аварийная ситуация

…сигаретный дым. И тебе было всего семнадцать, С виду такая милая, но внутри жестокая, Ты едва не поставила меня на колени. Cigarette Daydreams — Cage The Elephant Кевин находится в состоянии повышенной боевой готовности и совершенно не может расслабиться. Его обычное умение держать себя в руках разлетелось вдребезги, словно пуленепробиваемое стекло от брошенного в него камня. И этот камень — совершаемое ими преступление. — Успокойся, — говорит ему Эндрю. — У тебя бабки с собой? — Нет, я потерял их за те две минуты, что прошли с тех пор, как ты спрашивал меня в последний раз. — Он сказал, что это должна быть наличка. — И мы пошли к банкомату и сняли наличку. — Шестьсот? — Кевин. — Да? — Завались. Кевин замолкает. Большую часть времени он ведет себя прилично и знает, когда нужно прекратить испытывать терпение Эндрю. На этот раз Эндрю прощает его за то, что тот втянул их в это дерьмо: нынешняя ситуация является результатом инцидента, к которому едва не была привлечена полиция, что могло бы знатно запятнать репутацию золотого мальчика. Только представьте себе новостные заголовки: «Карьера многообещающего юного спортсмена была разрушена из-за скандала, связанного с распитием спиртных напитков несовершеннолетними, и теперь двери в мир экси навсегда для него закрыты». Они проходят еще три квартала, прежде чем Кевин снова подает голос, но, по крайней мере, на этот раз это полезная информация. — Вот здесь. От места назначения их отделяет лишь пешеходный переход. На другом конце, по ту сторону аккуратных белых линий, на светофоре горит красный человечек. А прямо за ним находится приземистое кирпичное здание, которому по меньшей мере пять десятилетий, чего нельзя сказать по яркому фасаду. — Здесь? — недоверчиво спрашивает Эндрю, разглядывая стеклянную витрину с буквами в виде пузырей. — Серьезно? — Он так сказал, — мрачно отвечает Кевин, не отрывая взгляда от серовато-зеленой штукатурки, обрамляющей фасад. — Думаешь, это подстава? — Расслабься, — говорит ему Эндрю, — это же просто кафешка. Кевин не расслабляется, но затихает, что тоже неплохо. Когда красный сигнал светофора сменяется зеленым, они переходят через дорогу, сгорбившись и засунув руки в карманы в попытке спрятаться от ветра. Дверь кафе открывается с приветственным звоном, выпуская наружу поток сладких ароматов, среди которых можно уловить едва различимую приятную кислинку. Эндрю чувствует себя идиотом, когда делает заказ, и еще большим идиотом, когда втягивает через трубочку, а потом разжевывает шарики из тапиоки. Он уже наполовину выпивает свой напиток, когда появляется парень — только вместо настоящего парня перед ними предстает мелкий оборванец в старых выцветших джинсах и заношенной джинсовке с поднятым воротником. Он проскальзывает на свободное место напротив, приветствуя их едва заметным кивком. — Кевин Дэй? — спрашивает парень. — Это я, — поднимая руку, отвечает Кевин. — Ты кто, блять, такой? — интересуется Эндрю. Они ожидали увидеть опытного чувака, который подделывает документы или хотя бы старшекурсника, а не этого тщедушного паренька, который явно недоедает, с перепачканными чернилами руками, выглядывающими из-под слишком длинных рукавов куртки. — Нил, — равнодушно произносит парень. — И что же у тебя за профессия, Нил? — смакуя слоги, спрашивает Эндрю. — Ты, кажется, слегка… без опыта. Нил скользит взглядом по Эндрю, оценивая его с ног до головы, а затем смотрит прямо в глаза. — Ты похож на фигурку из лего. Поверить не могу, что кто-то пускал тебя в клубы только потому, что у тебя есть сворованное удостоверение. — Пошел ты, — говорит Эндрю, находя этот диалог забавным, и откидывается на спинку стула. — Так вам нужны ваши документы или нет? — спрашивает Нил. — Да, — уверенно отвечает Кевин, возвращая внимание Нила к себе. — Три. — Вас только двое, — замечает Нил. — Третий тоже должен быть здесь, чтобы я его сфоткал. — Он выглядит точь-в-точь как я, — говорит Эндрю. — Звучит печально, — произносит Нил с фальшивым сочувствием в голосе. — Думаю, мы не с того начали, — вмешивается Кевин, пытаясь сгладить ситуацию, но у него это плохо получается, когда рядом нет камер. Неестественно. Неуместно. Неловко. Эндрю отмахивается от него. У тощего существа перед ним самые синие глаза, которые он когда-либо видел, и такие выразительные, что, как ему всегда казалось, можно встретить лишь в глянцевых журналах, будучи созданными при помощи хорошего освещения и фотошопа. Над ними размашистые темно-рыжие брови. Под ними лицо, которое можно было бы принять за мальчишеское, если бы не приплюснутая переносица давным-давно сломанного носа и циничный изгиб рта. Он выглядит чуть моложе Эндрю. Он выглядит таким же старым, как мир. Эндрю ухмыляется. Собственные зубы во рту кажутся акульим оскалом: столь же блестящие и острые. Он говорит: — Я настроен исключительно дружелюбно. — Да ты, походу, какой-то мудак, — отвечает Нил. — Я мудак с шестью сотнями баксов. — Люблю таких. Пойдем сфотографируемся. Со слов Нила, оказывается, что стена напротив крошечного туалета в этом кафе аналогичного цвета, что и фон на фотографиях из DMV, а освещение такое же резкое. Нил объясняет это, делая фотографии — быстрые, профессиональные снимки с помощью настоящей цифровой камеры. Это компактная вещица бирюзового цвета и явно видавшая виды. Нил сначала снимает Эндрю в роли Эндрю, а затем — в роли Аарона: голова слегка наклонена в противоположную сторону, плечи опущены и ссутулены, взгляд и линия рта напряжены. — Этого мне хватит, — Нил прячет в карман камеру и пачку денег, которые протягивает Эндрю. — Встречаемся в это же время через неделю. — Окей, — говорит Кевин, после чего добавляет: — Спасибо, — а затем: — Тебе дать мой номер? — Зачем мне твой номер? — спрашивает Нил. — Для… уточнений? — В это же время, через неделю, — повторяет ему Нил, после чего уходит, засунув руки в карманы, его шаг на удивление размашистый. Джинсы на нем такие старые, что протерлись почти до дыр, но они бережно обтягивают ноги Нила, достаточно плотно прилегая к телу, отчего Эндрю кажется, будто он видит складку там, где задница переходит в ногу. — Хватит пялиться, — говорит Кевин, шлепая Эндрю по груди тыльной стороной свободной руки. — Ты привлекаешь к нам внимание. — Ничего подобного, — отвечает Эндрю, но продолжает смотреть, пока Нил не исчезает за дверью в лучах заходящего солнца. Он видится Эндрю тонким силуэтом с колыхающимися в воздухе очертаниями, и это скорее мираж, чем человек. Эндрю пытается вспомнить точный оттенок синих глаз Нила, но его обычно надежная память подводит, выдавая только брови, каштановые пряди, падающие на лоб, гладко выбритую челюсть.

.:.

— Все прошло хорошо, — позже говорит Кевин. — За исключением нервного срыва у Кевина, — вставляет Эндрю, широко ухмыляясь в ответ на раздраженный взгляд. Все остальные игнорируют его, привыкнув к тому, что он несет бред. — И Эндрю подкалывал этого парня, — продолжает Кевин. На этот раз слова звучат жестче. — Подкалывал? — спрашивает Ники. — Думаете, это хорошая идея? — Нет, — говорит Аарон. — Зато было весело, — пожимает плечами Эндрю. — Важно находить радости в жизни. — Ага, — фыркает Аарон. — У тебя-то от радости солнце из задницы светит. — Для меня так важно твое мнение, — говорит ему Эндрю. Аарон показывает Эндрю фак, но его внимание сосредоточено не на этом. Он отвлекся от темы. У него другие приоритеты. Так что он продолжает расспрашивать Кевина: — Этот чувак был похож на настоящего поддельщика? — Скорее он был похож на беспризорника, — говорит Эндрю. — Джереми сказал, что он хорош в своем деле, — протестует Кевин. — О, ну конечно. Если Джереми так сказал, — поддразнивает Ники. Кевин краснеет — скорее от раздражения, чем от смущения, думает Эндрю. Влюбленность Кевина в Джереми шириной с экватор. Ее видно из космоса. Ее можно увидеть откуда угодно, только не из самого центра, который расположен ровно там, где находится Кевин. Его отрицание выглядит довольно-таки жалко, но, по крайней мере, в нем нет лукавства — есть только два человека, которые не знают, что Кевин влюблен в Джереми, и один из них — сам Кевин. Второй — Джереми. — Да, — раздраженно говорит Кевин. — Джереми. Которому открыты двери в любое место, куда он только пожелает. — Я тебя умоляю, — Ники небрежно отмахивается. — Люди, которые выглядят как Джереми Нокс, не живут по тем же правилам, что и мы с вами, смертные. Вот почему ты его лююююбишь. — Я его не люблю, — огрызается Кевин. — Его все любят, — возражает Ники. Аарон пожимает плечами. — Я его не люблю. — Это потому что ты ревнуешь, — говорит Ники. Эндрю, которому наскучил этот разговор, включает телевизор. Он демонстративно прибавляет уровень звука на несколько делений, чтобы стало достаточно громко — теперь им придется повышать голос, стремясь быть услышанными. Он окружен идиотами. Ники — сентиментальный идиот, не в меру эмоциональный незваный гость на вашей вечеринке, любитель без спроса залезть в душу. Кевин — одержимый идиот, который при хорошем раскладе может заботиться примерно о полутора вещах одновременно. Аарон — просто идиот, потому что все время слишком сильно заморачивается на тех вещах, которые, как ему уже следовало бы зарубить на носу, не имеют абсолютно никакого значения. Сменив Тильду на Лютера, а потом Ники, Аарон должен был научиться хоть чему-то хорошему, но этого не произошло. Он излишне заботится о своей репутации, чересчур стремится быть частью этого мира. Они все отстой. Эндрю умер бы за любого из них, но это не значит, что он должен опускаться до того, чтобы испытывать к ним симпатию.

.:.

Они уже несколько недель не могут выбраться никуда, кроме «Сумерек», а учитывая, что «Сумерки» находятся в четырех часах езды в обе стороны, это не совсем подходящее место, где можно быстро зависнуть. У всех, кроме Эндрю, окончательно едет крыша к тому моменту, когда в четверг после обеда должна состояться встреча с парнем, подделывающим документы. Как минимум, у Эндрю есть сигареты, чтобы скрасить ожидание. Он выкуривает одну возле «Boba Place», приезжая на встречу с Нилом раньше назначенного времени, благодаря чрезмерной заботе Аарона, которую тот на данный момент проявляет относительно пунктуальности. Эндрю провел последнюю неделю, прокручивая в голове различные варианты, тщетно пытаясь в точности воспроизвести цвет глаз Нила. Он нашел похожий оттенок на куске старого линолеума в Научном корпусе колледжа и еще более похожий — на коробке сахарной ваты с заправки. Он долго рассматривал бутылку «Gatorade», но в итоге решил, что этот цвет слишком мутный. Он стряхивает пепел с сигареты и делает еще одну затяжку, плечами опираясь на кирпичную стену позади себя. Для середины марта сейчас аномально жарко: даже стоя в тени, Эндрю чувствует, как капельки пота быстро скатываются с его взмокших волос и собираются за ухом. Пожалуй, ему следовало бы снять худи, но он этого не делает, и тут Нил снова появляется в лучах солнца. На нем все та же джинсовка, но на этот раз он в спортивных штанах, его футболка более светлого оттенка серого, а на ногах — стоптанные кроссовки. Его глаза скрыты за солнечными очками, но форма лица именно такая, какой запомнил ее Эндрю: тот же излом бровей, та же линия подбородка. Эндрю очень надеется, что Нил достаточно взрослый, чтобы на него можно было смотреть так, как смотрит Эндрю. — Привет, — говорит Нил. — Где Кевин? — Обеспечивает себе алиби, — отвечает Эндрю. — Документы с собой? — Зайдем внутрь. Он проходит мимо, открывает дверь и, даже не потрудившись придержать ее для Эндрю, заходит в кафе. Эндрю успевает за ним как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нил замечает Аарона и фиксирует очевидное сходство — он оглядывается через плечо, сдвигая очки на макушку, и Эндрю понимает, насколько сильно ошибался относительно линолеума и сахарной ваты. Уголок рта Нила приподнимается в улыбке, и его потрескавшиеся губы отдают розовым на фоне веснушчатой кожи. Этот вид мгновенно отпечатывается в сознании Эндрю, вытесняя, вероятно, ненужные детские воспоминания. Без них ему будет куда лучше. За столиком Нил садится напротив Аарона и достает из кармана небольшой плотный картонный конверт, кладя его на стол. — Ты еще не сделал заказ? — нахмурившись, спрашивает он. — Не моя тема, — отвечает Аарон. — Извини, но это часть сделки. — Что значит «это часть сделки»? — Ты должен что-то заказать. — Шестьсот баксов было недостаточно? — В этом кафе никто ничего не видит, — говорит им Нил. Он прижимает конверт кончиком указательного пальца и придвигает его обратно ближе к себе. — И мне бы хотелось, чтобы так и оставалось. — Господи, — ворчит Аарон, — Эндрю. Эндрю достает из заднего кармана бумажник, вытаскивает двадцатку и протягивает ее Аарону — безмолвный приказ, которому Аарон сопротивляется целых десять секунд, прежде чем сдаться, выскользнуть из-за столика и быстрой, раздраженной походкой направиться к кассе. Эндрю пересаживается на место, оставленное Аароном, и наклоняется вперед, опираясь скрещенными руками на стол. Нил явно не выглядит впечатленным и смотрит в ответ с невозмутимым видом. — Покажи, — требует Эндрю. Нил тянет за край конверта, щелкая клапаном. Внутри три документа — он выкладывает их на стол, аккуратно выстраивая в ряд, а затем подталкивает к Эндрю. Эндрю вынужден признать, что результат работы выше всяких похвал. Его удостоверение в точности совпадает с тем, что лежит в бумажнике, за исключением того, что в этом документе указано, что ему двадцать два года, а не девятнадцать. Цвета идеальны, расположение всех элементов идентично, и даже по толщине это полная копия оригинала. И как, черт возьми, этому парню удалось провернуть подобное? — Ты на кого-то работаешь? — спрашивает Эндрю. — Нет. — У тебя есть родители? — Эм, — говорит Нил. — Эм? — подсказывает Эндрю. — Мать умерла, отец сидит. — Это две маленькие травмы или одна большая? — спрашивает Эндрю. — Одна, — апатично отвечает Нил, но его губы по-прежнему плотно сжаты, так что Эндрю улавливает суть. — Сколько тебе лет? — спрашивает Эндрю. — Девятнадцать, — Нил даже не колеблется, но возникает такое ощущение, словно это был сложный вопрос с непростым ответом. Эндрю барабанит пальцами по столу. Вопросы так и слетают у него с языка, слишком много вопросов, но тут возвращается Аарон и пинает Эндрю ногой, чтобы освободить себе место. Он ворчит, сжимая в руке чек, но потом видит документы и оживляется. Он произносит: — Нихрена, — явно впечатленный. — У нас все в порядке? — спрашивает Нил. — Да, — говорит Эндрю, но на самом деле подразумевает «нет», пока что нет. Нил смотрит на него так, что Эндрю кажется, будто они оба прекрасно понимают, что он имел в виду, но затем Нил уходит. Исчезает прямо за дверью, оставляя за собой лишь перезвон колокольчиков. Ну, и Эндрю с Аароном, которые, похоже, застряли тут надолго, вынужденные ждать, пока приготовятся их напитки. Снаружи небо голубое и яркое. Эндрю кажется, что сквозь небольшое облачко он видит проблеск цвета глаз Нила: они синие, несомненно синие, но в то же время ледяные, почти нечеловеческие.

.:.

Эндрю стоит на коленях и думает обо всех известных ему оттенках синего. Королевский. Прусский. Морской. Член у него во рту ощущается податливым и знакомым. Его можно сосать, не прилагая особых усилий. Эндрю сосал его столько раз, что знает все движения наизусть: где лучше провести языком, как нежно сжать яйца. Лазурный. Бирюзовый. Сапфировый. — Я сейчас кончу, — объявляет Роланд. Его голос громко раздается в тишине кладовой, где музыка звучит настолько приглушенно, что до них доносится лишь слабый гул басов и тупая пульсация, которую Эндрю ощущает в своих коленных чашечках. Эндрю слегка оттягивает яйца Роланда и сосет, втянув щеки. Роланд кончает мягкими струйками с привкусом соли и чего-то мускусного. Почти как текила. — У тебя все нормально? — спрашивает Роланд. Эндрю снова тянет его за яйца и отпускает их, затем перекатывается на ноги и встает, чувствуя напряжение в сухожилиях. Завтра ему придется быть поосторожнее в спортзале. — Сойдет, — говорит Эндрю. — Ты, кажется, слегка рассеян. — Ты сейчас жалуешься? — Нет, — говорит Роланд, поднимая руки и давая понять, что, смотри, я безоружен и пришел с миром. — Просто предлагаю выслушать или подставить плечо. Эндрю вытирает большим пальцем скопившуюся слюну в уголке рта. — Это лишнее. — Но ты всегда можешь этим воспользоваться. — Убери свой член, — говорит ему Эндрю. Когда он возвращается за их столик, Ники бросает на него хитрый, проницательный взгляд. — Я раскусил тебя, — начинает он. — Рассказывай. — У тебя тайная интрижка. — Да ладно? — Ты постоянно куда-то исчезаешь. Ты либо с кем-то трахаешься, либо у тебя есть наркота позабористей, и ты прячешь ее от нас. — Тебе не приходило в голову, что я исчезаю, чтобы свалить от твоей дерьмовой компании? — Не-а, — широко улыбаясь, отвечает Ники. — Я само очарование. — Чтоб ты сдох. — Так и кто она? — спрашивает Ники. — Она тут работает? Это Шелби? — Я принесу еще выпить, — говорит Эндрю, поднимается со стула и уходит.

.:.

— Я хочу себе такое же, — заявляет Кейтлин. Она смотрит на новое поддельное удостоверение Аарона, любуясь голографической полоской. — Познакомьте меня с ним. — У нас нет его номера, — говорит ей Аарон. — Мы вышли на него через Джереми. — Что ж, как жаль, что мы оборвали все контакты с Ноксом, — сухо произносит Эндрю, бросая свой рюкзак на единственный свободный стул за их столиком. Кейтлин нервно хихикает. Занятия Эндрю закончились раньше — его не должно было быть здесь еще сорок пять минут, а к тому времени Кейтлин уже давно бы ушла, играя свою роль в игре, где они все притворяются, будто Эндрю не знает, что они с Аароном тайком встречаются. — Мы с ним свяжемся, — с вызовом произносит Аарон, не сводя глаз с Эндрю. К счастью для него, присутствие Кейтлин в данный момент служит интересам Эндрю. — Возьми у Джереми его номер, — говорит Эндрю Кевину. — Я устрою встречу. — Ты? — уточняет Аарон. — Может, у тебя есть какое-то уголовное прошлое, о котором я не помню? — спрашивает Эндрю. — Нет, — говорит Аарон. — Я не настолько тупой, чтобы угонять полицейскую машину, а потом ждать, когда появятся копы. Близнеца успешно отвлекают, и Эндрю снова переключает свое внимание на Кевина. — Набери ему. — Сейчас? — спрашивает Кевин, нервно поглядывая на свой телефон. — А что, если Джереми занят? Эндрю тянется через стол и медленным движением пальца подталкивает телефон к Кевину, наблюдая, как на его лице избегание борется с желанием. — Ладно, — ломаясь, говорит Кевин. — Я позвоню ему.

.:.

У Эндрю есть десять цифр, аккуратно записанных на обороте тетради по биологии. Он набирает их на своем телефоне и разглядывает до тех пор, пока ему не начинает мерещиться, будто они двигаются, извиваясь на экране. По ту сторону этой вереницы цифр — Нил; еще один заказ, еще одна попытка точно определить правильный оттенок его глаз. Васильковый. Электрик. Небесный. К черту. Он нажимает кнопку вызова. Раздается пара гудков, затем сквозь помехи слышно, как поднимают трубку. — Да? — отвечает голос на том конце провода. — Так вот как ты отвечаешь на звонки? — спрашивает Эндрю. — А как ты отвечаешь на свои? — Я ничего не говорю. — Просто молчишь? — Ага. Нил вешает трубку. Эндрю смотрит на свой экран до тех пор, пока тот не тускнеет. Ему перезванивают ровно перед тем, как гаснет дисплей. Он снимает трубку, но ничего не говорит. На линии на длительное время повисает тишина, а затем Нил произносит: — Ничего ж себе. — Что? — Я думал, это был дешевый понт, но теперь мне кажется, ты просто надеешься, что люди подумают, будто тебя там нет, и бросят трубку. — Ты не собираешься спросить, кто я такой? — Конечно, — говорит Нил. — Кто ты такой? — Эндрю. Миньярд. — Лего-человечек, — отвечает Нил. Эндрю кажется, что тот рад его слышать. — У нас для тебя есть еще работенка. — Среда, — говорит ему Нил. — В три часа. На том же месте, — он снова вешает трубку.

.:.

Подруга Кейтлин, Марисса, решает, что тоже хочет такое же удостоверение, а Аарон не может позволить себе пропустить урок анатомии, поэтому Эндрю выпадает честь сопровождать двух чирлидерш в «Boba Place». Конечно, он и так собирался пойти с ними при любых обстоятельствах, но в данном случае у него появляется возможность оказать Аарону услугу. Он оставляет их стоять в очереди, держась поодаль, чтобы не слышать приглушенного хихиканья и болтовни, а также восторженных возгласов по случаю участия в совершении чего-то криминального. На стойке он получает то же самое, что и в предыдущие два раза, — нечто кофейного цвета, которое ему начинает нравиться; он оборачивается и, к своему удивлению, видит, что Нил уже пришел. Он сидит за тем же столиком, где они сидели в прошлый раз, и обхватывает губами толстую соломинку. Эндрю пытается запомнить, как вваливаются его щеки, когда он втягивает в себя тапиоку, а затем откладывает это воспоминание в сторону для последующего использования. Эндрю садится за стол со стороны Нила, оставляя диванчик напротив для девушек, которые все еще ждут свои напитки. — Ты сегодня рано, — говорит Эндрю. — Похоже на то. — Так не терпелось меня увидеть? Этот вопрос приводит Нила в замешательство — он резко оборачивается и смотрит на Эндрю, на его лице мелькает удивление, а затем настороженность. — Что? — Я к тебе подкатываю, — любезно подсказывает ему Эндрю, одним глазом поглядывая на девушек. — Зачем? — спрашивает Нил. Эндрю пожимает плечами. — Не знаю, — говорит он, подозревая, что такой ответ понравится Нилу больше, нежели комплимент. — Ого, — выдыхает Нил, широко распахнув глаза. — Я, наверное, позвоню тебе еще раз. — Даже не знаю, что на это ответить, — признается Нил. Его острый язык уже не представляет угрозы, словно кинжал, рассекающий песок. — Просто ответь на звонок. Нил открывает рот, потом закрывает его. Прежде чем он успевает придумать ответ, приходят девушки. У Кейтлин в руках два стаканчика — один она протягивает Эндрю, и он протыкает его соломинкой, быстро набирая полный рот тапиоки. Нилу требуется минута, чтобы отвести взгляд, но как только ему удается это сделать, то он снова принимает деловой вид. Теперь происходит четкое, хорошо поставленное взаимодействие, которое протекает более гладко, чем во время их встреч. Вероятно, потому, что девушки не дерзят в ответ. Они все вместе заваливаются в коридор, где Нил достает свою старенькую камеру и делает фото. Он заканчивает встречу фразой «В это же время через неделю» и выходит из кафе, точно так же, как в первый раз — почти так же, как в первый раз: у двери он останавливается и, нахмурив брови, оглядывается через плечо на Эндрю.

.:.

Эндрю звонит снова пару дней спустя, неприлично рано, когда утро только начинает зарождаться, а звезды все еще сияют на небосклоне в полную силу. Он знает об этом — он смотрит на них. Лежа спиной на крыше, Эндрю берет телефон и находит имя Нила в списке последних набранных номеров. Он считает гудки, надеясь, что Нил возьмет трубку: один, два, три, четыре, и уже готов смириться с тем, что этого не случится, как вдруг звонок соединяется. На этот раз никаких помех, только гулкая тишина. Вызов прервался? Сбой соединения? Или…? — Мудак, — говорит Эндрю. — Использую твое же оружие против тебя, — безмятежно отвечает ему Нил. — Ты ответил на звонок. — Ну, ты очень вежливо попросил. Нет, он этого не делал. — Чем занимаешься? — Подделываю документы. — Всего девятнадцать, а уже ведет свой маленький бизнес. Такой перспективный молодой человек. — Говорит спортсмен первого дивизиона. — Спортсмен — это сильно сказано. — А как бы ты это назвал? — Заложник? Нил смеется. Звук получается гортанный, слегка хрипловатый. Заржавевший, думает Эндрю. Необычный звук. Эндрю проглатывает его, создавая дополнительное место в собственном теле, чтобы сохранить там надолго. Нил говорит: — Иногда ты играешь, словно заложник. — О-о-о, — нараспев тянет Эндрю. — Еще один наркоман. Если бы я хотел поговорить об экси, я бы вернулся к себе в общежитие. — Тогда о чем ты хочешь поговорить? — спрашивает Нил. — Что будешь делать, если наступит зомби-апокалипсис? — Знаешь, — говорит Нил после секундной паузы, — не думаю, что у меня так уж много вариантов. — Какое оружие бы ты выбрал? — спрашивает Эндрю. — Мачете? — предлагает Нил. — Хороший ответ, — говорит ему Эндрю. — Где бы ты жил? — Я бы постоянно перемещался. — У тебя бы даже не было места, где можно отсидеться? — У меня его никогда не было, — отвечает Нил почти с тоской в голосе. — Так зачем обзаводиться им в апокалипсис? — Почему бы не обзавестись им в апокалипсис, — возражает Эндрю и устраивается поудобнее, подложив под голову руку в качестве подушки. Они на долгое время погружаются в разговор, до тех пор, пока через полтора часа не звонит будильник Эндрю. Он разглядывает свое размытое отражение в зеркале — глаза покраснели, под ними залегли тени, на лице слишком много щетины — и пытается улыбнуться. Выходит слишком резко, чрезмерно наигранно. К черту это. В аптечке есть две баночки с таблетками, на которых написано его имя. Содержимое одной из них должно поддерживать его в равновесии, чтобы он поднимался и поднимался, и поднимался, а другой — чтобы он падал и падал, и падал. Те таблетки, что он принимает сейчас, синего цвета, но в них слишком много зеленого, чтобы быть подходящего оттенка. Эндрю проглатывает одну таблетку насухо, не запивая, и снова пытается улыбнуться. На этот раз он улыбается так широко, что у него начинает болеть лицо.

.:.

Эндрю просыпается в среду утром весь в нетерпении. Он уже сгорал от желания перед тем, как лечь спать, и всю ночь ему снились странные сны, выхваченные из его самых дерьмовых воспоминаний. В ванной он принимает таблетку и внимательно разглядывает себя в зеркале. Он скалит зубы своему отражению, максимально растягивая губы в улыбке. Время в спортзале пролетает быстро, но медленно тянется во время урока по философии. Бла-бла-бла, моральный релятивизм, ля-ля-ля, добро и зло. Он должен встретиться с Нилом через четыре часа. Точнее, через три часа и сорок восемь минут, если все придут вовремя. Таблетка, которую Эндрю принял этим утром, едва помогает успокоить его бешено стучащее сердце. Зато благодаря ей он поднимается вверх, все выше и выше, туда, ближе к Нилу, и летит высоко-высоко, совсем не глядя на землю. В конечном итоге он разобьется. С ним всегда такое случается. Эндрю говорит чирлидершам, что встретится с ними на месте, и приехав на машине, паркуется рядом с «Boba Place» в тени. В 14:55 он заходит внутрь кафе и осматривает помещение в поисках Нила, но там никого нет. Он заказывает напитки, что стало уже обычным делом, и проскальзывает за самый дальний от стойки столик. Чирлидерши появляются в 14:58, в легких коротеньких юбочках и майках «Under Armour» — в местах, где проступил пот, ткань выглядит чуть темнее. Кончики их убранных в хвост волос намокли и слиплись. Эндрю периодически становится свидетелем того, как они поднимают тяжелые веса в спортзале, и еще больше — на корте. Они садятся напротив него, источая запах пота как все типичные американцы, на их щеках застыл румянец. — Сначала вы должны сделать заказ, — говорит им Эндрю. — Что? — спрашивает Кейтлин. — Это часть сделки. Они обе встают и направляются в сторону кассы. У Эндрю создается впечатление, что ни одна из них не хочет оставаться с ним наедине. Он вытягивает руку вдоль спинки диванчика, оставляя достаточно места для Нила. Не сводя глаз с двери и барабаня пальцами по столу, он тем не менее едва ли не пропускает появление Нила, когда одна из сотрудниц зовет его по имени — вспышка медно-рыжего возвращает внимание Эндрю к двери, и вот уже Нил приоткрывает ее ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь. — Эндрю, — снова повторяют его имя, когда никто не встает, чтобы забрать приготовленный напиток. Нил ловко снует сквозь небольшие группки людей у стойки, точно вор-домушник в действии. Он притормаживает ровно настолько, чтобы успеть выхватить напиток из рук бариста, а затем опускается именно на то место, которое оставил для него Эндрю. От него приятно пахнет. Как от дешевого стирального порошка — лимоном и чистотой. — Привет, — говорит Нил, непринужденно откидываясь на сгиб руки Эндрю. — Привет, — отвечает Эндрю с насмешливыми нотками в голосе. Аквамариновый. Топаз. Перванш. Нил с толикой застенчивости наклоняет голову в его сторону. Он улыбается, видя Эндрю насквозь и сдерживая свое язвительное остроумие, притупляя лезвие бритвы на своих зубах. Эндрю толкает его, заставляя отшатнуться, а затем снова прижаться обратно к боку, но тут напротив них проскальзывают на свои места чирлидерши, и Нил опять погружается в работу. Он так же чеканит слова, как и во время первой встречи с Эндрю, что совсем непохоже на то, как он разговаривает в два часа ночи, когда, зажав телефон между ухом и плечом, моет посуду. Чирлидерши суетятся из-за того, насколько нелицеприятными вышли фотографии, что сплошь и рядом встречается на водительских правах, а затем уходят на репетицию, тренировку или чем там они еще занимаются, и Эндрю забывает об их существовании. — Эй, — говорит Эндрю, прежде чем Нил успевает подняться из-за столика. Нил застывает, в его глазах читается вопрос. Оксфордский. Полуночный. Арктический. — Возьми трубку сегодня вечером, — говорит ему Эндрю. Нил улыбается — это небольшая, милая улыбка, смягчающая резкую линию его губ, а затем встает с диванчика и направляется к двери, все еще держа в руке стакан Эндрю.

.:.

Эндрю звонит в полночь, уложив всех остальных спать с плюшевыми мишками, теплым молоком и сказками на ночь. Он высоко-высоко-высоко, на крыше, снова лежит на спине, свесив ноги с края. Приятное напоминание о том, что на самом деле он нигде не в безопасности. Ему не нужно много времени, чтобы снова забыться, растворяясь в согревающем скрежете голоса Нила, в редких, хрипловатых смешках, во всех этих легких подколах, которые тот отпускает в адрес Эндрю. Он убаюкан и совсем не ощущает вечерней прохлады, когда Нил спрашивает: — Ты все еще подкатываешь ко мне? Эндрю садится чересчур быстро, слишком поздно вспомнив про край крыши. — Конечно. — Окей, — говорит Нил. — Да. — Что да? — Да, что бы это ни значило. — У меня есть правила, — говорит Эндрю. — Я уезжаю через два месяца, — отвечает ему Нил. — Отлично. Тогда завтра вечером? — Что завтра вечером? — Я заеду за тобой. — Окей, — говорит Нил, делая долгий, медленный выдох. — Завтра вечером.

.:.

Эндрю подъезжает к убогому, крошечному четырехэтажному комплексу, представляющему собой унылое захолустье и находящемуся в нескольких кварталах от кампуса. Нил, одетый в новенькие джинсы и темно-синий свитшот, выходит из подъезда еще до того, как Эндрю успевает написать ему сообщение. Он гладко выбрит, его волосы растрепаны, но блестят. Эндрю не терпится прикоснуться к нему, очертить контуры его тела под вечно свободной одеждой, почувствовать прикосновение его губ к своим собственным. Таблетка, которую Эндрю принял утром, засела у него в желудке, напоминая о самоконтроле — строгая химическая лекция о необходимости держать себя в руках. Дверь машины открывается, наполняя салон запахом улицы: колючих сорняков и тяжелого мускусного аромата старых деревьев. Нил проскальзывает на пассажирское сиденье и пристегивается ремнем безопасности, после чего смотрит на Эндрю слегка расширенными глазами, упрямо стиснув челюсть. — Мои правила, — говорит Эндрю, ожидая в ответ кивка, чтобы продолжить. — Ты держишь руки там, куда я их положил. «Нет» означает «нет» для нас обоих. — Понял. — Ты любишь тако? Они отправляются в любимый ресторанчик Эндрю, расположенный в местном торговом центре. Там готовят тако, и они заказывают на двоих четырнадцать штук, практически пинту сальсы и две огромные корзины начос. Нил ест методично, явно не получая удовольствия ни от барбакоа, ни от котихи, ни от гуакамоле. Эндрю же, напротив, наслаждается шелковистым вкусом тающего на языке сыра, хрустом начос, нежнейшей текстурой мяса на зубах. У него свидание, настоящее свидание, возможно даже первое в его жизни. Определенно, первое в жизни Нила, судя по его молчанию и кровожадному языку, надежно запертому у него во рту. Эндрю нравится смотреть на него, но и слушать его ему тоже нравится. Он не фанат тихого Нила. Он пинает Нила ботинком под столом. — Что? — спрашивает Нил. — Ты там в порядке? — Просто… — говорит Нил, все еще держа тако в руке. Его глаза сияют в золотистом свете ламп. — Я никогда не делал этого раньше. — Не ел тако? — Не ел тако с кем-то. — Принцип, в целом, тот же. — Придурок, — говорит Нил, и уголок его рта наконец-то изгибается в улыбке. — Но есть еще и то, что будет после тако. — Ты никогда не трахался с парнями? — спрашивает Эндрю. — Или вообще ни с кем не трахался? — С парнями, — отвечает Нил. — Пару раз было с девушками. — Принцип, — повторяет Эндрю, — в целом, тот же. — Обхохочешься. — Я часто это слышу, — говорит ему Эндрю. — Людям нравится мое чувство юмора. — Мне нравится твое чувство юмора, — произносит Нил с какой-то защитной преданностью, от которой в груди Эндрю разливается совершенно нежелательное тепло. Ощущения примерно такие же, как от выстрела из дробовика в упор, как от удара «Louisville slugger» по затылку, как от лобового столкновения твоей машины с деревом. Эндрю откладывает оставшуюся половину своего восьмого тако. — Готов?

.:.

План состоит в том, чтобы отвезти Нила на какую-нибудь парковку, забраться на заднее сиденье и воплотить в жизнь некоторые фантазии, которыми баловал себя Эндрю. Но так далеко у них не заходит. Эндрю думает о переживаниях Нила, о его инстинктивном желании вступиться за Эндрю, пока следует за ним к пассажирской двери машины. Палец, просунутый в шлевку джинсов Нила, заставляет его оказаться рядом достаточно быстро — Эндрю запрокидывает голову, ожидая, когда Нил нагнется к нему. Он понимает, что в наклоне шеи Нила больше смелости, нежели желания, но его губы мягкие, когда их рты встречаются, и они приоткрываются вслед за губами Эндрю; и даже малейшего ощущения намека — каков Нил на вкус — достаточно, чтобы вся его кровь устремилась вниз живота. — Все нормально? — спрашивает Эндрю, проводя пальцем по губам Нила. — Да, — едва дыша отвечает Нил. — Все хорошо.

.:.

Их переписка начинается на следующий день с единственного слова от Нила: «утра». Эндрю, в лучшем случае, отвечает, как придется, но, опять-таки, люди, с которыми он обычно переписывается, редко исчезают из его поля зрения на длительное время, чтобы в сообщениях вообще был хоть какой-то смысл. Переписка дается ему с трудом, а Нилу и того хуже, но они несколько раз перекидываются фразами туда-обратно, пока не находят свой ритм; их сообщения включают в себя множество подколов в адрес друг друга, и Эндрю воображает, будто кончик острого языка Нила — это меч, приставленный к его горлу, и ему это нравится. Прошло два дня с тех пор, как они ездили есть тако. Два долгих дня с того момента, как они переплелись конечностями на заднем сиденье машины Эндрю, а окна вокруг них запотели. Эндрю дал Нилу полную свободу действий от плеч до макушки, а Нил предоставил Эндрю карт-бланш относительно того, чтобы дотронуться до него под одеждой. Все, о чем Эндрю мог думать в течение сорока восьми часов, — так это о том, как он снова останется наедине с Нилом и будет целовать его до тех пор, пока тот не превратится в пластилин в его руках, пока не станет таким податливым, что Эндрю сможет оставить свои отпечатки пальцев на его коже навсегда, неизгладимо. Обычно Эндрю легко справляется, довольствуясь удовлетворением своих потребностей раз в неделю. Секс — это просто приятное времяпрепровождение. Остальные пробелы воссоздает фантазия: будь то бурная интрижка с парнем из команды по плаванию, который занимается на гребном тренажере напротив скамьи, где жмет Эндрю. Или с поэтом, который посещает вместе с Эндрю занятия по литературному творчеству. Или с тем парнем из «Subway» в кампусе. В данный момент все его фантазии окрашены в оттенки синего. Сизый. Неоново-голубой. Тиффани. Вот уже пару дней у него зудят кончики пальцев. Они постоянно и нетерпеливо барабанят по задней панели его телефона в перерывах между сообщениями Нила. «завтра», отправляет Эндрю. «в 3» «Boba Place» Он и не догадывается, что остальные заметили его новые привычки, пока Ники не нависает над ним за их столиком в кафетерии и не пытается прочитать сообщения в его телефоне. — Я тебя убью, — говорит ему Эндрю, надавливая кнопку сбоку телефона, чтобы экран погас. — Это твои тайные шуры-муры? — спрашивает Ники. — Передавай ей привет от меня. — Нет. — Нет, это не твои тайные шуры-муры? Или нет, ты не передашь привет от меня? — Нет, — снова повторяет Эндрю, резко отодвигая свой стул. Ники отскакивает в сторону и присвистывает. — Кто-то не в настроении. — Это ты так на меня действуешь. — Ты любишь меня, — беззаботно произносит Ники. Сидящий напротив Аарон фыркает. — Ты тоже меня любишь, — говорит ему Ники. — Отрицать это — просто вся суть Миньярдов. — Ты слишком много болтаешь, — говорит Эндрю. — А ты мало болтаешь, — возражает Ники, наконец-то занимая свое гребаное место. Эндрю не утруждает себя попытками оправдаться. Несколько дней назад Ники оказался бы прав. Но теперь… что ж, активная переписка и редкие полуночные телефонные звонки доказали бы, что он ошибается. Ну, практически. Нил может довольствоваться горсткой слогов, полученных от Эндрю, каким-то образом растягивая их в полноценные предложения, и, при необходимости, отвечать на вопросы невнятным хмыканьем так же легко, как и на все остальное. Телефон Эндрю вибрирует на столе, снова подсвечивая экран. Эндрю берет его и засовывает в карман. — А если серьезно, — продолжает Ники. — С кем ты переписываешься? — С Би, — отвечает ему Эндрю. — Она пытается отговорить меня от желания кого-нибудь прикончить. — И это работает? — спрашивает Ники. — Работало, — Эндрю берет нож, лежащий на столе. Руки Ники поднимаются в жесте мольбы о пощаде. — Сдаюсь, — говорит он. — Прямо сейчас сдаюсь.

.:.

15:00 в «Boba Place» превращается в 15:15 в машине Эндрю на стоянке возле «Boba Place», а затем в 15:30 на крыше пустой парковки рядом со стадионом. Эндрю устроился по центру заднего сиденья, широко раздвинув ноги, а Нил расположился у него на коленях. Вырез его свободной кофты оттянут в сторону, чтобы Эндрю мог оставить отметину. Нил издает тихие стоны, с силой вцепившись рукой в волосы Эндрю и прижимая его к себе. Эндрю не может вспомнить, когда в последний раз у него так крепко стоял, практически до боли. Его член прижат джинсами к бедру, и тяжесть веса Нила на нем, когда тот смещается, ощущается слишком сильно, но в то же время недостаточно. Возможно, нечто похожее было в колонии для несовершеннолетних, в одном из тех ярких эротических снов, которые ему снились, — о пиромане с невинным взглядом и татуировкой на шее, жившим по соседству и отбывавшим срок за поджог библиотеки, который он устроил просто чтобы посмотреть, как она горит. Эндрю хочет увидеть Нила в свете костра. — Нам нужно пойти в поход, — бормочет он, прижимаясь губами к коже Нила. — Что? — Костер. Палатка. Спальники. — Ты ходишь в походы? — спрашивает Нил со скепсисом в голосе. — Нет, — отвечает Эндрю. Нил, кажется, находит это забавным. Или, может быть, очаровательным. Он улыбается, глядя на Эндрю сверху вниз, его губы выглядят натертыми и припухшими, а глаза светятся даже в полумраке салона. Эндрю целует его, неуклюже прижимаясь губами к зубам, и обхватывает руками за бока, чтобы притянуть ближе. Он так возбужден, что ему, наверное, стоит принять успокоительное, иначе его сознание может поплыть. В конце концов, на закате они оказываются лежащими на багажнике машины и наблюдают, как пурпурные и розовые тона растекаются по горизонту — и по широкой бетонной крыше «Лисьей Норы». Это не самый живописный вид, но Нил, похоже, не возражает. — Приходи на игру, — говорит ему Эндрю. — Серьезно? — Да. — Если я приду, ты правда будешь играть? — Ты имеешь в виду убиваться ради нескольких цифр на табло? — Ага, — говорит Нил, как наркоман, которым он и является, и это звучит очень похоже на «само собой». — Я подумаю над этим.

.:.

Эндрю добавляет Нила в список людей, которые могут посещать сектор для друзей и семьи, и отправляет ему письмо с подтверждением, в котором указан QR-код билета. «мы договорились?», спрашивает Нил. «назови число», вместо «да» отправляет Эндрю. «сколько голов они смогут забить?» Ответ Нила занимает минуту — Эндрю представляет, как тот размышляет, закусив большой палец и пытаясь выбрать число, которое заинтересует Эндрю. Приходит такой вердикт: «три» Значит три.

.:.

— Эй, это тот чувак, который подделывает документы? — спрашивает Аарон, врезаясь в Эндрю из-за того, что его толкает Кевин, которого толкает Сет. Действительно, это тот самый чувак, сидящий в первом ряду в секторе для друзей и семьи; его оранжевая худи с надписью «PSU» интересно и не совсем удачно сочетается с цветом его кожи и волос. От одного только вида Нила у Эндрю до сих пор перехватывает дыхание. — Да, — говорит Кевин. — Думаешь, Джереми пригласил его? Эндрю решает сразу с этим покончить. — Это я его пригласил. — Ты? — уточняет Аарон, и в тот же момент Кевин спрашивает: — Зачем? — а Ники тихо и одобрительно присвистывает. — Хорошенький, — замечает Ники. — Он фанат, — говорит им Эндрю. — Фанат чего? — спрашивает Аарон. — Кевина. — Откуда ты знаешь? — Обсуждали в постели после того, как вернулись с дела. — Серьезно, Эндрю? Эндрю хлопает Кевина по плечу, громко ударяясь ладонью о пластик, и говорит: — У меня такое чувство, что мы сегодня победим. — Да? — оживляясь, спрашивает Кевин. — Решил сегодня хоть немного постараться? Можно и так сказать. Рене, как обычно, выходит на поле в первом тайме, а Эндрю подчищает за ней огрехи во второй половине вечернего представления. Команда противника забивает два мяча Рене, а это значит, что у Эндрю остается один в запасе, прежде чем ему придется закрывать ворота. Он двигается довольно проворно и следит за мячом, уже точно зная, куда тот летит, еще до того, как он приземлится. Первый гол проскальзывает мимо него за четырнадцать минут до конца игры — обманный удар, который он просто пропускает, замахнувшись слишком низко. Эндрю представляет, как Нил морщится. Представляет, как Нил верит в него, в его победу. Вот и твоя тройка, думает Эндрю и, разминая шею, встает на позицию в ворота. Они выигрывают с перевесом в одно очко, что приводит Кевина в экстаз и делает его таким счастливым, отчего он напрочь забывает о критике их игры на целых пять минут. К тому времени, как он вспоминает об этом, Эндрю уже стоит в душе и грубыми движениями намыливает волосы шампунем, с безжалостным рвением моет ягодицы, яйца и задницу, позволяя струе воды, смешанной с мылом, позаботиться обо всем остальном. Он возвращается в раздевалку как раз вовремя, чтобы услышать, как Кевин говорит: — Защитники, не стоит рассчитывать на то, что Эндрю будет постоянно подстраховывать вас, — и в этих словах, безусловно, есть похвала, но есть и предупреждение — Эндрю показал себя сегодня, но он не всегда так делает, а это значит, что на него нельзя положиться. — Дерьмовая защита и вратарь, которому на все насрать, — бормочет Сет. — Самая лузерская команда в Восточной конференции. — Вот почему ты так хорошо в нее вписываешься, Сетти, — воркует Ники, хлопая ресницами. — Завались нахрен, — говорит ему Сет. Эндрю игнорирует все это, направляясь к двери. Нил ждет его именно там, где Эндрю ему велел, и выглядит идеально в самом худшем цвете для одежды, который только можно вообразить. Эндрю хватает его за худи и тащит за собой через задний коридор на парковку прямо к машине. Он останавливается ровно для того, чтобы отправить остальным сообщение «домой сами доберетесь», а затем срывается с парковочного места, заставляя Нила качнуться на своем сиденье. — Ты был великолепен, — говорит Нил. — Я сказал, что я буду играть. Но не говорил, что буду это обсуждать. — Виноват, — прикусив язык, произносит Нил. Эндрю искоса смотрит на него, улавливая лишь последний момент, когда выражение на лице Нила меняется с улыбающегося на серьезное. Прошло четыре дня с тех пор, как они виделись в последний раз. Эндрю зверски голоден, его жажда неутолима, а желания вышли из-под контроля. Полуночные телефонные звонки лишь усугубляют ситуацию — лежа на крыше с закрытыми глазами и прижатым к уху телефоном, Эндрю почти может представить Нила рядом с собой. Во время последнего звонка они договорились, что сегодня вечером отправятся в квартиру Нила. Эндрю предупредили, что там «не очень уютно». Он ожидает, что в гостиной будет всего один стул, а на полу валяться матрас. Он по памяти ведет машину к четырехэтажному комплексу и представляет, каким на самом деле может быть худший вариант холостяцкого жилья. Перед входом в здание он паркуется. — Езжай дальше, — говорит Нил. — На следующем знаке «стоп» поверни налево. — Ты разве не здесь живешь? — Нет. — Ты что, дал мне липовый адрес? — Ну да, — говорит Нил, как будто это должно быть очевидно. Возможно, так и должно было быть. Эндрю не думает, что встречал кого-то, кто нравился бы ему больше, чем Нил, кого-то, кто удивлял бы его столь же сильно, кого-то, кто смотрел бы на него так же решительно и при этом ни разу не дрогнув. Они сворачивают за угол старого здания, паркуются и по цементным ступенькам спускаются в квартиру на цокольном этаже. Она оказывается лучше, чем представлял себе Эндрю, обставленная потрепанной, но чистой мебелью: диваном в клетку и одним из тех вездесущих овальных деревянных журнальных столиков, которые были в моде в 90-е. У Эндрю создается впечатление, что единственное, что Нил привнес в это место, — это он сам и его скудная коллекция оверсайз шмоток. Ну и, конечно же, замысловатая аппаратура, которую Эндрю находит на обеденном столе. — Где ты это взял? — спрашивает Эндрю, кивая в сторону принтера, печатающего удостоверения. — Украл, — говорит Нил. — Но чувак был мертв. — Это ты убил его? — Нет, — отвечает Нил. — Просто повезло. То, что Нил так бесцеремонно относится к смерти, по-настоящему заводит мотор внутри Эндрю, приводит в движение его двигатели. Они поделились лишь горсткой секретов под пристальным вниманием звезд, но и этого оказалось достаточно. Эндрю знает об убийстве матери Нила, о его отце-убийце, о том, что Нил едва не погиб. Нилу, говоря простым языком, «повезло, что он остался жив»; его спасли в последний момент, увели от острия отцовского ножа парни в синей форме. Эндрю знает, что у Нила тоже есть шрамы, но он их не видел. Он чувствовал их, ощущал их линии и завитки, напоминающие по текстуре кору дерева, сквозь тонкие футболки Нила, но он их не видел. По словам Нила, никто их не видел, кроме кучки врачей в Сиэтле. И, конечно же, его покойной матери. — Спальня, — произносит Эндрю, намереваясь стянуть с Нила худи, или в лучшем случае хотя бы прикоснуться к коже. Спальня еще меньше гостиной, и в ней царит почти кромешная тьма. Одно на всю комнату высокое окно глубоко утопает в темноте ночи, а единственным источником света служит открытая дверь позади них. Кровать больше, чем ожидал Эндрю, — обычная двуспальная, а не для одного человека, — но она чересчур велика для этой комнаты. Места хватает только для крошечного комода, втиснутого напротив кровати, предоставляя лишь несколько сантиметров свободного пространства, чтобы иметь возможность обогнуть матрас. Покрывало старомодное и мятое, из плотного кремового шенилла, а простыни в коричнево-синюю клетку. Эндрю не может решить, на что это больше похоже — на сиротский приют или на реабилитационный центр. Он снимает куртку и бросает ее на комод. Затем, не расшнуровывая, скидывает ботинки и пинает их под кровать. Когда он оборачивается, Нил засовывает руки под худи, а на его лице застыла нерешительность. — Ты не обязан, — говорит ему Эндрю. — Но я хочу, — отвечает Нил и стягивает худи через голову, а вместе с ней и футболку. Его торс — это поле битвы. Глазу Эндрю хочется запечатлеть этот узор: рассечения и изгибы, вереницу чего-то, похожего на шрамы от ожогов, белесый архипелаг, растянутый на коже. — Выпрыгнул из машины на полном ходу, — говорит Нил, проследив за направлением взгляда Эндрю. — Быстрая машина, — замечает Эндрю. — Недостаточно быстрая. — Иди сюда. К тому времени, как Эндрю проводит ладонью по груди и животу Нила, тот уже лежит на спине, затаив дыхание, с широко распахнутыми глазами и растрепанными волосами. Эндрю просовывает два пальца под пояс его джинсов, нащупывая кончиками металлическую заднюю часть пуговицы. — Да или нет? — спрашивает он. — Да, — отвечает Нил, и Эндрю расстегивает пуговицу и тянет молнию вниз. Нижнее белье Нила красное и новое, резинка все еще крепкая, цвет не потускнел. Эндрю просовывает руку внутрь, обхватывает член и сжимает его. Бедра Нила дергаются. — Смазка? — спрашивает Эндрю, уже ожидая отрицательный ответ. У Нила пять кофт. Шансы на то, что у него под рукой окажется такая роскошь, как смазка, практически равны нулю. — Извини, — говорит Нил. Эндрю придется довольствоваться тем, что есть. Он достает руку обратно, плюет на сложенную чашечкой ладонь и снова берется за член Нила. Он выкручивает кулак, размазывая слюну; Нил говорит: — Ого, ух ты! — словно Эндрю только что показал ему новый фокус, вроде карточного шулерства или трюка с использованием рук. — Ух ты, — полушутя бормочет Эндрю, уткнувшись в шею Нила. Он опьянен победой и Нилом, и взлетает все выше и выше, и выше, испытывая от этого головокружение. Судорожный смех Нила обрывается на вдохе, когда Эндрю, наконец, дрочит ему по-настоящему — натирает до красноты головку члена, после чего ведет ладонью ниже и ниже, к основанию. Они рассеянно целуются; поверхностные вздохи Нила повторяются в такт движениям руки Эндрю, а затем Нил напрягается и шепчет: — Эндрю, — и кончает потоком жара, сжимая в руке футболку Эндрю, по-прежнему приоткрыв рот напротив его собственных губ. Член Эндрю ноет. Замерев ровно для того, чтобы поцеловать Нила в лоб со словами «скоро вернусь», Эндрю скатывается с кровати. Первая дверь, которую он пытается открыть, — бельевой шкаф. За второй находится водонагреватель. Третья — ванная комната; Эндрю расстегивает джинсы, смешивает на ладони слюну со спермой, засовывает руку в трусы и дрочит себе сильно и быстро, не оставляя времени на романтику.

.:.

Аарон еще не спит, когда Эндрю возвращается домой и плюхается на диван. По телевизору показывают документальный фильм о природе. Антилопа, говорит мягкий голос за кадром, величественна. — Ну и ну, — говорит Аарон. — Что-то ты припозднился. — Ага. — Ты даже не собираешься отмазываться? Эндрю обдумывает это. — Не-а. — Ники думает, что у тебя есть девушка. — Ники думает неправильно. — Ты постоянно переписываешься. — Твоя новая одержимость мной немного настораживает. — С тобой что-то не так, — прищурившись, говорит Аарон. — И я собираюсь выяснить, что именно. — Флаг тебе в руки.

.:.

Два месяца кажутся долгим сроком, но ты и глазом не успеваешь моргнуть, как вдруг остается всего пять недель — слишком короткий обратный отсчет до того момента, когда парень, занимающий каждый уголок твоего сознания, скроется в закат. — Куда ты собираешься отправиться? — спрашивает Эндрю однажды ночью, глядя на звезды. В нескольких километрах от него стонут пружины кровати Нила, когда тот ворочается. — Не знаю. Я приехал сюда из Калифорнии. Может быть, двинусь на Средний Запад. — Ты можешь изобразить среднезападный акцент? — Я не знаю, — отвечает Нил, пытаясь округлять гласные в словах. — Это было больше похоже на канадский, — говорит ему Эндрю. — Я поработаю над этим. «Почему ты уезжаешь?» хочет спросить Эндрю. Впрочем, он уже знает ответ. Нил уезжает, потому что Нил никогда нигде не оставался. Он даже не знает, с чего начать. Звезды мерцают как обычно, но Эндрю чувствует, как падает все ниже и ниже, и ниже. Его кости тают, а тело превращается в лужу и каплями стекает прямо с края крыши. — Все нормально? — спрашивает Нил. — Тебе это нравится? Постоянно перемещаться с места на место. — Ну, по правде говоря, я никогда об этом не задумывался. — Все, чего я когда-либо хотел, — это иметь собственный дом, — хрипло произносит Эндрю, и от этих слов у него саднит в горле. — Дом был самым стремным местом, которое я знал, — тихо говорит Нил. И в этом-то вся загвоздка. Нил — сорняк, который прорастает на новом месте каждый раз, когда его выдергивают. Эндрю — зернышко, которому нужно подходящее место, чтобы проклюнуться и назвать своим. Пять недель. — Балтимор, верно? — спрашивает Эндрю после паузы, которая оказывается слишком долгой даже для них. — Ага. — Дай-ка мне послушать этот акцент. — Ни за что, — говорит Нил. — Да ладно тебе. — Он не очень. — Ты просто заставляешь меня хотеть этого еще больше. — Хорошо, — вздыхает Нил. — Во-первых, ты неправильно произносишь Балтимор. Эндрю все еще ощущает себя бескостным. Половина его тела стекла до самой земли, но голос Нила, звучащий у него в ухе, удерживает его на месте.

.:.

Какао в кружке Эндрю остывает гораздо раньше, чем он успевает признаться в этом вслух: — Он мне нравится. — Он тебе нравится, — соглашается Бетси. — Я никогда не хотел иметь парня, — говорит Эндрю. — Вообще нет. — Что ты хочешь этим сказать? — Сначала мне просто не хотелось быть геем. К тому времени, когда этот факт стал неизбежным, я уже сидел в колонии. Если бы у меня был парень, он надрал бы мне за это задницу. — А потом ты встретил Аарона, — подсказывает Бетси. — И Ники. — У меня и так было дофига забот с этими двумя, — говорит Эндрю. — И у меня был Роланд для секса, когда мне этого хотелось. — Ты был сосредоточен на своей семье. — Я все еще сосредоточен. — А ты не можешь иметь и то, и другое? — спрашивает Бетси. — Я даже до сих пор никому не рассказал, что я гей. Бетси кивает. — А Нил уезжает через месяц. Тридцать четыре дня, если Нил уедет первого июня, как он и планирует, во что бы то ни стало. — Эндрю? — спрашивает Бетси спокойным и ровным голосом без малейшей запинки. Она пыталась подобрать слова, как минимум, несколько раз, судя по тому, как трудно ей снова заговорить. — О чем ты думаешь? — Мне кажется, что он не из тех парней, с которыми можно поддерживать связь на расстоянии. — А ты его спрашивал? — Нет, — говорит Эндрю. Это и так очевидно. — Если бы он остался… — Бетси поднимает руку на резкий взгляд Эндрю. — Ты бы хотел, чтобы он стал твоим парнем? — Я здесь не для того, чтобы тешить себя фантазиями, — говорит Эндрю, испытывая отвращение к самому себе, к своему сентиментальному настроению, к своей неспособности справиться с реальностью, к своему тридцатичетырехдневному обратному отсчету. — И я думаю, что наше время истекло. — На следующей неделе, — говорит ему Бетси, — быть может, мы немного пофантазируем.

.:.

Крыша парковки на стадионе. Заднее сиденье машины Эндрю. Полночь после студенческой вечеринки. Спина Нила идеально прилегает к груди Эндрю, их соединенные костяшки пальцев прижаты к губам Нила, все его шрамы розовым и белым раскинулись по коже. Его живот только что вытерли от спермы — и спину тоже. Эндрю подрочил ему, расположившись позади него и наблюдая за происходящим, а затем толкнул Нила в вертикальное положение и довел себя до оргазма, кончая Нилу на спину и крепко сжимая свободной рукой его бедро. Спрятанная в отсеке для запасных шин в багажнике, теперь в машине хранится смазка. Она появилась и у Нила дома, и звуки, которые он издавал во время чрезвычайно медленной мастурбации, перепавшей ему после того, как Эндрю принес смазку, были, откровенно говоря, порнографическими и совершенно неприличными для середины воскресного утра. Эндрю так сильно хочет ему отсосать, что мечтает об этом на занятиях, пропуская огромные куски материала по философии и когнитивной психологии, просто представляя себе это. Несколько лекций целиком канули в Лету, что вынуждает его просить конспекты у блондинки, одетой в теплую клетчатую рубашку, которая сидит за ним на занятиях. — Конечно, — ответила она. — А то ты выглядел весьма потерянным, — и Эндрю пришлось смириться с тем, что он ведет себя довольно-таки очевидно, пока они сканировали каждую страницу записей с помощью какого-то приложения, которое превращало все это в PDF и отправляло ему на электронную почту. Шесть страниц, исписанных аккуратным почерком, — полтора часа, которые прошли мимо благодаря живому воображению Эндрю. Это самый богатый мир фантазий, который у него был за последние годы. Это самая насыщенная сексуальная жизнь, которую он когда-либо знал. — Хочешь зайти? — спрашивает Эндрю Нила, его обычные ограничения тонут в приливе эндорфинов. — Куда? — На стадион. Я могу провести тебя на корт. — Серьезно? — спрашивает Нил, выгибая шею, чтобы увидеть лицо Эндрю и оценить его решительность на этот счет. — Серьезно. Нил натягивает футболку обратно, затем надевает худи. Они не утруждают себя поездкой на лифте, и к тому моменту, как Нил делает шаг с последней ступеньки лестницы, он уже практически бежит. Эндрю ведет его полутемными коридорами к центру корта, оставляет там и идет щелкнуть выключателем. Выражение благоговейного трепета на лице Нила, которое замечает Эндрю, когда возвращается обратно, поражает его до глубины души. — Я хочу увидеть это так, как видишь ты, — говорит Нил и протягивает руку. Эндрю берет ее, переплетает их пальцы и ведет его к домашним воротам, стараясь не оставлять следы линий от ботинок на поверхности корта. Кевин бы припоминал ему это всю оставшуюся жизнь. Со стороны ворот Эндрю площадка выглядит больше, чем из центра. Она простирается перед ними во всю длину, а по бокам — в ширину. Эндрю хотел бы, чтобы ему все это нравилось так же сильно, как, очевидно, нравится Нилу, чтобы это приносило ему такую же безграничную радость. Но его радость от игр в экси здорово ограничена. Она то нарастает, то убывает, проявляясь только в те моменты, которые он выбирает сам. В основном она убывает. — Эндрю, — серьезно говорит Нил. — Если все это не для тебя… «Ты для меня…» думает Эндрю и притягивает Нила к себе за худи, целуя его и отсчитывая еще один день. Тридцать два.

.:.

Эндрю заглатывает Нила, когда до конца срока остается тридцать один день. Первое мая. Сигнал бедствия. Он так высоко, на высоте десятков тысяч метров над землей, но этот самолет уже падает, и он понятия не имеет, как его посадить. Рабочий план на данный момент: провести как можно больше времени над облаками, а затем подготовиться к столкновению с землей. Нил, как обычно, бесстыдно отзывчив, чем страшно удивляет Эндрю. Он знает, что в жизни Нила было не так уж много приятных прикосновений, поэтому он намерен сделать так, чтобы Нил уехал, пропитанный этими ощущениями, и чувствовал касания Эндрю каждым сантиметром своей кожи, глубоко в мышцах и костях. Они у Нила дома, и Эндрю основательно берется за дело — он раздевает Нила, широко разводит его ноги на кровати и демонстрирует все известные ему трюки, пока Нил не начинает с трудом сдерживать свой оргазм. Наверное, это самое забавное, что Эндрю когда-либо испытывал, — показывать Нилу, что к нему можно прикасаться губами, языком или стенками горла. После этого он остается и дрочит на вздымающуюся грудь Нила, прежде чем тому удается перевести дыхание. У Нила теперь есть не только смазка, но и влажные салфетки — настоящая маленькая заначка для занятий сексом. Нил вытирается салфеткой и бросает ее в еще одно новое дополнение в комнате — мусорное ведро, втиснутое рядом с крошечным комодом. Он хватается за край покрывала и заворачивается в него, чтобы прижаться к боку Эндрю, кутаясь в пушистый шенилл. — У нас будет секс? — спрашивает Нил. — Мы только что им занимались. — Анальный секс, — уточняет Нил. — А ты хочешь? — Я не знаю. — Я никогда им не занимался, — говорит Эндрю и знает, что Нил поймет то, что он имеет в виду. — Потому что ты не хочешь? — Только, может быть, с правильным человеком, — говорят эндорфины Эндрю. — Я когда-нибудь дотронусь до тебя? — спрашивает Нил. — А ты… хочешь? — Да, — отвечает Нил. — Если бы ты этого хотел. Эндрю говорит: — Я подумаю, — и затем думает об этом все время. Второй раз за неделю ему приходится обращаться за конспектами к людям, сидящим позади него. — Спасибо, — говорит Эндрю и умудряется дойти до следующего занятия, не думая о руке Нила на своем члене и о том, каково это может быть на ощупь.

.:.

Двадцать восемь дней — это ровно четыре недели: еще четыре понедельника, еще четыре вторника и три субботы. — Ты с кем-то встречаешься, — сидя в столовой этим вечером, решительно заявляет Аарон. У них была тренировка до семи. Эндрю предстоит успеть сделать домашнее задание за полтора часа. Завтра рано утром он проснется по будильнику на занятия в спортзале. Так что он не собирается сегодня видеться с Нилом. — Не-а, — говорит Эндрю, что, по сути, является правдой, если судить об этом в рамках обвинения. — Ты определенно с кем-то встречаешься, — добавляет Ники. — Даже Кевин в курсе. Эндрю смотрит на Кевина. Предатель пожимает плечами. — А ты знаешь, откуда я знаю? — спрашивает Аарон, подавшись вперед и прищурив глаза, наполненные злобой. — И откуда же? — Потому что я кое с кем встречаюсь. А ты даже и не заметил. Он имеет в виду Кейтлин. Это была вынужденная жертва со стороны Эндрю, давшая Аарону такую возможность. У Аарона уже были и средства, и мотив, а теперь — только посмотрите на него, — он совершает идеальное преступление. — Рад за тебя, — отвечает ему Эндрю. — Пользуйся презервативами. Последнее, что нам нужно, — это ребенок-чирлидер. — Это было бы восхитительно, — произносит Ники. — Я бы забросил учебу и позаботился о нем. — Нет, спасибо, — говорит ему Аарон. — Ты бы превратил его в мини копию меня. Или себя. — Да, как я и сказал. Восхитительно. — Заканчивай нас отвлекать, — отмахивается Аарон, возвращая всеобщее внимание к Эндрю. — Кто она? — Ладно, ты меня спалил, — говорит Эндрю. — На самом деле я беру тайные уроки танцев. Моя мечта — стать балетным премьером. — Их реально так называют? — спрашивает Ники. — Да на тебя же будут глазеть, как на секс-объект. — Твое любимое занятие, между прочим, — говорит Эндрю. — Верно, — просияв, отвечает Ники. — Я должен позвонить Эрику. — Тайные уроки танцев? — настаивает Аарон. — А ну-ка, покажи нам свои движения. — Только после прослушивания, — предупреждает его Эндрю. — Отлично. И когда оно будет? — Знаешь, — вмешивается Ники, прежде чем Эндрю успевает дать Аарону какой-нибудь дерьмовый ответ. Отлично. Неожиданно Ники становится его любимчиком. — Он ведь и правда мог брать уроки танцев. А она могла бы быть танцовщицей. Эндрю интересно, танцует ли Нил. Почему-то он сомневается в этом — Нилу не так легко контролировать свое тело, что лишает его возможности двигаться бессознательно. По его словам, пулевое ранение все еще ноет время от времени, когда меняется погода. Большинство шрамов Эндрю спрятаны глубоко под кожей, но они тоже болят при смене климата. Через месяц Эндрю ожидает холодный фронт. Но к черту все это. Домашнее задание может и подождать. Он разрывает зубами пополам последний куриный стрипс и встает, забирая свой поднос. — Ты куда? — спрашивает Аарон. Эндрю не отвечает. — Эндрю, куда ты? — спрашивает Ники, и в его голосе слышится скорее восторг, чем беспокойство. Эндрю уходит от них, выбрасывает мусор с подноса и на ходу отшвыривает его в сторону. Он едва вспоминает, что нужно отправить сообщение Нилу, — если он заявится к нему без предупреждения и начнет колотить в дверь, то, скорее всего, Нил сбежит, сверкая пятками, — и проезжает несколько километров как в тумане, не видя ничего, кроме задних фар машин и размытых огней стоп-сигналов, пока Нил не открывает ему дверь своей квартиры. Настоящий Нил, а не его видение.

.:.

Стоит ли им трахаться? Этот вопрос не дает Эндрю покоя в течение первых нескольких дней недели. У Эндрю нет ни единой свободной минуты на себя — и он не хочет, чтобы они у него появлялись. Через двадцать четыре дня их будет предостаточно — за исключением, может быть, ежедневных свиданий со своим отражением, с тем парнем в зеркале, который принимает таблетку одновременно с ним. Тренировать улыбку становится все труднее. В четверг он держит в руке маленькую баночку со стабилизаторами настроения и громко встряхивает ее, чувствуя, как ноют щеки из-за широко растянутых губ. По целому ряду причин ответ — «нет». Они знакомы всего месяц. Ни у одного из них нет значительного опыта в этом деле. Эндрю не снимал с Нила ничего, кроме кофты. Все это стало бы комедией среди трагедий, где каждая из миллиона вещей, которые могли бы пойти не так, как надо, собственно… пошли бы не так, как надо. Из плюсов — это могло бы разрушить между ними все настолько основательно, что Эндрю испытал бы облегчение, когда Нил уехал бы из города. По целому ряду других причин ответ — «да». У них мало времени. Эндрю знает достаточно, чтобы Нилу было хорошо, чтобы ему не было больно, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Их поразило молнией, и этому моменту суждено остаться застывшей стеклянной фигурой навечно. Каковы шансы, что молния дважды ударит в Эндрю? Вполне возможно, что это произойдет сейчас или никогда. Из минусов — когда Нил уедет, ему может стать вдвойне тяжелее, а то и втройне, он может оказаться полностью выпотрошенным, с содранной кожей, разобранным на косточки. Все это определенно не стоит такого риска. Возможно, стоит попытать удачу, но Эндрю на это не пойдет. Чем выше он взлетит, тем больнее ему потом будет падать. Может, если бы у них было больше времени. — Это Нил? — тихо спрашивает Кевин однажды вечером, когда они остаются вдвоем на стадионе, а освещение корта расходует баснословную уйму электроэнергии, чтобы Кевин Дэй мог играть в экси, когда ему вздумается. — Что Нил? — Человек, с которым ты… проводишь время, — говорит Кевин, деликатно подбирая слова, чтобы избежать фингала под глазом или травмы плеча. Эндрю забирает мяч из рук Кевина и бросает его высоко на трибуны. — Иди принеси, — говорит он, что вовсе не означает «нет». Кевин понимает это так же хорошо, как и Эндрю.

.:.

Эндрю разрешает Нилу прикоснуться к нему, когда до конца срока остается семнадцать дней. Он хорошенько отсасывает Нилу, наполняя свой нос и рот чужим запахом и вкусом, желая, чтобы его органы чувств запомнили и то, и другое. Он сглатывает и взбирается вверх по телу Нила. Оседлав его бедра, Эндрю вытаскивает свой член из спортивных штанов. — Дай мне руку, — приказывает он, и Нил протягивает ее. Эндрю направляет его, обхватывая свой член каждым пальцем Нила по очереди, а затем и собственной рукой, и вместе они дрочат ему медленными, уверенными движениями. Нил закусывает нижнюю губу, бегая глазами между лицом Эндрю и их соединенными руками. Оргазм Эндрю наступает медленно: из-за неудобного угла ощущения кажутся новыми. Однако, когда он кончает, то отдается этому процессу полностью: пальцы на ногах поджимаются, дыхание становится поверхностным, плечи содрогаются. — Только не говори «вау», — предупреждает Эндрю Нила, когда тот сдвигается достаточно низко, чтобы заглянуть ему в лицо. — Окей, — говорит Нил, но восхищенное «вау» все равно слышится в его голосе. — Я ненавижу тебя. — Ничего страшного, — отвечает Нил, и в его синих-пресиних глазах плещется нежность. Эндрю жалеет, что встретил Нила, вдвойне жалеет, что не назвал его мудаком, и втройне, что ввязался в эту гребаную неразбериху, подстегнутый чувством, когда слишком сильно чего-то желаешь и плюешь на все, но вот уже оплакиваешь кого-то, кто по-прежнему находится перед тобой, живой и невредимый, из плоти и крови. — Я правда тебя ненавижу, — снова повторяет Эндрю, но их руки все еще сцеплены вокруг его размякшего члена, и они оба знают, что сейчас пойдут в гостиную и будут смотреть телевизор, пока по всем каналам не начнут крутить рекламу, а потом Эндрю заберется обратно в свою кровать в общежитии, и до того момента, как ему нужно будет вставать и идти в спортзал, останется всего лишь несколько часов.

.:.

— А что, если я отвезу тебя? — спрашивает Эндрю одиннадцать дней спустя, прижимая телефон к уху и набравшись храбрости на каждый километр, разделяющий их. — Отвезешь меня куда? — На Запад, — говорит Эндрю. — Если ты туда направляешься. — О чем ты? — У тебя нет машины. — Я планировал добираться на автобусах. — Не надо. — Я… — начинает Нил, но затем замолкает. Он не говорит ни слова. Эндрю выжидает. — Двигаться дальше всегда означало скрываться из виду, — медленно произносит Нил. — Он в тюрьме. — Я знаю, — отвечает Нил, но не совсем похоже, что он сам в это верит. — Уверен? — Как насчет «может быть»? — Ну так что? Это могло бы быть прикольно, — говорит Эндрю, как самый жалкий человек на планете, его сердце бешено колотится. — Это и правда было бы прикольно, — мечтательно отвечает Нил, словно он говорит о выигрыше в лотерею или о попадании в олимпийскую сборную США. Нил не всегда был один. С ним все время, за исключением последнего года, была его мать — спутница, которая следила за тем, чтобы он оставался в живых, но при этом не делала его счастливым. Эндрю считает, что, по крайней мере, половина причин, по которым Нил убегает, кроется в ее голосе, звучащем у него в ухе и все еще требующем жить своей жизнью и держаться настолько скрытно, чтобы никто и никогда не замечал его, а также не оставлять после себя никаких улик. Что ж, к несчастью для Мэри, мать ее, Веснински, Эндрю и есть улика. Он никогда ничего не забывает, и он не смог бы забыть Нила, даже если бы захотел. Он думает, что настанет время, когда он захочет забыть Нила сильнее, чем когда-либо хотел забыть что-то в своей жизни.

.:.

Кейтлин находится у них в общежитии, когда Эндрю возвращается домой с немецкого. Аарон смотрит на него с вызовом, словно предлагая это прокомментировать, что, в свою очередь, вызывает у Эндрю желание что-то сказать по этому поводу. Во всяком случае, у самого Эндрю хватает благоразумия не выставлять свои отношения напоказ. Но, если честно, нет, Эндрю не должен ничего говорить. Он садится на свою сторону дивана, вращая ключи на пальце, и пригвождает Аарона тяжелым взглядом — «убери ее отсюда, иначе это сделаю я». Аарону хватает восьми оборотов ключей, — Эндрю считает, — прежде чем его напускное спокойствие идет трещинами, и еще парочки, чтобы он окончательно сломался, выбрался из кресла-мешка и последовал за Кейтлин к двери. Происходит короткий приглушенный разговор наполовину в общежитии, наполовину из коридора, после чего Аарон возвращается обратно. Его глаза прищурены, лицо побагровело от ярости. — Ты мудак. — Да неужели. — И лицемер, — продолжает Аарон, засовывая кулаки в карманы. — Мы все знаем, что ты с кем-то встречаешься. — А я нет, — спокойно отвечает Эндрю. — Значит, кого-то трахаешь, — огрызается Аарон. — Ты кого-нибудь здесь видишь? — спрашивает Эндрю, демонстративно оглядываясь назад и по сторонам. — Честно? — говорит Аарон. — Иди-ка ты нахуй. Он проходит половину пути до спальни, прежде чем передумывает, разворачивается и вместо этого выходит за дверь. Эндрю не чувствует себя виноватым из-за того, что разозлил Аарона. Но что почти вызывает у него подобные эмоции, так это разочарование в голосе Ники, когда тот произносит его имя: — Эндрю. — Он знает правила. — Но что, если это плохое правило? — До сих пор оно работало. — Но, Эндрю, — мягко произносит Ники, — у тебя ведь кто-то есть, не так ли? — Нет, — отвечает Эндрю, потому что на самом деле это не совсем верно. У него есть светлячок в банке. У него есть дым в легких. — О, Эндрю, — с грустью говорит Ники. Эндрю дает кольцу на брелоке с ключами сделать еще один оборот вокруг костяшки, после чего бросает их в маленькую корзинку на кухонном столе. Он идет в спальню, где находит Кевина в наушниках, смотрящего на своем ноутбуке то, что неизбежно является экси. Он пропустил весь их разговор. Он даже не обращает внимания на Эндрю, когда тот заходит. Эндрю забирается на свою койку и надевает наушники, заглушая звук шуршащего одеяла музыкой «Duran Duran».

.:.

— Ты не думал о том, чтобы попросить его остаться? — спрашивает Бетси. — Я думал, что мы договорились не задавать глупых вопросов. — Ну почему же они глупые? — Он не останется. — Почему? — Животный инстинкт, — говорит ей Эндрю. — Кролики всегда убегают. — Вообще-то, кролики живут в норах вместе, — возражает Бетси. — И убегают они домой. Дом был пугалом для Нила на протяжении всего его недолгого детства, монстром, прячущимся под каждой кроватью и в каждой тени. — Этот — нет. — Окей, — говорит Бетси, переключаясь на другую тему. — Может, тогда нам стоит обсудить план действий после того, как он уедет? — У меня в баночках есть запас маленьких голубых планов на девяносто дней. И девятидневный запас Нила. — Меня беспокоит, что это будет летом, — говорит Бетси, и ее лицо хмурится, как бывает, когда она видит тучи на горизонте. — У тебя не будет занятий, которые могли бы регулировать твое расписание. — У меня будет Кевин, — отвечает Эндрю. — 5 утра: экси, 7 утра: экси, 9 вечера: экси. — И я считаю, что тебе стоит снова начать вести дневник. Сейчас ты проводишь много времени, разговаривая с Нилом. Ты многое ему рассказываешь. Тебе нужно будет куда-то девать эти мысли. Эндрю не винит ее. Он тоже чувствует в воздухе запах грозы — озон, что прочищает носовые пазухи. Тучи опускаются все ниже и ниже, и ниже.

.:.

Три дня. Они оба раздеваются до трусов, и Эндрю оказывается сверху Нила; они находят настолько приятный ритм, что им приходится прерваться дважды, просто чтобы продлить удовольствие. Эндрю не может поверить, что Нил собирается исчезнуть. Для призрака он ощущается слишком твердым. Кончая, Эндрю пачкает свое нижнее белье. Он натягивает джинсы без него и встречается с Нилом в гостиной, где они даже не включают телевизор. Сидя на противоположных концах дивана, они просто смотрят друг на друга. Эндрю пытается запомнить Нила до мельчайших крупиц: уголок его левого глаза, то, как его волосы отливают красным, когда солнце садится у него за спиной, шрам на костяшке его среднего пальца. Он не знает, о чем думает Нил, но он знает, что между ними повисла гнетущая атмосфера. Он знает, что Нил его покинет, но так просто он не уйдет. Нил покусывает заусенец на большом пальце, его брови сведены вместе, а глаза такого неповторимого оттенка синего, который присущ лишь ему одному. Так просто ему не уйти. Слово поднимается внутри Эндрю, словно пузырь, и вырывается наружу, лопаясь на его губах: — Останься. Нил наклоняет голову так, будто это слово неизвестно ему ни на одном из языков, на которых он говорит. — Останься здесь. Не уезжай. — Я… — начинает Нил, хмуря брови еще сильнее и впиваясь зубами в подушечку большого пальца. Должно быть, ему не хватает слов, чтобы выразить то, о чем он думает, поэтому он просто качает головой. Это не значит «нет». — Ты уезжаешь, потому что сам хочешь или из-за своей матери? — спрашивает Эндрю. — Ого, — произносит Нил, и уголок его рта приподнимается таким незначительным движением, что Эндрю замечает его лишь потому, что теперь он уже ужасно хорошо знает лицо Нила, каждую его черточку и ракурс, каждую тень и веснушку. — Припер меня к стенке. — Оставайся, пока я тебе не надоем, — говорит Эндрю. — А потом отправишься на Запад. — Так надолго? — спрашивает Нил. — Ты мог бы пробыть здесь все лето. — Не думаю, что ты мне когда-нибудь надоешь, — говорит Нил, и он по-настоящему улыбается, но это тоже не означает «да». — Тогда, быть может, до Хэллоуина, — предлагает Эндрю, и эти слова должны звучать беззаботно, но у него все еще нет ответа. — Ты празднуешь Хэллоуин? — спрашивает Нил. — Нил, — резко произносит Эндрю. — Ты прав, — говорит Нил, становясь серьезным. — Привычка переезжать — это из-за нее. Остаться означало бы… Он роняет руку на колени, а его грудь вздымается, когда он делает глубокий вдох. — Пока ты мне не надоешь? — Или ты мне не надоешь. — Не думаю, что с тобой такое случится, — говорит Нил, слабо улыбаясь, но его улыбка быстро становится шире. Эндрю пинает Нила по ноге со своего конца дивана, хмурясь, но при этом поднимаясь все выше и выше, и выше, до нереальных высот. Он думает, что это, возможно, его новая крейсерская высота. Он думает, что может быть хоть немного счастлив. Но тут он вспоминает, сколько дерьма ему придется сожрать, если он захочет вернуть Нилу дом.

.:.

— Кейтлин, кажется, классная, — говорит Эндрю, опускаясь на свое место за их обычным обеденным столом, предназначенным только для спортсменов, — одним из тех, что спрятаны за цветочными горшками и аквариумом, которые, как предполагается, действуют успокаивающе, но стандартно вгоняют Эндрю в депрессию. Сегодня ничто не может вызвать у него депрессию. Крейсерская высота еще никогда не была выше. Его слова, с другой стороны, падают на стол подобно метеоритам, оставляя кратеры от ударов. Выражение лица Аарона бесценно, словно космический камень. — Что? — моргая, спрашивает он. — Мы тусовались пару раз, — напоминает ему Эндрю. — В «Boba Place». — …тусовались, — вторит Аарон. — И, кстати, я гей, — говорит Эндрю. Ну вот, полдела сделано. — Что значит, ты гей? — спрашивает Ники. — Ты, как никто другой, должен знать. — Типа гей-гей? — спрашивает Аарон. — Типа гей-гей, — с равнодушием иронизирует Эндрю, но, скорее, наслаждается хаосом. Это гораздо интереснее, чем задушевные беседы тет-а-тет. Кевин, сидящий напротив них за круглым столом, закатывает глаза. — Эндрю Миньярд, — восхищенно произносит Ники. — Ах ты хитрый лис. Кто он? Доверься Ники, он сразу перейдет к делу. Эндрю полагает, что пришло время для второй части. — Нил. — Кто такой Нил? — спрашивает Ники. Эндрю наблюдает, как до Аарона доходит, как лицо и имя встают на свои места. — Чувак с документами, — произносит он, удивленно вскидывая и опуская брови. — Ага. — О, он был симпатичным, — произносит Ники. — Понятно, — говорит Аарон, и выражение его лица становится каким-то расчетливым. По мнению Эндрю, тот выглядит слишком самодовольным. Аарон откидывается на спинку стула так, словно он генеральный директор или какой-нибудь супер-злодей. — Мне кажется, что мы столкнулись с проблемой установленных ранее правил. — Я так не думаю, — отвечает Эндрю. — Да ладно?! — восклицает Аарон. У него такой вид, будто он выиграл. Вероятно, он так и думает, но он ошибается — тут первенство остается за Эндрю. Он получает Нила. Если Аарон хочет Кейтлин хотя бы вполовину так же сильно, как Эндрю хочет Нила, то пусть он ее получит. — У тебя есть, что сказать? — Нет, — говорит Аарон, отодвигая стул и засовывая куриные стрипсы, завернутые в салфетку, в карман толстовки. — Но я иду на свидание. — Развлекайся, — небрежно произносит Эндрю, хватая один из своих пакетиков с кетчупом и отрывая уголок. Он добавляет: — Будь осторожнее. Без резинки не расстегивай ширинку. — Нет, это ты развлекайся. Поведай Ники все о своем новом парне. — Все о нем, — соглашается Ники. — Расскажи мне все. Аарон широко улыбается. На нем улыбка смотрится не намного естественнее, чем на его близнеце. Он говорит: — Надеюсь, он того стоит, — а затем, изображая явное удивление, обнаруживает свой оттопыренный средний палец в кармане худи. Он достает его и демонстрирует Эндрю, указывая на него другим пальцем для большей убедительности, после чего направляется к двери скорее бегом, чем неторопливым шагом. — Ого, — выдыхает Ники. — Да ты, походу, реально втрескался.