Сон.

Джону Мактавишу было шестнадцать, когда он попал в армию из-за нужды в жилье и, разумеется, пропитании. Дать ему подобную возможность могла лишь служба, и это, в принципе, оказалось действенной вещью. Лишь нечто совсем неожиданное, похожее на ожог в груди, тронуло юного шотландца, когда он столкнулся ещё с сержантом Райли в одной из пробных вылазок, после которой Прайс чуть ли не выбил из него всю дурь. «Если ты ещё раз полезешь вперёд отряда, я вышвырну тебя на ту же помойку, с которой тебя и подобрали, Соуп!» И если с Прайсом было проще — он казался вымышленным отцом в потерянной голове Мактавиша, то с Саймоном Райли дела шли ещё хуже. Пока Прайс старательно избегал привязываться к Джону как к сыну, Райли давно повязал на подростка воображаемый поводок, дёргая за него всякий раз, когда Мактавиш совершал малейшую ошибку. Их связь… была другой. И прикосновения Райли к нему больше не казались случайными. Он мог подловить его в коридоре и злобно уставиться в глаза, заставляя вжаться в стену и ждать, пока эта странная угроза пропадёт, но она всё не исчезала. Нечто в Саймоне преследовало Мактавиша и во снах, где его, вопреки всем ожиданиям и просьбам, наклоняли над столом и вжимали в холодную поверхность рукой. «Без резких движений» Только и всего — просьба глухим дыханием возле уха, ни миллиметра нежности. В воображении Райли то и дело выбивал из него дурь своими личными методами, а утром на построении и после — на тренировках, — Мактавиш сходил с ума от одного лишь взгляда сержанта Райли. У него дрожали руки и дёргалась бровь, когда голова вбрасывала ассоциативный ряд «стол-Райли-он», а от мыслей о насильственном акте надругательства вдруг становилось горячее. Хуже всего в ситуации было принять её — снится и что? Да, не очень приятно оказываться изнасилованным во сне, но просыпаться в мокрых простынях и с крепко стоящим членом — угроза. Угроза всему, что давало поддержку и опору, в отличие от давно умерших родителей. Но Джону Мактавишу всё ещё было шестнадцать. И выхода не было. Он выглядел для всех шутливой формой солдата-новичка, пробника, над которым подшучивал не только личный состав, но ещё и те, с кем приходилось проходить учения в связке. А по ночам ему снова снился Саймон Райли и его личные методы воспитания, грузные толчки, прибивающие к столу. Они казались реальными, чёткими, а сны были цветными. Однажды Джону посчастливилось заметить край лица сержанта в общей комнате, когда он общался с Прайсом, и это было подобно удару, какой-то отвергнутой всем миром истиной. Саймон оказался привлекательным, даже несмотря на всю грозность в жизни и израненные брови, белые полоски шрамов на подбородке. На волнистые линии ожогов и тот взгляд, которым он его одаривает. — Не смотри так на Гоуста. Ему это не нравится. — сказал кто-то, но когда Мактавиш обернулся, то обладателя совета уже не увидел. Следующие сны были другими. Они тонули в моментах, где Саймон становится ещё злее, где в отместку за раскрытый секрет собственного лица он доводит Джона до отчаяния, где вместо изнасилования и напористого секса в углу его бьют, и Мактавиш, открывая глаза по ночам, задыхался от возмущения. Почему именно Саймон Райли? Ответ был, но оказался забытым, стёртым из памяти. Он его недолюбливает, он ему снится, он заметил, что Мактавиш к нему иначе относится. Что его мысли витают так далеко, что до них не дотянуться. — О чём думаешь, Джонни? — впервые в жизни голос Райли не звучит грубо и издевательски, — У тебя круги под глазами, замечал? Родительский тон, который так ненавидит Джон, вдруг заставил поднять голову от спортивной сумки и громко выдохнуть. — Ты снишься мне каждую ночь. — даже говорить об этом не так глупо, как представлять, что хоть единый момент может случиться в реальности. — Забавно. — Саймон считает это шуткой, но стаскивает маску и широко, но в смущении улыбается. — Ага. Рука Джона касается бедра Райли случайно, просто непредумышленным движением, но Мактавиш дёргается от страха. — Хорошие сны? — теперь его голос ещё тише, и Джон чувствует, как его трясёт даже от этих ноток заинтересованности. — Не знаю. — А я знаю. — странный взгляд, упавший на Джона, становится темнее, а сержант улыбается, полный решимости, — Потому что если я притронусь к тебе хоть пальцем, то ты упадёшь в обморок. Джон заторможенно кладёт футболку в сумку и поднимает взгляд на Саймона Райли. Тот протягивает ладонь и аккуратно поддевает указательным пальцем его подбородок. — Я прав? — он наклоняется, но губами прикладывается ко лбу, шумно улыбнувшись в очередной раз. — Прав. Джону Мактавишу — шестнадцать. Рука Саймона продолжает гладить отросшие волосы на затылке. — У нас с тобой вся жизнь впереди, Джонни. И хватит притворяться, что это всё — сон.