Почему мы?

Спасатель, спасённый, злой и хороший

      Их первый настоящий разговор случился около семи месяцев назад: Локи присел рядом и признался, что у него тоже было двое сыновей. Это было почти враньё, (которое стоило ожидать) так что Ванда тогда беззлобно ответила, что он не похож на героя скандинавской мифологии; а новый напарник парировал тем, что какой-нибудь его Вариант точно женат на Сигюн и у них есть дети.       Максимофф молча поджала губы, вспоминая другую себя, у которой были её милые мальчики: испуганные лица ещё вставали перед глазами. Прошло уже достаточно времени, но ей казалось, что это было только вчера. «Монстр!» — стаяли в ушах родные голоса. «Я никогда не сделаю вам больно».       — Это тот же Вариант, у кого в детях ходят конь, волк, змея и полутруп? — усмехнулась Ванда и посмотрела на него.       Локи едва заметно поморщился, затем улыбнулся (оскалился) и протянул ей стаканчик кофе:       — Всё возможно, моя дорогая, — и ушёл, запихнув руки в карманы.       Ведьма смотрела ему в след, стучала ногтем по пластику в своих руках и пришла к тому, что Локи в том случае, если был царем Йотунхейма, мог бы иметь детей с великаншей, как было в мифах. Может быть, у него правда были сыновья, думала Ванда и чертыхалась.       — Мы подружимся! — кричал он, уже будучи далеко. Звучало, как угроза. Алая прятала недовольство в глотке горячего кофе.              За три месяца он прилип к ней, как заезженная песня, которую услышала в метро и напеваешь всю следующую неделю. Девушка не сильно возмущалась — в конце концов, за всё это время он единственный, кто составил ей компанию на этой работе, но ограничивалась короткими и лаконичными ответами на его вопросы:       — Как спала сегодня?       — Сойдёт.       — Кошмары?       Ванда вздохнула и посмотрела на него усталыми глазами. Мужчина схватил её за запястье и заставил взять стакан с уже знакомым напитком.       — Взбодрись.       — Ага, — бормотала себе под нос, отворачиваясь.              — А ты когда-нибудь думал завести семью?       Они смотрят на то, как канвой под руководством их общего знакомого сопровождает несколько преступников, обвиняемых в нападении на сотрудников Управления. Мëбиус машет им рукой и исчезает, Ванда, наконец-то, достаёт сигареты, Локи хрустит леденцом, смотря на неё сверху вниз.       — Не думал, — он щёлкает пальцами, пока Максимофф шарит по карманам в поисках зажигалки, которая оказывается больше не нужна. — Если уж вопросы и были бы то к Тору.       — Я не об этом спрашивала.       Мужчина пожимает плечами, шурша конфетными фантиками.       — Мне было не особо интересно.       — Ты из тех, кто сидел за книжками и кому некогда было возиться с девчонками, да?       — Ты не об этом спрашивала, — Локи хихикает. Алая почти закатывает глаза.       Он предлагает прийтись по мирку и перекусить чем-то кроме того, что предлагается в их кафетерии. Предлагает локоть с заговорщической улыбочкой. Ванда, растирая носком ботинка окурок по земле, смотрит на него, отпихивает предложенную руку и шагает по направлению к городу.       Они выпивают в ближайшем баре, сохраняя молчание и отодвинутые личные границы. Максимофф уверена, что он втирается ей в доверие, с какой-то своей личной целью, она знает, что пить с Локи — одна из самых паршивых идей, но терять ей уже нечего.       — Чего ты хочешь? — она поворачивает к нему голову, опуская стакан на стойку.       Его голубые глаза окружают добрые морщинки и это её действительно пугает. Едва заметный шрам на носу говорит о том, что это тот Локи, которого она видела на фотографии в отчёте по Нью-Йорку, который дали почитать, когда она вступила в «Мстителей», но этот совсем на себя не похож.       — Сказку на ночь, — за окном уже темно.       — Ха-ха.       Она раскручивается на барном стуле, закидывает ногу на ногу, ставят локти на стойку, опирается о неё спиной. Он смотрит на неё, улыбается, поднимает шот. Ведьма косит на него взгляд:       — А я хочу правду.       — Ха-ха, — в тон ей отвечает ей Локи.       — Ну вот и поговорили, — Ванда спрыгивает и идёт к выходу. Его шаги едва слышно.       Потом Мëбиус говорит, что он её до добра не доведёт. Максимофф улыбается, стряхивает с его плеча несуществующую пыль, и готовит, что сможет справиться с Вариантом в случае необходимости. И Мëбиус не разрешил бы Локи забрать её, если бы не был уверен в этом.       Алые нити переплетаются между собой в её гибких пальцах, как на вязальных спицах.       Ванда сосредоточено сплетает узелки, сгорбившись на неубранной постели. Модифицированный времпад вместо телевизора в полной темноте: с экрана доносятся запись подкаста о семейном убийце. Термокружка с чаем зажата между ногами, сложенными по-турецки. Челнок с волшебной нитью ритмично и тихо щёлкает в её руках.       Это первый раз, когда кто-то — естественно Лафейсон — приходит к ней в комнату. Чёрный кот с голубыми глазами запрыгивает на постель и ложиться рядом, устроив голову на коленке. Ведьма вздыхает, не глядя на гостя.       — А я ещё гадала, мог ты превращаться в кобылицу или нет, — она наклоняется, чтобы переключить выпуск. — Был-таки жеребёнок.       Кот никак не реагирует и это девушке нравится. Можно было бы выкинуть его отсюда за шкирку, но ей лень, да и он ещё не сделал никакой гадости. Ведьма косит на него взгляд и хочет верить, что в этой полной темноте не видно, как пристально она на него смотрит.       — Правда, почему ты вытащил меня оттуда?       Тишина неприятная, но вместе с тем ничего не произошло. На самом деле, ей не было необходимо знать, почему именно Локи решил сыграть во второго Мёбиуса — тот произвел на него действительно большое впечатление, но его добрые взгляды в её сторону мало того, что не были поддельными, Ванда видела в них неоднозначность и это в самом деле было больше пугающе, чем интригующе. Этот Локи разрушил Нью-Йорк.       — У тебя лучше всех получается рассказывать сказки, Ванда, — его голос звучит безлобно, но вызывает мурашки. — Ты и сама в них веришь.       Алая Ведьма поджимает губы, медленно моргает и ничего не может возразить, ведь он прав. Жизнь в ВестВью — её лучшая сказка — ночной кошмар для людей вокруг, в который она верила больше всех.       — Мои сказки опасны для тех, кто их слушает, — девушка дёргает плечом. — Не боишься?       — Страшно тут только тебе.       Ей снятся её мальчики, которых не существует. Вижен и их счастливая жизнь в городе, которая никогда не была настоящей. Ванда видит сон, который когда-то был её мечтой, но просыпается потому что эта иллюзия превратилась в её худший кошмар.       Открывая глаза в темноте, она чувствует, что одна и прикусывает нижнюю губу. Когда горячие слезы текут по щекам, Максимофф в очередной раз убеждает себя: это плата за ужас, которому она подвергла людей в том городе.       — Что ты думаешь об искуплении грехов?       — Пришла покаяться богу в прегрешениях?       Ванда, закатив глаза, пихант Локи локтем в бок. Тот протягивает зажигалку к сигарете у неё в зубах. Алая двигается чуть ближе к нему.       — Олень ты. Северный.       Он хихикает и говорит, что скандинавы его очень любили. Ведьма не возражает, смотрит в одну точку, выдыхая облачко дыма. Лафейсон бросает, что курить всё-таки вредно. Максимофф просит его не становится вторым Мёбиусом.       — Курение убивает, моя дорогая.       — Ха-ха-ха, дорогой.       — Я тебе из-под завалов выкапывал не для того, чтоб ты померла от рака горла, — он говорит так, словно ему не было все равно никогда, хотя до этого (как и сейчас) Локи ничего не имел против помощи с её пагубной привычкой.       — Поздновато быть хорошим парнем, не думаешь? — получается вовсе не безразлично.       Ей хотелось крикнут ему в лицо, что она об этом не просила. Ни о чем: ни спасать её тогда, ни вдалбливать, что это всё было ложью, ни быть к ней внимательным. Приператься на Землю с этим чёртовым скипетром и проклятым камнем она тоже его не просила.       — Никогда не поздно начать сначала.       Ванда складывает руки на груди и вжимает голову в плечи. То, что осталось от сигареты становится искрами её магии.       Локи ответил на вопрос, так что дальше они молчат каждый о своём. Собирается дождь.       Через полчаса, заполняя отчёты под ритмичный отстук капель, ведьма сонно смотрит на своего напарника, опираясь локтем о стол и придерживая голову ладонью. Тот оборачивается и качает головой с улыбкой того, кто всё знает: «Нет, совсем ты не спишь».       — У тебя ведь то же, да? Ты поэтому меня спас, — улыбается Ванда, опуская тяжёлые веки.       И всё просто становится каким-то другим. Когда Ванда понимает, что Локи не столько хотел стать ещё одним агентом М.М.М, сколько хотел помочь второму себе — ей — все не работает так, как раньше.       Может быть, если бы у неё был кто-то такой, как Мёбиус, она не стала бы злодеем. Может быть, если бы её не оставили совсем одну, ей не пришлось бы выдумывать себе жизнь и становиться Алой Ведьмой.       Локи всё почувствовал и понял. А она не уверена в том, что теперь со всем этим делать.       Теплым вечером, когда они ещё раз пьют в отсутствие Мёбиуса после рабочего дня, Локи подливает ей ещё вина и у Ванды наконец-то появляются силы спросить об этом в лоб:       — И что теперь? — девушка раскручивает напиток в бокале, — Мы должны будем переспать, как в том дурацком фильме?       — Ты пьяна, моя дорогая, — констатирует мужчина, после недолгой паузы.       — Это я сама знаю. Вопрос в другом, — Максимофф делает ещё глаток.       Лафейсон вздыхает:       — Каком фильме?       — Там герой... не смог выдержать одиночества и разбудил героиню, чтобы... чтобы не быть одному, обрекая и её на одиночество. Она могла долететь до новой планеты, но он разбудил её, чтобы не сойти с ума.       Это кино про путешествие к другой планете, сломанную камеру заморозки, обман и чувства от безысходности ведьма видела только раз. Название стёрлось из памяти, но она слишком хорошо запомнила все остальное.       Третий бокал был почти пустым. Локи смотрел на неё так, что в горле вставал ком. Он произнес с такой мягкой улыбкой, что в глазах защипало:       — Обречь кто-то на страдания, чтобы не сойти с ума от одиночества. В твоём стиле, увы, — в этом не было упрека или насмешки, которую от него можно было бы ожидать.       Ванда — и великая, ужасная Алая Ведьма — опустив голову на сложенные на столе руки, заплакала. Между ними была почти тишина.       — А тебе что снится ? — девушка опускает на его стол, заваленный бумагами, стаканчик кофе. Лафейсон отрывается от своего отчёта, смотрит на неё, потом на напиток и ещё раз.       — Моя смерть, — честно отвечает Локи. Что ж, он со своими кошмарами справляется лучше.       Ванда опирается о стол бедром, наклоняется, сложив руки на груди, выразительно морщится и шепчет:       — Какая из них?       — Ха-ха, — саркастично отвечает мужчина, вернувшись к бумагам.       Максимофф перекатывает во рту жвачку, многозначительно кивая своим маслим с я-так-и-знала лицом. Она слышит, как тикают его наручные часы, этот звук совпадает с щелчками стрелок на её собственной руке. Ведьма переминается с мыска на пятку и обратно, сжимая запястье горячими от магии пальцами.       — Мне снятся мои мальчики. И Вижен.       — Кошмар в том, что их нет рядом, когда ты просыпаешься?       Алая обходит стол, чтобы оказаться с его стороны. слегка присаживается на край стола, схватившись руками за столешницу.       — Теперь страшно не проснуться. Страшно оказаться в этой ловушке снова, — не зная куда деть руки, девушка заламывает свои пальцы, потом сплетает между собой. — Их отсутствие — больно — правда, а я боюсь оказаться во лжи.       — Но идёшь ко мне.       — Нам по пути, — пожимает плечами Ванда.       Локи смотрит на неё блестящими глазами. Катается из стороны в сторону на своем кресле, закусывая зубами автоматическую ручку. Улыбается уголком губ. Думает.       — Я слышу хруст костей. По утрам болит голова и ломит шею, — мужчина как бы неосознанно касается её.       — Его кости тоже трещали, — вспоминает Максимофф. — Если тебя это успокоит.       — Тебе нравится показывать, что ты справляешься лучше меня, — он тычет в неё ручкой.       Ручка летит в стакан с канцелярией по лёгкому движению запястья.       — И я справляюсь лучше тебя, — лжёт она.       Лафейсон смотрит на неё я-знаю-взглядом, берёт в руку стаканчик кофе. Морщится — горячий. Ванда хмурит брови: неуютно ему врать и он об этом прекрасно знает.       — Мы оба неудачники, не так ли? — девушка пожимает плечом, глядя куда-то в сторону.       — И нам по пути, дорогая.       — Ты поэтому меня спас, — утверждает Алая.       — Ты все ещё хочешь знать? — вокруг его глаз появляются добрые морщинки.       Максимофф наклоняется, упирается ладонями в его стол и совершенно нарушает чужие личные границы.       — Хочу знать, зачем я тебе? — Палец взлетает перед его носом и её тон предупредителен: — Не говори всякую ересь про сказки, Локи.       — Норны, ведьма говорит о ересе... — Локи двигается ещё ближе, — Должен ли я тебя испепелить?       Ей уже жарко. Он же огненное божество, в конце концов, думает Ванда, отодвигаясь.       — Инквизитор нашёлся.              Вижен смотрит на неё стеклянными глазами, в которых нет намека на хотя бы одну эмоцию. Ванда хотела бы, чтобы он чувствовал злость — она сама на себя злится. Но сейчас её сон — когда-то реальный-придуманный мир — не подчиняется потому что ведьма знает, что это всё ложь. Кошмар, в котором муж не беспокоится о ней совсем-совсем, в котором он мертв, в котором ничего не чувствует.       Дети, наоборот, не видят, пока Вижен прожигает отстранённым взглядом (так вообще возможно?). Как будто это Ванда чья-то выдумка, иллюзия, несуществующая. Словно только неё никогда не было.       «Никогда не было» — проносится в её голове. Несуществующая. Выдуманная. Ей бы хотелось быть такой и ничего не чувствовать: ни горя из-за смерти родителей, ни боли от экспериментов, ни пустоты после смерти Пьетро, ни ужаса от смертей Вижена, которые видела своими глазами и причиняла сама, если вспомнить ВестВью, ни кровоточащих ран на сердце из-за мальчиков, которые делали её счастливой и никогда не были с ней.       Ванда предпочла бы быть никем, но стала Алой Ведьмой, обращающей в ничто.       Она хотела бы это остановить, прекратить свою, чужую боль, но Локи спас её. Продлил страдания в мире, где ведьма счастливой быть не может. И ненавидеть его за это — тоже.       Руки сжимают простынь до треска ткани, до дырок и глубоких полумесяцев на коже. Ладони горят магией, заполняя темноту алым светом. Комната наполняется хрипами, всхлипами, мычанием. Лицо жгут слезы, пальцы чернеют, словно обугленные. Ванда вытягивает шею, ревёт сквозь сжатые губы, открывает глаза, будто налитые кровью — с тумбочки слетает всё, что на ней было, стакан воды разбивается и этот звук приводит её в чувства. Вдох-выдох.       Первое, что ведьма ловит расфокусированным взглядом — темную фигуру с почти такими, как у неё красными глазами и знакомой улыбкой. Первые, что чувствует — холод. Слышит: «Да ты сама себе инквизиция...»       А у тебя синдром спасателя, Максимофф сказала бы, но горло пересохло, герой чёртов. Думает: Если я злодейка, должен быть кто-то ещё.       Сухие губы приоткрываются, грудная клетка сбавляет амплитуду. Магия отступает, темнота разрывает их пристальный взгляд друг на друга. Когда его губы касаются, Ванда словно делает вдох и проваливается под воду одновременно.    Ванда берёт его лицо в ладони, задевает указательными пальцами черные кудри. Вдыхает, как перед прыжком в воду. Локи, на секунду застывший, приходит в себя и пробирается пальцами под кофту, прижимается ужасно близко. Можно подумать, от этих прикосновений останутся ожоги —так горячо— его ладони обжигают, хотя йотунски холодные.       Магия закипает в них, как кипяток в чайнике. Она целует его много и быстро, желая уместить в один момент всё, что переполняет и бурлит внутри. Мужчина делает два шага назад, упирается в кухонный стол, задевает локтем кружку со свежем чаем. Затем его руки опускаются на талию, приподнимают её и ставят мысками на его туфли.       Алая Ведьма опускает руки на плечи, разрывает поцелуй, прижимается лбом к его лбу. На выдохе получаются извинения, которые, вероятно, сделают ситуацию хуже, чем она есть сейчас. Ванда жмуриться и закусывает губу. Потом утыкается ему в плечо.       Локи кладет руку ей на затылок, надавливает, сильнее сжимает талию, пока смотрит на Мёбиуса, застывшего в проходе бог его знает в какой момент этого безумия. Кивает и уходит.       — Что это было?       — Ты первый начал.       — Лучше бы не стал?       — Не знаю, — она плачет.       Ванда любила своего мужа и своих детей, эти чувства были настоящими даже если ничего другого не оказалось реальным.       Ей было трудно выбраться из своих фантазий, когда Агата проткнула мыльный пузырь идиллии и пришлось столкнуться с реальным миром — реальным ВестВью, где её не особо любили. Идти к чему-то новому сейчас оказалось не сильно проще и девушка надеялась, что Локи не изменит своего отношения, останется компанией навязчивой, но понимающей лучше остальных.       — Что дальше по твоему плану? — Максимофф ставит перёд мужчиной стаканчик с кофе.       — Считаешь, у меня есть план? — Локи хитро щурится и добавляет: — Думаешь, я спас тебя, чтобы соблазнить?       Ведьма молча перекатывает жвачку во рту с задумчивым видом.       — Ты не стал бы заморачиваться, если я тебе не понравилась.       Лафейсон вздыхает, его лёгкий взмах руки приглашает свет электрических ламп, на что Ванда выгибает бровь: «Электрик всея Асгарда это Тор» — проскальзывает в голове.       Через секунду наступает мгновение темноты, потом меняется картинка и они оказываются на развалинах, короткое Алая Ведьма называла своим троном и где хотела покинуть эту реальность.       Максимофф морщится и чувствует себя неуютно, как будто Агата снова протащила её через каскад болезненных событий. Она смотрит на Локи, который снова дёргает рукой, обматывая время до момента, когда безутешная мать падает на колени. Я не монстр. Ей хочется сжечь его лицо — сварить его в кофе.       — Какого черта, Локи? — шипит ведьма, сдамся ладони в кулаки.       Потому что я одно из чудовищ, которыми родители пугают своих детей?! — звучит его голос, хотя он молчит и это не телепатия. Картинка её заправленного лица меняется на молодого Локи (в его личности нет сомнений) с поджатыми губами, блестящими от слез глазами и болью.       — Ты никогда не ошибалась на счёт моей мотивации, — улыбается тот, что рядом с ней.       — Жалость, значит, м?       — Желание помочь потому что я знаю, каким болезненным может быть одиночество.       Ванда знала, что это так. Но другое дело, когда слышишь это от него.       — А почему поцеловал?       — Во-первых, чтобы ты не сгорела.       Ванда фыркает, потому что у него было много других способов.       — Во-вторых, захотел. И тебе понравилось.       — Ты сильно не радуйся. Мне снился Вижен.       — Во второй раз дело было не в твоём муже.       Он хихикает. Ванда закатывает глаза и пинает в бок. Говорит, что это были эмоции и благодарность. Что ей нужно время и обнадеживать себя не стоит.       — Я умею ждать, Ванда.       — Ведьмы живут долго.       — Не поверишь, но боги тоже.