Before Our First Case

      Поначалу Уилл просто не знал с чего начать. С одной стороны, дел было много, с другой — они не несли особого смысла. И раз уж ему нужно было восстановиться в Куантико, то с этого и стоило начинать. Месяц он прожил без стенаний и какой-то скуки: много гулял, два раза в неделю посещал психотерапевта, старался найти какое-то хобби, помимо рыбалки и составления профилей, но это сделать не получалось. Он рассматривал разные варианты, пару раз выезжал в Балтимор, чтобы посетить Оперу, где пообщался с элитой зажато и недружелюбно; потом пытался понять, что такого прекрасного все находили в шоппинге, денег было достаточно, но из всего ему понравился костюм за полторы тысячи долларов, чего он сам от себя не ожидал, но все-таки купил. Первый час был счастлив из-за покупки, дальше стало просто все равно. Рисование и музыка вообще ему не подходили, как бы он не пытался, рисунки получались кривыми, а музыкой он просто мог наслаждаться, но не играть или сочинять. Спорт ему нравился куда больше: каждое утро начиналось с пробежки, со временем Уилл перешел к силовым упражнениям.       За полгода он действительно стал другим человеком, вот только одиночество никуда не пропало. И если до этого большую часть жизни он умел с ним справляться и уже смирился с тем, что скорее всего останется один, то теперь оно давило, съедало — он знал, что где-то в мире, скорее всего, в Европе есть один человек, которому он позволил узнать себя, человек, который восхищался им, человек, которого Уилл понимал и принимал, любил и ждал. Ждал почти каждый день, мечтая о том, что дверь его дома откроется и Ганнибал снова будет рядом, но этого не случилось.       Каждый вечер проходил в пустом доме за просмотром фильмов, к середине которых он уходил в сон и просыпался только утром. Уилл думал о том, чтобы сходить куда-нибудь и развеяться, может быть найти человека на одну ночь, но все равно постоянно мысленно возвращался к Ганнибалу. Он скучал по нему и не имел даже возможности связаться: просто хотелось услышать его голос, прикоснуться, вдохнуть запах его тела и прочувствовать всеми возможными способами. Он снова думал о нем, будто какой-то романтик о несбыточной мечте, и тонул в удовольствии, проговаривая его имя и мысленно смакуя образ.       Но не каждый день он испытывал любовь к нему, не каждый день скучал. Иногда он просто срывался и начинал проклинать его, оскорблять, раскидывать вещи, понимая, что боль никуда не ушла, ведь теперь она всегда будет сопровождать его, куда бы Уилл не пошел. Он ненавидел его также страстно, как любил, мечтал загнать нож в его холодное сердце и мечтал просто обнять, крепко прижав к себе. Дуальность его сознания, его чувств просто поражала своей резкой полярностью: от любви до ненависти его могла разделять одна мысль или одно болезненное воспоминание; от ненависти до любви — нежная фантазия или память о счастливых часах вместе.       Переаттестация прошла успешно и он вернулся к работе. Никто не задавал вопросов, все просто смотрели на него, как на обновленного человека, который взял академический отпуск, и вернулся, но не более этого. Студенты не скрывали радости, увидев его снова в коридорах, вот только он сам стал более жёстким и серьёзным, но простых манер не лишился. Лекции проходили как всегда быстро и интересно, пожалуй, работа действительно отвлекала его от поисков изъянов в себе, от диссонанса. Более того, в Академии многие удивлялись тому, что Уилл начал носить дорогие костюмы и чувствовал себя уверенно в них. Он стал лакомым кусочком, который все хотели получить, и только по этой причине звали на какие-то рабочие мероприятия. На одно из таких он пришёл, и все кружили только вокруг него, стараясь ему понравиться, и только Алана дружелюбно улыбалась, зная всю подноготную, хотя сочувствие ее было искренним. Больше таких экспериментов не было.       Справившись с навязчивыми мыслями, он все же смог пойти в клуб. Пил в основном безалкогольные коктейли и со скукой наблюдал за какофонией вокруг. Когда в последний раз он был здесь, полтора года назад, его назвали геем, сейчас он уже и не переживал из-за этого. Связь на одну ночь с малознакомой женщиной за всё это время у него была один раз, и это произошло в отеле. Тут не было цели дать кому-то это удовольствие, цель была в фантазиях и ощущениях. В этом плане он стал черствым и готов был дарить любовь только одному человеку, остальные стали временной обузой и способом хоть немного расслабиться. Случайная связь была и с мужчиной, и также единственный раз. Он не искал замены, он искал разрядку и находил ее. Пару раз, конечно, испытал угрызения совести на этот счёт, но в конечном итоге смысла в самобичевании больше не было.       Во всей его более-менее стабильной жизни в одиночестве, в постоянном ожидании и преданной любви (не считая тех двух раз, опять же в качестве эксперимента), его накрывало волной возмущения и гнева, который сначала накапливался, а потом вырывался бушующим пламенем. Уилл просто сходил с ума в те моменты, и в конечном итоге сорвался. Просто бросил все дела по дому и уехал в Балтимор. Ключи от дома Ганнибала у него были, но за год он ни разу не приезжал сюда, и уже думал, что замок сменили, но к его же удивлению все осталось как прежде. Первое, что он сделал — пнул напольную вешалку, которая мирно стояла в прихожей и, падая, поцарапала стену. Но это меньшее, что его заботило.       Ганнибал бросил его. Сначала Уилл не думал об этом в таком ключе, но его длительное отсутствие и навязчивые, тревожные мысли просто довели до истерики. Целый год он прожил в относительном примирении, но просто устал от этого. Уилл не стал долго думать, а поднялся в спальню, вошёл в гардероб и, увидев, что многие костюмы все еще на месте: сорвал их и бросил на пол, сначала истоптал, а самые раздражающие просто порезал, забросав ими всю спальню. Несколько рубашек тоже были уничтожены. Он не стал резать всё, только те вещи, которые бесили его всегда. В остальном гардероб остался почти не тронутым, но всё это не закончилось простым кромсанием одежды. Уилл просто лег на пол, туда, где лежали костюмы, и сжался в глухом крике, все еще улавливая аромат парфюма.       После нервного срыва у него болела голова, но чувствовал он себя куда лучше. Вместо того, чтобы ехать домой, он просто остался здесь.       С началом нового года Уилл стал оставаться в Балтиморе чаще, но в спальне так и не убрался, оставив все как есть. Подобных срывов после этого не случалось. Но жизнь стремительно теряла краски, становилась более серой и мрачной. За стабильностью последовала депрессия, в которую он впал незаметно...       С тех пор, как Уилл убил Ребекку Миллер, прошло почти два года. После того выстрела, который расставил все по своим местам — полтора. Уилл жил на два города. Приезжал в Балтимор, ночевал, уезжал в Куантико, а после в Вулф Трэп — и это больше было похоже на цикл. Он скрывал свою тоску, свое отчаяние, улыбался, когда требовалось, но понимал, что начал носить маски, подобные тем, что носил Ганнибал. И на самом деле сейчас Уилл осознавал, что всё, что случилось — так глупо и они могли избежать этого.        В бары он ходил один, ни с кем не общался и даже не пил. Уилл просто наблюдал, чтобы чувствовать себя частью общества, пусть и такого, но общества. Когда к нему подходили знакомиться, он особо не противился, но темы для разговора быстро заканчивались, ведь сам он только слушал, а про себя давал слишком мало информации. Его тяжелый изучающий взгляд просто отталкивал.       Выходя из бара и открывая машину, Уилл услышал из-за угла женский крик. В последнее время он действительно не испытывал сочувствия, конечно эмпатия давала о себе знать, он пользовался ей и ее же избегал, особенно в такие моменты. Ну и пошел туда просто из любопытства, понимая, что Ганнибал либо проигнорировал бы всё это, либо не смог бы удержаться и кормил своих демонов, с одной стороны, спасая человека, с другой — жестоко расправляясь с нападающим.       Он схватил этого парня за горло со спины, чтобы тот отпустил девушку и у нее появилась фора к побегу. Незнакомка так и поступила, а профайлер продолжал душить его, и когда парень хотел вырваться, ударив профайлера локтем по рёбрам, Уилл в одно мгновение свернул ему шею. Отстранившись от тела и прижавшись к стене, Уилл сделал глубокий вдох, подогнал машину к этому месту и положил тело в багажник.       Он ехал в Вулф Трэп, когда на ночной дороге встретил потерявшуюся собаку. Уилл просто не мог проявить равнодушие к ней и, на самом деле давно планировал завести собаку, чтобы в жизни был хоть кто-то, кто любил бы его и ждал дома. Он забрал пса себе, отмыл и накормил. И знал, что теперь есть хоть какой-то якорь. Избавившись от тела, он продолжал жить, как прежде. Вот только жажда убийства стала сильнее. После этого он начал искать случаи безнаказанности и выслеживать этих людей: он не убивал всех, только тех, кто действительно этого заслуживал... Да и случалось это не так часто. Уилл быстро насыщался, а после просто брал длительные перерывы на пару месяцев.       Уилл уже перестал надеяться на возвращение Ганнибала. Он снова скатывался в дуальность, но чертовски не хотел этого и единственный, кто мог его удержать оказался так далеко.

***

      Ганнибал уехал практически сразу после выписки из госпиталя. Он думал о том, что оставлять Уилла вот так — ужасное занятие, ибо сам Лектер нуждался в нем, в его постоянном присутствии подле себя. Он не брал слишком много вещей, большую часть оставил дома, зная, что вернется. И дело тут было ни столько в сложностях, которые возникли между ними, ни в безумии, которое они делили на двоих, сколько в контроле, который Ганнибал утратил, когда не смог противостоять Уиллу, защитить его от самого себя, из-за своей слабости.       Эти два года он прожил во Франции, и действительно занялся психотерапевтической практикой: многие из его клиентов были очень богатыми людьми, которым необходимо было разобраться в себе, в партнере, — а он их слушал, давал рекомендации, раскрывал темные части личности. Исследовать человеческий разум всегда было интересно и подстроить всё так филлигранно, чтобы богатая особа, которой изменяет муж, но она не хочет от него уходить из-за большого состояния, убила его, скрыв свою причастность. Это был любопытный случай, но такое происходило очень редко. В остальном Ганнибал был отличным специалистом и помогал людям, хотя порой воспринимал их проблемы как нечто абсолютно скучное. Но терпение, обаяние и отменный вкус всегда позволяли ему становится частью высшего общества, быстро интегрировать в него.       Он думал об Уилле либо с утра, просыпаясь в холодной постели и мгновенно поглаживая шрам, оставшийся после пули, либо поздно вечером, когда возвращался с работы или из оперы, понимая, что подобно Уиллу снова вернулся к всеобъемлющему одиночеству. Его не хватало здесь. Иногда Ганнибал ловил себя на мысли, что хотел бы показать Уиллу мир и после в свободные часы рисовал его. Так часто и много, что это походило на одержимость. Впрочем это она и была.       Общение с элитой Парижа безусловно было ему по душе, вот только и там находились грубые и невежественные люди: на такие встречи приходили не только изысканные и действительно достойные представители высшего общества, но и мажоры, которые одевались слишком уж не соответствующе правилам дресс-кода и нормам заведения такого уровня. Конечно, он старался не замечать этого вырождения и даже не обращал внимания на многих, но наглость некоторых просто поражала, и тогда начиналось самое интересное.       Ганнибал лучше многих умел контролировать себя, даже в самых экстремальных или невыносимых ситуациях, и когда его задевали и не извинялись или имели неосторожность оскорбить — он показывал необычайную выдержку и стоял с гордо поднятой головой, скрывая, что нéкто задел его эго или чувства. И да, чувства у него были, причём порой слишком сильные, особенно если дело казалось Уилла.       В Париже он убивал редко, но если это и происходило — около шести раз за два года — то очень осторожно и без излюбленного изыска и перформанса. Забирал органы, а тела пропадали бесследно, и только Ганнибал знал, где их искать.       Ганнибал легко находил темы для дискуссий, завлекал собеседников в витиеватые и метафорические объяснения философии, мифологии и искусства, поэтому мог без проблем заручиться поддержкой и вниманием женщин и мужчин, не оставаясь в стороне. И по этой же причине он не имел проблем с женщинами и мужчинами как в дружеском, так и в романтическом планах (не считая любимого профайлера, но должно быть поэтому он ему и нравился и поэтому как был, так и оставался самым желанным и безумно сексуальным, особенно интеллектуально).       В опере он познакомился с замечательной девушкой, внешне очень похожей на Уилла, с темными густыми кудрями и серо-голубыми глазами. Это была интрижка и не больше, да и сама Дафна вела себя очень сдержанно и манерно, ее природное обаяние сочеталось с прекрасным чувством юмора, вот только порой она могла переборщить в глазах окружающих, и что странно не в глазах Ганнибала, ведь смеялась она и над его каламбурами, которые у многих если не вызывали вопросов, то напрягали точно. И в этом они с Уиллом снова были похожи.       В ту ночь они лежали в роскошной спальне под тусклым освещением позолоченных бра. Дафна выводила на его животе линии, а он рисовал Уилла. Безумно скучал и действительно несколько раз за последний год готов был вернуться в Штаты. Штрихи были очень отточенными, тени гармонично ложились на бежевую плотную бумагу, а черты лица любимого человека всегда вызывали кроткую улыбку. — Кто оставил этот шрам? — девушка провела пальцем по рубцу от пули. — Любимый человек, — Ганнибал говорил уверенно, не переживая, что может случайно оскорбить ее, разбить ее мечты. Однако, услышав это, она замерла на пару секунд и все же продолжила. — Я уже не в первый раз вижу портреты этого мужчины. Меня поражает, что ты воспроизводишь их по памяти. — У меня прекрасная память, и все же рисование развивает фантазию и помогает запечатлеть больше деталей. — Почему именно он? — Он единственный человек, который по-настоящему меня понимает и которого я очень люблю. — Я тоже тебя понимаю, — Ганнибал казался оскорбленным, потому что одной короткой фразой Дафна уничтожила этот покой между ними.       Она точно не понимала, не видела его. А теперь, оставшись без ответа, ушла в ванную, и от ее веселья осталась только грустная улыбка. Ганнибал дернул верхней губой от недовольства и дотянулся до тумбы, чтобы достать скальпель. Возможно, это было поспешное решение, но выбора не оставалось, в конце концов, она позволила себе вольность высказать то, что не связано с истиной, то, что оскорбило его во много раз приуменьшив его настоящие чувства к Уиллу.       Он зашёл в душевую кабину и прижался к ней со спины, обнимая. Дафна посмеялась и хотела повернуться к нему, чтобы поцеловать, но Ганнибал крепче прижал ее к себе, уже не нежно и не осторожно, а яростно и точным движением разрезал горло. Горячая кровь брызнула на плитку и стекло.       Ожидание просто становилось невыносимым. И спустя ровно два года после их расставания Ганнибал взял билеты до Балтимора в первом классе. Путь выдался долгим и изнуряющим, а из-за трех чемоданов с вещами и кожаной сумки, хотя уезжал он с одним, пришлось добираться на такси, чтобы не беспокоить старых друзей.       Его дом стоял все также непоколебимо, будто замок. Открыв дверь, Ганнибал не сразу понял, что это все значило. Свет зажегся. Мужчина понимал, что здесь все также чисто и уютно, но особое внимание привлекла трещина на деревянной обивке в прихожей и слегка погнутая вешалка, а еще запах свежей еды. Он был зол и казалось, что если найдёт вредителя, который так ужасно поступил с его кухней, то убьет мгновенно, хотя запах был далеко не дурным. В противовес всем ожиданиям на кухне все было стерильно, ровно также, как когда он уезжал, а в холодильнике стояла лазанья. Он свел брови к переносице и с напряжением во всем теле поднялся наверх. Дверь в его спальню была приоткрыта.       Ганнибал переживал, что увидит что-то, чего ему точно не хотелось и прикусил нижнюю губу, но почувствовав такой родной запах, почувствовав Уилла, он заметно расслабился. Профайлер спал в его кровати, накрывшись одеялом с головой, и мирно сопел. Вот только продвинувшись вперёд, ногами он почувствовал кучу вещей, сваленных на пол, привыкнув к темноте, поднял что-то похожее на тряпку и понял, что это один из его любимых пиджаков, в составе которого была шерсть.       Каким бы счастливым он сейчас ни был, осознание, что его гардероб превратился в тряпье просто выводило из себя. Уилл был в его доме — это прекрасно. Уилл все еще скучал — это прекрасно. Уилл порезал его вещи и неизвестно что еще сделал — это удручало. Ганнибал не стал будить его, хотя очень хотел, поэтому просто закрыл дверь и ушел в гостевую спальню, чтобы принять душ и на ночь остаться там, раз уж профайлер захватил его территорию.       К утру из-за сбитого режима сна Ганнибал вошел в свою спальню снова и уже при тусклом освещении с улицы увидел свои костюмы, пару рубашек и несколько галстуков на полу, порядком изорванных и истоптанных. Он думал, что там будет всего один костюм, но не четыре. Уилл точно не остался без проблем из-за этого инцидента. Осторожно пройдя в свою гардеробную, Ганнибал изучил количество убытков, но с другой стороны был даже благодарен ему, так как привёз из Европы несколько новых костюмов.       Как можно тише убрав это бесстыдство с пола и уже за пределами комнаты сложив их в мусорный мешок, Ганнибал спустился на кухню и решил приготовить завтрак, но и не отказался от того, чтобы попробовать лазанью, а от ее вкуса он даже удивился. Это было действительно вкусно, и если на этот раз у них все сложится, то он попросит у профайлера рецепт или еще лучше — попросит приготовить снова.