Ангел с голубыми глазами

— Ты, блять, издеваешься?! — орет в трубку телефона темноволосый парень, быстрым шагом идущий по Невскому. — Нет, Глеб, время не рассчитали, да, признаю, тут моя вина, но… -едва слышен оправдывающийся голос, который парень сразу же перебивает: — Сереж, я, блять, как лететь должен? На сапсан билет покупайте. — Викторов, да услышь ты меня, нет билетов! Нет! Закончились! — Это не моя проблема! — продолжает возмущаться и протестовать Глеб. — Да успокойся ты. Ошиблись, дату перепутали. Поэтому завтра утром тебе надо быть в Москве, а кроме как на самолете ты не успеешь. — Я блять один не полечу! — кричит он, едва не попав под машину переходя проспект. — Либо с кем-то из вас, либо поездом. — Викторов, тебе двадцать восемь. Неужели два часа в самолете не потерпишь? Это же вообще ни о чем. Ты и больше летал, а два часа это всего ничего. — Я летал, да. Но тогда мы с Дашей были, и в двадцать первом году, а сейчас мне одному надо?! — Блять, как с тобой сложно… — из трубки слышится тяжелый вздох. — Как хочешь, можешь пешком идти, но завтра в девять я тебя жду на студии. Билет тебе зарегестрировали, я на почту скину. Делай что хочешь, но завтра должен быть. — отрезал Слэм, после чего тут же бросил трубку, не дослушав начинающиеся крики и возмущения о том, когда же он из артиста успел превратился в раба. Выругавшись себе под нос такими словами, каких не каждый хоть раз в жизни услышит, юноша свернул с Невского Проспекта в сторону своего отеля. В Питере он пробыл уже неделю, и планировал остаться тут еще на столько же, а после сапсаном вернуться в Москву. Однако, как оказалось, его продюсеру он вдруг срочно понадобился, якобы перепутали какие-то там даты, и на сапсан билет купить уже нельзя — их нет. И Глеба хотят заставить лететь одному. Глеба. Лететь. Одному. Но выбора у него особо не было, поэтому пришлось согласиться. Вернее нет, не так — ему пришлось не отказываться. Как он полет перенесет — остается только гадать. Последнее время его аэрофобия все чаще и сильнее давала о себе знать — взять даже последний их с командой полет в Минск на фестиваль: весь довольно короткий перелет Викторов прорыдал, вжавшись в кожаное кресло и вцепившись в руку Гриши, сидящего в тот день рядом до побелевших пальцев у него и онемевшей руки у его гитариста. Да еще и глаза не открывал все три часа. И тогда ведь он со своими был, с друзьями, с командой. А тут — ему даже вцепиться не в кого будет, и на плече не у кого плакать. Глеб открыл почту, дабы посмотреть время рейса. Замечательно. Ночной. Ночью он почему-то особенно боялся в самолете находиться. Сам Викторов никак объяснить это не мог — ну просто вот сковывает страх изнутри, и хуй что ты с этим сделаешь. Прикинув по времени Глеб понял, что чтобы успеть выйти надо уже в ближайшие пятнадцать минут. Снова вспомнив несколько мягко говоря нецензурных слов, кудрявый принялся в спешке собирать вещи и как попало запихивать их в чемодан. К счастью одежды было немного, и все, что с собой у него было спокойно поместилось в маленький багаж, так что его «любимой» игры в тетрис удалось избежать. Хоть на том спасибо. Вспоминая Слэма самыми что ни на есть добрыми эпитетами и сравнениями, Глеб потащил чемодан вниз по лестнице. Сдав номер, он вызвал такси, и через сорок минут уже был в аэропорту. Тревога его накрыла с головой уже на этапе регистрации багажа, а к окончанию личного досмотра бедного юношу уже начинала бить мелкая дрожь и слегка стучали зубы. Глеб удивился, как его на паспортном контроле пропустили — неужто у его мертвенно-бледного лица нашлись сходства с фотографией в документе?.. С содраганием он ждал начала посадки. Как в тумане он на ватных ногах зашел в самолет и прошел в свой 10 ряд. Спасибо Сергею хоть на том, что место у окна зарегестрировал. Опустившись на свое место, Глеб сел, спившись в подлоконники, и стал вспоминать, знает ли он какую-нибудь молитву. Поняв, что нет, пообещал себе к следующему полету куда-то обязательно выучить, если этот он переживёт. Однако место рядом с ним все еще пустовало, что странно — самолет был забит. В самый последний момент, когда персонал уже собирался начал закрывать дверь, раздались быстрые шаги — кто-то бежал по трапу, явно опаздывая. В салон вбежал человек, на вид лет тридцати, с татуировками на лице, высокого роста и с кудрявыми волосами. По виду он был выше Глеба сантиметров на пять, не больше, однако по телосложению Викторов ему явно уступал. Быстро пробежав глазами номера рядов и кресел, пришедший направился в сторону Глеба, и уже через полминуты устало опустился на соседнее кресло, облегченно выдыхая — успел. И быстро отдышавшись, тот повернулся к уже заранее мрачному Глебу: — Ну здрасте, сосед. Сегодня вместе летим? Глеб молча кивнул, не поворачивая головы. — Блять, ёбаная регистрация. Всего-то забыл бумажку распечатать, а что устроили! Шесть тыщ взяли, представляешь? — возмущенно высказал мужчина Викторову с такой интонацией, будто виноват в этом беспределе был кудрявый. Глеб не ответил — сейчас он был не в состоянии не то, чтобы ответить — он даже не до конца понял, что ему сказали. Однако, уловив вопросительную интонацию в голосе собеседника, рассеянно кивнул, как бы поддерживая разговор. Того это вполне устроило, и он продолжил свою речь, рассуждая как бы и сам с собой, а как бы и рассказывая все это своему собеседнику. Замолчал он когда включился инструктаж по безопасности в случае экстренных ситуаций. Глеб весь обратился в слух, жадно ловя каждое слово, так, будто от того, насколько внимательно он будет слушать зависит, произойдет что-то или нет. — Да зачем это слушать, друг? — поинтересовался сосед, который внимания на аудио не обращал и уже увлеченно был занят изучением позиций бара. — Если падать будем, обо всем этом никто и не вспомнит. Действительно, доля правды в его словах была. Но Викторов все же решил дослушать, и ничего не ответил. Когда аудиозапись закончилась, он повернулся к своему компаньону на этот полет. — Возможно… Но лучше я послушаю, мне так спокойнее. Понимаешь? — Ну, дело твое. — согласился Серафим, и отвернулся к экрану на сидении впереди него, пытаясь понять, куда подключать наушники. Вдруг самолет тронулся, начиная выезжать на взлётную полосу. Уловив малейшее движение, Викторов схватился обеими руками за подлокотники, сжимая их до побелевших кончиков пальцев, зажмурил глаза и напрягся до мелкой дрожи в мышцах, сжимая зубы. Давно он себя так не чувствовал — леденящий душу страх сковал все тело, не давая вздохнуть, и в то же время заставляя сердце биться, как бешеное. — Брат, ты чего? — обеспокоенно спросил сосед, когда, повернув голову, увидел белого, как лист бумаги Глеба. Тот не ответил, лишь открыл глаза, тут же направив взгляд на иллюминатор дабы убедиться, что они все еще на земле. — Ладно… Каждая минута — даже секунда — ожидания морально все сильнее выматывала Глеба, и пугался он каждый раз, как транспорт хоть немного двигался, поэтому когда самолет наконец выехал на взлетную полосу, пальцев он уже не чувствовал, по-прежнему не отпуская подлокотники. И вот наконец они стали стремительно набирать скорость и в один момент оторвались от земли. Вот тут уже не сумев сдержать себя, Викторов просто со всей силы вцепился в руку рядом сидящего, уткнувшись лицом в его плечо. Тот же, в свою очередь, разумеется, был в шоке. — Э-э-э, ты чего, друг?.. Ответа, конечно же, не последовало. Предприняв несколько попыток оторвать от себя дрожащий маленький комочек, он все же сдался, решив просто подождать. Через какое-то время, минут десять — пятнадцать, когда высоту самолет уже набрал, Глеб будто очнулся. Медленно разжав длинные белые пальцы, отпуская руку соседа, он выпрямился, пытаясь отдышаться и более-менее восстановить дыхание, однако, тщетно. — Брат, что с тобой такое? — в который раз повторил свой вопрос мужчина. — Я… — Глеб не знал, что ответить. Во-первых, сложно было говорить из-за будто бы совсем отсутствия кислорода в легких, а во-вторых… Ему было стыдно за поступок свой. Наверное, это выглядело очень странно — просто вдруг прилип к незнакомому человеку… Наконец собравшись с духом, он на одном дыхании выпалил: — Я аэрофоб. Ебейший. Прости… — А-а, так вот что… Тогда вообще, нормально все. Ты не думай, если правда так, то никаких претензий… Наоборот, сочувствую… — Да?.. — с робкой надеждой на прощение в голосе спросил кудрявый. — Ну конечно! Что я, буду тебя за страх винить? Фобии разные у всех, с этим не сделать ничего. — Ты понимаешь… Спасибо. — Да что уж тут… А теперь давай познакомимся с тобой мб? А то я даже имени твоего не знаю. Я Серафим. — Серафим… — задумчиво протянул Викторов. — Красивое имя… — Ну, в честь ангела как-никак, — рассмеялся Серафим. – А тебя как? — Ой… — замечательно. Настолько, по-видимому, очарован был красотой имени собеседника, что свое назвать забыл. Долбоебизм. — Глеб. Не как у тебя, конечно, но живу, — как-то невесело улыбнулся кареглазый. — Да почему же? Нормальное имя. Я бы даже сказал необычное, у меня нет знакомых с таким. — Понятно… Вдруг самолет тряхнуло — турбулентность. Однако Викторов буквально за секунду уже вообразил себе то, как они падают, и, испуганно пискнув, снова прижался к Серафиму с такой силой, будто от того, насколько быстро у Сидорина онемеет рука зависела их жизнь. Зону турбулентности они покинули, но Глеб не успокоился — он уже буквально дрожал от страха, а в уголках глаз каждую секунду скапливались соленые слезы, капающие на кофту Сидорина — психика просто не выдержала, его буквально прорвало. Тот же, в свою очередь, по правде сказать, не особо представлял себе, что вообще в таких ситуациях говорить и как человеку помочь. Не сумев придумать ничего лучше, он просто гладил Викторова по его слегка запутавшимся кудряшкам, шептал на ухо какие-то слова а-ля «все будет хорошо», «скоро это закончится», «тише, я рядом» и подобное. И, хоть Викторов был не в состоянии разобрать слова, теплый шепот приятного голоса все же немного успокаивал. И, проведя так около получаса, он проволился в какой-никакой сон, хоть и безумно беспокойный, но сон, уронив кудрявую голову на плечо Симы. Тот, увидев, что Глеб уснул, умиленно улыбнулся, продолжая длинными пальцами перебирать кудряшки. Серафим на своём опыте знал, что сон в дороге — лучший способ ее провести, поэтому обрадовался, что парень задремал. Сам же Сидорин тоже, вскоре, погрузился в это «сонное царство», и проснулись оба уже когда заканчивалась посадка. Вернее, Серафим глаза открыл за пару минут до приземления, а Глеб очнулся непосредственно в момент, когда шасси коснулись земли. Наконец-то, он в безопасности. Когда, только проснувшись, Викторов понял, что голова его все еще покоится на плече Сидорина, а в его волосах блуждают теплые пальцы Серафима, он сначала было хотел отстраниться — всё-таки странно ведь это, три часа назад они не не были знакомы, а сейчас Викторов буквально уснул в чужих объятьях — но потом понял, что ну очень комфортно себя тут чувствует и что раз Серафим не отодвинул его голову на кресло, значит он был не против. Однако все же спустя минут десять отпустить Сидорина ему пришлось — подсоединили трап, и пассажиры уже потихоньку начали выходить, что значило, что задерживаться им тоже не стоит. Сонно подняв голову, Викторов столкнулся взглядом с невероятной красоты светлыми голубыми глазами и, вообще, сначала не особо поверил, что находится в реальности, но после вспомнив все, что произошло, осознал, что все правда. — Глеб, ну ты как? Нормально себя чувствуешь? Отстранившись, Викторов рассеянно кивнул. — Это хорошо. Давай, поднимайся, выходить уже нужно. — с этими словами Сидорин поднялся на ноги, открывая багажную полку, чтобы спустить оттуда два их рюкзака. — Ну все, Глеб, я пойду. Спасибо за время, проведенное с тобой вместе, ты милый. — сказав это и одарив на прощание Викторова до невозможности теплой улыбкой, в уюте которой хотелось утонуть и никогда больше не появляться на поверхности, закинул на плечо серый рюкзак, Серафим направился к выходу. — Сима!.. — крикнул ему вслед Глеб, не веря, что вот так он уходит и больше они уже не увидятся. На глаза навернулись слезы, нижняя губа немного задрожала. — Не уходи… — прошептал он уже сам себе, увидев, как Сидорин быстрым шагом покидает салон самолета. *** Как в трансе Глеб прошел все контроли, забрал свой чемодан, покинул здание аэропорта, сел в такси. Все это время его сознание не покидал ангел с голубыми глазами, который его спас в этот полет. Викторов все еще не до конца верил в то, что они больше не увидятся. Приехав домой около пяти утра, он заснул, только его голова коснулась подушки — и физически, и морально изматывающая поездка, разумеется, сказалась на его состоянии, таким уставшим он себя давно не чувствовал. *** На следующее утро, а вернее сказать, через четрые часа, его разбудил телефонный звонок. Подняв трубку, Глеб, едва сфокусировав рассеивающийся взгляд на имени абонента, увидел там Сергея. Закатив глаза, нажал на зеленую кнопку, принимая звонок. Однако, тут же он об этом пожалел — слух его явно не был готов воспринимать настолько громкие звуки. — Викторов, ты блять где? Сказано было в десять, а сейчас уже девять тридцать. Ты где? — Сереж… Отъебись… — Нет. Я тебя тут жду, у тебя полчаса, в десять должен быть. Иначе опять куда-нибудь полетишь у меня. — Нахуй? — Возможно. — Ладно… — раздраженно выдохнул Викторов, нехотя поднимаясь с кровати. Подняв с пола валающиеся там джинсы с худи, Глеб принялся, еще находясь в сонном «трансе», медленно их натягивать. С джинсами он справился довольно быстро, а вот с худи ничего никак не получалось — он то попадал рукой в капюшон, то головой в рукав. Вдруг правая рука случайно оказалась в кармане, где он, неожиданно для себя, обнаружил то ли бумажку, то ли салфетку, сложенную втрое. Торопливо достав ее, он развернул листочек, жадно вглядываясь в написанные на нем буквы. Это и правда оказалась салфетка, такая, какие в перелетах выдают. А на ней синей ручкой, слегка расплывчато, были выведены заветные одиннадцать цифр, а ниже два слова: «Напиши мне» Сердце забилось в бешеном ритме. Серафим все же не забил на него, а хотел сохранить связь! Разум мгновенно прояснился, в сон клонить перестало. Схватив рядом валявшийся телефон и открыв телефонную книгу, дрожащими пальцами Глеб начал вносить номер в список контактов. После, зайдя в телеграм, он нашел этот контакт и, почему-то затаив дыхание, начал печатать: «Привет, помнишь меня? Я Глеб, из самолета» Отправив сообщение, Викторов с замиранием сердца начал ждать ответа, который не заставил себя долго ждать: «Приветствую, друг. Конечно помню! Ты как?» «Да нормально я, не переживай.» «Хорошо. Рад, что ты нашел номер)» «Да я тоже!» «Бля, слушай, давай я тебе попозже напишу? Меня на работе ждут, я и так уже опоздал. Хорошо?» Взглянув на время в левом верхнем углу экрана, Викторов вдруг вспомнил — его Слэм ждёт. И осталось у него десять минут. «Конечно! Мне тоже пора, тогда напиши мне, как освободишься.» «Обязательно)» Выключив устройство, Глеб радостно чуть ли не запрыгал по комнате. Словами было не описать то, как рад он сейчас был. Однако вспомнив, куда ему надо, он, быстро натянув худак и надев кроссовки, выбежал из дома, по пути вызывая такси до студии. *** Повезло — он успел, приехал ровно в десять. Выйдя из машины, направился внутрь, пройдя сквозь пару длинных коридоров оказался на месте. Открыв дверь, в комнате увидел сразу нескольких человек, и все они ждали его величество опоздавшего. — Здрасте. Сереж, прости, я проспал. — Да уже ладно. Оглядев людей в комнате, Викторов вдруг увидел… Серафима? Нет, ему кажется… Или нет? Нет, не кажется, те же татуировки, то же доброе лицо, те же светлые голубые глаза, которые он уже не спутает ни с кем и ни с чем в мире. Сам Сидорин, тоже узнав Глеба, пребывал в таком же ошарашенном состоянии — уж кого-кого, а его вчерашнего аэрофобного соседа он тут встретить уж точно не ожидал. На немой вопрос обоих Слэм поспешил ответить: — Я вас решил познакомить, возможно, о дальнейшем сотрудничестве уже речь зайдет… Глеб, это Серафим МУККА. Серафим, а вот он, Глеб. Ну конечно… Как Глеб мог вчера его не узнать? Сейчас, в более деловой одежде и в привычном для себя образе Серафим выглядел еще лучше, чем вчера. Видимо, на фоне всего этого стресса, разум Глеба слегка слетел с катушек. Да что уж слегка… Не узнать МУККУ не каждый сможет, а еще и на плече у него поспать — подавно. — А мы… — проговорил Глеб, сглотнув. — Уже знакомы. — Это точно, — снова так же тепло, как вчера, улыбнувшись, согласился Серафим.