Среди нас есть монстры

Аарон не помнит, как спустился вниз. Просто в какой-то момент он толкает обеими ладонями входную дверь так сильно, что боль отдается в запястьях и возвращает в реальность, где он останется один на один со стынущей в глазах влагой. На улице не холодно, но Аарон сразу мерзнет, по груди и плечам разбегаются мурашки, и к температуре это не имеет никакого отношения. Его грудная клетка кажется слишком тесной для чувств, которые все растут и растут внутри. Они давят на ребра, на сердце — это обман мозга, Аарон знает, но боль кажется физической. Она мешает ему глубоко вдыхать, там нет места даже для кислорода, и это не так уж плохо — задохнуться и перестать чувствовать. Аарон не жалеет, он сделал все правильно, просто ответка немного больнее, чем прогнозировалось. “...человек, которого не любила даже родная мать…” все еще звучит в его голове голосом Кевина, более жестоким, чем он был в реальности. Наверное. Аарон делает частые судорожные вдохи ртом, и это единственное, что уменьшает комок в горле, попытки проглотить который превращаются в совершенно недостойный жалобный всхлип. Все шло к этому и так достаточно медленно, чтобы жаловаться. Аарон не должен быть жадным, он уже получил больше, чем заслуживает. Не самый удачный момент, чтобы все закончить, но он никогда и не думал, что проснется однажды утром в тихой спокойной обстановке и решит: с Кевином Дэем все. Если бы Аарон мог, он бы сделал так раньше. Много раз до этого дня. Но всегда было ясно, что это будет похоже на то, что ему вырвали сердце. Не сюрприз для Аарона. Не новость. Просто его легкие горят, и ему кажется, что он тонет, несмотря на то, что дышит, ловит воздух пересохшими губами, но над головой смыкается плотная толща воды и становится все темнее вокруг. В этот раз Аарон не выплывет, потому что — какого черта? Он устал пытаться. Но эта крепкая рука всегда вытаскивает его из захлестывающих волн паники, Аарон ненавидит ее, неспособную оставить его уже в покое. Хочет капризничать и сопротивляться. У него никогда нет на это сил. — Я хочу, чтобы ты дышал как положено, — шипит Эндрю ему в лицо. Он, блядь, просто не мог свалить, драматично хлопнув дверью. Он остался поджидать Аарона, чтобы доклевать то, что оставил от него Кевин. Аарону хочется оттолкнуть его, кричать и драться, но он и правда дышит. Прижатый к стене дома, чувствуя затылком ее шершавую поверхность, Аарон делает глубокий вдох, и Эндрю отпускает его. Ищущий взгляд скользит по лицу, и Аарон жмурится. Он не будет, блядь, плакать при Эндрю, это унизительно. — Зачем ты это делаешь? — Делаю что? — хрипит Аарон едва слышно, ему кажется, что голос выдает его полностью, даже если Эндрю до сих пор ничего не понял, хотя они вели этот разговор миллион раз. — Ты знаешь, о чем я. — Не говори ебаными загадками. — Ты снова что-то принимаешь? — обвиняюще спрашивает Эндрю, и Аарон давится воздухом. Унизительно. — Чт… Нет! С чего ты это вообще взял? — Тогда почему у тебя такой вид, будто ты сейчас разревешься? И есть ли другая причина, по которой ты опять таскаешься за Кевином? — Оказать помощь игроку команды, за которую я в ответе, — это, по-твоему, таскаться? — огрызается он, но Эндрю не впечатлен. — Аарон. Есть какая-то значимая причина? Как будто наркотики единственный повод сблизиться с Дэем. Это не Дэй вылечил Аарона в прошлый раз, чтобы бежать за его помощью. Отвлекаться с помощью него. Но это все равно Кевин. Причина, по которой они стоят здесь сегодня. Это всегда был Кевин. — Это оскорбительно, знаешь? Обвинять меня в том, с чем я справляюсь, — бросает Аарон и обходит Эндрю, чтобы добраться до своей машины. Несколько метров, и он будет свободен. — А с чем ты не справляешься? — слышит Аарон за спиной, но игнорирует это. Эндрю не может его достать. — Скажи мне, что не трахаешься с ним. Аарон резко оборачивается, его лицо искажается от гнева. Как же бесит, что, даже до чертиков злой, Эндрю все равно остается спокойным на вид. Ничто не заставит эту маску дрогнуть. Только его голос весит целую тонну. — Мы этого не делаем, — едко отвечает Аарон, смело глядя брату прямо в глаза, потому что… Ну, технически он не врет. Они больше этого не делают. Кевин никогда больше его не захочет. — Это тоже оскорбительно. Я не такой, как ты. Не понимаю, почему я постоянно должен напоминать об этом собственной семье. Мои обещания в полном порядке. Эндрю не отвечает, но злость тает в его взгляде. Аарон тоже хочет расслабиться, но это значит, что эмоции возьмут над ним верх. Пауза сильно затягивается. — Ждешь извинений или что? — наконец говорит Эндрю, взмахивая рукой, как будто предлагает Аарону развернуться и пиздовать отсюда. — Не приезжай сюда больше. Он деструктивен. Тебе это не пойдет на пользу. Аарон делает порывистый шаг навстречу, как будто хочет толкнуть Эндрю, хотя он, конечно, этого не сделает. И, разумеется, он уже забыл, что собирался сбежать. — Тогда не бросай его с этим одного, — резко говорит Аарон. Ему плевать на то, как вопросительно приподнимаются брови Эндрю. Эти кривляния просто показуха. Эндрю прекрасно знает ответы на свои вопросы. Аарон не может позволить своему сердцу разорваться и освободить его от страданий, пока не убедится, что Эндрю присмотрит за Кевином. Вопрос в том, как его заставить перестать дуться и снова вести себя как взрослый человек. Что ж. — Я собираюсь пригласить Кейтлин на свидание. — Не пойдет, — равнодушно бросает Эндрю, прячет руки в карманы джинс. Его поза абсолютно расслаблена, но в лице есть что-то настороженное — он слишком хорошо знает Аарона. — Она подходит. В ней нет ничего деструктивного. — Мне не нравится ее упорство. Каждый человек должен понимать слово “нет”. — Я не говорил ей “нет”. Я ее игнорировал. — Не пойдет. Аарон знает, что не может получить то, что хочет. Он никогда не мечтает о чем-то большем, его желания маленькие и скромные — то, чего он может добиться самостоятельно, трудом и упорством, как свою стипендию или стажировку у доктора Уинфрид. Аарон не мечтает о Кевине — по крайней мере, всерьез. Не делает шагов к осуществлению этой мечты, она недостижима. Если Кевин и свалился ему на голову, то это было случайностью и не продлилось долго. Но Аарон упорный и упрямый не меньше, чем Эндрю. Братец может клевать ему мозги и продавливать свое мнение, пока Аарон не сломается — Аарон может ответить тем же. Поэтому он криво ухмыляется. — Кейтлин или Кевин? — Ты не такой, — фыркает Эндрю. Но в следующую секунду насмешка уже стирается с его лица. — Кейтлин или Кевин? — Прекрати. — Кейтлин или наркотики? — Аарону по-плохому весело, потому что брешь не пробита, но, возможно, ему удалось проколупать в ней дырку. — Аарон. — Кейтлин или наркотики, Эндрю? Кейтлин или моя карьера? — Ты не будешь меня шантажировать, маленькое говно. — Что ты сделаешь, когда я уже сломаюсь? Сломаешь меня еще больше? Кейтлин или вскрытые вены? — Аарон смеется. Он так похож на обдолбанную Тильду, что почти уверен, что Эндрю сорвется. — Кейтлин или Кевин? — Прекрати! Кейтлин! — Эндрю никогда не кричит, но этот тон — скорее не лед, а пожар — в его вселенной означает именно это. Он вытаскивает ладони из карманов, сжимает в кулаки, но не трогает Аарона, даже не толкает, и тот вздыхает с облегчением, потому что, несмотря на провокацию, он этого боится. “...человек, которого не любила даже родная мать…” Не то чтобы он обманывался хоть когда-нибудь. Эндрю тоже его не любит. Это не значит, что получать от него побои было бы приятно. — Только до конца Чемпионата. Полгода полной пасторали и идиллии. И если ты проебешься с ней, ты поедешь со мной и Джостеном туда, куда мы тебе скажем. Сидишь на жопе возле Кевина или уезжаешь с нами? Кевин или Джостен? Аарон морщится, потому что нечестно использовать против него его же оружие, но это справедливая сделка. Он не проебется, чтобы остаться здесь, хоть Аарон и Кевин несовместимы в этой вселенной. Он всегда это знал, даже если позволил себе ненадолго притвориться, что это не так. Но, может, он бы смог выторговать условия получше. — И ты сохраняешь сделку с Кевином. — Какая трогательная забота. Ты обещал к нему не приближаться. На этих условиях ты здесь. — А ты обещал ему защиту, — парирует Аарон, нападая в ответ, потому что — да-да, он обещал. Он передумал, ясно? Эндрю смотрит на него с брезгливой жалостью, но кому не похуй. Эндрю всегда и на всех так смотрит. — Тебе первому, — тихо говорит он. Аарон хочет сказать, что его не нужно защищать от Кевина, но не говорит. Эндрю не объяснить, что только Кевин имеет значение. Всегда имел. Они молча рассаживаются по своим машинам. Эндрю ждет, что Аарон первым тронется с места, и они почти с минуту недовольно смотрят друг на друга, но Аарону некуда спешить, а Эндрю дома ждет Джостен, поэтому он сдается и уезжает. Аарон обессиленно откидывается в кресле назад, прикрывая глаза, слишком чувствительные от света. Когда Эндрю не смотрит на него, нет причин делать вид, что все в порядке. Аарон очень давно не в порядке. Он думает о том подростке, уже подсевшем на таблетки, но так и не научившемся давать матери отпор. Вечно избитом, вечно полуголодном и заброшенном, нервно ждущем спортивные новости по телевизору, кусающим от волнения ногти — вдруг мама проснется и придет спросить, какого хрена он тут шумит? Этот подросток и представить не мог, что когда-нибудь ему будет за кого спрятаться. Что когда-нибудь исчезнет необходимость прятаться вообще. Когда-нибудь мальчик из телевизора — с сияющими глазами, счастливой улыбкой победителя — посмотрит на него, назовет по имени. Мог ли этот подросток даже мечтать о его поцелуях, ночевках в его квартире? Нет, и правильно делал — потому что этого не могло быть. Почему подросток знал это, а Аарон, взрослый осознанный человек, размечтался о большем? Одна непрошенная слеза все-таки скатывается по щеке, и Аарон раздраженно утирается рукавом. Может, пятнадцатилетний Аарон Миньярд и был умнее него, но посмотрел бы он на него, если бы Кевин протянул ему руку тогда, а не сейчас. Пятнадцатилетний Аарон Миньярд помчался бы к нему так же охотно, как и сегодняшний, как он помчался за… Аарон тяжело сглатывает приступ тошноты. Он не хочет об этом думать. Скоро Кевин исчезнет из его жизни, станет воспоминанием, о котором Аарон никогда не пожалеет. Он не останется с Кейтлин, и Эндрю увезет его отсюда подальше. Эндрю, который никогда не стал бы семьей Аарона, если бы не Кевин. С самого начала причиной был Кевин. Но ни он, ни Эндрю этого ни за что не узнают. — Нравится экси? Ты Аарон Миньярд? Аарон жмурится, складывает руки на руле и утыкается в них лбом. Мысли не должны причинять физическую боль, но она разрывает и душит, закладывает уши, бьется горячим пульсом, и он не может это остановить. Раньше помогали таблетки, потом только слезы, и его никто не видит, окей? Аарон больше не может позволить себе наркотики, Кевин стал последним. Был с самого начала. Аарон думает о том забитом пугливом подростке, который залипал на обложку журнала про экси на торговом стенде. Пытается вспомнить, не успел он украсть его или просто не захотел? Рико Морияма и Кевин Дэй — звезды младшей школьной сборной. Если честно, Аарон едва помнит, что на обложке был и Рико тоже. Просто в то время они всегда появлялись вместе, Аарон так четко помнит, как постепенно все менялось — как с каждым интервью и становясь взрослее, горящий энергичный Дэй медленно гас, перестал прикасаться к Рико первым, как вздрагивала его улыбка каждый раз, когда тот приобнимал его за плечи. Как они оба становились более сдержанными, а их радость более сглаженной. Улыбки профессиональными. Кевин, которого Аарон случайно увидел впервые, получив какое-то откровение, будто бы исчезал. Но в тот день, когда Аарон с тоской рассматривал его лицо на обложке журнала, он был еще таким настоящим, таким живым, что серая тень, в которую постепенно превращался Аарон, непроизвольно тянулась к нему взглядом. Ему было грустно просто не смотреть на Кевина. — Нравится экси? Ты Аарон Миньярд? — пятнадцатилетний Аарон вздрагивает, непроизвольно втягивая голову в плечи и пытается спрятаться даже в собственном натянутом на голову капюшоне. Его так заебали люди, которые просто подходят к нему на улице. — Нет, — грубо отвечает он и разворачивается на пятках, пытаясь сбежать. Но высоченный парень, преграждающий дорогу, раздражающе тепло и с легким укором возражает: — Правда? А выглядишь совсем как ЭйДжей. Аарон резко тормозит и запрокидывает голову — парень приятно и немного насмешливо улыбается, глядя на него сверху вниз. Аарон не хочет слышать ничего о том, кто выглядит как он, больше, блядь, никогда. Он не хочет, не хочет, не хочет! — Меня зовут Дрейк. Я его брат. Почти. — Мне насрать. — Аарон торопливо огибает его, дрожа от волнения. Почему он всегда начинает трястись, когда речь заходит о его брате? — Ты знаешь, что через пять месяцев он выйдет из колонии? — Брошенные вслед слова заставляют Аарона остановиться. Он немного ненавидит себя за это, но сжимает зубы, выдыхает и, не оборачиваясь, недовольно признается: — Нет. Эндрю не захотел мне об этом сказать. Если быть честным, Эндрю вообще не захотел его видеть. Аарон пытался, даже после унизительного, как пощечина, неоправданно жестокого: “Не пиши мне больше, блядь, никогда”. — ЭйДжей просто волнуется, что ты думаешь о нем хуже, чем он есть. Знаешь, он так переживал, когда узнал о тебе. Аарон оборачивается, едва не давится жалобным: “Правда?” — и так сильно ненавидит себя за то, что сразу ведется. Глупый пятнадцатилетний Аарон Миньярд пока еще верит в какую-то близнецовую связь, из-за которой всегда чувствовал, что не должен быть один, что собственное одиночество неестественно, навязано ему кем-то другим, что где-то есть человек, рядом с которым он станет цельным. Наконец-то любимым. Взрослый Аарон задыхается от смеха, вспоминая об этом. Правда, это так смешно. Но в пятнадцать он еще верит и не сбегает сразу, почувствовав крошечную надежду. — Мама хочет официального усыновления, когда он выйдет. Но то, что мы станем его семьей, не значит, что для тебя там не будет места. Эти слова согревают так сильно, что Аарон морщится и отворачивается, потому что в глазах собираются тупые непрошенные слезы. Стать частью другой семьи, где ему не нужно бояться сказать или сделать что-то не то, где о нем позаботятся — пусть это будет только на словах, они не возьмут Аарона себе, но там же будет Эндрю. Родной человек все-таки. — Он не хочет меня видеть, — слабым голосом возражает Аарон, цепляясь за остатки здравого смысла. Слова Дрейка звучат слишком хорошо, чтобы быть правдой. С Аароном никогда не случается ничего хорошего. — А давай сделаем ему сюрприз, — вдруг предлагает Дрейк, заговорчески улыбаясь по-мальчишески дурной усмешкой, заставляющей Аарона фыркнуть и непроизвольно расслабиться. — Приезжай к нам в гости в день, когда ЭйДжей вернется. Он так обрадуется. Кстати, он ведь увлекся экси. Мы могли бы сыграть все вместе. Аарон закатывает глаза, потому что — ну конечно. Сейчас только ленивый не играет в экси. Он бросает короткий взгляд на стойку с журналами позади Дрейка. Кажется, ненормально зеленые глаза Дэя следят за ним, насмешливо и молчаливо предлагая соглашаться. Аарон бы честно хотел. Ему даже не нравится экси, но он так хочет быть ближе к Эндрю, если ему это дорого. Быть немного ближе к красивому мальчишке с обложки журнала. Хотя бы вот так. — У меня даже клюшки нет, — бормочет он вопреки своим идиотским желаниям. Конечно, у него ее нет. Мама бы никогда не дала ему денег на такую ерунду, она спускает все на наркотики и бухло. Более того, даже если бы в редкий момент трезвости Тильда это сделала, Аарон сам бы спустил их на наркотики. И это только они виноваты в том, что ему мерещится, будто Дэй с обложки это осуждает. Да пошел он на хуй! — Нет проблем, — легко говорит Дрейк, так легко, словно проблем действительно нет. Его большая ладонь опускается на плечо Аарона, и тот сжимается, но останавливается в начале движения, так и не уходя от прикосновения. — Мы можем купить ее прямо сейчас. Оставишь себе. Надеюсь, нам удастся собраться всем вместе не единственный раз. — Сомневаюсь, что Эндрю согласится. Аарону хочется обидеться, что его пытаются купить. Его бесит, что Дрейку это удается. Он хочет злиться на Дрейка за то, что для Эндрю он больше брат, чем Аарон. И что они — занимаются этими братскими штуками? Подкалывают друг друга, сваливают друг на друга вину за то, кто съел остатки пирога, играют в экси на заднем дворе идеального домика их идеальных родителей? Дрейк вписывается за Эндрю в драках, когда того задирают в школе (а его наверняка задирают с его-то ростом, уж Аарон точно знает), он имеет с Эндрю все то, что не может иметь Аарон?       — Он очень хочет встретиться с тобой, — обещает Дрейк, и тот почему-то верит и не может злиться. Аарона веселит мысль, что его уговорили так же легко, как маньяк заманивает ребенка конфетой. Но с ним не случится ничего плохого, верно? Дрейк хорошо относится к Эндрю.       “Не смотри на меня так, Дэй, я согласен, ясно? Куплю я эту тупую клюшку и встречусь с Эндрю, ты доволен?”.       Пятнадцатилетний Аарон Миньярд уже перерос наивность и слепое доверие к людям, но сейчас он согласен уйти с незнакомцем ради дурацкой надежды, что его жизнь изменится. И она действительно меняется.       Первая встреча с Эндрю спустя пять месяцев похожа на дурной сон, ебучий ночной кошмар, от которого он и спустя годы никак не сможет проснуться, подаренная клюшка превращается в орудие убийства, а Аарон получает очень вескую причину никогда не говорить своему брату правду, о которой он не просил. О том, как Дрейк был убедителен в стремлении показать Эндрю, что он может добраться до Аарона и без его помощи, в желании ткнуть Эндрю в то, что тот, кого он хотел защитить, сломал об колено его самопожертвование. К счастью, злорадствовать с дырой в башке сложнее, чем уломать трахнуться обдолбанного таблетками малолетку.       Даже на суде, когда Эндрю выворачивает душу перед всеми ради того, чтобы его спасти. Даже их психотерапевту после вопроса, есть ли что-то еще, в чем Аарон должен признаться брату. Никогда не произносить слов “мне нравятся и парни тоже”, несмотря на обещание не лгать. Никогда не дать заподозрить такое всерьез, иначе Эндрю — проницательный уебок — каким-то магическим образом свяжет это признание с тем, как торопливо и отчаянно Аарон замотал головой вместо внятного ответа на вопрос, был ли он знаком с жертвой ранее. Иначе с помощью этой мифической близнецовой связи Эндрю поймет — то, что у него взяли силой, Аарон отдал добровольно. Тогда он его возненавидит.       Взрослый Аарон Миньярд бездумно смеется, утыкаясь лицом в предплечье, борясь с тошнотой и отвращением к себе.       По крайней мере, ему не придется признаваться в том, что он всегда — действительно всегда — был так сильно влюблен в Кевина Дэя. Что даже их совместный путь начался отчасти благодаря ему.       Вопрос, как сказать об этом, если понадобится, если Кевин вдруг по какой-то невозможной причине захочет… продолжать, уже решен, и это так сильно упростит Аарону жизнь. Эта зависимость когда-нибудь тоже останется в прошлом, верно?       А за то, что нездоровый смех слишком похож на едва сдерживаемый плач, ему совсем не стыдно. Это просто синдром отмены.