Юэ, Тайян и Ки

Минхао залетает в свой трейлер и садится за стол, а потом падает на него головой, больно ударяясь. Сердце бешено стучит, а щеки все ещё горят, когда в его голове крутится все, что происходило накануне вечером. — Хао-Хао? — Ты можешь полюбить меня? Воспоминание врезается в его голову и Минхао больше не может соображать. Только одно прозвище вызвало в нем столько мурашек, а главное — стыда за свои слова. Да, он мечтает о том, чтобы кто-то его по-настоящему полюбил. Даже не в физическом плане, а в духовном — найти своего человека, который будет понимать его без слов. И самое страшное — смотреть в глаза Джуну, ведь теперь Минхао будет каждый раз чувствовать этот прилив жара и горящие щеки от неловкости за свои слова. А ещё, он понятия не имеет, как отреагировал Цзюньхуэй и что тот сказал. Немного отойдя от внезапной, но лёгкой паники с этой ситуацией, он встаёт и кипятит чайник, а затем заваривает ромашковый чай. Для успокоения нервной системы. Только обычно такое не помогает. Надо бы помедитировать, но тут не место. Минхао пьет свой горячий напиток и сидит, пролистывая ленту «Вэйбо», в поисках отвлечения от своих мыслей. А затем ему приходит идея — сфотографировать чай на фоне окна из трейлера и выложить фото на свою страницу. Давно его не было в сети — фанаты там, наверное, настроили теорий, где может пропадать. Загружая несколько выбранных фотографий не только с чаем, но и с пейзажем, он подписывает их как «спокойствие» и продолжает дальше листать ленту. Телефон мгновенно начинает вибрировать, не переставая, поэтому Минхао только и может, что отложить его в сторону, иначе своей руки не будет ощущать. Немного подуспокоившись, он берет свой чемодан, выходит из трейлера, закрывая его на ключ, и идёт в дом, тарахтя колесами огромного чемодана. В помещении никого не оказалось, что очень радовало его. Не хотелось бы сейчас разговаривать с людьми. Любыми. Даже собственной матерью. Оставив чемодан в гостиной, Минхао идёт на кухню в поисках перекуса и, открыв холодильник, находит спринг-роллы, поэтому берет их и начинает есть, макая в соевый соус. Затем достает вишневый сок и, не соприкасаясь с бутылкой губами, делает несколько небольших глотков, запивая еду. Живот набит, теперь можно идти и раскладывать свои вещи. Заходя в свою комнату, он открывает себе новый «позабытый» мир: тут ничего не тронуто. Все в пыли, и, будто, сюда никто никогда не заходил после того, как Минхао уехал. Возможно, оно так и есть. Матери, видимо было наплевать, как на сына, так и на его пространство. Открыв окно настежь, для того, чтобы проветрилась комната, и взяв в руки влажную тряпку, предварительно намочив ее в ванной, он вытирает пыль со всех поверхностей. Открывает шкаф, вытаскивает оттуда постельное белье и меняет старое на новое, относя грязное в стиральную машину, а затем запускает ее, чтобы отстиралась пыль и вся грязь, которая скопилась за эти месяцы. Минхао берет ведро с водой и полуавтоматическую швабру и проходится по полу. Хочется чистоты и свежести в своем укромном месте. Когда же все убрано, он, наконец-то, может открыть чемодан и вытащить свои вещи. Но как только садится на пол и начинает двигать «собачку» молнии, то слышит хлопок со стороны входной двери. Все. Тихие минуты закончились. Не подавая никаких признаков жизни, он тихонько продолжает выкладывать вещи на постель. Внезапно открывается дверь в комнату и внутрь заходит Линли, немного пугая его, сидящего боком. Она проходится вдоль кровати и садится на край, сверху вниз смотря на него. Минхао поднимает голову и видит нахмуренное лицо напротив — ее взгляд был направлен на его шею. Он опускает голову себе на грудь и тоже смотрит туда. А затем быстро хватает кулон и закрывает его кулаком, пряча внутри. — Ты рылся в моих вещах? — спрашивает мать. — Нет, зачем мне это нужно? — риторический вопрос, который воспринимается как обычный. — Тогда откуда у тебя этот кулон? — она видит его впервые, потому что Минхао всегда прятал. — Ни откуда, — отвечает он и видит рассердившуюся женщину, которая всегда относилась к нему как к должному. — Отдай, — требует Линли и протягивает руку к подвеске с оторванным крылом. — Не трогай! — рычит-шипит Минхао и закрывает ладонью драгоценную ему вещь. Его мать не знает, как он справлялся с болью — с помощью чего. Эта подвеска значит очень много для него, поэтому ни за что не отдаст никому. Только Джуну, если тот попросит. — Да что же ты такой настырный?! — кричит она и пытается силой отобрать кулон — сорвать его с шеи. — Он мой! — Не твой! — тоже переходит на крик Минхао и чувствует, как начинает покалывать в носу из-за непрошеных слез, которые медленно собираются в уголках глаз. — Он точно не твой! — пытается доказать. — Эта вещь принадлежит другому человеку! — он не станет рассказывать матери о Джуне и о невербальной помощи, которую принес ему этот кулон. — Что тут происходит? — на крики приходит «отчим». — Ты представляешь, этот засранец взял мою вещь и даже не спросил. — Та, что у него на шее? — спрашивает тот и видит, что Линли кивает. Этот человек подходит к сидящему на полу Минхао и угрожающе смотрит. Вся жизнь пролетает перед глазами. Он понимает, что сейчас его изобьют. Даже с тем учётом, что сам знает боевые искусства. «Отчим» быстро берет его за горло, прикладывая к полу, и душит. Второй рукой сильно бьёт несколько раз в разные места живота, пока он старается освободиться от удушающей хватки. А потом, вдоволь насладившись собственным представлением, срывает цепочку вместе с кулоном с его шеи и отпускает горло. Минхао остаётся неподвижно лежать на полу, — благодаря себя, что заранее вымыл его, — и пытаться дышать. Видит, как этот человек, которого и человеком назвать нельзя, отдает матери ожерелье и чувствует полную пустоту. Пустоту в душе и голове. Пустоту, которую никогда не восполнит никто. — Почему? — захрипленным и тяжелодышащим голосом тихо произносит он, когда комната наполнилась тишиной. — Что «почему»? — Почему именно он? — выделяя местоимение, еле-еле проговаривает Минхао и поднимается с пола, чтобы сесть на свою кровать. — Просто, — отвечает Линли и продолжает стоять у двери. — Просто? Хах, — не выдерживает он и начинает истерически смеяться, насколько это возможно в данной ситуации. — Ты же знаешь, что это он убил Ванхао? — Да, — спокойно отвечает она. — Так, какого черта!? — кричит, срываясь на хрип. — Нравится жить с таким... Ублюдком? — Не обзывай его, — защищает. Минхао, не веря своим ушам, поднимает голову и смотрит на нее, а потом пустым взглядом оглядывает ее лицо и усмехается. «Не обзывай его» — эхом вертится у него в голове и он качает головой, в попытке отбросить это. — Минхао, почему мы должны так жить? — задаёт вопрос мать. — Я... Люблю тебя. И твоего брата любила. Я правда вас люблю, — она присаживается на колени перед ним, сидящим на своей кровати, и берет в свои руки его, пытаясь выбить на сентиментальность. — И это, по-вашему, любовь? — хриплым голосом проговаривает он. Уважительная речь должна была смутить Линли, но та не обратила внимание на это. — У вас больше нет семьи, — глаза матери округляются, и она с недоверием смотрит вверх на Минхао. — У вас нет ни мужа, ни детей, — он вырывает свои руки из огрубевших чужих и со стонами от болей ложится на кровать. — Что? — только и вырывается у нее изо рта. — Я должен был это сказать ещё тогда, когда Ванхао не стало. Вы потеряли сначала мужа в другой стране, потом своего старшего сына, а теперь и меня, — тихо проговаривает Минхао, лёжа спиной к ней. До последнего не хотел разрывать отношения с единственным родным человеком. Но мать выбрала чужого, и этого хватит, чтобы больше не общаться с ней. — А теперь, оставьте меня в покое, матушка, — выделяет последнее слово. Не сумев ничего сказать, наконец Линли уходит, закрывая дверь комнаты и оставляя его в покое. Он пытается накрыться одеялом с головой, чтобы быть в коконе из безопасности, но не получается. Кажется, ещё чуть-чуть и этот убийца сломал бы ему ребро. Поднимая руку, чтобы укрыться, Минхао шипит, скрепив зубы, но боль настолько сильная, что пересилить невозможно. Поэтому, кокон из одеяла остаётся до лучших времён. Он больше не шевелится. Закрытые глаза дрожат, как и губы, которые поджимаются. В носу идут колики и через секунду по переносице текут слезы. Как же «давно» он не плакал. Этот дом приносит только плохое. С твердой решимостью уехать подальше от людей, живущих тут, Минхао встаёт с кровати и открывает свой гардероб. Весь в слезах, не видя ничего перед собой, он агрессивно, насколько это возможно, выкидывает все тремпеля с висящими на них одеждой на кровать, а затем достает два больших и один маленький чемоданы и, садясь на постель, аккуратно складывает вещи, кладя их внутрь огромного контейнера. С обувью поступает также, только их помещает в другой чемодан. Всё-таки жизнь айдола даёт о себе знать в таких масштабах. Хорошо, что днём он не успел выложить все вещи принесенные из трейлера. Книги, что стоят на полках, аккуратно кладутся в маленький чемоданчик. Их не так уж и много, место ещё остаётся, поэтому Минхао берет космический ночник и оставшиеся игрушки Ки, укладывая их между книг и в свободные края. А потом стопорится и начинает сильнее плакать. Ки больше нет рядом с ним. Больно. Игрушки Минхао не вытаскивает, а бережно оставляет в чемодане. Просто, чтобы помнить. Помнить лучшие мгновения с его маленьким чудом, который за свою короткую жизнь подарил ему самые счастливые воспоминания после брата. Вытаскивая аптечку из недр своего стола, он открывает ее и принимается искать мази: от ушибов и для заживления. Чтобы прошла боль в медицинском контейнере находит таблетки. Справившись со всеми манипуляциями, Минхао встаёт и чувствует себя чуточку лучше. Хоть само тело не ломит. Но душа все ещё сильно плачет. Телефон внезапно вибрирует и через несколько секунд из динамиков льется музыка. Он смотрит на контакт и улыбка сама украшает его губы. Без раздумий подхватывает мобильное устройство с тумбочки и проводит по экрану. — Как с нашими планами на завтра? — спрашивает Джун в динамике. — Прости, кажется, завтра я не смогу. По дому есть работа, — кряхтит и держится за все ещё ноющий живот, который покрыт синяками и ссадинами. — Тогда послезавтра? — с надеждой спрашивает он. — Хорошо, согласен. — Ура, ура-ура! — восторженно повторяет Цзюньхуэй, чем вызывает ещё большую улыбку у Минхао. — Тогда, до встречи, Хао-Хао. Это прозвище... — До встречи, — легко отвечает он и сбрасывает вызов. А потом смотрит на свою комнату и понимает: Он ни секунды не хочется оставаться в этом доме. С шумом Минхао выходит из комнаты и из квартиры, даже не смотря на мать. В последний раз входит обратно, чтобы забрать оставшийся чемодан и отнести его в трейлер. Теперь его настоящий дом — это и есть эта машина. И... Возможно, Джун? Разговор с ним дал почувствовать себя лучше. Не сильно, конечно, но так, чтобы попытаться уснуть беспокойным сном. Луна невидимая для всех и холодная как снаружи, так и внутри. Но она снова чувствует на себе это. Тепло. Тепло от Солнца. Которое светит не только для людей. Большую часть тепла Звезда отдает своей холодной половине.