Лучше бард в руках...

Геральту хочется всего-навсего выпить в тишине и покое на деньги, которые ему сполна заплатили за то, что он очистил канализацию от риггеров. К несчастью, он в Оксенфурте, и выбранная им таверна кишмя кишит бардами. Их здесь около дюжины, держатся они кучкой, и, по правде сказать, наблюдать за ними довольно забавно. Они играют в какую-то сложную алкогольную игру, в которой игрокам бросают дерзкие вызовы; Геральт уже успел прослушать впечатляюще похабную песню, о которой непременно расскажет при встрече Ламберту, понаблюдать за тем, как бард неумело заигрывает с барменшей, увидеть неопытный стриптиз, который на середине прервал хозяин таверны, и даже пригнуться, чтобы его не задел участник, попытавшийся очертить периметр зала, держась за стропила и не касаясь пола ногами. Барды не жалеют денег на выпивку, и потому хозяин пока не решается выгнать их из таверны — быть может, видеть подобные выходки оксенфуртских студентов ему отнюдь не впервые. Веселые барды отвлекают от мыслей звучными голосами, но, несмотря на это, их присутствие развлекает. Геральт сидит в темном углу — он заказал целый кувшин эля, чтобы потом не подзывать барменшу с просьбами о добавке, — и, пряча улыбку, наблюдает за ними. Очередь доходит до красивого молодого блондина. Тот с надменным видом крутит бутылку и ухмыляется, когда ее горлышко указывает на брюнета, совсем недавно исполнившего непристойную песню. — Вальдо, — предостерегающе произносит девушка-бард. Блондин пренебрежительно отмахивается от нее. — Лютик, — бархатистым от злобы голосом говорит. — Я хочу, чтобы ты… Пофлиртовал завтра с профессором Эсрином. Барды в ужасе ахают. Геральт недоуменно моргает. Неужто флирт с профессором хуже всех предыдущих заданий? Брюнет — Лютик, по-видимому, — со стуком ставит кружку на стол. — Нет. Вальдо выразительно поднимает брови. — Нет? Стесняешься, Юлиан? — в его устах это имя звучит оскорблением. — У заданий не должно быть серьезных последствий — это одно из правил игры, — отвечает Лютик (а может быть, Юлиан). — А убедить профессора Эсрина в том, что я готов с ним спать до конца семестра, — это серьезное последствие, Маркс. Вальдо, похоже, сперва хочет с этим поспорить, но потом замечает осуждающие взгляды остальных бардов. — Ладно, ладно, — снова отмахиваясь от них, бросает он. — Вызов отменяется. Вместо этого я хочу, чтобы ты… — он оглядывает помещение, и на его губах появляется уродливая усмешка. — Сел к вон тому ведьмаку на колени. Геральт замирает. Компания бардов разражается возмущенными возгласами. Лютик, однако, долго молчит, а после, одним глотком осушив свою кружку, осторожно ставит ее на стол и в воцарившейся тишине говорит: — Хорошо. — Что? — выпаливает пытавшаяся предостеречь Вальдо от глупостей девушка. — Я согласен, — отзывается Лютик, поднимаясь из-за стола. Геральт чувствует себя кроликом, удирающим от голодного волка, когда Лютик поворачивается и, не колеблясь, направляется в его сторону. Бард высокий, под стать Геральту; у него голубые-голубые глаза и дружелюбный вид. Одет он в шелка ярко-зеленого и янтарного цвета. Он останавливается у столика Геральта и обаятельно улыбается. — Так вот, — весело говорит он. — Не знаю, слышал ли ты хоть что-нибудь, сидя в этом углу, но я только что принял вызов сесть к тебе на колени. Не возражаешь? С меня выпивка в качестве компенсации. — У меня достаточно выпивки, — сообщает Геральт, указывая на полупустой кувшин. Он вполне мог бы послать этого барда к гравейрам, но… От него не несет страхом. Это весьма необычно, и потому можно подыграть ему, по крайней мере, на пару минут. Геральт отодвигает стул до тех пор, пока тот не упирается в стену, и жестом приглашает Лютика протиснуться между ним и столом и устроиться у него на коленях. — Что ж! Спасибо! — проговаривает Лютик и, повернувшись к бардам спиной, седлает Геральта. Он на удивление тяжелый — очевидно, под модной одеждой — накачанная мускулатура, — но не настолько, чтобы почувствовать дискомфорт. Геральт осторожно кладет руку ему на талию, чтобы он часом не соскользнул; Лютик не возражает. Кто-то из бардов испуганно ахает. Краем глаза Геральт замечает, как они переглядываются и начинают шептаться. — Ну что! — радостно восклицает Лютик. — В моих планах хорошенько напугать Вальдо; ты не против, если я немного побуду рядом? Боюсь, я помешаю тебе вести внутренний монолог, но люди как правило находят меня довольно забавным! — Хм, — говорит Геральт, скептически приподняв бровь. Лютик фыркает от смеха. — Не веришь на слово? Я могу спеть, если хочешь. — Я уже слышал, как ты поешь, — замечает Геральт. — О! Так ты застал этот момент? Ну да, конечно, — Лютик ерзает, устраиваясь поудобнее. Геральт старается никак на это не реагировать. — И каково, в двух словах, твое мнение? Геральт обдумывает возможные варианты ответа. — У тебя обширный словарный запас, — в конце концов выговаривает он. Лютик смеется весело и непринужденно. — Да уж, пожалуй, в этой песне есть парочка редких слов! — соглашается он. — И я очень этим горжусь. Я сам ее написал, знаешь ли! — Хм, — удивляется Геральт. Песня и впрямь довольно занятная; Лютик, как видно, горазд не только петь, но и мелодии сочинять. — Я, разумеется, не могу спеть ее на оценку, — беспечно продолжает бард. — Она бы шокировала всех преподавателей. Но в борделях ее исполнять самое то! — Ты приходишь в бордель, чтобы петь? — недоверчиво осведомляется Геральт. — Ага, частенько, — Лютик с усмешкой пожимает плечами. — Мадам платят приличные деньги за небольшое развлечение для ждущих своей очереди посетителей, да и чаевых никто, как правило, не жалеет. Видишь ли, я коплю. Скорее всего, как только весной я окончу университет, родные от меня отрекутся, так что деньги мне ой как понадобятся. Я хочу стать странствующим бардом и повидать мир! Геральт слегка хмурится. — Нелегкий Путь. — Это точно, — вдруг посерьезнев, соглашается Лютик. — Но делать то, чего от меня ждут родители, или поступить так, как собирается Вальдо, и занять место при дворе — значило бы погибнуть, как от руки бандита, потому что смерть души так же фатальна, как и смерть тела. — Хм, — с долей сомнения произносит Геральт. По его опыту, тела умирают гораздо быстрее. — Нет, правда, — говорит Лютик. — Запри я себя в коробке, в которой, по мнению таких, как родители, я должен бы жить, и я точно тронусь умом. Геральт тихонько вдыхает через нос: — Кто-то бы заметил разницу? — Да ну тебя! — возмущается, хлопая его по плечу, Лютик. Это ошеломляет Геральта до такой степени, что он даже не перехватывает его руку. Люди не хлопают ведьмака по плечу так, как будто бы тот им… Товарищ. Это до странного притягательно. Геральт пытается придумать какой-то вопрос, но все его мысли заняты только одним: «Почему ты меня не боишься?». — Это Вальдо заставил тебя прийти сюда? — интересуется он. — Да, Вальдо Маркс, абсолютный засранец, — подтверждает Лютик. — Горделивый нарядный придурок. Вошь злоязыкая. Геральт невольно усмехается: — Как лестно ты о нем отзываешься. От обвинения Лютик надувается, точно как Ламберт, и это очаровательно. — Почему бы и нет! Он — зловредный хорек, хвастун с петушиными глазами, шлюха с куриным сердцем, крокодил и шавка последняя… Геральт подавляет смешок, делая глоток эля. — Не слишком-то ты его любишь. — Я презираю его. Этот напыщенный осел полагает, что нет музыки лучше его вычурных песенок, и бесится оттого, что мои песни людям нравятся больше, потому что их можно петь, черт возьми, и отличная застольная мелодия никогда не сменяется странной и заунывной… Геральт делает еще глоток эля, а затем, когда Лютик начинает так активно жестикулировать, что едва не падает на пол, притягивает его ближе. Лютик не возражает; более того, ему, кажется, это искренне нравится. До того нравится, что он выхватывает кружку из рук Геральта и отпивает из нее алкоголь. Геральт изумленно глядит на него. Он не помнит, когда в последний раз кто-нибудь не из его брата осмеливался украсть его выпивку. Лютик, кажется, даже не замечает, что сделал; не мешкая, он вкладывает кружку обратно в руку Геральта и продолжает разглагольствовать о бессчетных недостатках Вальдо Маркса. А тот… Сидящие за столом барды злобно шипят на Маркса. Сосредоточившись, Геральт слышит, как один убеждает всех, что, раз уж именно Маркс выдумал это чертово задание, он должен спасти Лютика. — Он вот-вот подойдет к нам, — прерывает Геральт тираду Лютика. — Вот же ублюдок, теперь он хочет помешать самому интересному знакомству, которое у меня было за последние месяцы? — насмешливо спрашивает Лютик. — Ты ведь не хочешь смерить его своим… Э-э-э… Устрашающим взглядом? Геральт приподнимает бровь. — Похоже, на тебя он не действует. — Да, но ты уже обвинял меня в глупости, — усмехается Лютик. Геральт задумывается и слегка пожимает плечами. — Как скажешь, — произносит он, чуть плотнее обхватывая Лютика за талию и притягивая его еще ближе, как бордельную девку. Лютик прижимается к груди Геральта, обнимая его за плечи и зарываясь пальцами в пряди на затылке. Геральт подавляет дрожь. Давненько его так не трогали. Это должно было бы ощущаться угрозой — ему следовало бы оттолкнуть барда, — но отчего-то опасности он не чувствует. Лютик очень приятно пахнет. Отнюдь не страхом, а счастьем, потом, элем и едва уловимо — желанием, вероятно, оставшимся от исполнения похабной песни. Не в силах устоять перед ним, Геральт утыкается носом в восхитительно мягкие волосы. Маркс приближается к их столу. Вот от него несет страхом, и запах этот усиливается, стоит Геральту свирепо посмотреть на него. Лютик сдерживает смешок, прижимаясь к шее Геральта, и слегка целует тонкую кожу. Сохранить невозмутимость Геральту удается с трудом. Но он умеет игнорировать провокацию. Сделав лицо поспокойнее, он поднимает бровь, глядя на Маркса. Маркс дергается и оглядывается на бардов; по-видимому, полудюжины свирепых лиц оказывается достаточно, чтобы он предпочел встретиться лицом к лицу с одним-единственным ведьмаком, потому что он поворачивается и с трудом сглатывает: — Я… Э-э… Я пришел за Лютиком, господин ведьмак. Геральт неопределенно хмыкает, снова утыкаясь носом в шевелюру барда. — Он мне нравится, — бормочет он намеренно низким голосом. — Пожалуй, я оставлю его себе. Лютик дрожит, и Геральт даже думает, не переборщил ли он с шуткой, но бард не пахнет испугом. А вот запах желания становится заметно сильнее. Маркс бледнеет. — Я… Нет, вы не можете! Хмыкнув, Геральт выгибает бровь и скользит рукой вверх по спине Лютика, чтобы обхватить затылок и нежно очертить большим пальцем линию горла. Лютик дрожит сильнее и тихо выдыхает в шею Геральта. Вожделение захлестывает волной, и Геральт мысленно радуется, что его бедра надежно скрыты столом и бардом, сидящим у него на коленях. — Разве? — рычит он, тут же чувствуя, как Лютик прижимается к твердеющему члену, будто давая понять, что ему все известно. — Я-я-я заплачу вам, чтобы вы его отпустили, — заикается Маркс. — Ведьмаки ведь любят монеты? Я могу… Я… Геральт фыркает: — Ладно. Ты же бард, верно? — Д-да? — запинается Маркс. — Песня, которую пел этот парень, — продолжает Геральт. — Очень уж мне понравилась. Исполни ее для меня. Лютик приглушает хохот, хватаясь за рубаху Геральта и сотрясаясь всем телом, но каким-то образом умудряясь не выдать себя. Марксу, похоже, кажется, что он в ужасе. На деле же это похоже не на испуг, а на то, чем Лютику с Геральтом следовало бы заниматься в уединенной комнате без одежды. — Я… Но… Эта пошлятина… — Маркс обрывает себя на полуслове, не выдерживая неодобрительного взгляда Геральта. — В смысле, конечно, господин ведьмак, все, что попросите, — слабым голосом заканчивает он. Он, понятное дело, путается в словах, потому что песню сочинил Лютик, и от страха его голос дрожит так, что он несколько раз не попадает в ноты. Когда он все же заканчивает, Геральт вздыхает. — В его исполнении звучало гораздо лучше, — бурчит он, нежно дергая Лютика за волосы. Бард тихонько всхлипывает, но выпрямляется. — Ладно. Можешь идти, Одуванчик. Лютик весело подмигивает ему, поспешно встает и приобнимает Маркса за плечи, чтобы увести его прочь. Геральт мысленно вздыхает и возвращается к элю, а компания бардов поднимается из-за стола и дружно направляется к выходу из таверны, треща о храбрости Лютика и глупости бесталанного Маркса. Каким-то образом Лютик отделяется от толпы именно в тот момент, когда его последний товарищ выходит за дверь, бросается назад, наклоняется и спешно, но неожиданно, целует губы Геральта. — Разыщи меня, — шепчет он ему на ухо. — И я спою для тебя еще раз. А потом он уходит, и Геральт понимает, что не может встать, не шокировав пол-Оксенфурта. Впрочем, похоже, у него возникает проблема посерьезнее возбужденного члена: ему хочется найти барда — этого странного, смелого и общительного парнишку, которого ничуть не пугают хмурые взгляды и шрамы Геральта. Ему хочется оставить его себе.

──────── • ✤ • ────────

Не то чтобы Геральт планировал весной отправиться прямиком в Оксенфурт. От этого города далеко до Каэр Морхена, но в канализации точно водятся риггеры, в реке — утопцы, и, может быть, неплохо было бы двинуться в путь немного южнее, и… Он понимает, что пытается сам себя обмануть. Ему хочется отыскать барда. Даже зная, что Лютик не обрадуется этой встрече, и что пьянящая смесь радости и желания ни за что не повторится опять… Геральт не может удержаться от глупости. Он приезжает в Оксенфурт через несколько дней после студенческого выпускного. Он был бы не прочь явиться чуть раньше, но ведьмак берется за любую работу, которую сможет найти по ходу своего путешествия, а по весне утопцы, накеры и прочие чудища встречаются повсеместно. Сражаться с ними несложно, но времени уходит порядочно, а взять и проехать мимо Геральт в здравом уме никогда не решится. Добравшись до города, он выполняет заказ на уничтожение риггеров, справляется с ним без особых усилий, — после прошлого года тварей здесь почти не осталось — тщательно отмывается в бане, а затем, не в силах придумать план действий получше, направляется в ту же таверну, где познакомился с Лютиком. Барда там, конечно же, нет. Однако Геральт узнает троих его бывших приятелей, тихо — по бардовским меркам — выпивающих за столиком у барной стойки. По своему обыкновению, Геральт располагается на стуле в углу и несколько минут пристально наблюдает за ними, раздумывая, неужто и впрямь он станет расспрашивать их о Лютике. Момент мягко ускользает из его рук, когда симпатичная блондинка, что в прошлый раз столь горячо отчитывала Маркса, замечает его, поднимается с места и без колебаний подходит поближе. — Господин ведьмак, — говорит она, вежливо кивая ему. — Осмелюсь надеяться, вы здесь в поисках Лютика? Геральт морщится от собственной предсказуемости: — Да, — признается он. — Он отправился в путь три дня назад. Сказал, что направится по северной дороге и повернет на восток. И… Он все время о вас вспоминал, — она печально улыбается Геральту. — Так что, я думаю, он был бы рад случайно пересечься с вами в пути. Тем более, у него не так уж и много хороших знакомых. Геральт склоняет голову набок: — Его действительно лишили наследства? Девушка фыркает. — Ага, и это было то еще зрелище. Его отец почти такой же громкоголосый, как и он сам, а мать закатывает впечатляющие истерики; ей и самой подошла бы роль барда. Зато Лютик теперь свободен от них и ждет не дождется увидеть мир. — Хм, — отвечает Геральт. — Спасибо. Девушка одаривает его долгим испытующим взглядом. — Да не за что, — наконец произносит она, и, когда отворачивается, неслышным для человеческих ушей шепотом прибавляет: — Боги, надеюсь, я не ошиблась. Утром Геральт выезжает из Оксенфурта по северной дороге. Еще так рано, что стражники едва успели распахнуть городские ворота, а Плотва искренне недовольна тем, что ее вывели из уютной теплой конюшни и заставляют бродить в холодном предрассветном тумане. Геральт гладит ее гриву и понукает. Теперь ему известно, что Лютик близко, и терпение его на исходе. Он бы ни за что не поверил, что неопытный странник пешком сможет уйти так далеко за три дня, но Лютик, по-видимому, создан для того, чтобы его удивлять. В первый день барда ему встретить не удается, однако хозяин таверны рассказывает, что у него ночевал гость в удивительно ярком наряде. Гость этот сыграл в покер, чтобы оплатить проживание и питание. Судя по описанию, это, вероятно, был Лютик, но до Оксенфурта отсюда рукой подать, и бардов в округе немало. Во второй день Геральту не везет снова и, к некоторому неудовольствию Плотвы, он разбивает лагерь у дороги вместо того, чтобы остановиться в таверне. Ранним утром третьего дня Геральт подъезжает к развилке и останавливает Плотву, устремляя взгляд в направлении восточной дороги. Та — узкая, извилистая и почти не используемая, в отличие от более широкого пути, ведущего с юга на север. И почему-то Геральту кажется, что Лютику эта тропа пришлась бы по душе. Он поворачивает на восток. Он проезжает, наверное, около пары миль, когда слышит шум за поворотом, скрытым от глаз густой рощицей. До чего странный звук для такой глуши: смех, радостные возгласы и проклятия под тихий аккомпанемент лютни, и удивительно знакомый голос, поющий все ту же невероятно пошлую песню, которую Геральт так высоко оценил в прошлом году. Геральт сворачивает за угол и обнаруживает сидящего на придорожном пне Лютика, распевающего серенады компании самых здоровенных разбойников, которые когда-либо попадались на глаза ведьмаку. Лютик ничуть не испуган; нет, он явно наслаждается моментом, выкрикивая непристойности под дружный топот бандитов. Заслышав приближение Геральта, Лютик оглядывается и широко улыбается, но не замолкает ни на секунду. Геральт останавливает Плотву чуть поодаль, чтобы бандиты не смогли атаковать его прежде, чем он успеет выхватить меч, но достаточно близко для того, чтобы при случае изменить ход этой диковинной встречи. Дойдя до последних строчек припева, Лютик вскакивает и с удивительной грацией взбирается на пень, а затем отвешивает бандитам глубокий, изысканный поклон, завершая свое выступление. — А теперь, добрые господа и мадам, как бы грустно мне ни было, я вынужден вас покинуть! Наконец-то прибыл мой попутчик! — Кто-кто? — выпаливает один из разбойников и оборачивается. Геральт обнажает зубы в оскале, который можно ошибочно принять за улыбку. — Э-э-э, — тянет бандит, отступая на полшага назад. Лютик спрыгивает с пня и неторопливо пробирается сквозь небольшую толпу, на ходу подхватывая мешок со своими вещами: — Извините-простите, вы были отличными слушателями, поистине лучше всех, что у меня были, ваш энтузиазм завораживает, на вашем месте я бы задумался о создании хора… Их замешательство длится так долго, что Лютик успевает подойти к Плотве и улыбнуться Геральту. — Привет! Мои новые друзья в обмен на развлечение пообещали мне безопасность, так что, я думаю, нам очень даже пора? — Хм, — соглашается Геральт и подталкивает Плотву, заставляя ее развернуться. Если они вернутся к распутью и повернут на север, то, вполне вероятно, до заката уже будут в деревне. Лютик весело машет бандитам, и некоторые даже машут ему в ответ. Он шагает рядом с Плотвой, наигрывает на лютне простые аккорды и насвистывает придумываемые на ходу мелодии. Но стоит им оказаться на безопасном расстоянии от бандитов, он прекращает игру и снова улыбается ведьмаку. — Ты все же приехал! Я ждал в Оксенфурте, сколько мог. И нашел ты меня в самый подходящий момент! Мне удалось уговорить их не грабить меня, но я не совсем был уверен, что они выполнили бы свою часть сделки после того, как мое дыхание бы сбилось от пения! — Хм, — произносит Геральт, а затем, поскольку этого кажется ему недостаточно, добавляет: — Далековато от Каэдвена. — О! Да к тому же ранней весной! Боже милостивый, это честь, что ты так сильно сбился со своего пути! — Лютик слегка подпрыгивает на ходу. — Так что? Странствующий бард и ведьмак — сдается мне, мы могли бы немного попутешествовать вместе. Обещаю, я не стану обузой! Геральт скептически выгибает бровь. Лютик хихикает. — Ладно, ладно, я, конечно, совершенно точно стану обузой, но! Кроме того, со мной будет исключительно интересно! — Лютик одаривает его ослепительной улыбкой, и Геральт не может удержаться от смеха. — А еще я буду сидеть у тебя на коленях, когда пожелаешь. — Хм. И кому из нас это выгодно, тебе или мне? — поддразнивает Геральт. Лютик фыркает: — О, тебе понравилось не меньше, чем мне, так что я знаю — ты дразнишься. Жутко невозмутимый ведьмак! — он легонько шлепает Геральта по икре, словно Геральт ничуть его не пугает. Хмыкнув, ведьмак протягивает руку, чтобы взъерошить волосы Лютика, и Лютик что-то бормочет, отчасти возмущаясь, отчасти посмеиваясь. Как правило, люди в компании ведьмака не смеются. Это приятно. — Ну что? Могу ли я сопровождать тебя в твоих странствиях, о могучий ведьмак? — сияя, интересуется Лютик, явно уверенный в том, что ему не откажут. Во всяком случае, не должны. Геральт ведь не просто так его разыскал. Геральт кивает. — Первым делом нужно купить тебе ботинки добротнее, — сухо произносит он. В причудливо раскрашенных ботинках Лютика далеко не уйдешь. Лютик фыркает: — Они почти наверняка такие же крепкие, как твои; я их заказывал у лучшего сапожника в Оксенфурте. Они просто красивые, а это, уверяю тебя, для барда не менее важно, чем прочность подошвы! Геральт с сомнением хмыкает, но Лютику самому следует выбрать свой Путь. — Сказать по правде, у меня к тебе только один вопросик остался, — продолжает Лютик, когда они доходят до перепутья и поворачивают на север. Геральт приподнимает бровь. Лютик извлекает яркую ноту из своей лютни и улыбается: — Господин ведьмак, спаситель нахальных бардов и обладатель лучших коленей, на которых мне когда-либо доводилось сидеть, — как тебя зовут? Геральт моргает. О. — Геральт из Ривии, из Школы Волка, — говорит он, ожидая увидеть страх, услышать слово «мясник», срывающееся с дрожащих губ Лютика… — Геральт, — нараспев повторяет задумчиво Лютик. — Да, с этим можно работать. Коротко, красиво и легко попадает в стихотворный размер. Замечательно! Геральт смотрит в недоумении. Не такого ответа он ожидал. Похоже, удивлять — талант Лютика. — А еще, его очень легко простонать в постели, если выпадет такой случай, — жизнерадостно добавляет Лютик. Геральт ухмыляется, глядя на него сверху вниз. — Спроси меня вечером еще раз, Одуванчик. Лютик улыбается, счастливый, голодный и совершенно бесстрашный. — Ну что же, спрошу! Геральт хмыкает, улыбаясь. Как ни странно, похоже, ему все-таки удастся оставить барда себе, по крайней мере, на время.

──────── • ✤ • ────────

К ночи они и впрямь добираются до деревни. Она так мала, что в ней даже нет постоялого двора, но Лютику удается очаровать хозяина таверны, и тот разрешает им переночевать на сеновале в амбаре. Плотву они оставляют в стойле внизу. Геральту доводилось ночевать в местах похуже теплого сеновала, поэтому он не жалуется. На деле, он вовсе не ждет, что Лютик действительно захочет с ним переспать. Флирт и кокетство у бардов в крови, а поведение Лютика выделяется даже среди них. Геральт попросту рад, что Лютик его не боится и не считает, что он столь же мерзкий развратник, как университетский профессор. Но стоит им расстелить спальники… Вернее, это Геральт расстелает свой, а Лютик разворачивает одно одеяло и смотрит с надеждой в глазах до тех пор, пока Геральт не вздыхает и не подвигается, освобождая ему место. Тогда Лютик расстелает одеяло в ногах спальника, окидывает Геральта очень внимательным взглядом, а потом сбрасывает свои красивые ботинки, перекидывает ногу и устраивается на его бедрах. Тот издает испуганный сдавленный звук, хотя Лютик на самом деле весит не так уж и много. Он тяжелее, конечно, чем кажется на первый взгляд — под шелком и безделушками оказывается неплохо развитый торс, — но Геральт ведьмак, а Лютик и близко не сравнится ни с чертом, ни с хиленьким оборотнем. — Так вот! — радостно восклицает Лютик. — В последний раз, когда я сидел у тебя на коленях, ты был неописуемо рад моей близости, а утром — определенно не прочь, когда я сказал про то, чтобы выкрикнуть твое имя. Случай действительно выпал, или ты всего-навсего дразнишься? Геральта в жизни не обвиняли в том, что он дразнится. Он медленно кладет руки на бедра Лютика, и Лютик ерзает, устраиваясь поудобнее. Член Геральта явно заинтересован в происходящем. Как и весь остальной Геральт, раз уж на то пошло. Любовник, которому не нужно платить, — более того, который ни капли его не боится, который, похоже, непостижимым образом его хочет, — редкость не меньше, чем зубы у курицы. Тот факт, что Лютик еще и несказанно красив, кажется совсем уж невероятным. — Я не дразнюсь, — медленно произносит Геральт. — Но это… Не обязательно. Чтобы быть моим попутчиком. Лицо Лютика как-то странно меняется. Он наклоняется, кладет руку на спальник рядом с головой ведьмака и исключительно нежно касается его губ. — Я сказал Присцилле, что ты милашка, и не ошибся, — шепчет Лютик. — Будь уверен, это не какая-то бессмысленная попытка отплатить тебе за защиту. Ты просто очень и очень мне симпатичен. Это, должно быть, вранье, но в ясных голубых глазах Лютика, в его по-человечески быстром сердцебиении и постоянно усиливающемся запахе возбуждения нет и толики фальши. — Хм, — говорит Геральт, обвивает торс Лютика и переворачивает их. Лютик ошарашенно вскрикивает, а затем — в отличие от абсолютного большинства тех, кто оказывался под ведьмаком, — издает радостный писк и устраивается поудобнее, улыбаясь Геральту так, словно только что выиграл приз. Он зарывается пальцами в волосы Геральта и притягивает его к себе для изумительного глубокого поцелуя. Геральту, наверное, не стоит удивляться, что в этом деле Лютик талантлив так же, как в пении. В попытке не отставать Геральт переносит вес тела на одну руку, а другой старательно расшнуровывает одежду. В конце концов, когда рубашки у них обоих расшнурованы наполовину, а штаны свободно болтаются на бедрах, терпение Геральта иссякает, и он обхватывает рукой удивительно толстый член Лютика. Лютик восхитительно стонет в поцелуе и извивается, когда ладонь Геральта оглаживает его ствол. Он изгибается, подаваясь навстречу бедрами в неровном ритме, и тянет Геральта за волосы. Ведьмак упивается прекрасными звуками, слетающими с его губ, и ускоряет движения, отчего Лютик вздрагивает под ним. Всего через пару минут бард замирает, выгибаясь дугой, и слегка отстраняется от Геральта, чтобы с хриплым надрывом выкрикнуть его имя. Влага растекается по костяшкам пальцев Геральта и животу Лютика, и бард обмякает, расслабляясь всем телом. — О-о-о, чтоб его, ты и впрямь хорошо владеешь мечом, — выдыхает он. Геральт фыркает и сухо замечает: — Годы практики. — О, ты отпускаешь грязные шуточки, когда расслаблен! — радостно восклицает Лютик, к замешательству Геральта, поднимаясь со спальника и толкая его в плечо до тех пор, пока он снова не ложится на спину, а Лютик не опускается рядом с ним на колени. — Черт возьми, ты прекрасен, я сочиню о тебе сотни песен, и все они будут исполняться в борделях! Лютик бросает на Геральта хищный взгляд. Геральту приходится закусить руку, чтобы заглушить вскрик, когда Лютик наклоняется и без дальнейших предисловий обхватывает розовую головку его члена губами. Язык у него очень умелый, лежащая на основании члена Геральта мозолистая рука — невероятно искусна, а тихие стоны опьяняют не меньше всего остального. Лютику нравится процесс, нравится Геральт, как бы это ни было невозможно. Он подставляется под прикосновения, когда ведьмак решается положить ему на макушку ладонь, а затем подмигивает голубым-голубым глазом и сильнее насаживается на член ртом. Геральт дергает его за волосы и предупреждающе мычит, оказавшись на грани оргазма. Лютик проглатывает все до единой капли и выпрямляется, самодовольно вытирая губы тыльной стороной ладони: — Я хочу почувствовать его внутри себя, как только мы остановимся где-нибудь, где найдется приличная ванна, — сообщает он, сбрасывает одежду, швыряет ее на стог сена и обвивает руками Геральта, словно огромный ласковый спрут. — Хорошо, Одуванчик, — обнимая барда за плечи, отзывается Геральт, до глубины души шокированный неправдоподобностью ситуации. Лютик зевает: — Что меня раздражает, — бормочет он. — Так это то, что мне следует быть благодарным этому козлу Вальдо за то, что он приказал мне сесть к тебе на колени. Я, конечно, ему в этом никогда не признаюсь, но он дал мне лучшее задание из возможных. Лютик прижимается головой к подбородку Геральта. Ведьмак беспомощно улыбается: его переполняют нежность, удивление и сильное замешательство. Он утыкается носом в волосы Лютика, и тот почти моментально засыпает в крепких объятиях.