Tear You Apart.

Got a big plan, his mind's set, maybe it's right

At the right place and right time, maybe tonight

In a whisper or handshake sending a sign

Wanna make out and kiss hard,

Wait, never mind.

Чарльз с опаской посматривал на Эрика. Тот в последнее время стал ещё более нервным. Его паранойя возросла почти до апогея, а значит делать это становилось ещё сложнее. Чарльз запечатал письмо, приклеив на него несколько марок. — Кому это? — В среднюю образовательную школу, — как можно спокойнее ответил Чарльз. Эрик усмехнулся, стряхнул пепел в пепельницу и затушил сигарету об её дно. — Кого на этот раз? — Его зовут Питер, — невзначай сказал Чарльз, вставая со своего кресла, в последний раз глянув на письмо, что теперь лежало на краю его стола. — Ходят слухи, что он супербыстрый. Говорят, что может вынести полмагазина, а на камерах видеонаблюдения в этот момент появится мгновенное серое пятно. Эрик кивает, но всё равно хмурится. — Почему не свяжешься телепатией? — Эрик, — мягко начинает Чарльз, в который раз поясняя это. — Я с ним уже связался. Он не против прийти к нам. Но нельзя, чтобы ученики просто переставали ходить в обычные школы и вместо этого появлялись тут. Это юридически неправильно. — К чёрту юрисдикцию. — Эрик достает очередную сигарету и закуривает её. — К чёрту тебя, — Чарльз, проходя мимо Эрика, подхватывает сигарету из его пальцев и сам делает затяжку. — И твои вечные расспросы об одном и том же. Эрик разрешает ему такую вольность, как бесстыдную кражу его сигарет. Он на это улыбается как довольный кот. Нравится знать, что именно он научил Чарльза курить. Именно он подсадил его на этот наркотик. На сигареты, на адреналин, на драйв вместе с ним. — Ненавижу эту твою… — Чарльз морщится, очерчивая пальцами вокруг головы Эрика, явно намекая на металлический шлем, и выдыхает едкий дым прямо в лицо. — Дрянь. Эрик снимает шлем и тоже встаёт с места, поравнявшись с Чарльзом. Бросая вызов одним только отсутствуем преград. — Я может тоже ненавижу. Это твоё вечное желание лезть в голову. — Эрик подходит ближе, почти вплотную. Так, чтобы его горячее дыхание ударялось о кожу Чарльза, как и запах сигарет о кожу Эрика. — Дрянь. Чарльз несильно замахивается, бьёт хлесткой пощёчиной, оставляющей секундную красную отметину на щеке Эрика. Эрик хватает его за шею, стискивая руку прямо на кадыке Чарльза, заставляя задохнуться не хуже никотина и выронить сигарету. Секундная паника бежит перед глазами Чарльза, когда он зарывается рукой в короткие волосы человека напротив и сильно сжимает, возможно вырывая несколько волосинок. И грубо притягивает к себе, целуя в губы быстро и смазано. Пылко, будто им по семнадцать. Страстно, будто они впервые встретились и только изучают друг друга. Эрик отпускает горло Чарльза, что немного побаливает, только чтобы проскользить рукой по спине и прижать ближе. Но вместо этого Чарльз отстраняется. Отходит на три шага в сторону, поправляет и без того абсолютно идеальное белое литургическое одеяние. — Работа. Джин хотела со мной поговорить, ей нужно покаяться. — Пусть подойдёт к Рейвен. — Эрик снова оказывается рядом, зарываясь носом в длинноватые волосы Чарльза. — И мне нужно отправить письмо. — Чарльз кладёт свою ладонь на чужую челюсть и отводит от себя. — Будто у тебя дел нет. — Конечно есть, — Эрик буднично жмёт плечами. — Жертвоприношение. Сегодня Его день. — Вот видишь. — Чарльз идёт к столу, беря конверт, что так на нём и покоился. — Нельзя заставлять Идола ждать. Да придёт же Величественный, да возродит же Царство своё. Да примет дары детей своих. Да приспешникам своим силу свою дарует. Эрик закрывает глаза, прислушиваясь к каждому слову Чарльза. Чарльз не говорит, нет. Он словно мурлычет каждый звук. Он словно в трансе всё также держит Чарльза за запястье и тянет его на себя, чтобы продолжить Его заповедь: — Да будет воля Его, и могущество, и жажда. — по шее Чарльза идут мурашки, стоит Эрику закончить. — Ты же придёшь? Не думаю, что компания Эммы будет мне так приятна. Чарльз поджимает губы. Он сглатывает слюну, надеясь, что она сможет унять сухость в горле. — Эрик, ты же знаешь… — Да омоет кровь руки мои и перельётся она и станет началом Его. Чарльз глубоко вздыхает. Ему не нравится то, что происходит в подвале поместья каждый Его день. Всего раз в месяц, но даже этого кажется много. Эрику же одного раза мало, в последнее время, задерживаясь в кабинете Чарльза, он требует минимум раз в неделю. Чтобы омыть руки в крови, чтобы она стала началом прихода Спасителя и чтобы положил он конец страданиям детей своих милосердных, и детей своих праведных и верных, и детей своих, что с пути сбились или пути никогда не знали. Чарльз поднимает голову, чтобы снова поцеловать. Чтобы впиться губами в чужие губы, чтобы жёстко их истерзать. Дыхания как всегда не хватает — с Эриком же по-другому и не бывает. Чарльз хватает ртом воздух, большим пальцем прикасаясь к припухшим губам Эрика. Чарльз его укусил. Он приподнял свою ладонь, на которой красовалась свежая капля крови. Эрик недовольно поморщился, прижимая руку к своей раненой губе. — Я омыл руки в крови. Всё честно. И не давая возможности сказать что-то ещё — Чарльз движется к выходу из кабинета. Уже открывая дверь, чтобы уйти, Эрик тяжело вздыхает: — Я тебя ненавижу. — Я тебя тоже, дорогой. Дверь захлопывается. **** Письмо летит в почтовый ящик. В среднюю образовательную школу, чтобы объяснить директору, какого чёрта ученик его школы резко переведётся в закрытое заведение, которым частенько интересуется полиция и чьи нравоучения не всегда понятны? Чтобы объяснить ему веру исповедания, ведь Школа Чарльза Ксавье не обычная, а скорее монастырь? Рассказать об уникальных способностях молодого Максимоффа и отослать ещё одно письмо его матери, им Чарльз бы убедил женщину, что с себе подобными её сыну будет лучше? Нет, нихуя подобного. Письмо отправится прямо в руки Мойры Мактаггерт, агенту ЦРУ, что уже хер пойми сколько времени бьётся в попытках узнать хоть что-то о «Культе Адского Пламени». Чарльз дотронулся до своего виска, ощущая все умы, что находились в его поместье, в здании Школы и главном здании Культа. Все, кроме Эрика Леншерра. Вокруг него вьется барьер, который Чарльз не может преодолеть. Чёртов шлем. — Ча-арли, — знакомый голос вытаскивает Чарльза из глубин его сознания. Ещё один ум, который Чарльз редко чувствует. — Ты какой-то взвинченный. Что, милый Эрик сегодня был не в духе? Аккуратный пальчик скользит по его шее, где остался красный отпечаток ладони. Пальчик этот холодный, стеклянный. Алмазный, точнее. — Эмма, — раздражённо начинает Чарльз, вскидывая чужую руку. — Трахни уже Азазеля и оставь меня в покое. — Какой грозный. — Эмма снова приобретает человеческую форму и наигранно дует губы. — Просто хотела узнать, почему Отец сегодня избегает всех своих бедных и потерянных детей. — А что, Мать уже не справляется? — Нет, что ты. Просто сегодня особенный день, все немного на взводе. Тебя Скотт искал. Кажется, он чувствует грехоподобные чувства к какой-то девчонке из своей школы. Это его ох как гложет. Чарльз снова морщится, слушая Эмму. Она ему не нравилась. Откровенно и абсолютно честно он эту суку на дух не переносил. — Ты поговорила с ним? — Я влезла в его мысли. Думала перекрыть ему эти недопустимые чувства вовсе, но ты же знаешь, как я плохо работаю с эмоциями. Ему стало больно. Глаза Чарльз округляются. — Что с ним? Где он? — О, Чарли, не беспокойся ты так. Просто кровь из носа, но он у Хэнка. Эмма была той ещё стервой. — Ты та ещё стерва. Эмма ухмыляется. Её улыбка режет глаза также, как её алмазный ноготок мог бы изрезать кожу. — Очень почтенно слышать каждое слово в свой адрес сегодня, Отец. Счастливого дня Его! Чарльз проходит мимо, ощущая яркое желание пихнуть её плечом. Но он сдерживает себя в руках. В конце концов, они взрослые люди, а устраивать потасовки будет не очень примерно. Даже если нужно омыть руки в крови. Эмма косит взгляд на почтовый ящик ещё пару секунд перед тем, как поправить невидимые складки на белой приталенной альбе. **** — Скотт? Чарльз заходит в медицинское крыло. На койке сидит Скотт. Из обеих его ноздрей торчат белые края ваты. Хэнк стоит рядом. — Скотт, ты в порядке? Скотт яростно кивает головой, буквально вскакивает с койки, как только видит Чарльза, который быстро подходит к нему. Скотт нетвердо стоит на ногах и Чарльз успевает подхватить парня до того, как он рухнет. — Да, Отец, всё хорошо. — Скотт, Эмма… Мать сказала, что была груба с тобой. Ей жаль, что так получилось, и ей жаль, что она не смогла тебе помочь. — Скотт снова садится на край кровати. Хэнк кидает на Чарльза улыбку, кивая его словам. Он тоже знает, что Эмме никогда не жаль. На последнем предложении, что говорит Чарльз, Скотт радостно и облегчённо выдыхает, утратив последние частицы напряжения: — И она омыла руки о твою кровь. Впервые за день. И ты тоже. — Это здорово. Чарльз садится возле Скотта и смотрит на Хэнка. — Хэнк, можешь выйти на пару минут? Когда Хэнк уходит, Скотт снова мрачнеет. Конечно он знает, о чём Чарльз захочет поговорить, поэтому начинает сам. — Её зовут Мелоди. Мы вместе ходим на биологию и сидим за одной партой. Она очень милая, хотя знает, что я сын Его. Знает, что я мутант. Чарльз понимающе кивает. — Отец, Вы… — Ты знаешь, как можешь меня называть. Скотт кивает, смотря на свои руки. — Чарльз, Вы думаете, что она всё ещё недостойна? Даже после того, как приняла меня? — Тебя не нужно принимать, Скотт. Ты такой же нормальный, как и она. Как и каждый из всех, кто сейчас в Школе, или как каждый другой ученик в твоём классе на биологии. И она нормальная. Скотт всё также неотрывно смотрит на свои руки, но его брови сводятся одна к другой. — Это не то, что вы говорите, Чарльз. Это не похоже на Его слово. Чарльз кладёт свою ладонь на плечо юноши. — Мелоди, так? Её зовут Мелоди? — Скотт кивает. — Мелоди, думаю, очень добрая девочка, раз ты обратил на неё внимание. С чего бы ей не быть достойной? — Потому что у неё нет крупицы дара Его. Вы сами так говорили, Чарльз. «Только достойный выберет достойного. Выбрав другого, без крупицы дара, существа, что ниже нас за эволюцией и самой природы, всё равно, что отречься от Его слова. Всё равно, что лишить себя Его взора. Всё равно, что пойти путём мрака и отрицания, где Его не будет.» Чарльз сжимает губы в тонкую линию. Это его слова. Слова Чарльза. А ранее они были словами Эрика. А ранее они были словами из старой книжки, написанной давно погибшим языком. На расшифровку иероглифов пошли дни и ночи, когда Эрик вместе с Чарльзом осторожно, чтобы не ошибиться, сидели с книгами и учебниками. Со старыми записями. Его слово. В Его слове отрицалось любое слияние достойного с крупицей силы с обычным. Мутанта с человеком. — Скотт, — Чарльз улыбнулся, по-отечески смотря на юношу. Он убрал выбившиеся пряди из прически подростка. Чарльз прикоснулся к его виску. — Ты очень устал и ты хотел бы отдохнуть у себя в комнате до конца дня. Тем более, что ты уже омыл руки. Скотт замер, перестав тревожно переплетать пальцы. Стоило Чарльзу убрать свою ладонь с его головы, как Скотт вдруг зевнул. — Простите, Отец, я хотел бы отдохнуть сегодня. Чарльз кивает, грустно улыбаясь. — Конечно. — Счастливого Его дня. — на прощание и немного заторможенно говорит Скотт перед тем, как встать и уйти из медицинского кабинета. И всего через несколько секунд в кабинете появляется Хэнк. Он закрывает дверь на защёлку. — Ну что? — Здесь небезопасно об этом говорить. — Чарльз тянется к сигаретам и достает из пачки одну. Закуривает под осуждающий взгляд Хэнка. Хмурится на длинные подолы альбы, единственная польза каких — прятать сигареты да оружие. Хэнк скрещивает руки на груди. — Ну, знаешь ли, выбирать не приходится. Чарльз закрывает глаза, так, чтобы звучать только в голове Хэнка. «Мы с ней связывались. Я убедил её в том, что дети не виноваты и они всего-лишь пленники, что следовали за идеей. А потом не смогли уйти.» Хэнк кивает. «Как и все мы.» — также мысленно отвечает он. «Это будет сегодня. Лучшего момента и дождаться нельзя. Я предупредил о всех переменных, у них при себе не будет ни грамма металла. Но будут энергетические барьеры.» Хэнк снимает очки, чтобы потереть переносицу и уставшие глаза. «А что мы?» Чарльз жмёт плечами, курит и осыпает пепел прямо на простыни. «Ты останешься здесь. Ты должен будешь закрыть все окна и открыть все двери. И смотреть чтобы Эмма, Азазель, Янош и Риптайлд особо не шастали. Научила своих пёсиков подсознательным преградам блядь.» Чарльз тушит сигарету о перила кровати, хмурив брови особенно сильно на последнем предложении. Он не мог проникнуть ни к кому из перечисленных в разум при этом не вызвав сильного подозрения и мгновенной реакции. Сука Эмма. Главная заноза. Чарльз убьёт её при возможности. Да он блядь своими руками придушит её, не давая уйти или принять алмазную шкурку. Чарльз Ксавье не святой. Даже в этой ебаной белой альбе, чей прототип священной одежды для культа они просто спиздили у католической церкви и даже при этом прозвище «Отец», который просто напоминал что-то особенно значимое, а на деле скорее вызывал ассоциации с фетишами и нездоровыми сексуальными желаниями. «А ты?» — через минуту размышлений спрашивает Хэнк. «Буду присматривать за Эриком.» Хэнк качает головой, возвращая очки. «Он узнает, что это ты его предал.» Это был не вопрос и не предупреждение. Сухие факты. «Да. И он меня уничтожит. Но пока Эрик будет занят моим убийством, его успеют поймать.» Хэнк молчит. Конечно он будет молчать, тут вряд ли кто-то найдёт слова. Даже Чарльз бы не нашёл. «Рейвен… она…» «Нет. — Чарльз обрывает мысли Хэнка ещё до того, как он смог бы сформулировать что-то про Рейвен. — Она не с нами.» Чарльз встаёт с койки. В животе неприятно крутит от ожидания и всего, что только может произойти. Чарльз протягивает Хэнку руку, как для рукопожатия. Наплевав на неё Хэнк просто притягивает его и обнимает Чарльза за плечи, а когда отстраняется, то единственное, что может добавить это: — Удачи, друг. — Счастливого Его дня. — с кривой улыбкой отвечает Чарльз. **** В коридоре на втором этаже Чарльз встречает Джин. Здесь никого нет — все, кто учился здесь пошли на обед, не забывая послушно здороваться с Чарльзом и желать ему счастливого Его дня. Джин одиноко сидела на скамейке возле библиотеки, в её руках был толстый том, который она не открывала. — Ты хотела поговорить, — напомнил Чарльз. — Здравствуй. — Я с вами. — уверенно сказала Джин. Чарльз удивлённо моргнул, а после оглянулся, убеждаясь, что никого нет. — О чём ты, милая? — Отец… — она замолкла. — Чарльз. Я знаю, что вы хотите сделать. Я знаю про Мойру. Чарльзу не требовалось просить объяснений, чтобы Джин их предоставила. Она была умной девочкой. Возможно, умнейшей из всех, кто здесь был. — Вы вырастили меня. И Вы никогда не учили меня воровать или подслушивать, но вы начали чаще уходить вечером. И я волновалась. Я… — Ты проследила и узнала про Мойру? Джин кивнула. — У вас с ней хорошая история. Про то, что она защищает Школу и Культ от влияния правительства. — искренне заверила она, будто не желая обидеть. — Этому Вы меня тоже не учили, но я… — Залезла к ней в голову и прочитала все мысли, дойдя даже до тех, которые идут, основываясь на рефлексах? Джин кивнула. Чарльзу ничего не оставалось, как взять Джин. Его маленькая девочка. Чарльз взял её в школу в возрасте семи лет, когда вся семья Джин погибла в автокатастрофе. Чарльз знал её девять лет и он научил её всему, что знал сам. Конечно она не была так яро привержена к Культу. Ведь этому Чарльз научить не смог бы, даже если и читал Его слово как и следует хорошему Отцу. — У тебя будет задача, Джин, и это очень важно. Когда всё начнётся, ты должна будешь отыскать Мойру среди тех людей и сказать ей кодовое слово: «Куба». Она поймёт, что ты одна из нас и она даст тебе возможность к действию. После этого ты должна вывести всех детей из здания. Хэнк направит их и тебя в безопасное место. Джин слушала, но её глаза наполнялись слезами. Она подняла взгляд на Чарльза, сжимая губы в очень печальной манере. Чарльз притянул её, чтобы обнять и она ухватилась за его плечи, всхлипнув. Чарльз послал ей по телепатической связи волну спокойствия и всей той нежности, на которую был способен к своему дитя. Она была его ребёнком, даже если их свёл только ужасный Культ. Они прощались, как Чарльз сегодня прощался и со всеми остальными. Вот только Рейвен… с ней нельзя было попрощаться. Она бы никогда не выбрала его сторону, слишком увлеченная Эриком и Его словом. Чарльз её не винил. Он её понимал, как никто другой. **** Всё началось давно. Пятнадцать лет назад в каком-то баре. Чарльз стал профессором — счастливым и молодым, переполненным амбиций и морали. А также эталоном заносчивости и нахальства. Все его жесты пылали чем-то сумбурным и вызывающим. Ох, да, ему понравилась одна красотка и он купит каждому выпивку, лишь бы её впечатлить! Чья-то идея покажется интересной, и он во весь голос начнёт по памяти зачитывать свою научную работу, просто чтобы его не затмили! Кто-то поставить пять долларов на спор и он залезет на стол, пусть даже эта пятёрка так и останется забытой после всего! Но вот был один человек в этом баре. Он кривил морду на каждую смешную шутку, и фыркал от каждого действия Чарльза. Пижон. Его звали Эрик Леншерр. На его запястье был номер. Он был родом из Освенцима. Он был мутантом. Его мать убили. Его пытали. Он нашёл каждого ублюдка и убил их. Он убил того, кто был главарём. За его плечами стояла команда мутантов, что стали его приспешниками. Он изучал историю некого Эн Сабах Нура. Ему нравились глаза Чарльза. Ему нравился ум Чарльза. Ему нравилась телепатия, то есть сила Чарльза. Он поцеловал кровавым поцелуем с укусом, как только они вышли из бара, он всё говорил о том, что только телепаты могут быть так близки с Эн Сабах Нуром, ведь по легендам все телепаты — Его потомки. Он говорил про Египет и про пирамиды и про какие-то утерянные записи, которые ещё никто не смог прочесть. И он так смеялся в губы Чарльза, боже, как же он смеялся после какого-то глупого и пьяного вопроса. Чарльз не знал, от чего конкретно у него так подгибались ноги. Вот тогда всё и пошло по пизде. Эн Сабах Нур был их создателем. Скорее всего. Он был первым мутантом, он правил людьми. Он был тем, кто управлял всеми и кого погребли и записи о нём потеряли специально, просто чтобы скомпрометировать древнейшее существо. Божество. Идола. — Мы создадим новый мир, Чарльз. Возродим его. — Я не ищу насилия, Эрик. — тогда отмахивался Чарльз. — Это всё… очень жестоко. Я не хочу идти на жертвы. — Никто и не пойдёт. Чарльз, наших братьев и сестер прямо сейчас убивают и пытают. Ты знаешь, что сделали со мной. Но ты даже не можешь представить, что сейчас делают с другими. И я тоже не могу. Представь, если мы окажемся в мире, где этого не будет существовать? Где мутанты смогут идти по улице и кричать о том кто они есть, а люди даже не будут на них оборачиваться — на столько привычным порядком это будет. Эн Сабах Нур это обеспечит. Он уже это обеспечил однажды. — И куда он делся после, если всё было так хорошо? — Зависть, думаю. Жажда власти. Алчность. Чарльз смотрит на шахматные фигуры и перед тем, как переставить коня на следующее поле, говорит: — Я всегда хотел создать школу. Чтобы там могли жить и учиться мутанты. Безопасное место для детей и подростков, где они бы учились контролю и дисциплинам, а после смогли бы построить то общество, где такие раздельные школы уже будут ни к чему. Эрик несколько секунд молчит. — Я хочу того же. Вот только не когда-то через много поколений, а прямо сейчас. Нам просто нужно дать Нуру чуть больше силы, чтобы он смог восстать. Нам нужно чуть больше веры, Чарльз. — Эрик переместил короля, поставив шах и мат Чарльзу. Поместье Чарльза превратилось в школу. В настоящую, с детьми и преподавателями. В его подвале, огромном зале с отсутствующими окнами и шумоизоляцией появился склеп с Божеством. Он был… Эн Сабах Нур был прекрасен. Тёмная кожа, синего цвета, что отливал почти чёрным. Острые скулы и фактурный нос. Одеяние — слияния тёмных цветов с золотым. Он не погиб. Он замер и ждал, когда сможет насытиться кровью. Так было сказано в рукописях времён, когда Нур правил. Там было сказано, что Идол питался кровью, и только так мог становиться таким могущественным. И склеп, и все рукописи были доставлены прямиком из Египта. Но это было не чем-то нормальным, Чарльз это понимал. Чарльз боялся Эрика каждый раз, когда тот начинал говорить про Эн Сабах Нура. Эрик был пугающим. Чарльз помнит, как горели его глаза, когда они впервые это сделали. Мужчина, старый и сломленный, он был нездоров духом и телом. Он молил о смерти, что и так бы пришла днём позже. Стоя на алтаре, Чарльз сжимал клинок в руках и чувствовал руки Эрика на своих. Они убили старика и его кровь стекла к склепу. Впиталась в камень. Чарльз не мог перестать смотреть на улыбку, что искажала лицо Эрика. На его огонь в глазах. Всё ещё держа клинок, Эрик поцеловал его, даже не замечая солёные слёзы, что текли по лицу Чарльза. Всё возвелось в абсолют. Появился Культ и приспешники. И все ученики, конечно, тоже стали его участниками. Его предмет был обязателен в программе. Отречься от Его предмета всегда означало отречься от всех мутантов, от школы, от братьев и сестер. Чарльз вдруг понял, что уйти невозможно, когда Эрик надел шлем и шутки ради сказал, что убьёт Чарльза, если он его предаст. «Но я знаю, что этого не случится. Ты же меня любишь также, как и я тебя, Чарльз.» — и Чарльз не знал, что на это ответить, кроме как безмолвного кивка. Культ приобретал всё больше деталей. Всё больше Его слов. Всё больше слоёв. Одежда, звания, запреты. Так появились Отец, Мать и Дочь — три ныне живущих телепата, и каждый из них был особенно близок и особо почитаем. Чарльз, Эмма, Джин. Джин… бедная девочка этого не заслуживала. Сделав её особенной, она была проклята на одиночество и страх, на вечный шёпот за спиной — даже если это уважение окружающих, даже если это страх о каре, что обязательно прибудет за грехи. Грехи тоже были перед Ним. Его имя больше нельзя было произносить, если это был не Его день. Если ты не приближенный к нему — приближенными считались только телепаты и их фавориты. Его дни… события, что происходили всё чаще. Всё больше умерших людей, всё больше убитых. Эрик сам приносил жертвы, он был кровавым палачом и честным судьёй и праведным исполнителем. Каждый должен был почувствовать кровь на своих пальцах. Каждый должен был дотронуться кровавыми пальцами к Его склепу. Но сегодня всё кончится. Чарльз сделал для этого достаточно, он натерпелся с избытком. Мойра вместе с Логаном, что в своё время отказался от Культа, но был не прочь его разрушить, совсем скоро нагрянут и тогда всё станет на свои места. Не станет Культа Адского Пламени. Остаётся только Школа имени Чарльза Ксавье, который к этому моменту уже погибнет. **** — Я рад что ты пришёл. — Магнето улыбнулся, нагнувшись ближе к Чарльзу. На нём был полностью белый костюм, как почти и у всех собравшихся. На нём был шлем. Большой круг из мутантов разных возрастов неподвижно стоял чуть поодаль от алтаря. Возле самого склепа же стоял Магнето. Одной рукой он держал ладонь Эммы — прекрасной Матери, чьи белые кудри были под стать ритуальному наряду. Второй же рукой он держал Чарльза. — Я тоже рад, Магнето. — согласился Чарльз. Он ненавидел Магнето. Магнето был жесток. Он убивал людей, он смеялся в лицо смерти. Он читал Его слово наизусть и оно всё больше походило на извращённость жестокого разума, на что-то неправильное. Магнето отвёл взгляд от Чарльза, обращаясь к толпе. — Мы обязаны омыть руки свои в крови недостойных. В крови лишенных крупицы Его дара, чтобы почтить Его жертву, чтобы напомнить, что мы преданные дети Его. — все молча слушали. Даже подростки, которых Чарльз никогда бы не хотел подпускать к этому склепу, тоже молчали, даже не пытаясь переговорить друг с другом шутки ради, как принято у детей. Все были очарованы. Все были в белом. Все держались за руки, как в знак единства. — Каждый Его день мы проводим с Матерью, — Эмма на этих словах улыбнулась своей идеальной улыбкой розовых губ, обнажая такие же идеальные зубы и свободной рукой осторожно помахала толпе мутантов, проводя взглядом каждого. Это походило на красную дорожку, где голливудских знаменитостей вынуждают поприветствовать своих фанатов. Эмма же приветствовала своих приспешников. Своих детей. — Но не каждый Его день мы удостаиваемся Отца. Да станет же это символом величия Его, да воспримем же мы это как жест особенный. Как жест дара от Отца в убеждениях Его! В тоне Магнето слышался стёб. И обида. И сожаление по поводу того, что Чарльз пропускал Его день, что не омывал руки в крови, что игнорировал жестокое Слово и выбирал запереться в кабинете и напиться дорогим скотчем, нежели смотреть, как его ученики дотрагиваются до истекающего кровью трупа, а после, измазанные в алом цвете по очереди подходят к алтарю. И всё это под речь Магнето. Под речь Эрика. Вместо этого Чарльз выдавил из себя улыбку, скромно склонив голову. По залу прошла череда негромких хлопков в ладоши, которыми они приветствовали своего Отца. — Прискорбно видеть, что среди нас нет Дочери. — Магнето посмотрел на Чарльза, чуть сощурив глаза. — Но это не станет неуважением к Нему. Дочь успела омыть руки, а значит, смирение Его всё ещё в равновесии. Думаю, самое время начинать. Сердце Чарльза застучало в несколько раз быстрее. Круг из мутантов расступился, выстраиваясь так, чтобы можно было свободно пройти. Рейвен. его милая Рейвен, девочка, которую Чарльз нашёл на своей кухне ещё в детстве, когда та пряталась от дождя и искала еду. Она тряслась от холода и боязливо оглядываясь по сторонам тогда, но приняла из рук Чарльза всё, что он ей предлагал. Девочка, с которой они провели всё детство рука об руку. Ради которой Чарльз был готов принять всё плохое настроение родителей на себя. Ради которой воровал спрятанное мамой печенье, только потому, что оно ей нравилось. Сейчас это была не Рейвен. Это была Мистик. Взрослая и самостоятельная. Самодостаточная настолько, насколько это только возможно. Она больше не пряталась за обличием блондинки. Она выбрала огнено-рыжий и тёмно-синий. Она выбрала причудливые узоры на своём истинном теле и частые шрамы от полевых заданий, смысл которых Чарльз не знал, но которыми всегда руководил Эрик. Она вела впереди себя какого-то человека. Мужчина среднего роста, с обычным телосложением. На его глазах была завязана белая атласная лента. Он был одет во всё белое, как и следует всем, кто сейчас присутствовал на дне Его. Кроме Рейвен, на которой никогда не было одежды, ведь она была ей не нужна. Мужчина осторожно шагал вперёд, вертя головой, но всё равно ничего не видя. Чарльз чувствовал, как от него волновами шёл страх. Как паника в груди мужчины билась пойманной птицей, как он делал боязливые всхлипы каждый раз, когда переставлял ноги. Эмма тоже должна была это чувствовать. Но она закрывала глаза, чуть вскинув голову и вдыхая запах страха, наслаждаясь им, а не сочувствуя ему. Мистик посмотрела на Чарльза, задержав свой взгляд на нём. Всего на секунду за которую Чарльз послал ей волну умиротворения. Она резко отвернулась, проводя мужчину до конца. Останавливая его буквально в метре от Магнето и с силой толкая на плечи, заставляя того упать на колени перед мастером металла. Мужчина что-то шептал. Бегло и тихо. — Господи, сделай меня орудием Твоего мира, туда, где ненависть, дай мне приносить любовь, туда, где обида — приносить прощение, туда, где тьма — приносить свет, туда, где печаль — приносить радость. — мужчина задохнулся всхипом. Магнето отпустил руки Отца и Матери, сделав полшага вперёд. Он грубо ухватил мужчину за подбородок, заставив поднять голову вверх. Запрокинуть её так, чтобы Магнето мог видеть каждый дрогнувшим мускул на его лице. Чарльз заметил, что в руках мужчины был крестик, что тот сжимал меж пальцев так крепко, что его костяшки стали полностью белыми. Чарльз чувствовал, как дрожали эти самые пальцы у мужчины. Как дрожал его подбородок в руках Магнето. Как дрожали его губы, когда он все равно продолжал молитву: — Дай мне, Господи, не ждать утешения, а утешать, не ждать понимания, а понимать, не ждать любви, а любить. Ибо, только кто дает, тот обретает, только кто о себе забывает — тот находит себя, только кто прощает. Мужчина думал о своих детях. У него было двое детей — две замечательные девочки, пяти и восьми лет. Он думал о своей жене. И о том, как было бы замечательно вернуться домой. О том, как бы он её поцеловал и как бы обнял дочерей. Его мысли оглушали Чарльза. Образы в его голове возникали перед глазами Чарльза. Его любовь к ним ослепляла Чарльза. Чарльз подошёл ближе и под внимательным взглядом Магнето положил свою руку на макушку мужчины, заставив того крупко дрогнуть. Чарльз лишил его страха и паники. Лишил его слёз, что впитывались в атласную ленту на его лице. Эмма, скрестив руки на груди, наблюдала за этим, явно не одобряя. Мистик, что стояла как верный солдат и безмолвный страж, подняла закрытую деревянную коробку, что до этого стояла здесь. Она раскрыла её и обернула к Магнето. Он отпустил мужчину, чтобы взять содержимое коробки с древними иероглифами в руки. Клинок. Изящный и смертоносный. Чарльз отошёл в сторону, совсем немного. В его глазах блестели слёзы, что нельзя было пролить. Он не мог оторвать взгляд от Магнето. От Эрика. Он развернул мужчину к публике, держа его за волосы и обнажая и без того беззащитную шею. Мужчина не двигался, больше не переживая о происходящем. Больше не страшась смерти или боли. Эрик занёс свой клинок над ним, всего раз обернувшись на Чарльза, чтобы увидеть, как тот поспешно опускает глаза в пол. — Счастливого Его дня. — сказал Эрик и, кажется, его голос разнёсся по всему подвалу и всему поместью. По всей школе, проникая в каждую комнату и угол. Возможно, даже достиг своего остального мира. — Адское Пламя возродит Его! Да почтит Его силу! Да запомнит Его волю! Во имя Эн Сабах Нура! Клинок одним движением прошёлся по шее мужчины. Казалось, он только прикоснулся, дразня, а не пытаясь ранить, таким стремительным он был. Из шеи мужчины брызнула кровь и начала быстро струится вниз по белому костюму, в один миг окрашивая всего вокруг в алый цвет. Эрик продолжал держать голову мужчины, когда тот задыхался собственной кровью. Его душил кашель, но никто не обращал на это внимание. Хриплый звук разносился также, как и речь Эрика. Эрик отшвырнул мужчину и тот упал, ударившись о пол. Одна его рука зажала себе горло, пытаясь прижать рану, но это не возымело эффекта. Его тело ослабло, в последний раз дрожа в конвульсии. Окровавленные пальцы обездивжено опустились рядом, выпустив из своей хватки серебряный крестик. Глаза мужчины были распахнуты как у рыбы, что выбросило на берег. Он смотрел вверх, но больше ничего не видел. Эмма подошла к его телу, присев рядом и подцепила крестик, что так и оставался в руке мертвеца. Её ладонь — красная от крови, блестела в плохо освященном помещении. Именно из-за отсутствия света лужа крови, в которой лежало тело мужчины, казалась чёрной как смола. Подол наряда Эммы дотронулся лужи и также стремительно быстро ткань напиталась алым цветом. Она развернулась, желая пройти по алтарю к склепу, но замерла. — Нет. — Эрик остановил Эмму. Он подошёл к Чарльзу, что всё не мог отвести взгляд от тела. От лужи крови. От двух девочек, что так хотел обнять мужчина перед своей смертью. От женщины, что лучезарно улыбалась, когда её образ возникал в голове этого человека. В молитве, где он обращался к Господу, прося сделать его орудием любви и милосердия, а не ищя радости и света. — Сначала это сделает Отец. Эрик взял Чарльза за обе руки и повёл к телу. Эрик смотрел на Чарльза изучающе, словно впервые перед собой видел и не знал кто это. Не знал как с ним обращаться или какие слова использовать. Эрик остановился возле тела, наклонившись к нему и обмакнул всю ладонь в кровь. Чарльз отвернул голову к толпе мутантов. К своим ученикам и друзьям, к Рейвен и Алексу, к Энджел и Шону. Они завороженно наблюдали и ничего не делали. Они держались за руки. Они хотели этого. Чарльз опустил голову вниз, пока по его щекам катились слёзы. Эрик испачкал руки Чарльза в крови. Случайно задел белое одеяние, не заботясь, что отмыть его будет невозможно. Специально положил свою ладно на его щёку, чтобы Чарльз почувствовал запах железа, чтобы ощутил тёплую жидкость на своей коже. Чтобы чужое ДНК проникло в его поры. Чтобы он снова почувствовать смерть. Эрик снова повёл его, в этот раз к склепу. И они вместе скрещенными пальцами дотронулись до него. Первыми за этот день омыв руки в крови недостойного. Почтили Его этой жертвой. Приподнесли своего Идола к Богу. Сделали его Богом. Создали для себя. Для всех, кто смотрел. Чарльз посмотрел в глаза Эрика. Полные безразличия к трупу. Полные любви и искажённой нежностью к Чарльзу. Они были полны восхищения, что он дарил Ему. Кровавой рукой Чарльз притянул Эрика к себе, чтобы поцеловать. Чтобы поделиться вкусом крови через поцелуй. Чтобы разделить кровь и слёзы. Чтобы, как лучший ювелир, влезть в сознание Эммы и заставить её замереть на месте. Чтобы как можно осторожнее положить руку на шею Эрика, там, где начинается шлем, и резко вскинуть его с головы Магнето. — Куба. Слово прозвучало как из громовещателя, оглушая всех присутствующих, заставляя их упасть на колени и прижать уши. В подвал ворвались люди в чёрных защитных желетах с винтовками, чей прицел светился зелёным лучем. — Всем к стене! — кричали они. — Руки на виду и не двигаться! Послышались первые выстрелы. Эмма, которую Чарльз обездвижил телепатией, упала замертво. В её лбу виднелась рана от пули, что прошибла ей мозги. Вся толпа у алтаря двинулась в разные стороны, пытаясь отступить. Некоторые нападали. Ангел, размахивая крыльями, принялся отбрасывать агентов ФБР и пронзать их острыми наростами на крыльях. Энджел держалась возле, она злобно шипела на каждого агента и плевалась кислотой. Крик раненого агента заполнил всё здание, смешавшись с криком раненого мутанта и криком страха какого-то подростка. Один из федералов вдруг принялся стрелять по своим же агентам что его окружали. Рейвен. Кто-то кинул дымовуху. Всё погрузилось в непонятливую дымку и найти нужные очертания становилось сложно. Только лучи винтовок. Только яд. Только кровь, что лилась по полу, достигая алтаря. Чарльз не мог отойти. Державшись за висок Эрика, он контролировал его. Не давал волю уйти, как бы сильно тот не сопротивлялся. Щиты у него были лучшими из всех, что Чарльз встречал. Его ментальные стены было невозможно разрушить. Поэтому Чарльзу оставалось только не дать ему возможность уйти. — Мойра! — закричал Чарльз. Он не смог бы его долго контролировать. — Мойра! Где-то из тени появился человек, который единственный когда-то пытался предостеречь Чарльза. «Все платят по счетам. Задумайся, какова цена обрушится на тебя, если ты выберешь неправильную сторону. Шли нахуй их. Хуйня это всё». И Логан не ошибся. И сейчас он был здесь. Его когти из адамантия неизменно выглядывали прямо из-под его кожи, разорвав ту, чтобы высвободиться. — Что тебе нужно?! — закричал Логан, чтобы его было возможно услышать. — Энергетическое поле! Или блокиратор! Логан кивнул, но не успел ничего сделать, как в него красной бурей врезался Азазель. Красная вспышки — и они исчезли. Чарльз почувствовал, как кто-то дёрнул его за альба. — Отец! — со всех сил кричала Ороро. — Нам нужно уходить! Чарльз приложил одну руку ей на голову. Её глаза в миг стали спокойными, стеклянными. Она смиренно отошла в сторону, туда куда велели идти федералы. Дым начинал рассеиваться, оседать. Чарльз смотрел на своих детей, что стояли у стены, ненавистным взглядом уставившись на агентов ФБР и ЦРУ. Они находились в центре энергетического поля, что глушил способности, чтобы те не смогли напасть и ранить, даже если это будет на инстинктах. Они испугано смотрели на Чарльза, не понимая, почему тот ничего не делает. Почему Эрик тоже стоит неподвижно. Вот. Они договаривались с Мойрой об этом. Всех детей, что будут в подвале, выведут наверх, а оттуда те уедут в безопасное место. Всех взрослых арестуют и будут судить по многочисленным статьям. Хэнк работал под прикрытием, ему ничего не будет. Дети вернутся к своим семьям и к своим обычным школам. Но вместо этого. Череда выстрелов. Прямо по беззащитным и невооружённым. По детям и подросткам, что следовали Его словам просто из-за влияния старших. — Нет! — раненым зверем Чарльз бросается вперёд. Его дети. Его ученики и друзья. Он выбрасывает руку вперёд и все специальные агенты замирают на месте, перестав стрелять. Чарльза кидает к ним. Грязные от пыли и крови, его народ льется к нему, жалостливо тянут руки, желая ухватиться за подол его альбы. Держат друг друга за плечи и раны, прижимая ладони к местам, откуда теряется кровь, обнимая тех, кто безнадежно и безвозвратно теряет жизнь. Китти замирает, сделав последний и болезненный вдох. Курт закрывает глаза и больше не может их распахнуть. Чарльз оседает среди тел детей своих. Среди братьев и сестер. Умы и сознания постепенно угасают. Белая альба уже стала красной. Чарльз омыл руки и омылся сам. Четверо из федералов, те что стреляли, в один момент взлетают в воздух. Эрик разбрасывает солдат и агентов как тряпичные куклы и они ударяются о стены и потолок, но исход всегда один — в конце концов они падают вниз. — Этого ты хотел, Чарльз? — голос Эрика кажется изломанным. Он звучит как вилкой по пустой посуде, как режущий звук металлического инструмента. Эрик подходит ближе. Медленно. Каждый шаг даётся ему с трудом. Ему сложно заставить свои ноги идти, когда Чарльз сидит среди крови и органов их детей, когда он прижимает головы детей к своим коленям, когда оплакивает смерть каждого прямо сейчас. Когда он предал Эрика, а люди в свою очередь предали Чарльза. — Ты ублюдок, Эрик. — выдавливает Чарльз. — А они лучше? — Эрик указывает рукой на все мёртвые тела федералов. — Они боялись. Они знали об Адском Пламени и боялись его. Тебя. — Ты тоже меня боялся, Чарльз? Чарльз рвано выдыхает. — Всегда. Эрик разочаровано закрывает глаза. — Выходит, я в тебе ошибся. Я считал тебя ровней. Я доверял тебе, Чарльз, как не доверял никому. Я любил тебя. — Ты не способен на это. Эрик жмёт плечами. — Может быть. Но это чувство было самым сильным к тебе. — он оборачивается, отходит от стены, где мёртвые и меж ними, как цветок, что выбивается меж асфальтными плитами, Чарльз. — Даже если это была ненависть. Чарльз встаёт, идёт за Эриком на негнущихся ногах. Внутри всё разбилось, а сейчас тянуло и ранило. Осколки вонзались в сердце, разрывали его на куски. Чарльз чувствует ещё один разум прямо здесь. Мойра. Как же он её, блядь, ненавидит. Она разрушила договор. Она убила всех. Она появляется прямо за склепом и делает несколько точных выстрелов прямо в Эрика. Ни одна из пуль не достигает его. Они все обходит мимо него. Одна, вторая, третья. Четвёртая врезается в Чарльза. Прямо в поясницу. Его крик становится громче выстрела. Перед глазами всё окрашивается в красный и чёрный. Белые точки. Агония, от которой хочется задохнуться, да побыстрее. Эрик оборачивается. Смотрит на Чарльза со всей нежностью, на которую мог бы быть способен. Мойра хрипит от удушья, когда её жетон начинает затягиваться на шее женщины. А после её резко отбрасывает в сторону, она ударяется о стену и падает. Чарльз может поклясться, что кроме стучащей крови где-то в собственных висках слышит хруст костей Мойры. Эрик подходит ближе, садится на колени перед ним так, как садится на колени, чтобы молиться. Как садится на колени, когда хочет быть услышанным своим Богом. И сейчас он на коленях перед Чарльзом, смотрит на него, как на падшее божество, как на библейского ангела со сломаными крыльями. — Я… я не чувствую ног. — единственное, что может заметить Чарльз. Он не чувствует ног. Он не может ими пошевелить. Спина болит жгучей болью. В глазах снова собираются слёзы, что размывают фигуру Эрика. Эрик тянется к его губам, чтобы поцеловать. И Чарльз отвечает на поцелуй. Чарльз кусает его как всегда — до крови. Так, чтобы Эрик резко отдернул голову. Чтобы усмехнулся. Но в этот раз он не усмехается. Он просто наклоняется прямо к его уху, обжигая шею горячим дыханием и своим шёпотом: — Я чертовски хочу тебя уничтожить. Но смерти ты не достоин. Чарльз находит рукой осколок стекла, чёрт знает, откуда он здесь взялся. Вкладывая в это свои последние силы, он замахивается и ударяет Эрика в бедро осколком и оставляет его там. Эрик шипит от боли, но почти что сразу выдергивает его из своей ноги и отбрасывает куда-то в сторону. Чарльз видит, как к ним подходит Рейвен. Она еле стоит, хромает, прижимая одну руку к туловищу. Эрик поднимается с колен и подхватывает Рейвен за здоровую руку, давая ей точку опоры. Они идут к выходу, не обращая внимание на Чарльза. — Я тебя блядь ненавижу. — хрипло говорит Чарльз. Эрик резко останавливается, оборачивается на него, критично смотрит. — Я тебя тоже, дорогой.

I want to hold you close

Soft breath, beating heart

As I whisper in your ear:

«I wanna fucking tear you apart.»