Мой новый репетитор слишком милый!

Сквозь открытые шторы пробивается рассветное солнце, попадая прямо на веки. Цукаса кое-как открывает глаза, пытаясь проморгаться. Вчера вечером уснул он довольно поздно, но чётко помнил, что ему было тепло. Сейчас что-то не так, потому что ему было по-настоящему жарко. Мальчик по привычке хочет потянуться и перевалиться на другой бок, но вдруг неясная тяжесть не позволяет этого сделать. Только теперь до него доходит, что это из-за того, что он спал с Руи в обнимку. Едва прозрев от неги сна, он через силу пробует выбраться из объятий, но нет, судьба не на его стороне. Слишком уж крепко они сцепились. Заливаясь пунцом, блондину не остаётся ничего, кроме как смущённо уткнуться лицом в мягкую подушку. Ведь все так хорошо начиналось... Почему именно сейчас? Почему сегодня? Почему так? Почему с ним? Ответов никто дать не сможет, хотя Цукасе понятно одно: он и Камиширо неведомым образом перешагнули границу знакомых. Возможно, даже чересчур. Благо, провалявшись так пару минут у Руи, то-ли затекла рука, то-ли он почувствовал желание блондина встать, и он отворачивается в другую сторону, выпуская Тенму из объятий. Резво вскочив на ноги, мальчик максимально тихо направляется в ванную. Обычные утренние процедуры: чистка зубов, различные пенки и маски, чтобы сохранить чистоту кожи, но есть и кое-что не совсем привычное. Приходится повозиться пару минут у подвесного шкафчика со скрипучей дверью, дабы найти одноразовую щетку. Парень кладёт ее на самое, как ему кажется, видное место, перед зеркалом. Ныне перед ним стоит новая задача: сообразить что-нибудь покушать. Решая остановится на классическом завтраке, Цукаса штудирует холодильник. Найдя все подходящие продукты, блондин начинает со сложнейшего. Суп. Мисо суп. Сам по себе он легкий, но так уж вышло что ингредиентов нужно больше всего. На скорую руку он кипятит бульон с водрослями, через пару минут кидает тунца, что лежал в холодильнике добрую неделю, и парочку специй для вкуса. На все это ушло минут двадцать но Руи, негодник такой, все ещё не проснулся. Впрочем, окинув взглядом часы, Тенма поумерил свой пыл. Всего девять утра все-таки. Юноша быстро варит рис, укладывает в небольшую плашку немного бобов натто. — «А Руи ест натто?..» — но говоря честно, он моментально плюёт на это. Не захочет есть — не будет, так в чем проблема? Настроение почему-то не задается. Хочется вернуться под толстое одеяло, разлечься на мягком матрасе и глупо пилить дыру в потолке, греясь. Кухонный кафель ощущается более-менее теплым, но по ногам от ступней все равно пробегают кисловатые мелкие мурашки. Вся еда в небольших мисках, а это: мисо суп, клейкий рис, бобы натто и немного фруктов отправляются на обеденный стол; Цукаса же, решив, что важнее сна нет ничего, со спокойной душой поплелся к уже излюбленному футону. Он заходит в комнату и обнаруживает, что ничего не изменилось, Руи как спал, так и спит. Блондин задвигает светлые шторы, чтобы свет не мешал спать, пока они волочатся по глянцевому полу. — «Он хотя бы сможет поесть, если проснётся раньше меня,» — не сказать, что Тенма любил просыпаться, делать все нужные дела типа умывания или завтрака, а потом снова засыпать, только вот сегодня сонливость никак не отпускает. Не так уж и безосновательно предполагая свое разбитое самочувствие после, юноша сметает сомнения, укладывается на пол. Спальное место остыло, поэтому было неуютно, но через какое-то время стало лучше. Полумрак как-то сам собой, и очень быстро, утягивает Цукасу в объятия дремы. *** Удаётся кое-как разлепить глаза. Обзору мешают премерзкие "мушки" и остатки сонной пелены, что так и наровят дать увидеть поменьше, утянуть обратно в ленивый сон. Затекшая спина болит, и руки, хоть и несильно, а все-таки ноют. С трудом повернувшись, парень обнаруживает перед собой некоего спящего. — «Как мило,» — на лице появляется улыбка, — «до сих пор спит.» Юноша поднимается с футона, потягивается, высоко поднимая ладони. Позвоночник хрустит пару раз и, пошатываясь, он выходит из комнаты. Недолго бродит дому. Открыв очередную дверь, он подходит к раковине и умывается. Света здесь почти нет. Когда он проснулся, шторы в комнате были задвинуты, поэтому, решив лишний раз не тревожить глазки ярким освещением, лампочку он включил только над зеркалом. Подняв, наконец, взгляд на блестящее от рыжей лапмы стекло, он посмотрел на себя. Темнота ванной окружает синим облаком, выделяя пуще прежнего желтый свет. Взъерошенные волосы, бледное лицо, небольшие синяки под глазами. Словом, выглядит "просто прекрасно". Так бы он и продолжил, вперевши глаза в зеркало, глядеть на собственное лицо, позабыв обо всем остальном окружении, спящем Цукасе в комнате и самом себе, пока журчит вода. Только вот живот начинает урчать, возвращая в реальность. — «Не хочется будить Цукасу-куна,» — вздыхает Руи, — «спит, как убитый, наверное...» — и тихо усмехается. Выйдя из туалета, Камиширо плетется на кухню, ожидая увидеть пустой, как и его мысли сейчас, стол, но на нем стоит несколько маленьких мисок. Руи сильно удивляется, разинув глаза пошире, и бессознательно улыбается. Что это такое? Цукаса приготовил ему завтрак. Это так... Трогательно. — «Он просыпался, чтобы приготовить мне еду?» — щеки краснеют, пока желтоглазый застывает в изумлении, — «Цукаса-кун... Просто золото.» — «Мне стоит отблагодарить его.» Блюда остыли, так что механик садится за стол только тогда, когда согревает их в микроволновке. И лишь ныне он замечает новую упаковку одноразовых палочек, лежащую на столешнице. Бумажный пакетик глухо шуршит, разрываясь, и Руи щёлкает деревянными палочками, ударяя их друг о друга. Юноша двигает тарелку с супом поближе к себе и поддевает приборами кусочек рыбы, за который цепляется лист водорослей. Камиширо несильно морщится, будто съел лимон, но водоросль съедает: все же это лучше, чем овощи. Через пару-тройку минут он допивает остатки бульона и ставит чашку на стол. Распробовав сладковатый рис, желтоглазый усиленно игнорирует бобы натто, лежащие неподалёку. — «Не смотри на них,» — и отворачивается, — «они даже выглядят невкусно...» Но бедную душеньку гложет, что Цукаса может расстроиться, ежели Руи не съест все: своего рода оскорбление повара. — «Закончу с рисом и подумаю над бобами.» Крупа расплывается по рту сладковатым теплом, и Камиширо начинает казаться, что он, разморенный горячей едой и полом с подогревом, сейчас снова уснет. К счастью, этого не происходит, но факт того, что дома жарко, никуда не уходит. Парню действительно кажется, что в помещении как-то душно, в связи с чем было решено открыть кухонное окно. Стул гремит и скрипит, когда он встаёт с него и идёт к подоконнику, а оконная ручка жалобно трещит, поворачиваясь. На кухне светло, а на часах половина одиннадцатого. Солнце давным-давно пытается красоваться на небе, но оно то и дело затягивается седыми облаками. В районе у Цукасы довольно много красных кленов, трясущихся на беспорядочном ветру. Вот потоки ветра срывают киноварную листву, склоняют под собой гибкие травинки: беспощадно и грубо. Парень возвращается за стол. Спустя пару минут разглядывания природы за окном, механик может наблюдать быстрый вальс самых разных растений: от кленовых листьев и травы, до золотых листов бука, непонятно откуда взявшихся. Вроде бук поблизости не растёт. В стекло прилетает рыже-зелёный отрывок каштана. Вот каштан по дороге Руи помнит — высокий и раскидистый. Они с Цукасой прятались средь его корней и травяных шуб с минуту, когда бежали домой под дождём. В очередной раз дотронувшись палочками дна тарелки, желтоглазый ничего под деревом не чувствует. Переводит взгляд и понимает, что рис закончился. — «Прискорбно,» — подмечает он разочарованно, — «а что с бобами делать...» Ну, не есть их, наверное, не слишком вежливо... Тенма огорчится? — «Почему я вообще думаю, что Цукаса-кун может обидеться? Он не выглядит как человек, который будет заставлять кого-то съесть что-то, что он не любит...» — золотые радужки глупо утыкаются в окно, юноша вздыхает, — «о, птица пролетела.» Он молча думает, отвернувшись от белоснежного блюдца с красноватой соей. В этой фиолетовой голове нет ни одной мысли, что можно в толк взять. Все птицы какие-то, бобы, Цукаса. Тишина почти полная: лишь изредка забавится разгулявшийся ветер на улице, чьи потоки бросаются редкими каплями в дом; тихие шуршания на улице, будто кошка крадётся под подоконником; шипение прозрачного чайника... — «Постойте,» — Камиширо еле заметно дёргается, осознав, — «чайника? Так он же был выключен...» — и лишь отвернувшись от непримечательного осеннего пейзажа, Камиширо обнаруживает фигуру возле того самого чайника. Ах! Это Цукаса. Школьник чувствует, как у него камень от сердца отлегает: все-таки немного испугался. Блондин неловко разворачивается к Руи, по ходу сего пытаясь разлепить глаза. Состояние вовсе ни к черту, а дополнительные полтора часа сна все-таки были лишними: в голове был не то бардак, не то гнетущая шуньята, ноги ватные, и сердце бьётся тихо-тихо, совсем медленно. — Доброе утро, Руи, — юноша опирается на спинку стула и зевает, прикрывая рот рукой, — как спалось? — интересуется он мирно. Высокий парень отодвигает от себя посудину с бобами, не глядя. На лице желтоглазого расползается умильная улыбка, он кивает: — Доброе, Цукаса-кун. Спалось хорошо, — в памяти всплывают события сегодняшней ночи, и у Камиширо почти краснеют уши, но тот в последний момент прогоняет смущение прочь, — что насчёт тебя? — Никак не мог найти комфортную температуру... Выглядит Цукаса помято. Даже очень... Весь всклокоченный, лохматый, бледный, как поганка. Староста наступает на очередную плитку и ощущает, как бегут по пяткам холодные мурашки. Доводит до апогея ледяной ветер, подувший в открытое окно. Пол холодный, ветер холодный, руки холодные, и Цукаса начинает натурально дрожать, что механик замечает. — Ме, — протягивает блондин. *** Этот понедельник мог бы быть лучшим, но судьба и высшие силы порешили иначе. Проснулся Цукаса с отличным настроением, но утро пошло наперекосяк, начавшись с не самого приятного сна. На завтраке он по-идиотски разбил кружку, а перед выходом почти двадцать минут искал ветровку, чтобы не так сильно мёрзнуть на улице. Не нашел. Воздух переполнен утренней прохладой, от которой юноша едва передёргивает плечами. Другие жители города выглядят заспанными и уставшими, впрочем как и сам Цукаса. В абрикосовых радужках картинка немного плывёт. В этот понедельник весь окружающий мир ощущается серым и холодным, намного более погрязшим в отстранении, чем обычно. По дороге в школу Тенма кое-что вспомнил. Контрольная по математике. Контрольная по математике и место в студенческом комитете... — «Это не день, а пиздец,» — староста с искренним драматизмом стонет и, не выдерживая такого резкого увеличения проблем на сегодняшний день, поворачивает в какой-то киоск с очень уж яркими витринами. Хватает с полки виноградную газировку, быстро расплачивается за нее и спешно открывает. *** Уже в школе его обнимают со спины и начинают щекотать. — Цу-укаса-кун, — блондин начинает истерически задыхаться, пока Руи улыбается так ехидно, как вообще может, — что с тобой, Цукаса-кун? Ты боишься щекотки? — Бля-ять...