Вселенной больше нет, но я о ней зачем-то помню

Ойкава счастливчик! Каждую ночь проводит с соулмейтом и даже многое помнит. Из сегодняшнего сна запомнился всего один момент. Но зато какой! Они, держась за руки, прыгнули с парашютом в омут заката. Во сне не существовало ни страха, ни сомнения: лишь неподдельный восторг и оранжево-розовое безумие облаков. Почему-то земля не приближалась, а отдалялась, но это ни капли не беспокоило Ойкаву: он истерично смеялся, пока соулмейт с гримасой ужаса вопил: «Я убью тебя, Дуракава!». Это. Было. Восхитительно! Проснувшись впервые за долгое время без будильника, Ойкава первым делом хватается за телефон проверить время — не проспал! — и записать содержимое сна в заметки, пока не забыл. Это уже давно стало утренней традицией. Он искренне улыбается, описывая в красках полет, но стоит понять, что выжал все детали до последней капли, как улыбка тускнеет. Ойкава пытается вспомнить имя соулмейта или хотя бы внешность, но ничего не выходит. Вместо цельного образа удается уловить тающие обрывки: серьезный взгляд, грубость и искренность. Чем старательнее Ойкава хватается за отдельные черты, тем легче они от него ускользают. Он пролистывает заметки и перечитывает парочку любимых. Если задуматься, то это ведь всего лишь малый процент от всего, что с ними происходило! Ойкава бережно хранит эти многочисленные пазлы. Когда-нибудь он встретится с соулмейтом и обсудит пережитое вместе. Они объединят воспоминания и соберут общий пазл... или нет. Настроение резко портится. Ойкава включает музыку на фоне во время сборов, чтобы отвлечься от плохих мыслей, и не сразу замечает: пространство заполняет особенная мелодия, отзывающаяся болезненной нежностью в сердце. — Память о тебе — как жвачка в волосах. И, видимо, слишком глубоко в башке застряли корни. — Стоит Ойкаве обнаружить себя подпевающим, как голос дрожит и переходит на шепот. — Холодно в аду, нечем дышать на небесах: Вселенной больше нет, но я о ней зачем-то помню. Ойкава обрывает песню на середине, возвращая тишину крошечной квартире. У снов нет ни вкуса, ни запаха. И каким бы они ни были реалистичными, после — остается лишь пустота. Осознание, что всего этого в самом деле не происходило. И встреча с соулмейтом может никогда не произойти. Ойкава на автомате умывается, чистит зубы и одевается. Перед встречей с Маки на станции натягивает свою фирменную улыбку во избежание лишних вопросов. — О нет, — неверно трактует выражение лица Маки. — Даже не начинай! — Но… — Мне насрать, что тебе приснилось в этот раз. Да-да, у тебя ахерительный-нереально-потрясающий-соулмейт с накаченными руками, помню. — Ойкава довольно хмыкает. Все правильно помнит! — Я хочу повторить материал перед тестом. — Ты разбиваешь мне сердце! — театрально хватается за грудь он, комкая ткань футболки. Громкое возмущение, щепотка драмы — вуаля! Никто не заподозрит неладное. Меньше всего сейчас хочется делиться утренними переживаниями, способными вызвать паническую атаку. Маки отворачивается к с трудом раскрытой тетради в многолюдном вагоне. Что-то в его мимике, реакциях, смущенно отведенном взгляде помогает догадаться об истинной причине нежелания говорить о снах. — А тебе что сегодня приснилось? — Маки тяжело вздыхает вместо ответа. — Снова дождь из мужиков? — Я занят. Отстань! — утыкается он носом в конспект. — Оу, постельная сцена? — ухмыляется Ойкава. — Колись, ты ему отсосал? Маки, скрипя зубами, испепеляет его взглядом и неаккуратно засовывает тетрадь в сумку. — Ты исчадие ада, ты в курсе? Демон! Он напрягается, когда обычно выразительное лицо Ойкавы теряет всякие оттенки эмоций. — Что случилось? — Я вспомнил… Он хватается за телефон и начинает сосредоточенно печатать. Маки молча ждет. Знает, наученный горьким опытом, что лучше не отвлекать. Если Ойкава собьется с мысли и забудет хоть мелочь из своих священных снов, то истерика обеспечена. Вместо лишних вопросов Маки тянет друга за собой на нужной станции. — Как заботливо с твоей стороны, — не оставляет без внимание этот жест Ойкава, когда отвлекается от телефона. — Спасибо. — Ну и? Что ты вспомнил? — Ты назвал меня демоном. И я вспомнил фрагмент сна! В котором был демоном. — Как неожиданно, — с сарказмом качает головой Маки. — И что ты делал? — Правил миром, естественно, — Ойкава выразительно смотрит из-под ресниц и с напускным коварством тянет губы в ухмылке. — Кто бы сомневался. Что за глупый вопрос пришел мне в голову?.. — подыгрывает с удовольствием Маки. — А твой соулмейт, конечно, был рыцарем на белом коне. — Я уже рассказывал этот сон?.. Разыгранное изумление делает свое дело: Маки смеется, наконец заметно расслабившись. — У тебя точно все норм? — уже серьезно спрашивает Ойкава, воспользовавшись моментом. — Ничего не случилось? Маки устало трет переносицу, растеряв привычную дерзость. — Знаешь, иногда твоя проницательность пугает. — Это суперспособность всех лучших друзей. Ничего особенного. По взгляду Маки ясно, что он не согласен, но спорить не берется. — Все в порядке. Ты ж знаешь, мне редко снятся сны, а если снятся, то это всегда какой-то звездец. Просто еще не отошел... Брови Ойкавы взлетают вверх. — Оу. — Ничего такого, просто насыщенная ночь, — Маки мечтательно улыбается, о чем-то вспоминая. — В конце мы с соулмейтом пытались достать друг для друга луну и в итоге разбили ее. Кажется, я поцеловал его, чтобы он не грустил. — Ахренеть, — впечатлившись, Ойкава невольно останавливается. — Что-то на романтичном... Кажется, я завидую тебе. Какой кошмар! Теперь понятно, почему Маки не хотел ничего говорить. Никто не любит делиться самым сокровенным: снами с горьким послевкусием, которые принял за реальность. Вселенной больше нет, но я о ней зачем-то помню...