
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Сказанное однажды: "Я душу дьяволу продам за ночь с тобой", привело архидьякона Фролло к неожиданным последствиям
Сделка
16 ноября 2024, 08:32
Ночь перевалила за полночь и, пока горожане мирно сопели кто в тёплых постелях, а кто и на голых досках под рваным одеялом, в келье на вершине Северной башне горела алхимическая печь. Поэтому окно снаружи выглядело, как пылающее адским огнём око циклопа-великана, которому вздумалось расположиться на острове Сите. Но на пылающем очаге варили не похлёбку, не сытное баранье рагу и не душистые тушёные овощи с травами… Нет, здесь, в тигле, нагревалась таинственная смесь, вскипающая и оседающая по мере того, как ёмкость с нею то приближали к огню, то снимали с него. Келью заволакивал желтоватый дым, благоухающий серой и дымной горечью. Свечи, зажжёные в причудливых подсвечниках, играли странными тенями на стенах, сплошь испещрённых таинственными надписями.
Человек в фартуке, словно добрая хозяюшка, следил, чтобы его подозрительное варево не перегорело, не выплеснулось за края тигеля. На лысой голове выступили капли пота, а красные бессонные глаза слезились от дыма. Но, кажется, и этот эксперимент не увенчается успехом. Великое делание, которое со времён Николя Фламеля никто не мог повторить, не желало открыться самому учёному человеку во всём Париже! Это расстраивало, удручало, злило в конце концов! Последний раз нагрев смесь, человек щипцами снял тигель и поставил его на подставку охлаждаться. Хотя и без кристаллизации можно было сделать вывод, что чёрная и зловещая субстанция не могла быть вожделенным философским камнем. О, горе проиграившим!
Архидьякон Клод Фролло, а это был именно он, оттёр пот с лица и угрюмо смотрел на то, как успокаивается бурлящая масса. Ничего не вышло! В очередной раз! И да, могло ли быть иначе, если его мысли, которые должны были оставаться чистыми и возвышенными, заняты такой ерундой, как смуглая ножка, обнажившееся в танце колено и самые прекрасные в подлунном мире чёрные глаза? Архидьякон скинул толстые перчатки с рук и со злостью отвернулся от остывающего тигеля. Сколько уже было неудач! Неужели наука, как ревнивая жена, не терпит в его сердце соперницу? Почему тайна мироздания, секрет философского камня, уже почти разгаданный, раз за разом ускользает от него?!
Архидьякон устало подошёл к заваленному книгами столу, ему следовало сделать запись о ходе опыта в специальную толстую тетрадь. Здесь Клод Фролло скрупулёзно делал пометки особым шифром. Но перо, искупанное в чернилах, не желало двигаться, а на кончике его набухла и созрела чёрная капля, которая пролилась на пергамент безобразной кляксой. Архидьякон вздрогнул, потому что в расплывшемся пятне ему почудилась голова прелестной цыганки с двумя косами и аккуратным носиком! Везде она! Проклятье! Перестанет ли эта девка преследовать его?!
Архидьякон прикрыл уставшие глаза. И вот она! Как живая, заплясала на внутренней поверхности его век! Возможно, Клод задремал, ибо видел плясунью, словно наяву, она стояла очень близко от него и приветливо улыбалась. Он мог бы протянуть руку и коснуться дивного видения, да только прелестница звонко рассмеялась и принялась убегать от него, правда, лукаво оборачиваясь и призывно подмигивая. Тогда Клод, который перенёсся в зыбкое измерение сна, сорвался с места и начал преследовать чаровницу. Казалось, вот-вот его скрюченные пальцы схватят пестрый шёлк её одеяния и ей не останется другого выбора, как дать ему поцеловать свои хохочущие уста! О, как бы он её ласкал! Как бы поклонялся гибкому соблазнительному телу! Словно жалкий язычник!
— Прошу! — молил Клод, пытаясь поймать вёрткую красавицу. — Я люблю тебя!
Она лишь смеялась в ответ, но продолжала бросать на него из-за смуглого плеча лукавые взгляды. Клод в очередной раз ухватил пустой воздух.
— Дай мне всего одну ночь! Ночь любви и я сделаю, что угодно! — кричал он, доведённый до отчаяния. — Я плюну в лицо моему Богу! Я опозорю своё имя! Я продам душу дьяволу за ночь с тобой, моя чаровница! — возопил он и, внезапно подавившись криком, был выброшен из прекрасного сна в скучную действительность.
Другими словами, архидьякон проснулся. Огонь в камине почти догорел, некоторые свечи успели погаснуть, закрытое окно не пропускало воздуха, поэтому келья напоминала утро в туманном лесу! Клод вскочил на ноги и поспешил отворить настежь дверь, чтобы выгнать немного опасного дыма. Голова у него неприятно болела, особенно в области висков. Поделом ему, греховоднику, мечтать о цыганской девке в святых стенах! То, что он в святых стенах занимался алхимией, нисколько не смущало его. Ведь давно уже было доказано, что алхимики трудятся во славу Господа, по крайней мере, к этой точке зрения для усмирения совести склонялся сам архидьякон.
Но, как только дым рассеялся, перед глазами архидьякона, который от изумления даже открыл рот, предстал некий элегантный господин в шёлковых красных шоссах, обрезанных снизу для того, чтобы копыта могли спокойно касаться земли, в расшитом золотом алом сюрко, из которого выглядывали зелёные рукава котты. Щёголь стоял, выпятив зад и прогнувшись в пояснице, делая упор на левую ногу. И всё бы ничего, да только на голове у незнакомца меж густых чёрных волос проклюнулись два острых рога, а его глаза с горизонтальными, как у козла, зрачками смотрели на архидьякона с любопытством. Рыжая клинышком бородка нахально топорщилась.
— Кто ты? — архидьякон вместо того, чтобы броситься прочь, захлопнул дверь и встал к ней спиной.
— О, любезный отец Клод, — фальцетом ответил незнакомец. — Думаю, вы и так знаете, кто я такой! Давайте избежим скучных условностей и пропустим знакомство. Я ценю прежде всего дела и поступки! — незваный гость развязал кошель, выполненный из мягкой кожи, и извлёк из него аккуратный свиток с письменными принадлежностями. — Меньше слов, больше действий! Давайте же оформим нашу сделку, хлопнем по рукам и мирно разойдёмся!
— Что за сделку? — во рту у Клода пересохло, а дьявол только усмехнулся.
— Ну как же? Вы кричали, что готовы продать душу дьяволу, то бишь мне, за ночь страсти с Эсмеральдой.
— Я это вслух произнёс? — внутренне затрепетал архидьякон.
— Порой наши мысли громче любых слов, — улыбнулся дьявол, изменив свою эффектную позу и пройдя ближе к священнику.
Клоду было невыносимо слушать, как цокают копыта по святым плитам!
— Остановись! — вскричал он. — Я отказываюсь от своих слов!
— Вот как? — нечистый встал напротив Клода, скрестив руки на груди. — Ты, я смотрю, не хозяин своему слову — то обеты нарушаешь, то клятвы любимой женщине.
— Я ни в чём не клялся! — Клод был уверен в этом.
— Ну, может быть, не клялся, но я отчётливо услышал твой призыв, поп, — дьявол смахнул длинным чёрным ногтём частичку пепла, осевшую на зелёном рукаве. — Ты ведь хочешь свою малютку Эсмеральду? Поверь, тут нечего стыдиться, девушка прелестна! Представь, как можно её склонять в различных падежах на ложе любви! Она ведь такая гибкая, такая молодая! А что за грудь! Сама Венера позавидовала бы её совершенству!
Клод со стоном упал на колени и заткнул руками уши. Слова Сатаны попадали в самое сердце. Разве не рисовал он сотни раз то, как будет сливаться в наслаждении с Эсмеральдой?! Но теперь, когда кто-то другой принялся озвучивать эти стыдные фантазии, Клод почувствовал приступ дурноты.
— Довольно, хватит! — взмолился он. — Ты ведь знаешь, что я хочу эту женщину! Да что там душа! Я готов продать души всех вверенных мне прихожан за счастье обладать ею!
— О, было бы неплохо, — дьявол усмехнулся и, обмакнув перо в магические чернила, принялся что-то править в документе.
— Нет, нет! Не слушай меня! — возопил Клод. — Я не могу продать тебе души своих прихожан!
— Конечно, не можешь, — согласился нечистый, закончив писать. — Я просто внёс пометку, что ты пустослов и ничего, кроме слов, предложить и не можешь, — закончил он хладнокровно.
Клод застонал! Презрение Сатаны, как ещё низко он может опуститься?!
— Слушай, поп, — заговорил дьявол, откладывая перо в сторону. — Вот превосходный договор, даже самый прожжённый адвокат из Болоньи не смог бы придраться. И здесь чёрным по белому говорится, что за ночь горячего соития с твоей прелестной Эсмеральдой ты отдаёшь мне душу!
— Но ведь она не любит меня! — вскричал Клод, вскакивая на ноги.
— Подумаешь! — лукавый пожал плечами. — Это уже моя забота, как привести её к покорности.
— Ты хочешь сказать, что умеешь внушать любовь? — тут Клод почувствовал себя уверенней и криво усмехнулся. — Ни любовь, ни нежность тебе не доступны! Это дар Божий! — уже торжествующе воскликнул архидьякон.
— Вот чему вас учат в университетах? Делать односложные выводы? — дьявол иронично поднял рыжую бровь. — Да, любви я внушить не могу…
— Ага! — прервал его архидьякон, чья уверенность в своих силах вернулась.
— … любви не могу внушать, — как ни в чём не бывало, продолжил враг рода человеческого. — А вот похоть — сколько угодно!
— Что? — Клод вновь почувствовал себя в ловушке.
— Да, похоть, низменные желания, вульгарную страсть, — перечислил дьявол. — Твоя цыганочка сама прибежит к тебе и отдастся, а потом выполнит всё, что придёт в твою лысую голову. Хочешь, станет ласкать ртом твой срамной уд и ятра, или повернётся другой стороной, чтобы ты моё брать её, как это принято у монахов друг с другом, или даст тебе выпить себя, как изысканное лакомство. Знаешь, в этом тоже есть своя прелесть, хотя, боюсь, ты слишком узколоб для этого! В любом случае, девица захочет тебя ровно на одну ночь, а потом придёт в себя. Но дело-то будет уже сделано и ты получишь то, что хотел.
— Так, значит, всего одна ночь? Не больше? — умоляющим взглядом Клод посмотрел на своего мучителя.
— Здесь не я выдвинул эти условия, ты сам согласился продать душу за ночь, одну-единственную с цыганкой, — дьявол подошёл к столу и положил на него бумагу, видимо, для подписи архидьякона требовалась более твёрдая поверхность, чем невесомый воздух. — Подойди же и обрети желаемое!
Клод, завороженный картинами бурной страсти, сделал шаг по направлению к столу, но только один шаг.
— Это точно будет моя Эсмеральда? Не суккуб, не призрак, вызванный из тьмы ночной? Не кошмарное сновидение?
Дьявол вновь улыбнулся, хотя в глазах его на миг полыхнуло пламя.
— Да, это будет та самая цыганка, хотя она и не цыганка вовсе, — с раздражением ответил Сатана.
— Как это не цыганка? — Клод по-прежнему стоял, не шелохнувшись.
Дьявол закатил глаза, о чём он думал — нам не ведомо, но, возможно, сожалел, что не выбрал более покладистого человека, который не задаёт лишних вопросов.
— Её похитили цыгане во младенчестве, её настоящая мать — это затворница Роландовой башни.
— Сестра Гудула?! — Клод, занёсший было ногу для нового шага, поставил её обратно. — Я никогда не поверю в это!
— Твоё счастье, поп, что в этих стенах я не могу лгать! — вскричал дьявол и топнул копытом, его чёрные кудри живописно взметнулись. — Гудула её мать, эти две дурынды узнали бы друг друга, если бы обменялись своими сокровищами, мать башмачком, который висит у неё на стене, а дочь втором башмачком, что носит в своей ладанке. Ну что, доволен? Иди подписывай!
Клод вновь оторвал ногу от пола и сделал крохотный шажок, затем остановился и, склонив голову набок, посмотрел на дьявола, который чуть ли не приплясывал от нетерпения.
— Я смог бы добыть философский камень? — задал ещё один вопрос священник.
— Философский камень? — Сатана разом повеселел и залился безудержным хохотом. — Ох, насмешил! Да я эту байку запустил тысячелетия назад и в неё до сих пор верят!
— Как?! — изумился архидьякон. — То было твоих рук дело?!
— И рук, и копыт! — с гордостью ответил рогатый. — Иначе, как ты думаешь, я зашифровывал так называемые тайные письмена? — он продолжил хохотать.
Клод сделал ещё один маленький осторожный шаг навстречу роковому договору. Дьявол смотрел на него с алчным блеском в глазах, точь-в-точь как обжора на жареный бараний бок. Быть бараном, даже аппетитно запечённым, архидьякону не хотелось, и он опять остановился.
— Ну что ещё?! — нечистый вновь топнул копытом.
Архидьякон же, сделав из его поведения некоторые выводы, уже никуда не спешил.
— А вот допустим, я бы хотел Эсмеральду получить миром, — начал он, вкрадчиво приподнимая ногу. — У меня бы это получилось?
Сатана впился взглядом в его повисшую на весу ступню. Архидьякон милостиво сделал очередной крошечный шажок.
— Что-то я не слышу ответа, — Клод Фролло приосанился, продавать себя — так за дорого.
— Как сказать, — протянул Сатана, склонив рогатую голову набок точно так же, как это делал архидьякон. — Она очень молода и впечатлительна, кроме того, верит во всякие россказни о благородных воинах. В её прелестной головке живёт фантазия, что однажды она будет спасена прекрасным рыцарем с золотыми шпорами, который влюбится в неё и женится на ней!
Клод горько улыбнулся, из него такой же рыцарь, как из свиньи танцовщица.
— Но она добра и впечатлительно, поэтому… — нечистый провёл рукой по воздуху, очерчивая огненный круг, который тут же погас. — Если бы ты поразил её воображение добрым делом, то она могла бы проникнуться к тебе симпатией. Но Эсмеральда любит внешний блеск, а ты можешь похвалиться лишь блеском своей лысины в жаркий день, поэтому не глупи, поп, а подписывай договор. Так ты точно познаешь прелестницу!
Клод с серьёзным видом кивнул и сделал сразу пять небольших шагов, вот его от заветного договора отделяло всего несколько десятков дюймов и рогатый уже не сомневался, что выгодная сделка будет заключена. Только, на его несчастье, снаружи раздался колокольный звон, который слился с криком первых петухов.
— Какого ангела творится?! — сердито воскликнул Сатана и со злостью посмотрел на архидьякона. — Ах, вот оно что! Играть со мной вздумал, поп!
— Солнце вот-вот взойдёт, твоё время истекает, — холодно ответил Клод. — И не думай, что я тебя вновь позову! Нет, ни вслух, ни в мыслях.
— Мы ещё встретимся! — прошипел дьявол, чей облик начал бледнеть, тогда как небо за окном посветлело.
— Не сомневаюсь! — архидьякон встал, скрестив руки на груди, а его незадачливый визави растаял в предрассветных сумерках.
Клода Фролло почти сразу же сморил крепкий сон и, когда он очнулся, было около полудня, голова его болела, а тело затекло от сна на каменных плитах. Архидьякон не был уверен, что произошедшее вчера с ним случилось на самом деле, но содержание встречи с дьяволом помнил даже слишком хорошо. С лёгким ворчанием он поднялся с пола и отряхнулся. Что же, его пытливый ум требовал проверить полученные сведения.
***
Цыганка Эсмеральда была поражена до глубины души, когда однажды лунной ночью, пробираясь во Двор чудес, чуть не стала жертвой большой собаки. Тварь выпрыгнула как из ниоткуда на неё и козочку в тёмном переулке. Девушка закричала, но тут перед ней возникла фигура в чёрном с внушительной палкой в руках. — Прочь! — раздался смутно-знакомый властный окрик и собака, струсив, сбежала прочь. Эсмеральда этого не видела, но собака, забежав за угол, бросилась в поджидавшему её Квазимодо. Горбун погладил её по голове и кинул кусок мяса, который она словила на лету. Квазимодо с собакой удалялись от условленного места, оставляя архидьякона и цыганку наедине. — Ох, я так испугалась, добрый господин! — с улыбкой воскликнула цыганка, но тут её спаситель повернулся к ней лицом и она увидела в тусклом свете луны своего «врага». — Ах, это вы! — Да, дитя, — Клод, опираясь на палку, посмотрел пристально на девушку. Эсмеральда отчего-то засмущалась, возможно, дело в колдовской луне, но этот человек мало того, что показался ей куда добрее, так ещё и виделся значительно привлекательней. По крайней мере, рост у него был хороший, как у военного, и широкие плечи наводили скорее на мысли о доспехах, чем о сутане. Устыдившись, цыганка опустила взгляд и тихо произнесла: — Вы ведь меня ненавидите, зачем вы меня спасли? Он подошёл ближе и незаметно ногой отодвинул путавшуюся под ногами козочку. — Посмотри на меня, прелестное дитя, — произнёс он самым нежным тоном, на который был способен. Этот приятный голос тоже поразил Эсмеральду: как мало он вязался с гневными окриками на площадях! Девушка и правда подняла голову, взгляды их встретились и Эсмеральду охватило приятное и сладостное чувство, как будто она наконец нашла то, что так долго искала. Они стояли друг против друга, очарованные моментом, не в силах разорвать взгляды. Потом они шли рядом, переговариваясь вполголоса. Этой ночью Эсмеральда не могла уснуть и так себя запутала борьбой между идеалом и реальностью, что к рассвету почувствовала себя больной и влюблённой. Архидьякон навещал её, всякий раз ему приходилось красться с великой осторожностью, чтобы не попасть под нож бродяг. Кто же знал, что его младший брат Жеан Фролло, прознав про рискованные походы старшего брата на землю Двора чудес, уговорит своих приятелей и их приятелей, не трогать странного попа. Один визит за другим растопили остатки льда в сердце Эсмеральды. Когда же она выздоровела, то позволила себя поцеловать, но стоило Клоду обнять её чуть крепче положенного, как девушка вывернулась из его объятий. — Простите, но я не могу стать вашей, пока не найду своих родителей, — с этими словами она подняла за бусы из семян лавра небольшую зелёную ладанку. Клод сделал вид, что поражен этим и подробно расспросил о ладанке и её содержимом. Эсмеральда с великой осторожностью извлекла из зеленого мешочка розовый башмачок. — Эта вещь должна привести меня к матушке, — с трогательной серьёзностью сказала она. — Воистину, наш союз предопределён, — воскликнул Клод. — Что это значит? — с непонимающей улыбкой спросила девушка. — Я знаю, кто твоя мать! — торжественно произнёс архидьякон. После воссоединения матери и дочери обе переехали в купленный для них дом на одной из ближайших к собору Нотр-Дам улочек. Эсмеральда окончательно преобразилась в Агнессу Гиберто, дочь Пакеты Гиберто из Реймса. Они с матушкой продали участок земли, завещанный Пакете её дядей Майе Прадоном и открыли, благодаря покровительству архидьякона, небольшую галантерейную лавку и вышивальную мастерскую. Эсмеральда, не умевшая делать ничего вполсилы, так страстно влюбилась в Клода, что даже смирилась со статусом любовницы. Она родила двух прекрасных дочерей и одного хорошенького мальчика. С матерью и любимым, в окружении детей, Агнесса была счастлива. Также счастлив был и архидьякон, правда, часто по ночам ему снился сон, в котором он играл в шахматы с дьяволом и тот приговаривал: — Ничего, я умею ждать. — Жди, но рассвет всегда близко, — улыбался в таких случаях архидьякон, в некотором смысле он был даже благодарен за попытку купить его душу.