Выходит, и вправду понимал, чем могло обернуться одно неаккуратное слово. Это хорошо. — Люди — паразиты. Не хотел связываться.       — Но ты же был в селениях, хотя бы в небольших?       — Был. Ходил за провизией, если на тропах не находилось кочевников с нужным товаром.       — Что ты проедпочитал брать у них?       Брать? Как мило. Медик закрывал глаза на факт воровства — хоть где-то хватило ума. Охрана за его спинами выражала недовольство одними взглядами, но молчала.       — Еду. Лекарства. Иногда одежду или тёплые изделия. Зимой было холодно, а в сезон дождей ткань не успевала просыхать и портилась.       Сайно объяснял причины своих действий, надо же. Таки осознавал, что, в отличие от куратора, чужие люди могли передать информацию, кому надо. Особенно те двое в форме, что вызывали у него непроизвольную дрожь и мурашки.       — И ты ни разу не выходил к людям в открытую? Ведь тебе могли помочь.       — Не хотел.       — А сейчас?       — По-прежнему не хочу. Но… — Сайно вдруг перевёл взгляд со своих коленей на аль-Хайтама. Посмотрел глаза в глаза. Обернулся к медику. Тихо заключил: — Терпимо. Я не собираюсь бежать.       — Но мысль о побеге была?       — Изначально. Сейчас — нет. Я просто хочу, чтобы всё это закончилось, — ближе к концу голос Сайно начал угасать. Казалось, он говорил обо всём и сразу — и о сеансе, и о своём заключении.       — Мне кажется, на сегодня достаточно, — не успев обдумать, твёрдо заявил аль-Хайтам. Он не утверждал и не гнал, однако всем присутствующим в комнате стало тотчас ясно, что дальнейшей беседы не состоится.       — И вправду, что-то мы засиделись, — медик в сотый раз растянулся в улыбке и хлопнул себя по коленям, обозначая намерение встать.       Первый сеанс был окончен. Сколько подобных ещё намечалось — неизвестно. Аль-Хайтам надеялся, что немного, хотя, признаться, изначально он ожидал куда худшего расклада. Только бы не меняли специалиста.       — Можно вас на пару слов? — подозвал его медик уже на выходе из дома.       Сайно и не посмотрел в их сторону. На попытку попрощаться он ответил тишиной.       Аль-Хайтам вежливо кивнул и проследовал наружу, на крыльцо. Там было свежо после недавнего ливня. А ещё там их не мог подслушать Сайно.       — Что ж, господин Секретарь… — начал психолог в официозной манере. Аль-Хайтам всё никак не мог вспомнить его имени, хотя тот представился ещё по прибытии в дом. Видимо, так и придётся звать его про себя «док». — Признаться, не ожидал.       — Всё настолько плохо? — без особого интереса протянул аль-Хайтам. Если они разговаривали, значит, подопечного не собирались забирать (по крайней мере сейчас) — остальная же «критика» его мало волновала.       Однако ж.       — Отнюдь! — с неожиданным энтузиазмом отмахнулся медик. — Всё куда лучше, чем я ожидал. Юноша идёт на контакт, выражает мнение, чётко формулирует мысль и выстраивает логические цепочки. Кроме того, вам удалось добиться его расположения.       — Расположения? — переспросил аль-Хайтам, прищурившись. Что-то он не замечал никакого расположения в свою сторону. Смирение — куда ни шло, но не более.       Однако медик продолжил настаивать:       — Разумеется, вы не близки, но, поверьте, то, как ваш подопечный ведёт себя рядом с вами — показатель позитивного влияния. Честно говоря, впервые сталкиваюсь с положительной динамикой в ходе программы кураторства…       Психолог стушевался, судя по всему, вспомнив что-то не очень приятное. Никак, всех предыдущих кураторов и их подопечных? Аль-Хайтам, если честно, и знать не хотел. Ему было достаточно того, что его на миг приравняли ко всей той своре варваров, что издевались над несчастными и игрались с контрольным браслетом, аки с игрушкой. Хуже всего то, что психолог говорил об этом, как о чём-то привычном и нормальном. Устоявшемся. И от этого аль-Хайтама без преувеличения тошнило.       — Он боится прикосновений. Не терпит физического контакта без острой необходимости. С этим можно что-то сделать? — таки решился спросить аль-Хайтам. Док был частью системы, но до испорченного звена не дотягивал. А, значит, с ним можно было работать сообща.       — На данный момент не вижу причин для беспокойства, — медик легко пожал плечами. — Мальчик долгое время находился вне социума, ему нужно время. В конце концов, не забывайте, что и среди обычных людей встречаются те, кто не переносят прикосновений. А у мальчика, к тому же, наблюдаются черты психастении…* Впрочем, время покажет, так ли это. Быть может, всё обойдется малой кровью.       — Думаете, у него есть шансы на полноценную адаптацию? — аль-Хайтам понизил голос. Охранники, стоящие подле крыльца, тихо переговаривались между собой, но всё ещё могли при желании расслышать их.       — Восемьдесят процентов из ста, что да, — уверенно заявили в ответ. — А пока что прошу вас проявить терпимость. Первостепенная причина отклонений в поведении вашего подопечного — самозащита, он это не контролирует. В лучшем случае его психологические барьеры постепенно ослабнут, в худшем — к ним добавятся новые. Всё зависит от вас.       — Сами видите, я стараюсь. Потому и прошу о консультации.       — Это и удивляет.       Оба мужчины замолкли на какое-то время. Каждый думал о своём. Аль-Хайтам — о том, как стоило поступить, когда он вновь останется один на один с Сайно. Поговорить с ним? Обсудить всё озвученное в ходе сеанса? Или же без лишних телодвижений сдобрить горькую пилюлю парой-другой его любимых конфет? Хорошая стратегия, если опустить момент недосказанности. А может, Сайно вовсе стоило оставить в покое до завтра? И так натерпелся…       — Не оставляйте его одного, если взаправду рассчитываете помочь, — будто прочитав его мысли, пресёк медик. — Избегайте давления, но не бросайте его наедине с собой. Он не в порядке. Изолированная личность заболевает лишь сильнее, потому как заперта наедине со своим больным разумом. Сайно нуждается в стороннем источнике психической нормы.       — Думаете, я — подходящий источник?       — Учитывая невеликий выбор… полагаю, что так. Хотите поговорить об этом?       — Не думаю.       — Ваше дело. За сим позвольте откланяться. Вас оповестят о следующем визите заранее.       — Благодарю.       Они распрощались.       Аль-Хайтам какое-то время смотрел вслед уходящим, пока те не скрылись за поворотом между домами. Пара охранников оглядывались с подозрением до последнего, и это не очень-то ему понравилось. Хорошо, что он не сцепился ни с кем по привычке. Как показывала практика, подразделение охраны — практически поголовно отмороженные типы. Хуже них только тюремщики.       В доме Сайно не оказалось. Пса в подполье, разумеется, тоже — дощатый люк был закрыт, но не на затвор.       Оба оказались на заднем дворе.       — Я выпустил его. Он уже скулил, — поспешил оправдаться Сайно, наблюдая за бегающим в мокрой траве псом. Но к аль-Хайтаму поворачиваться не стал.       — Правильно сделал, — ровно отозвался аль-Хайтам.       Они говорили тихо. Напряжённые нервы, точно струны, грозились сорваться с креплений — только дай им повод. Оба не терпели подобных вторжений: аль-Хайтам — в родную обитель, Сайно — в собственную голову. Оба — в личное пространство.       Сайно стоял спиной, обняв себя руками. Замёрз? Оборонялся? Если так, то от кого? То остаточное или новое, только что предпринятое — та самая самозащита, очередной барьер, через который только и оставалось, что пробиваться, притом чутко и осторожно, ни в коем случае не напролом? А за ним наверняка поджидала ещё сотня-другая подобных, высоких и прочных…       Аль-Хайтаму нестерпимо хотелось курить. Щёлкнула зажигалка. Первая затяжка приятно обожгла гортань, следующая — ударила в голову. Так-то лучше. Ему бы в постоялый двор, где благовония и куртизанки, алкоголь и возможность отпустить себя… Но пока нельзя. Заточён на ближайшие месяцы без права жаловаться. Не тогда, когда рядом был тот, кто находился в заточении взаправду.       — Ну, ты как? — вопрос — точно выстрел в воздух. Аль-Хайтам не целился, не особенно рассчитывал попасть хоть куда-то.       Однако рикошетом прилетело:       — Никак.       Всё, как тогда, в ту ночь, когда он впервые приблизился к Сайно — и стал первым, кому это было дозволено. Ему доверились? Разово, быть может. И исключительно из безысходности. Сейчас — по-другому. Сейчас Сайно сам решал, открыться или нет, довериться или оттолкнуть. К нему в душу продолжали лезть, и только он решал, кого впустить. Мозгоправ получил от ворот поворот. А аль-Хайтам?       — Хочешь обсудить? — предложил он наобум. Плевать, что именно обсуждать. Главное, чтоб Сайно не ушёл в себя. Если верить словам медика, там для него небезопасно.       — Почему ты не рассказал? — Сайно обернулся с честным вопросом во взгляде. Не обвинял, но подозревал. И, кажется, на что-то надеялся.       — Сам подумай, — выпустив дым, начал аль-Хайтам. Впервые он ощущал, что разговаривает с Сайно, как со взрослым. Впервые Сайно выглядел на свой возраст, пускай с точностью тот так и не определили. — Если б я рассказал, ты бы только и делал, что ждал подвоха. Боялся бы сказать и слово поперёк. Остерегался. Оно нам надо?       «Нам». Это — их дело. Это касалось не только желаний аль-Хайтама или благополучия Сайно. Это — их общая напасть. У них один враг, но каждый ли из них понимал это одинаково хорошо? Сейчас, в эту минуту аль-Хайтам жалел, что не мог выдать всё начистоту. Чем меньше Сайно знал — тем ближе к черте безопасности находился. Да и так было надёжнее. Проговорится — и пиши пропало. Аль-Хайтам и без того слишком многое ставил на кон. И не только он.       Сайно потупился. Умом он наверняка понимал, что резон в чужих доводах был. Ложь — неприятное явление, но ложь во благо — редкое исключение. Пора бы ему ознакомиться с подобными тонкостями взаимоотношений.       — Всё прошло хорошо? Я справился? — помедлив, спросил Сайно. Ведь перед медиком он мог только импровизировать, тогда как аль-Хайтам скорее создавал иллюзию безопасности, нежели был реальной страховкой. Сайно если и не понимал изначально, то догадался об этом в процессе. А теперь переживал.       — Всё в порядке, пацан. Ты справился, — подтвердил аль-Хайтам, выдыхая очередную порцию дыма в сторону. Сказать бы Сайно отойти… но тогда они потеряют контакт. — Но в следующие разы от тебя будут требовать всё больше ответов. Увиливать долго — не выход.       — Нужно говорить им правду?       — Нужно думать, как скрыть её, не соврав.       Сайно удивлённо посмотрел на него. В его глазах плескалось неверие и вопрос. Вскоре он задал его:       — Позволишь мне не говорить?       — Смотря, о чём речь. Многое можно обставить таким образом, что факты не сыграют роли. Истина в деталях. Только тебе решать, какие из карт вскрывать.       — Как с рассказом про псов?       — Да… Да, как с ним.       Аль-Хайтам усмехнулся. А ведь Сайно взаправду ловко обошёл стороной щекотливую тему, принявшись болтать обо всём и сразу: о птицах, растениях, торговцах…       Смышлёный малый. Ежели психолог не соврал и интеграция Сайно в общество свершится — он далеко пойдёт. На это указывали множество черт, раскрыться которым в полной красе ещё лишь предстояло. Только бы те перевесили то, что обозвали «барьерами». Как бишь там медик выразился… «психастения»? Аль-Хайтаму срочно требовался справочник по общей психологии.       — Выходит, можно врать, когда не хочешь говорить?       — Не совсем так, — аль-Хайтам откинул окурок в траву. Опомнился. Поднял и скинул в пепельницу. Не хватало, чтоб щенок сожрал эту гадость… — Скорее, недоговаривать. У лжи есть один огромный минус, пацан — в ней ты обязательно рано или поздно запутаешься.       — Но ведь ты соврал, когда сказал, что останешься.       — Я сказал, что ты боишься игл. Разве это ложь? Ведь ты боишься игл.       — Да, но… — глаза Сайно забегали. Он будто что-то выискивал в чужом лице. От этого пристального внимания аль-Хайтаму стало не по себе. Выкурить ещё одну?.. — Значит, недоговаривать. Ясно. Но когда это можно?       — Когда трогают то, что нельзя. Твоё прошлое — твоя неприкосновенность.       Повисло молчание. Только Саб негромко рычал в стороне, охотясь на бабочку.       Сайно вновь впился взглядом себе под ноги. Совесть грызла его, это точно. Аль-Хайтам, мысленно выругавшись, потянулся за новой сигаретой. Покупные — такая мерзость… Он крутил в разы лучше.       — Я хотел извиниться, — решился произнести Сайно, когда аль-Хайтам выкурил треть. — Тот альбом…       — Сказал же, забудь. Считай, что ничего не видел.       — Но я ведь видел, — Сайно поднял виноватый взгляд. Если порой он был похож на сову, то сейчас — вылитый его четвероногий друг, разве что мордашкой куда симпатичнее. — Тронул то, что нельзя. Извини.       — Проехали, — аль-Хайтам примирительно махнул рукой. Он не злился. В моменте — да, но в общем… Это же Сайно. Он и не понял поди, что произошло — дошло только сейчас, когда прямым текстом сказали: «Нельзя!». Когда на своей шкуре прочувствовал, каково это — когда лезут не туда.       Поделом. Ещё один хоть и горький, но полезный опыт.       — Пойдём в дом? — Сайно вдруг подступил ближе. Сам. — Я голоден. И Саб тоже.       — Идите. Я скоро.       Но Сайно не ушёл.       — Не нужно, — попросил он и коротко помотал головой, протянув руку. Хотел коснуться?.. Нет. Лишь забрал сигарету прямо изо рта, едва не задев раскалённый кончик… и таки задев чужие, чуть сухие, а теперь в удивлении приоткрытые губы. — Тебе же не нравится их курить.       — Как ты…?       — По тебе видно, — Сайно неловко потушил сигарету о стеклянное дно пепельницы. Закончив, вновь поднял честные глаза: — Пойдём?       Аль-Хайтам, наверно, до того ошалел, что только поэтому и пошёл — вслед, за Сайно, будто вели за руку и отказаться было нельзя. А ведь Сайно не имел права не то что высказываться, а даже заикаться насчёт чего-то подобного. Кому какое дело, что и сколько аль-Хайтам курил, а, главное, нравилось ему это или нет? Он делал только то, что хотел. И в тот момент он… хотел курить?       Тогда почему безропотно пошёл за Сайно? И почему не сказал ему ни слова даже тогда, когда вернул себе способность говорить чётко и мыслить последовательно? Ведь нужно было пресечь, поставить на место и дать понять, что его, Сайно, слово — не решающее в этом доме. Что вить верёвки не получится. Что аль-Хайтам за такое мог и наказать, и вообще…       — Хочешь, помогу тебе с готовкой? — без задней мысли предложил Сайно, дойдя до кухни. В его руках уже блестел и шуршал конфетный фантик. Когда успел? — Я мог бы попробовать помыть посуду или подавать тебе что-нибудь. Хочу мяса. Острого. И ещё…       Сайно принялся расписывать, как, что и в каких количествах хотел бы съесть. Кажется, его отпустило. Нервное ожидание вторжения в их устоявшийся мирок, напряжение во время беседы, неприятный осадок после — всё ушло. А им всего-то нужно было поговорить. И аль-Хайтам, обдумывая всё это, смотря на Сайно, слушая его непривычно активную, местами сумбурную речь, и наблюдая за его метаниями по кухне, всё отчётливее осознавал…       — И тофу! Мы добавим тофу? Можно разогреть и смешать с травами, получится почти соус!       — Будь по-твоему.       …Осознавал, что ничего-то он в самом деле не сделает. Какие наказания, какие пресечения? Аль-Хайтам впервые за долгое время видел кого-то столь открытого и закрытого одновременно. Возможно, впервые в жизни. Такую чистую душу, — и обидеть?       Увольте. Аль-Хайтам мог тысячу раз заявить о себе как о бездушной военной машине, но когда дело касалось подобного, вектор его мыслей и чувств менялся сам собой. Для него были вещи, безусловно неприкосновенные. Например, его прошлое. Воля. Принципы. Убеждения. Близкие люди. Много чего, если подумать. А теперь ко всему прочему, кажется, норовил прибавиться ещё и Сайно…       Одним больше, одним меньше — не беда.       Ведь так?..