Пять раз Роберта Штицхена

— Я тут читал журнал.

Там было про чувака,

который жутко хочет переспать

со своим лучшим другом. Угар!

— Угар!

— …

— …А что они ему посоветовали?

(с)

      

      Редко случалось так, чтобы они с Бертом вместе выезжали на труп. Отчего-то случай лишь время от времени настолько близко пересекал их на службе. Похоже, именно поэтому Роберт далеко не сразу узнал, что в судмедотделе работает некий доктор Хаутдезерт — лишь только когда они, около года назад, оказались за оградительной лентой.       Тело обнаружилось в восьмом часу вечера: Штицхен ещё не успел сдать смену, а Хаутдезерт ещё не отработал своё суточное дежурство.       Бригада криминалистов закончила работу почти к полуночи.       — Домой отсыпаться? — спросил Роб.       Хаутдезерт задумчиво скомкал использованные перчатки.       — Сперва хотел выпить стаканчик чего-нибудь. Ты со мной?       Роб взглянул на наручные часы. Торги с собой начались быстрее, чем он их осознал. Заскочить в гости к Хаутдезерту? Чисто символически. Просто расслабиться. Просто потрепаться о какой-нибудь скучной еботне. Ни капли в рот, ни сантиметра в жопу!       — Я сегодня не пью.       — Тогда по кофе?       — Только если ненадолго.       Собственно, а почему бы и нет?       Давняя проблема состояла в том, что Роб совершенно не понимал: почему нет? И поэтому раз за разом оставалось только «Да».              

***

      — …подожди-подожди, — перебил Берт. — У меня это всё ещё не играет в голове… С помощью машинного обучения компьютер сам находит преступника в сети?       — Есть алгоритм, который анализирует огромный массив данных. С помощью него отыскивают каналы в интернете, где обмениваются незаконными материалами с участием несовершеннолетних.       — Детской порнографией… — перевёл на прямолинейный язык Хаутдезерт. — Так. И? Каким именно образом прога анализирует все эти форумы и находит порнографа?       — По «собачьим свисткам», к примеру. Это слова с двойным смыслом, которые поймёт только узкий круг лиц. Переписки сохраняются в базе данных и прекрасно находятся, даже если сообщения удалены самим пользователем.       — Что попало в интернет, навсегда останется в интернете.       Роб активно кивнул.       — В этом вся и мякотка. Самые подозрительные пользователи идут на ручную обработку: с ними полиция уже пытается подстроить личную встречу, — Роб допил свой кофе и растянулся в кресле. — Существуют ещё программы, которые присваивают фото и видео с детьми цифровой отпечаток. Он позволяет отследить изображение, даже если из него сделали копию, обрезали, наложили фильтр или как-либо по-другому изменили.       — Разве прогру нельзя хакнуть? Или хотя бы перехитрить и зашифроваться так, чтобы на тебя не вышли?       — В случае, когда ты её и разрабатывал, допустим. Кто собирает, тот обычно и знает лазейки. Простой юзер в большинстве своём не разберётся. Слишком уж прога хитроёбская.       — А если порнограф затесался, скажем, в ваших полицейских рядах, с его поиском возникнут проблемы?       — А с такими дельцами среди «своих» в каждой сфере проблемы.       — Кстати, да. Самые проблемные пациенты — это те, кто знает, как прогнуть систему. Обычно они бывшие или нынешние специалисты. Я знал медсестру, которая колола себе спирт под кожу, чтобы появились некрозы. А другая, прежде чем попасть ко мне на стол, наглоталась фентанила, чтобы загнуться от почечной недостаточности.       Сегодня Хаудезерт был каким-то особенно учтивым. Общался чуть ли не с нежностью, словно искал полного расположения. Долго смотрел на Роба, этой привычкой наводя на него странную панику. Робу не нравилась эта формулировка, но в его направлении наверняка навострили свои гомосекские лыжи. Знаком он уже с вот этими вот хаутдезертскими штучками. Сначала — кофеёк, потом — на хуёк…       К тому же, Берт не отнимал от него своих рук, находя предлоги так или иначе дотронуться до Роба. И хотя Штицхену было несвойственно сомневаться в себе, он вдруг задумался: вот охота же Хаутдезерту тратить на него столько вечеров. Разве у такого жопокрута нет толпы ёбарей, готовых предложить куда больше унылой возни в штанах? Впрочем, Роб быстро избавился от этих мыслей. Те полагались неудачникам с низкой самооценкой.       От Хаутдезерта уже буквально исходило неподражаемое обожание в сторону Роба. Робу оно нравилось. И это была досадная помеха для его глухой обороны.       — Ты опять на меня пялишься, — занудливо заметил Штицхен.       — Не смотрю я на тебя, — как-то скучно прозвучал Хаутдезерт. Он с хрустом размял спину и стянул с себя футболку. — Мне нужен душ, не могу больше терпеть. Скоро вернусь.       — Я уже ухожу.       — Тогда захлопни дверь.       Вскоре из санузла послышались звуки льющейся воды. Роб покосился в сторону выхода. Если он намерен и дальше держать фасон, стоит уйти. У него есть целых 10-15 минут, чтобы поднять зад. Однако Роб откинул голову на спинку кресла с намерением задремать. За этим и ещё тысячей подобных решений стояло нечто очень уязвимое и личное: та часть его характера, которую он не спешил показывать ни себе, ни уж тем более Хаутдезерту.       Спросонок Роберт болванисто дёрнул тяжёлой головой. Перед ним стоял Берт в светло-коричневом вафельном халате. Роберта этот цвет сделал бы незаметной в траве ножкой подберёзовика. А вот бледному изящному подлецу оттенок к лицу пришёлся.       Началось всё как в дверь ногой: Хаутдезерт, долго не мявшись, двинулся прямо на Роба. Тот немного отвернулся на вращающемся кресле. Но чем ближе подходил Берт, тем больше колени Роба непроизвольно раскрывались.       Хаутдезерт сразу же взял этого быка за рога, принявшись расстёгивать рубашку Роба.       — Я ж собирался уйти, — неубедительно хватился Роберт.       — Оставайся.       — Тебе разве не надо поспать и всё такое?       — Я выносливый.       — А меня вот рубит не по-детски. Даже не заметил, как отключился.       Хаутдезерт с ласковым молчанием посмотрел ему в глаза.       — По-моему, мы оба знаем, в чём тут дело.       — На что это…       — …ты намекаешь? — в голос с ним закончил Берт и заулыбался точно распоследняя свинья.        Оседлав Роберта, он слегка повёл бёдрами, будто танцуя.       — Так как, всё-таки, обдурить систему, если не разрабатывал её?       — Чего это ты вдруг заинтересовался методами скрыть свой след в сети?       — Арестуешь меня?       — А есть за что?       — Слышу скептицизм. Твоя ошибка в том, что ты никак не поверишь, что я могу быть и плохим парнем. За мной значатся крупные просчёты.       — И что же ты нарушил? Травы прикупил в неположенном месте?       — Ну почти.       Хаутдезерт непринуждённо расстегнул на Робе брюки — уже отработанная надёжная попытка его взбодрить. И если до этого Роб отказывается смотреть в нужную Берту сторону, то теперь, когда его рука кружила по нему, Штицхен чувствовал, как становится сговорчивее.       — Ты только что дал представителю правоохранительных органов повод сомневаться в своей законопослушности и рассчитываешь, что я это так просто оставлю?       — Не пытайтесь запугать меня, детектив, я знаю свои права. У меня есть опыт общения с полицией.       — Да ты что? — давясь смешком, изумился Роберт. — Раз опыт есть, ну-ка расскажи мне, что делать, если паяльник уже в жопе?       — Не сталкивался со столь чувствительной ситуацией. А что бы посоветовали вы, детектив?       — Ну, если всё настолько плохо, можно помолиться, чтобы отключилось напряжение сети.       С философским спокойствием Хаутдезерт не согласился:       — А можно просто напомнить о пятой поправке Конституции США, согласно которой человек освобождается от необходимости свидетельствовать против себя.       — Пятая поправка — это хорошо. Но паяльник уже теплеет.       Берт в голос расхохотался. Улыбка Роба хоть и запоздала, но всё же появилась на лице. Затем оно сменилось блаженным выражением: с уверенной невозмутимостью Берт залез Штицхену в штаны.       — Хаутдезерт… — в голосе прорезались нервные интонации, — ты вообще не втягиваешь? Заканчивай это. Я же сказал, не сегодня.       — Когда это ты такое сказал?       — Когда говорил, что сегодня не пью.       — Разве я предлагаю?       — Verarschst du mich?! Ты прекрасно понял, о чём я! Это значило, не сманивай меня на свою сторону!       — Слишком художественное обобщение. Если есть на свете что-то более неконкретное, чем это, то ударь меня.       — Ты в курсе, что как только я это сделаю, от тебя мокрого места не останется?       — Всё обещаешь, — подло заметил Берт. — Может я и не такой сильный, как ты. Но река пробивается сквозь скалу не благодаря своей силе, а благодаря настойчивости.       — Чего? — шикнул Роб. — Зачем ты это вбросил сейчас?       Пока Берт объяснял, зачем, он незаметно стягивал со Штицхена одежду.       — Роб, — с хрипотцой выдохнул Хаутдезерт на ухо Роберту. — Пойдём.       — Куда?       — Туда.       — Зачем?       — Затем.       — Тарантиновские диалоги, — Штицхен устало вздохнул. Хаутдезерт, так его растак, — самый похотливый человек на планете. Из тех, кто подбирает ключи, пока замок не щёлкнет. Роберт знал, чем это кончается. Это знание было с ним если не с рождения, то с тех пор, как волосы на лобке начали расти. — Никакого… этосамого!       — Да, речь об этом, — совершенно бессовестно признал Берт. — Между нами есть какая-то недотраханность. Идём.       Роб хэкнул горлом.       — Бегу, роняя штаны!       — Это твой особый талант — портить момент, — ублюдски улыбаясь, Берт слегка покрутил запястьем рабочей руки. Затем прижался бёдрами к Роберту, чтобы тот ощутил сильное давление прямо между своих ног. — Ты превращаешь меня в животное, — прошептал Хаутдезерт у моментально покрасневшего штицхенского уха. — Такой вредный и такой горячий. Тебе достаточно просто появиться где-то неподалёку, и мой мозг берёт выходной.       Волоски на спине и шее встали дыбом. Роб весь обратился в слух, забыв о риске развесить уши.       — Знаешь, как тебя называют наши женщины из отдела? «Тот сексуальный детектив». Или «Тот тестостероновый мужик». «Высокий, длинноногий, подтянутый. Голубые глаза, смуглая кожа. А видела бы ты его тело, Мэри. Смотришь на такого и понимаешь, что человечество, как вид, здесь свою задачу уже выполнило. А как он гортанно говорит на своём родном языке. Налоги на сексапильность ещё не ввели?». Вот что они говорят. А ещё…       В любопытстве Роб вытянул шею. Что ещё?       Ну не уши, а вешалка.       — Ты кажешься им горячим, когда злишься. Полностью согласен. Ты умеешь быть грубым, сохраняя при этом безукоризненную привлекательность. Люди обычно уродливы в гневе.       Комплименты возымели предсказуемый эффект. Брюки уже давили Робу, под ними вырос самый крепкий стояк на Диком Западе.       — Ты такое прямолинейное трепло и сплетник. Я что-то не припомню, чёрт подери, чтобы обо всём этом спрашивал!       — Взял за правило прямо говорить людям то, что я от них хочу. Есть шанс, что они тоже этого хотят, но ждут первого шага. А если и нет, я привыкаю к отказам или отсутствию ответа и перестаю их бояться.       — При чём тут то, чего хочешь ты?       Роб толкнулся бёдрами навстречу работающему кулаку. Челюсть свело от попыток сжать зубы сильнее и не дать скулежу вырваться наружу. Чёрт пойми, что такое! Каким долбанным образом Хаутдезерту снова удалось всё вывернуть так, что желания Роба подчинились его действиям?       Берт счёл допустимым не отвечать. Он остановился и, поднявшись, безапелляционно приказал:       — За мной.       Ну, Роб и рванул по назначенному курсу.       В спальню он шагал в полнейшем бездумье.       Когда они были на месте, Берт избавился от халата, впервые оставшись перед простым доверчивым гетеросексуалом полностью голым.       У Штицхена случилась короткая паника. В животе похолодело, но следом туда накатило неожиданно приятное волнение.       — Ты это… э-э, чего? — Роб с угрозой уставился на него, делая Хаутдезерту зрительную колоноскопию.       — Хочу уравнять твои шансы передо мной, — пошутил тот.       Как они вообще добрались до этого? Не то чтобы Роберта не путало много отвлекающих факторов. Не то чтобы их было столько, чтобы не поймать момент, когда мужик решит перед тобой раздеться. Роб ощутил себя распоследним тормозом. Всё! Конец. Возбуждённый и активно настроенный Хаутдезерт всё же вытоптал дорожку к его заднице.       Взгляд Штицхена сполз по обнажённой фигуре. Берт оказался тонкокостным и стройным, как статуэтка. Длинные ноги и узкие бёдра. Кожа, как и на лице, лоснилась здоровьем и чистотой.       Вид обнажённого мужика, имеющего на тебя совершенно очевидные намерения, должен был заруинить сексуальный настрой Штицхена. И хотя буйное воображение рисовало тревожные для его задницы сценарии, Роб старался выглядеть спокойно. Здоровый лоб внушительной комплектации, с должностью, подразумевающей мужество и жизненные риски, прямо сейчас пытался не подать виду, что уступающий ему в габаритах приятель заставляет его зад сжиматься от страха. Но загвоздка в том, что прежде Берт оставлял Штицхену пути отступления. На этот же раз они были закрыты. Кроме одного — аварийного выхода. А именно: сказать чёткое «нет». Но это не вариант. Ведь сказать «нет» — трусливо и слишком легко. А ситуация требовала большего изящества.       Штицхен и сам понимал, что его колебания не тянули на увесистое «Нет». Куда больше на «Пытайся лучше». Да и на лице, судя по всему, не наблюдалось ни малейшего протеста. Поэтому Хаутдезерт быстренько потянул Роба в сторону койки. Вполне себе внятное приглашение.       Ну всё.       Затащили быка на бойню.       — Коснись меня.       С опаской Роб вытянул руку к Берту, как к оголённому проводу. Откуда такая инертность? Из-за деликатности Хаутдезерта? Известное же дело, что зад нацеловывают, только чтобы подготовить! Не успеешь оглянуться, как тебя уже сандалят. А потом и дерут в три смычка. За такое воображение Роберт мысленно съездил себе по голове. Мозг, конечно, умеет херню всякую подбросить.       Берт стал целовать его, постепенно опускаясь сверху. Прижимающееся к паху Роберта бедро двигалось в волнообразном, плавном ритме, пробуждая в Штицхене древние, как мир, инстинкты. Глаза Хаутдезерта приобретали густой чёрный цвет. К ним словно бы приливалась краска. Сплошные зрачища, и это натурально пугало. Роберт заёрзал, едва не издав звук, точно пищащая игрушка для собак. Да Джек Торранс с топором не такой криповый, как Хаутдезерт.       Берт принял это выдрыгивание за проявление нетерпимой страсти. Он углубил поцелуй, заставляя Роба работать челюстью активнее. Ладонь опустилась Штицхену на ляжку и принялась массировать напряжённую мышцу, уговаривая расслабиться.       Мучительно медленно Роб протиснул член в чужие сомкнутые кольцом пальцы. Это тонкая грань: показать своё желание, но не показывать, что ты пытаешься что-то показать.       И пока Роберт не успел ничего толком разобрать, Хаутдезерт тоже толкнулся ему в руку, намекая, как по вкусу ему происходящее. Взгляд Штицхена покосился ниже. Не то чтобы ему хотелось зрительно убедиться в очевидном. Но это всё равно, что паука книгой прихлопнуть. Смотреть противно, но проверить, что он сдох, ты просто обязан.       По позвоночнику тут же прокатился сладкий спазм. Загипнотизированный видом собственной наяривающей руки, Роб скромно промямлил:       — Мне нужно тебе кое-что сказать…       Ну застенчивый, прямо как хуй на морозе!       — Конечно же тебе нужно мне кое-что сказать, — улыбнулся Берт. Его гладкий язык скользнул по губам Роберта, затем по ряду приоткрытых зубов.       — Я… Der mist… — снова попытался вставить Штицхен, но запала не хватило. Голое влажное тело плотно прижалось к его телу. Прохладные губы Хаутдезерта взасос поцеловали чувствительную кожу шеи. В полной пришибленности Роберт глухо застонал. В груди уже был не стук, а фибрилляция, задница сжалась до чёрных синяков. — Я не закончил… — с показной строгостью заметил Штицхен.       — Джордж Мартин быстрее закончит, чем ты, — Берт приложил губы к его губам и мягким нажатием вновь заставил Роба заткнуться. Сегодня Хаутдезерт не был столь уж разговорчивым и терпеливым. Сегодня его движущая сила выкручена на максимум. Неумолимо настойчивый и соблазнительный в своей настойчивости. Он видел и чувствовал все очевидные признаки одобрения Штицхена. Самый главный утыкался Хаутдезерту то в бедро, то в живот.       Волны идеального давления прокатывались по члену Роба. Длинные медленные движения дали ему именно то, что нужно. Но Штицхен не спешил подмахивать. Ведь пара дюймов чуть ниже, и он случайно спидорасится. А Роберт не планировал ничего вкушать с этого древа гомопознания. Думать об этом нельзя, но помнить нужно. Это была граница достаточно узкая, чтобы промахнуться, и достаточно чёткая, чтобы понять, когда начинаешь пересекать её.       Сухой и тонкий, точно жердь, Берт оказался очень сильным, крепким и точным. Впрочем, контакт между их телами вскоре показался Роберту недостаточным. Это не шло ни в какое сравнение с тем, чего ему действительно хотелось. Но Роб нервничал, что стоит ему включиться в процесс, как Хаутдезерт просто впечатает его в матрас.       И Роб нервничал, что Хаутдезерт никогда этого не сделает.       Вся эта подступающая нервозность ширилась и отражалась на поведении. Особенно по-кретински туповато выглядело лицо Роба.       Несмотря на очевидное намерение, Берт понаблюдал за тем, как Роб тужится, и всё же остановился.       — Настроение пропало?       Пауза показалось сущим издевательством.       Пропало ли у него настроение? Хороший вопрос. Единственное, что действительно смущало Роба — тревожное неравенство. Собственное положение заставило сомневаться в благоприятном развитии вероятных событий. Да и лежать бесчувственным бревном больше не хотелось.       С осознанием собственного желания в крови забурлил адреналин. Роб почувствовал чрезвычайную потребность в какой-то активности.       Ну всё.       Всё!       Хуй пополам, очко вдребезги!       Даже естественное лёгкое сопротивление куда-то пропало.       С новообретённой решимостью Роб одним рывком опрокинул Берта на спину, заставив того выгнуться от неожиданности и сдавленно ахнуть. Штицхен навалился сверху и начал яростно ёрзать на чужом упругом теле как попало — сейчас ему было не до изящества и высоких материй. С лосиной мощью он вжимался в Хаутдезерта, особенно в районе паха, готовый бороться за первенство, готовый хоть к битве за Хельмову Падь!       Но Берт и не пытался отобрать инициативу. Кадык его красиво задёргался. Тихие стоны стали выше, а руки до боли сжали шею Роба. Не оставляя никакого зазора между их телами, Роберт просунул обе ладони под тощую задницу Берта и сжал её. Тощей она оказалась только на вид. Налитые булки хорошо прощупывались пальцами.       Стоило Берту начать толкался вверх, навстречу сумасшедшему ритму, как Роб принялся качать бёдрами резче. Сильнее. Настойчивее.       Затылком Берт тяжело упёрся в матрас. Ахнул, затрясся в лихорадке, выплёскиваясь между взмокшими телами. Роб насадился на подставленное кольцо пальцев. Жаркие искры разбежались по спине, груди, плечам — до самой макушки. Под сжатыми веками замельтешили цветные круги. Ловя ощущение, которое всё росло и росло, Роб кончил. Ярко, дико, сильно и неожиданно, задыхаясь и содрогаясь.       Весь влажный от пота и полностью обессиленный, он скатился с Хаутдезерта и лёг рядом.       Постель всю перекосило, словно на ней поиграли в кёрлинг. Однако впервые подобный беспорядок показался Роберту даже забавным.       

***

      …Убеждённый гетеросексуал Роберт Штицхен договорился с собой: он лишь ответил на проявленный к нему интерес. О, как он любил отвечать на этот интерес: так ярко, до искр из глаз он ещё ни с кем не сливал баллоны. В моменте Роб особенно не думал о принципах — это была проблема завтрашнего дня. Он лишь надеялся, что оно всё не перерастёт в большую проблему. Как-никак им с Хаутдезертом ещё работать вместе.