Лето без надзора

Игорь сидит на трибуне баскетбольной площадки, осматривается вокруг и не верит. Уже послезавтра Игорь уснëт в своей квартире, один, никем и ничем не тревожимый под звуки любого сериала, который попадётся ему и в сюжет которого он даже не попытается вникнуть. Грому больше не придется (до начала учебного года, конечно) вставать ни свет, ни заря, разлепляя глаза, наскоро умываясь в общем умывальнике, и вываливая в свежий воздух, пропахший смолой и травой, чтобы покурить за углом. Нет, Гром встанет ближе к обеду, съест что-нибудь похожее на завтрак и… Будет сидеть в телефоне? Нет, там Дима вроде ещё периодически что-то пишет, пусть и не в таких количествах. О! Он пойдет на пробежку. О том, что пробежка это часа полтора от дня Игорь старается не думать. Других занятий в голову пока не идëт.       «Нечем заняться» — звучит по меньшей мере странно и будто даже незнакомо. Придется парню смириться с новой реальностью. Он смотрит на холодный вечерний лагерь. Все вокруг в радостном оживлении, будто все хотят согреться. Но на самом деле такая активность и голосистость детей вызвана волнением перед последней дискотекой смены. Там будут все отряды, все вожатые, все… Он пытается представить себе эту толпу в зале, шум музыки в ушах, напуганные взгляды, когда объявят тот самый медляк — последний на смене, последний шанс.       — Я вернусь домой послезавтра и ей уже можно будет созваниваться, думаю. Мне так сказали, когда я утром позвонил, — делится сидящий рядом Шура. Он от Игоря не отлипает со вчерашнего вечера. Игорь прекрасно понимает причину, поэтому не противится. Тем более, что со стрессом Шура справляется очень достойно.       Прямо перед ними на заасфальтированном пространстве, где краской намечена баскетбольная площадка играет в вышибалы отряд Олега и Вадика. Игорь пришёл посмотреть… Сейчас ему всё равно нечем заняться. Он наплëл Лере, что голова болит, хочется воздухом подышать. Ага, воздухом… Игорь смотрит на малиновый затылок сидящей внизу Юли которая делает фотографии. Игорь думает, что все эмоциональные встряски на смене прошли, можно вздыхать. Разговор будет, он этому, если надо, поспособствует, но навряд ли во второй раз сказать то же самое будет сложно.       На улице как-то не по-летнему прохладно — малышня ходит аж в ветровочках и тёплых меховых кофтах. Игорь живо представляет, как Олег застегивает все эти кофточки и вспоминает, до чего дети любят его… Хороший знак. К плохому человеку они бы не тянулись. Сам Игорь сегодня забил на рабочий дресс-код. Сидит в джинсах и любимом сером худи.       — А чë вы сегодня не общаетесь ни с кем… Весь день один, — Шура выразительно кивает на увлеченного игрой Олега и Игорь внутренне радуется, что этого жеста никто не видел, — Все знают, что вы с Олегом и Серёжей дружите.       — Да там… Повздорили, — Игорь внутренне угарает как сумасшедший — да если Шура знал, почему они повздорили.       Игорь шмыгает холодным носом и едва не смеётся — со стороны это выглядит так, будто вот-вот заплачет, наверное. Господи, ну какой же он дурак! Он был бы так счастлив с ними двумя, никаких сомнений в этом он не испытывал. Почему-то только здравый смысл кричал Грому неустанно: Стой! Опять обожëшься.       Гром исподлобья смотрит на раскрасневшегося то ли от холода, то ли от бега, хохочущего до одышки Олега, и у него от этой картины реально бабочки в животе. Волков бегает со своими девятилетками, сам как пацанëнок со двора, большой ребенок, дразнит и подначивает Вадима, получает за это от него мячом прямо в спину, выбывает из игры, но не перестаёт весело комментировать происходящее. Игорь крепко, до боли сжимает пальцы в замок.       — Ты справишься один в первое то время? Кто-нибудь надо чтобы пришёл, бабушка там, дедушка… Долго мама будет в больнице?       — Да я не один, я с отцом и мачехой живу, — охотно делится подросток, — К матери раз в два-три месяца езжу, чисто помочь там чем-нибудь. Ну или если что-то такое вот, серьёзное, могу приехать. У неё кроме меня никого нет, — как-то ненавязчиво рассказывает он.       — А, вон оно что… — Игоря успокаивает мысль, что парень хотя бы не в этом клоповнике живёт, — Ладно, — он видит, что в утешения Шура не нуждается, а это уже хорошо.       Олег вдруг оборачивается, видимо затылком почувствовав излишне пристальный взгляд с трибуны. Закатное солнце совсем немного золотит его чëлку и играет бликами в чёрных глазах. Игорю начинает казаться, что он кончиками пальцев чувствует его кожу, как обводит медленно скулы, немного колючие от щетины, как касается кончиков волос, трогает пряди, ощущает их удивительную мягкость и не нарушив привычной небрежности в его причёске, оглаживает его, оставив руку на затылке.       Они смотрят друг другу в глаза наверное всего секунды три. А Игорю становится заметно теплее, будто укрылись чем-то. У Олега в глазах злости нет. Это уже что-то да значит.       — А из-за чего поругались?       — Неважно, — отмахивается Игорь, не замечая, что сидит и улыбается, как блаженный.       — Так если неважно, может, помиритесь?       — Может…       Игорь оборачивается к нему и вдруг хватает его заученным приёмом, прижимая к себе, не даёт вырваться и взбивает синюю шевелюру Воскресенского с отросшими темно-русыми корнями. Парень в ответ делает то же самое, а затем лезет в свою поясную сумку. Он протягивает Грому сигарету каким-то очень уж детским и доверительные жестом — держа за кончик тремя пальцами, как карандаш. Вожатый отрицательно мотает головой.       Парень хочет сделать тут ещё кое-что, прежде чем уходить в корпус на сборы.       Они спускаются с трибуны вместе и Игорь остаётся на первом ряду, глядя вслед парню. Игорь осматривается немного воровато, будто хочет сделать что-то запрещенное. Младшие так же играют на площадке, но наверняка скоро пойдут собираться на дискотеку.       Он подходит к Юле, садится рядом будто хочет завести диалог. А сам внимательно смотрит по сторонам. Красота. Солнце наливается насыщенными оттенками оранжевого, уже касаясь кончиков деревьев, плотным кольцом окружающих территорию лагеря. Десяток птиц пролетает, мелко хлопая крыльями. Видны лишь их силуэты.       — Можно мне тоже? — спрашивает Гром у Пчелкиной, которая увлечённо щелкает что-то в камере, просматривая отснятое за день, — Тоже попробовать хочу.       Она охотно доверяет ему камеру, показывая, куда нажать, чтобы сделать снимок. Игорь снова осматривает мир вокруг них, но теперь иначе. По-новому, через объектив.       Парень никогда не был в летних лагерях в детстве. Но почему-то, по какой-то неуловимой причине всё вокруг него вызывает ностальгию по тому, чего никогда не было. Какое-то чувство, приятной тоски, желание вернуть и снова пережить. Он дико скучает по летним каникулам, по укусам комаров по согревающему лицо и бьющего в глаза солнцу, по выгоревшим волосам и веснушкам, собравшимся в кучку на носу и показывающимся только летом.       — Тебя выбили! — обиженно-весело кричит Олег Вадику под одобрительное гудение своей команды, — Уходи давай!       — Да ладно-ладно, — отвечает Вадик разводя руками и отмахиваясь от злорадствующего Олега.       Звонкость детских голосов, шёпот деревьев, крики и пение птиц… Игорь чувствует, что глаза совсем чуть-чуть намокают. Непонятно только, что именно его так растрогало.       Он делает несколько снимков Олега в окружении азартной детворы и ещё одну, где Волков готовится бросать мяч, как всегда вполсилы, чтобы никого ненароком не зашибить. А мелкие так и норовят подставиться. Игорь делает ещё парочку портретных фото. Надо будет попросить потом у Юли. Что Игорь будет с ними делать, он не знал, но почему-то хотел.       — Вау, — Юля заглядывает ему через плечо и видит последние несколько снимков. Игорь послушно передаёт камеру ей.       — Слу-у-у-ушай… — тянет она, — У Олега такие черты лица ровные. Никогда не замечала. Красивый он.       — Надо будет скинуть ему, — кивает Игорь, — Правда хорошие фотки.       Гром тяжело вздыхает и нехотя поднимается на ноги. Ему хочется кричать, как никогда раньше. Кричать от осознания собственного счастья! Кажется, период неопределенности кончился.       Он ловит взгляд Олега и совсем едва улыбается ему.

***

      Ночью было на удивление тепло. Игорь танцевал со своим отрядом так, будто самому было шестнадцать лет, становилось жарко, медленно, но верно. Игорь скачет с ними в кругу, держась за плечи с одной стороны Кира, с другой Шуры и орёт текст песни, интуитивно угадывает слова — текста не знает. И так уже третью или четвёртую композицию подряд. Удивительно. Видимо, это магия осознания, что конец не за горами. Гром дожидается первого медляка, чтобы передохнуть и поворачивается к дверям, видя, как Лера стоит у стены в объятиях Вадима, о чем-то с возлюбленным беседуя, постоянно прижимаясь к уху парня, чтобы он слышал. Они больше не скрывались, все и так всё знали. Счастливые, одним словом.       Игорь чуть прикрывает глаза, пытается проглотить слюну, но во рту сухо. Ему хорошо и спокойно, что удивительно, хотя сердце ещё продолжает скакать выше нормального ритма. Да, в тишине и темноте было бы получше.       — Кир, оставляю вас с Лерой. Хочу один прогуляться. Окей? — парень, выслушав его понятливо кивает, жестом показывая, что всë «замëтано». Уходя Игорь видит, какими голодными глазами парень смотрит за Олей, которую в шутливом танце кружит её подружка.       Под огромной круглой луной Игорю становится совсем спокойно. Он полностью отпустил стресс, который преследовал его в конце учебного года, эти бесконечные экзамены, размолвки с Димой, потом это мучительное расставание… Всë наладилось. Да и начинает казаться, что здесь всё тоже улажено верно. В отношениях с парнями, если так можно сказать, он сегодня-завтра поставит точку. Поблагодарит, конечно, но на этом всё. Это будет, как сказал бы отец, по-пацански. Правильный поступок. Чтобы никого не обманывать. Так будет лучше.       Дверь за спиной Грома хлопает. Игорь инстинктивно оборачивается на звук и едва не падает, чуть не сшибленный с ног одной очень привлекательной личностью. Уже через секунду Игорь обнаруживает себя крепко прижимающим к себе Серёжу, который вцепился в него, как маленький. Он сильно обнимает Игоря за шею и обвивает талию ногами.       — Ты чё?       — Поговорить хочу, — Серёжа говорит и его острый подбородок бьётся об плечо Игоря, — Мне всё кажется, что ты ошибаешься, — чуть отстранившись, чтобы видеть глаза Грома, серьезно вещает Разумовский. Игорь вроде хочет смущенно отмахнуться — ну кому и откуда знать, прав он или нет, кроме него самого — но почему-то не делает этого. Решает выслушать.       Игорь цокает, чуть подкидывает Серёжу, чтобы перехватить поудобнее и вместе с ним движется к площадке у старшего корпуса. К счастью, в лагере абсолютно пусто и никто не увидит их в таком… Забавном и близком положении.       По дороге Разумовский молчит, терпеливо выжидая, когда они придут туда, куда хочет Игорь, и между ними так и сквозит несказанными словами, которые рвутся наружу, как птицы из клетки. Ощущение, что диалог уже начался, только невербально. Разумовский кладёт голову на плечо Грому, наблюдая, как удаляется от них корпус, из окон которого бьют разноцветные огни — розовые и сиреневые. Он весь расслабляется, доверяет. Игорь это чувствует в мягких, тонких руках и спине. На секунду кладёт голову на спину парню будто по привычке, но тут же запрещает себе.       — Он тебя не потеряет? — спрашивает Игорь, поставив Серёжу в песок у качели.       — Он знает. Сначала сам собирался идти, но ты же знаешь его… — Серёжа смущенно усмехается.       — Да, я бы получил один перелом и по пачку засосов. Он слишком уж темпераментный.       Серёжа смеётся над его словами как над шуткой, хотя Игорь нихрена не шутит. Он реально так считает. Разумовский садится на качель, отталкивается ногами от песка, начинает раскачиваться и приглашающе тепло и с ожиданием смотрит на Игоря.       Игорь покорно садится на соседнюю качель, догадавшись, что разговор будет не коротким и навряд ли о чем-то кроме них.       Гром поднимает голову и недолго разглядывает бездонную глубину тëмно-синего неба. На ней просыпаны кем-то неосторожным, как сам Игорь, миллионы звёзд. Их тут видно намного лучше, чем в городе.       — И все-таки ты себя недооцениваешь, — начнает Серёжа, выбрасывая свои длинные ноги, будто пытаясь допрыгнуть до неба, — Но мы правда влюблены в тебя, — взявшееся из ниоткуда эхо подхватывает именно эту фразу, — Мне нравится в тебе всё… Абсолютно всё, — Игорь морщится, боясь, что это только лесть, — А Олега я знаю, как себя, у него же на лице всё написано!       — Я не говорил, но просто… Помнишь, я говорил о бывшем? — он утвердительно кивает, — мы расстались за неделю до смены. Я думаю, я только пытался заменить его кем-то, — Игорь уже сам жалеет, что завёл разговор о Диме, но что поделать, нужно объяснять причины, — Понимаешь?       Он резко, но без угрозы тормозит, встряхивая рыжей копной, — Ладно, все мы взрослые люди. Записывай наши номера. В телеграмме найдëмся, — Серёжа лезет в карман широких брюк.       — Да, да, давай.