Механические крылья

Пинки любила и спать, и готовить. Сон дарил ей прекрасные грезы, которые пусть и редко могли сбыться в действительности, но умели окрасить ночь самыми разнообразными красками. Понравившаяся кому-то еда и сытные улыбки дарили непередаваемое счастье, схожее с тем, когда готовишь кому-то подарок. Даже сама эта фраза — «приготовить подарок» — соединяла в себе и готовку, и подарок. Это тоже нравилось Пинки. И так как готовка имела в себе две составляющие, а сон — лишь одну (причем удовольствие от него получала лишь одна конкретная понирка), то логично, что готовка стояла выше сна в списке любимых пинковских дел. Подъем Пинки был ранним. Она как можно тише, прикусив от усердия язык, переодевалась из ночнушки в платье и кралась мимо спящих подруг, проверяя, кого не хватает в комнате. «Радуга опять летает». По привычке уже Пинки первым делом шла не на кухню, а на палубу. — Сэр, капитан, сэр, доброе утро, сэр! — Она шутливо отдала честь, стукнувшись копытцем о копытце. — Зовите меня «Виллом», маленькая громкая мисс, — приподнял фуражку капитан, разлегшийся в кресле. Конечно, это трудно было назвать «лежанием», ведь с его огромностью в кресле не полежишь, но, учитывая его позу, «сидением» это тоже нельзя было назвать. — Как управляется дирижаблем, Виллом? Пинки с ярчайшим проявлением интереса вперилась взглядом в его копыта, удерживающие штурвал. Расстояние от кресла, с учетом роста капитана, позволяло это сделать. Однажды Пинки спросила, удобно ли ему так и нельзя ли как-то иначе закрепить штурвал, на что ей ответили: «Так лучше чувствуется курс, маленькая мисс». — «Вилл». — Он поднялся. — С курса не сбились — это я вам, мисс, гарантирую. — Вы, как всегда, великолепны, Вилл! Пинки похлопала его по пояснице — до куда дотянулась, — а потом развернулась и сама подняла один из рубильников. В первые три дня Вилл не позволял ей их трогать и все говорил, что «в кухне есть громкоговоритель, соединенный с капитанской рубкой, поэтому подниматься сюда ей нет необходимости». Но это даже звучало скучно, поэтому Пинки его не слушала и преспокойненько продолжала навещать. Жалко еще было капитана: всю ночь не спит, держит дирижабль «на курсе», поговорить ему не с кем, заняться тоже… Пинки от такой жизни бы чокнулась, не иначе. Потом хваленное многими пайчарование (это слово существует, его можно было найти в словаре на полке Пинки) достигло сердца Вилла и тот позволил ей самой включать на кухне свет. И так уже восемь дней к ряду. «Он даже на днях починил плиту! Какой же хороший понир!» Пинки вглядывалась в светлые от раннего утра облака, перебегая от одного огромного иллюминатора к другому. — Снова будешь ждать подругу? — Агась! — Ты же знаешь, что она не пришвартуется… — Хо-хо, остроумно, капитан! Виллу понравился ее комплимент. И лишь насладившись им вдоволь (это было заметно по его лицу и возникшей паузе в диалоге) он продолжил: — Она не пришвартуется, пока ты здесь. Пинки обернулась на него, улыбнувшись хитрой лисицей: — Я знаю. Завтрак через пятнадцать минут! — и выбежала на палубу. Пинки для виду потопталась на месте, ярко и эмоционально возмущаясь, будто ей надоело ждать Радугу. Отсчитав в голове минуту (дольше не способна была терпеть), она громко вздохнула и скрылась за дверью. Остановилась, прижалась к стенке и замерла, даже дыхание задержала, что аж живот сам-собой втянулся. И вот — Радуга повелась на ее уловку. Спустя некоторое время, когда терпение уже было на исходе, за дверью послышался цокот одной пары копыт. Дверь открылась — и Пинки тут же набросилась на вошедшую подругу. — Попалась! — Мать моя Луна! — закричала Радуга. — Ты почему не на кухне?! — Тебя ждала, — улыбнулась ей в лицо Пинки и, крепко держа под руку, повела за собой. — Мне нужна помощь на кухне, а в такую рань только ты да капитан не спите. Радуга простонала, запрокинув голову. Она не особо охотно перебирала копытами, чуть ли не волоча ими по доскам, но Пинки была равнодушна к ее детским манипуляциям. — Не надо меня в один ряд с ним совать… — Почему это? — А тебя саму он не раздражает? Мерзкий же типчик! — Вот и ты туда же! — расстроилась Пинки. — Сначала Рарити о нем нелестно высказываться начала, потом Флатти, теперь ты… Тоже думаешь, что у него «слишком грубая позиция»? Да и что это за позиция такая? Сколько не смотрела на его копыта — ну никак разглядеть не могу… Охохоюшки, Радуга, не пытайся тянуть меня в другую сторону: я болтаю, но не забалтываюсь! Радуга цыкнула себе под нос и подчинилась напору Пинки. — Мне он с самого начала не понравился, — сказала Радуга. — Строит из себя невесть что, а на деле… — …починил мне плиту? — Не думаешь, что он мог бы это сделать еще до того, как мы сели на дирижабль? — Рада, Радуга, Радуся, — вздохнула Пинки, опечалено покачав головой. — А не ты ли устроила капитальную уборку у себя дома, лишь когда твоя мама на это указала? — Всего один раз… — Пятирежды! — И ладно! Но ты меня все равно не переубедишь! — Ш-ш-ш! — И не затыкай меня! Но Пинки сжала ее губки «уточкой», огляделась по сторонам и прошептала: — Кухня требует тишины. И ты уже на ней! — Она засмеялась. — Семь-четыре в мою пользу! Попробуй теперь догони!

* * *

Кухня была тесной: не делая ни единого шага, одной понирке можно было спокойно дотянуться до любой полки вокруг (если, конечно, рост позволял). Пинки умела сама справляться с готовкой и чья-либо помощь скорее мешала, но одной готовить на семерых в этой серой во всех смыслах комнатушке, где единственное цветное пятнышко — в маленьком иллюминаторе, было невероятно, невыносимо, ужасающе скучным занятием. Когда оказывалась одна на кухне или отвлекалась от болтовни с кем-то и вспоминала, где находится, Пинки сразу же тоскливо вспоминала родной «Сахарный дворец», большой и разноцветный. Там у нее была почти полная свобода действий что в готовке, что в перемещениях по кухне. И не только по ней! На дирижабле было так тесно и скучно! За все эти одиннадцать дней Пинки успела поиграть во все карточные игры, которые знала, и придумать новые, обсудила всё возможное с девчонками и капитаном, попыталась найти что-нибудь интересное во всех немногочисленных помещениях (даже ящики пыталась вскрыть), но безуспешно. Будь у нее крылья или волшебный рог, то и развлечений нашлось бы побольше: полетать на перегонки с Радугой, развлечь себя магией или ею же подшучивать над остальными… «Как жаль, как жаль!» — Чего унылая такая? — спросила Эппл, облокотившись о перила. Пинки продолжила на них висеть и смотреть на огромные облака впереди и снизу. — С полудня земли совсем не видно… — М-м? — Да когда же мы прибудем в Кантерлот! — Пинки всплеснула руками, и ее внезапного прилива энергии Эппл испугалась: — Ёшки-макарёшки, тише, красавица… — Да не могу я! Душно мне, душно! Синее мелькнуло по белому. Порыв ветра — и Радуга повисла рядом на тросе, приземлившись на перила. — Что за шум? Пинки посмотрела на ее крылья, во весь свой звонкий голос вздохнула и упала спиной на палубу, распластав руки в стороны. Ничего ей больше не хотелось. Устала она, как… как… «Не знаю как!» — Очередной кризис Пинки, — пояснила Эппл. — Сладкое у нас кончилось? — К сожалению, еще на той неделе доели… Девочки склонились над падшей подругой. Они предлагали ей сыграть в карты и даже со ставками, но Пинки плаксиво отнекивалась от них. Вскоре к ним присоединилась темная (и не только потому, что загораживала свет) головка Искорки. — А как насчет вечера страшных историй? — улыбнулась она. — Давненько мы такого не устраивали, да? Пинки резко села. Страшные истории! Всю ночь не спать, пугая друг дружку… — Да это же самая настоящая ночевка! — радостно запрыгала она. — О, вот и кризис прошел, — посмеялась Радуга, похлопав идейную вдохновительницу по плечу. — Слышала, как недавно Рарити хотела устроить ночевку со сладостями, милыми пижамами и косметическими процедурами, когда мы приземлимся. Вот и пришла идея… — Искорка вдруг замолчала, задержавшись взглядом на громадной белизне впереди. — Не нравится мне это облако… — Не волнуйся, оно не грозовое, — попыталась успокоить ее Радуга, но, судя по виду, Искорка ей не особо поверила. — Предложу капитану облететь его. — Ха! Да пребудет с тобой Селестия! Эппл пихнула Радугу. Пока они отвлеклись в небольшой перепалке, Искорка пошла к капитану. Пинки последовала за ней. — Капитан Вилл, хотела бы поговорить с вами, — сказала Искорка сразу же, как вошла. — То облако… — Нет. — Но вы же меня даже не дослушали… — Нет. Виллу облака — не преграда! Искорка негодующе вздохнула. — Капитан, а если гора? — решила помочь ей Пинки. — Гор на этом маршруте не водится. — Но вы и тогда не отступите? Вилл взглянул на нее, и из-под тени фуражки его глаза пугающе заблестели желтым. Но и Пинки была не из робкой сотни, а то и тысячи: она сложила руки под грудью и свысока посмотрела на него, красноречиво выгнув бровь. Она ждала ответа — и она его получит. — Не отступлю, — уже тише и грознее ответил капитан. — Вот представьте, что вы везете первую (первую!) и единственную ученицу самой принцессы Селестии, а еще именитого дизайнера Кантерлота, правое крыло капитана «Чудо-Молний», потомка великого яблочного рода Эппл, личного ветеринара феникса принцессы, а также знаменитой кондитерши, победившей на всенародном конкурсе кондитеров! Летите вы таким составом, летите — и по курсу возникает гора! Облетите ли вы ее тогда? Вилл долго буравил ее взглядом. Пинки держалась и, как могла, пыталась сдержать дрожь в коленях, когда капитан зафиксировал штурвал и повернулся к ней, когда нагнулся почти в половину своего роста и угрожающе ответил: — Гора — не облако. И кроме ученицы принцессы, никого из перечисленных тобой понирок я на своем судне не наблюдаю. Что-то внутри сдулось. Это была вера в капитана, который оказался упрямей осла. Забыв все хорошее, что было между ними, Пинки вспылила: — Да вам что, так трудно-м-м-м!.. Но ее рот без ее на то разрешения закрылся. Искорка подбежала к ней со светящимся розовым рогом и, извинившись перед капитаном, поспешила прочь от него. И лишь едва они ступили на палубу, чары спали и Пинки воскликнула: — У него копыта отвалятся, если он хотя бы раз облетит облако?! Никого не видит! Вот попробовал бы хотя бы один кекс, приготовленный мной, — и сразу все-все бы увидел! Ух, не могу! Пусти меня, Искорка, я не договорила! — Мы не сможем уже ничего сделать… — Смагичь чего-нибудь! У тебя должны быть в запасе гипнотические штучки! — Пинки покрутила глазами, как в безумном трансе. — Пинки, это же неправильно, да и… — Искорка вздохнула. — Вдруг он прав и я зря волнуюсь? — Искорка, — Пинки крепко вцепилась в ее плечи. — У меня дрожат колени. — Понимаю, он был довольно пугающим… — Нет, у меня дрожат колени! — Осторожно! — вскрикнула Эппл. Она удержала поскользнувшуюся на перилах Радугу. Они обе смотрели на Пинки испуганно и суеверно, как сказала бы Искорка, которая… — И что с того? «…никак не верила моему телу. Ах, дурашка она!» — Радуга, от чего может упасть дирижабль? — сразу же спросила верующая в Пинки Эппл. — Да от много чего! — Радуга вдруг вспомнила, в каком положении повисла, и выбралась из крепких обнимашек. — Корпус лопнет или начнет сдуваться, гроза там случит… — Нет, никакого падения! — опровергла ее Пинки. — Тогда бы у меня хвост дергался! — Какой еще хвост? — Этот! Пинки повернулась боком и потрепала заплетенные в хвост кудряшки. В то же время до Эппл снизошло озарение: — Какая-то неприятность! — В точку! — Пинки засунула руку в карман юбки и кинула ей конфетку. Эппл смотрела на нее, как на какое-то чудо. — Они у нас разве не кончились? — шепотом озадачилась Радуга, прикрыв рот ладонью, но ее и так было слышно. Если бы все, как порядочные, съедали их сразу, то да, кончились бы. На сладости выделялось совсем немного денег из общего бюджета, которым девочки ограничивались во время своего путешествия. Пинки каждый раз съедала свои конфеты в первую минуту, как получала, а потом ходила грустная. И каждый раз добрая, милая крылатая душа Флатти делилась с нею своими запасами. Флатти всегда откладывала конфеты «на всякий случай», которым и стала Пинки. И отдавала с условием, что Пинки будет съедать по одной конфетке раз в пять дней. «Это была последняя, но не страшно! Она заслужила». Пинки налепила на лицо эмоции мудрости, то есть спародировала Искорку, когда та заходилась в нравоучениях, и сказала: — Только с условием, что будешь испытывать благодарность ко всем розоволосым подругам, пока эта конфета полностью не растворится у тебя во рту. Я ее долго в кармане хранила… Эппл переглянулась с не-розоволосыми двумя подругами и, не найдя в них помощи, ответила: — Спасибо, я… эм, съем ее попозже. — Не стесняйся, в этом нет ничего постыдного! Это честь! — Да, честь… кхм! Интересно, а чем там Рарити с Флатти заняты? Пойду гляну! Радуга почему-то во всю хохотала, Искорка отвернулась, тоже содрогаясь от смеха. Облако было уже совсем близко, ему не было конца и краю.

* * *

Девочки собрались в столовой. Лампы зажгли, не дожидаясь вечера, ведь белая вата на стекле совсем не пропускала солнце. — Говоришь, пару часиков — и пролетели бы? — озадачилась Рарити, ловко перемешивая карты в своих изящных пальчиках. Радуга вгляделась в замутненный иллюминатор и не нашла лучшего аргумента, чем красноречиво пожать плечами: — По моим прогнозам — да, но кто ж его знает… — Уже три часа прошло… — тихо сказала Флатти. — А ведь я говорила! Колени мои до сих пор дрожат! — Пинки, милая, не разводи опять панику! — взмолилась Рарити. — Не одни мои колени так думают! Искорка? Искорка не сразу вышла из задумчивости. Обычно после обеда она становилась за штурвал, но не в этот раз. Упрямый бычара (позаимствовано у Радуги) сказал, что пока они не вылетят из облака, неопытный пилот не будет управлять дирижаблем. Хотя Пинки считала, что это он так на них за грубости обиделся. «Какие грубости! Я была с ним вежливее и тактичнее самой Флатти!» — А вдруг мы сбились с курса? — задалась вопросом Эппл. — Нет, я знаю, что у него там есть компас, но он почти сутки не спал… Руки Рарити замерли, спрятав карты. Девочки переглянулись. А ведь и правда, вдруг он заснул? Что же делать тогда? Не сговариваясь, они подскочили со своих мест и поспешили толпой на палубу, вышли в облако, липнущее росой к щекам, и гуськом поднялись в капитанскую рубку, озаряемую желтым светом. — Дамы, вы с какими намерениями? — насторожился капитан, крепче сжав штурвал. Радуга сразу поспешила к компасу. — Юго-Запад! — Объяснитесь! — Мы так долго летим через облако, — поспешила оправдаться Искорка, — а вы уже сутки не спали, так что мы… — Подумали, что я уснул и мы летаем кругами? Я, по-вашему, недоучка?! Или же… — Он покосился на каждую по очереди. — Думаете, я предатель? — Нет, что вы, сэр! — Ни в коем разе! — Не подумайте!.. — Мы просто волновались… — Было дело… — Сказавшую это больно пихнули в бок. — Тишина!!! — громогласно взревел капитан, и вся тесная от скопившегося народу рубка послушалась его. — Вон отсюда. Дважды! Дважды повторять не стану. Девочки молчаливо спросили у Искорки, что делать дальше, и она так же молча кивнула им в сторону двери. — Просим прощения за недоверие к вашим… компетенциям, — и вышла последней. Она спустилась вслед за девочками и поежилась от прохлады. Понурые и недовольные (мог бы войти в их положение, между прочим, а не кричать так!) они пошли вниз и снова вернулись в столовую. Пинки решила развеселить подруг и приготовить хотя бы сладкого чаю с фруктами (немного же можно было использовать, не записывая в списке расходов?). Рарити пошла с ней под предлогом: — Устала я сидеть в одной комнате. Будь это палаты дворца Селестии — одно дело… или хотя бы моего бутика… — Я никому не рассказывала, — подмигнула ей Пинки, доставая железные кружки с полки, — но я придумала считалочку «В ожидании дома». Хочешь послушать? — Ох, что за глупости, — мягко посмеялась Рарити. — Только никому нельзя рассказывать о ней! Иначе не сбудется! — Пинки от души прочистила горло и завела песенку: — Месяц в небе мне еще лететь, хлоп, хлоп… Месяц в небе мне уже лететь, топ, топ… Месяц в небе, месяц в небе, месяц в небе скоро уж пройде-ет! Она синхронно топнула и хлопнула в ладоши дважды. По-элегантному короткий смех Рарити поднял и самой шутнице настроение. — Это на первый день полета, на второй день я начала отсчитывать дни. Кхм! Тридцать в небе дней еще лететь, хлоп, хлоп… Тридцать в небе дней еще. — Пинки! — Не прерывай, тебе еще нужно узнать про двадцат… — Нет, окно! Ой, стекло! Да как его! Мгх! — Не в силах вспомнить слово, Рарити развернула голову Пинки в сторону иллюминатора. Вата за окном постепенно таяла и голубела небом. Скинув всю посуду Рарити, Пинки прилипла к стеклу. — Как давно я тебя не видела! — Это она говорила небу, целуя его. — О, не знала, что в Эквестрии есть такое большое озеро… — Озеро? — Рарити подвинула ее и сама посмотрела в иллюминатор. — Видишь? Вообще берегов отсюда не видно… стой, ты куда?! Но Рарити уже выбежала из кухни. Пинки чувствовала, что за этим стоит что-то интересное (тем более, что и колени ее вдруг перестали дрожать), и поспешила за ней. В коридоре она столкнулась с Флатти, но не растерялась и потащила за собой, вот только в отличие от утренней Радуги Флатти была совсем не против следовать за Пинки. Когда они оказались на палубе, облако уже осталось позади. Девочки теснились у перил, даже капитан вышел из своей рубки и в ошеломлении прижал маленькую фуражку к огромной груди. От земли остался лишь маленький участок далеко впереди, а вокруг — огромное и бескрайнее… — Море… — ахнула Искорка. Радуга влетела в капитанскую рубку и потом крикнула: — Юго-Запад! Неизменно! — Конечно, неизменно! — вышел из оцепенения капитан, снова надев фуражку. — Я неустанно следовал курсу! — Какому курсу ты следовал, а? — Радуга была в ярости. — Или ты нарочно сломал компас, чтобы обдурить нас?! — Радуга, не сыпься обвинениями! — оттолкнула ее от капитана Искорка. — Я все время наблюдала за солнцем! Мы летели правильно как минимум на протяжении всего дня. И даже если ночью он сворачивал с курса, то не смог бы так быстро долететь до моря. — Тогда что прикажешь тут думать? — спросила Эппл. Она как могла держалась, чтобы не показывать паники. Все, включая капитана, смотрели только на Искорку. Они оказались посреди бескрайнего моря, хотя до этого — еще утром! — видели под собой зеленые луга, извилистые реки и иногда деревни. Искорка недолго помолчала. Взвешивала, наверняка, все возможные варианты, чтобы сказать единственно верный: — Магия. В этом замешана чья-то магия, причем невероятно мощная. Обычному колдуну или колдунье такое не по силам. Она посмотрела вперед, на приближающийся к их дирижаблю остров.