Поцелуй, ожог и свитер

Желудок предательски урчит: пропущенный завтрак дает о себе знать, да и на обеде Сереже удалось запихнуть в себя какие-то крохи. Тамара Яковлевна будто невзначай пододвигает к нему тарелку с вафлями и продолжает объяснять задачу, которую он и без того понимает. Пришлось немного слукавить, чтобы скрыться с учительницей в бывшей лаборантской. Олег весь день пытался подойти к нему. Сережа не выходил из кабинетов на перемене, приставал к учителям и одноклассникам — лишь бы не остаться с Олегом наедине. А вот куда деться после уроков, не знал. К счастью, последней оказалась алгебра, и он в который раз воспользовался добротой Тамары Яковлевны. Сережа чувствует, как жар заливает щеки, но вафлю все же берет. Долбаный Олег. — Вот, и что у нас теперь выходит? — спрашивает Тамара Яковлевна. — Ну… — Сережа глупо смотрит на свои записи, на скачущий учительский почерк и понимает, что последние минуты три вообще не слушал, о чем она говорила. — Корень из сорока семи? — предполагает он. Тамара Яковлевна со вздохом качает головой. — Ты давай, Сережа, соберись-ка, — ворчит она. — От каникул, конечно, сложно отойти, но экзамены на носу — оглянуться не успеешь! — Ага, — соглашается он. — Но я, кажется, понял. Посижу еще с этим вечером, — обещает Сережа. Она права. Второй учебный день подошел к концу, а он вместо того, чтобы сосредоточиться на действительно важных вещах, все время гонял в голове мысли о том, что бы он сделал с Витей ночью, если бы не… Если бы не что, Сережа так и не придумывает. Наверное, если бы не был собой: таким хилым, никчемным, с извечными ночными кошмарами. Внутренний голос обещает, что с рук они это Вите не спустят. Пускай им и пришлось отступить, они обязательно вернутся и отомстят. Он косится на настенные часы. С крайнего звонка уже прошло двадцать минут, Олег должен был свалить за это время. Сережа прощается с Тамарой Яковлевной, выходит из кабинета и мысленно чертыхается: Олег караулит на подоконнике напротив. Спрыгивает на пол и подлетает к нему прежде, чем Сережа успевает шагнуть на ступеньку. — Сереж, погоди, — берет за локоть. Сережа отдергивает руку. — Да стой ты, — Олег больше не трогает, но обгоняет и перегораживает спуск. Лестница широкая, можно обойти, вот только Сереже совсем не хочется, чтобы Олег несся за ним следом все лестничные пролеты. Да и кто знает, вдруг тот запоздало решил извиниться за вчерашнее? — Чего тебе? — грубо спрашивает он. — Нужно поговорить, тебе не кажется? — Олег переводит взгляд на его губу и мрачнеет сильнее. Сережа с утра любовался на эту красоту: помимо раны, рядом образовался синяк. — Кто? — Дед Пихто, — буркает Сережа и все же огибает Олега. Обсуждать произошедшее ночью абсолютно не хочется. Тем более с Олегом. — Тебе-то какая разница? — Действительно, мне же похуй, — раздраженно бросает тот и спускается следом. — Сереж, завязывай, ну. Давай нормально поговорим? Сережа поджимает губы. — Вчера поговорили. Или у тебя с памятью проблемы? — Бля, какая же ты язва, — Олег идет за ним, даже когда Сережа спешно выходит из школы и направляется к воротам. — Ты можешь просто сказать, кто тебе втащил, и не разводить тут?.. Вот это вот. Изнутри обжигает злость. Он еще и «разводит», значит? Сережа резко останавливается и разворачивается. Олег едва успевает притормозить, чтобы не врезаться в него. — Хочешь, чтоб я сказал, кто мне втащил? — он недобро усмехается. В груди вибрирует от сдерживаемых раздражения и обиды. — И что, кинешься бить за меня морду? Как благородно. А если скажу, что это твой Влад? Олег не отвечает. Смотрит серьезно и хмуро, не шевелится. Сереже кажется, он слышит, как в башке Олега скрепят шестеренки, в панике обрабатывая поступившую информацию. Сказанное — неправда, но как же приятно видеть эту отчаянную смесь замешательства и тревоги. «Правда — неправда, какая разница? — весело шелестит внутренний голос. — Соври, что это Влад, и наслаждайся представлением. Неужели тебе не интересно, что он будет делать?» Интересно. Вот только врать не хочется, да и проверять, на чьей стороне окажется Олег, — тоже. Сережа чувствует неожиданно накатившую усталость, желание закрыть глаза и оказаться совершенно в другом месте. Где угодно, лишь бы не продолжать этот разговор. — Расслабься, — выдыхает он и идет дальше. — Не Влад это. Но завтра или на следующей неделе — вполне может быть он, так что советую забить и не строить из себя защитника. — Да Сереж! — отчаянно восклицает Олег и снова обгоняет, разворачивается лицом к нему и начинает пятиться, когда Сережа не сбавляет шаг. Впереди, как назло, маячит небольшая железная лестница. — Навернешься, — предупреждает он, стараясь прозвучать как можно более безразлично. Перед глазами непрошенно встает распластанное на лестничной площадке тело Саида. «Если толкнуть Олега, он ничего нам не сделает», — подмечает внутренний голос. Что? Зачем? Сережа вздрагивает, против воли представляя, как Олег падает с лестницы. «Он заслужил, разве нет?» Нет. То есть да, но… — Надо поговорить, — стоит на своем Олег. Да господи. Сережа не собирается Олега толкать — и разговаривать тоже не собирается. Раздражение нарастает, и то, что Олег не отстает, лишь все усугубляет. — Оставьте меня в покое, вы оба! — взрывается Сережа. Блядь. Тут же прикусывает язык и испуганно распахивает глаза. Он что, ляпнул это вслух? Олег вдруг спотыкается о поребрик и заваливается назад. Сережа не успевает подумать, тело реагирует быстрее: он подается вперед и выбрасывает руку. Олег хватается, дергает на себя, и Сережа чуть не падает следом, но им каким-то чудом удается удержаться на ногах. Сердце колотится в горле, нервная улыбка растягивает губы. — Ух, спасибо, — выдыхает Олег и улыбается в ответ. — Пожалуйста, — выдавливает Сережа, голос немного срывается. За спиной Олега, конечно, не лестница, но почему-то становится так страшно, что аж мутит. А если б тот упал и расшиб голову об изгородь? Мимо проносится ребятня, и Сережа запоздало выдергивает свою руку из ладони Олега. — Ну так… Поговорим? — тот склоняет голову набок, глядит открыто и выжидающе, как большой глупый пес. Сережа старается отыскать в себе мгновенно схлынувшее раздражение, но не находит. Ладно, черт со всем этим. Он дергает подбородком в сторону свободной скамьи в конце сквера и идет туда. С сомнением косится на облупившуюся зеленую краску, но все же садится на край. — Ну? — глядит на вставшего напротив Олега исподлобья. — Если снова начнешь говорить о дружбе с этим… с твоим Владом, — нехотя поправляется он, — я уйду. Олег со вздохом качает головой. — Да я как раз об этом. Короче, ты прав, — Олег запускает пятерню себе в волосы и трет затылок, — с дружбой я чет переборщил. Не хочешь общаться с ним — ну и похуй, как-нибудь разберемся. — Сережа удивленно приподнимает бровь. Неужели? Олег молчит пару секунд, затем хмурится. — Но и ты тоже давай без ультиматумов, а? «Слово-то какое знает, — фыркает внутренний голос. — Не шибко на извинения похоже. Зря ты его вообще выслушиваешь». — Я не собираюсь выбирать, — продолжает Олег таким тоном, будто объясняет элементарную вещь. Подбешивает. — Это ваще хуйня какая-то, мы ж не в пятом классе. С Владом я все-таки поговорю, чтоб не цеплял тебя, ну, а там уж смотри сам, — Олег неловко растирает шею и пожимает плечами. — Хуй знает, может, потом и поладите, не зарекайся. Но я не настаиваю, — добавляет спешно. Сережа озадаченно моргает. Это… странно. Все еще похоже на бред, но теперь хотя бы не тянет бессильно разрыдаться. — Что смотреть? — Сережа кривится. — Как это вообще, в твоем понимании, будет работать? Я должен его слушаться и не возникать, а потом неожиданным образом проникнуться к нему симпатией? — В смысле слушаться? Я ж просто предложил позависать с нами, узнать Владоса получше, — Олег сует руки в карманы. — Но это только если ты сам как-нидь захочешь. Сережа смотрит на того как на идиота. — Ты издеваешься или реально забыл? — цедит сквозь зубы. — Наша сделка в начале лета. Олег сдвигает брови к переносице, приоткрывает рот, явно намереваясь что-то спросить, но тут же закрывает. На лице отражается понимание. — Бля, Сереж, ну ты че. Какая еще сделка? Вспомнил, блин, — Олег тушуется и отводит глаза. — Это ж когда было? И я ваще… — затем переводит серьезный взгляд обратно на Сережу. — Ты че, думаешь, я после всего этого, — Олег многозначительно обводит рукой окружающее пространство, — с тебя спрошу? Сережа изумленно молчит. О том, что Олег мог забыть об их сделке, он совершенно не думал. — То есть мне не нужно молча терпеть выходки Влада? — осторожно уточняет он. — Нет конечно! Если Владос к тебе полезет, то, ясен пень, не молчи, — Олег сверлит несколько секунд тяжелым взглядом точку на скамье. Потом вдруг опускается перед Сережей на корточки и смотрит снизу вверх. — Сереж, та сделка, она ж была до того, как мы, ну… встречаться начали. Я ваще тогда подумать не мог, что все вот так будет, — Олег криво улыбается уголком губ. — Мне просто пиздец как хотелось с тобой пообщаться, вот я и ухватился за движ с дагами, и сделку ту приплел, чтоб у тебя вопросов не возникло, нахуя это мне. Ну и, это, для Владоса как лучше хотел. Он под конец года был сам на себя не похож. Я реально думал, что он успокоится, если ты нарываться перестанешь. Сереже чудится, у него в груди загорается маленький теплый комок света. Что-то приятное струится под кожей по всему телу, греет. Он понимает, что губы сами по себе растягиваются в глупую улыбку. — А я думал, ты со мной зависал, потому что все твои друзья на лето разъехались. — Ну, и это тоже, — Олег усмехается. — Но ваще, ты мне давно покоя не давал. На тот момент мутить я с тобой не собирался, но вот эти все наши посиделки, крыша, прогулки, планы на дагов — мне это было в кайф, потому что с тобой. Сердце начинает биться быстрее. Еще немного, и у Сережи, кажется, рот от улыбки треснет. От облегчения и радости слабеют ноги — хорошо, что он сидит, иначе точно осел бы на землю. Он, конечно, был по большей части поглощен продумыванием и реализацией мести, но проводить время с Олегом ему тоже очень нравилось. — Я скучаю по крыше, — тихо признается он. И не только — по объятиям и прикосновениям к Олегу, по родному запаху и неповторимому ощущению, когда тебя крепко обнимают, будто закрывают собой от окружающего мира. — Я тоже, — Олег поднимается и присаживается рядом. — Может, сгоняем туда сегодня? Идея невероятно соблазнительная — в низу живота тут же сладко скручивает от одной мысли, что они наконец спустя столько времени после Карелии останутся наедине в безопасном месте, — вот только… — Давай завтра? Сегодня уже есть планы, не подвинуть. Он пока еще не придумал, что именно сделает, но сегодня Витя обязательно пожалеет, что родился на свет. Олег мешкает, явно борется с собой, но все же говорит: — Толик с Борзым утром в карантин переехали с ветрянкой. Я-то в детстве переболел, — заверяет поспешно, будто Сережа должен в ужасе отшатнуться. — Можем у меня закрыться. — Да, я тоже болел, — улыбается Сережа, припоминая, что их с Олегом и другими ребятами отселили тогда в отдельную комнату, и он жутко тосковал по Рите. Желание все бросить и соблазниться на предложение почти перевешивает. Может, действительно рассказать, кто ему лицо подпортил, и пускай Олег просто набьет Вите морду? Он осторожно проводит подушечкой пальца около разбитой губы. «Так и будешь бегать к нему за помощью каждый раз?» — презрительно вопрошает внутренний голос. — Сереж, — голос Олега становится жестче. — Так кто это сделал? Он запоздало отдергивает руку от лица. Пофиг, скрывать от Олега не хочется. — Витя. — Вот сука. Прибью. — Олег, нет, — Сережа вскидывается, неожиданно четко понимания, что не хочет впутывать в это Олега. Не в этот раз. — Не лезь к нему, я сам. — В смысле? — тот непонимающе таращится. Сережа медленно выдыхает. — Мне нужно разобраться с этим самому. Ничего не делай, ладно? — он внимательно смотрит Олегу в глаза и с нажимом просит: — Пообещай. Олег хмурится. — Как скажешь, — немного растерянно отзывается тот спустя пару секунд. — Но если че, сразу зови, лады? Сережа кивает и обещает с улыбкой: — А завтра мы с тобой пойдем на крышу. На душе гораздо спокойнее и теплее, чем было с утра. Осознание, что Олег от него не отказался и по-прежнему готов помогать, действительно делает все проще. У него получится. «Обязательно», — одобряюще воркует внутренний голос. Сережа убеждает Олега вернуться в «Радугу» без него. Ему необходимо побыть в одиночестве, подумать. Он разворачивается и идет в сторону проспекта Ветеранов. Сегодня четверг, а значит, Витя свалит на волейбол в восемь. Идеальный момент, чтобы отомстить, вот только — как именно? Порча чужих вещей кажется слишком банальным вариантом, да и едва ли окупает то, что ему пришлось пережить ночью. Хочется, чтобы урод страдал, корчился от боли. Как если бы тому пришлось жрать стекло или ходить по раскаленным углям. Впрочем, вряд ли Сереже удастся подобное устроить. Из реалистичного в голову лезут лишь до смешного детские варианты: запихнуть в матрас Вити вареное яйцо или подлить в шампунь зеленку. Занятый собственными мыслями, Сережа добредает до пустыря у заброшенной стройки и упирается в стену из зелени с него ростом. Зимой тут можно было пройти без проблем, а прошлым летом… Сережа всматривается в крупные листья изрезанной формы, в частично высохшие соцветия и вспоминает, как лет пять назад чуть подальше отсюда они с Ритой, играя в «Казаки-разбойники», спрятались в небольших зарослях борщевика, а потом ходили в ожогах. Рите тогда больше досталось, и медсестра долго и нудно выговаривала им, что к борщевику даже подходить не нужно — не то что касаться. Сережа усмехается. Вот и идеальный способ отомстить. «Витя заплатит сполна», — довольно мурлычет внутренний голос. Сережа практически бегом возвращается в «Радугу». Он даже не заходит к себе, чтобы оставить рюкзак. Сарай, к счастью, оказывается незапертым, замок болтается на дверной петлице. Сережа без труда находит на покосившихся полках пыльную стеклянную баночку, резиновые перчатки и поцарапанные защитные очки. Из ящичка с инструментами выуживает секатор, затем прячет все в рюкзак. Сережа осторожно выскальзывает на улицу и, убедившись, что никто его не видел, идет обратно к воротам. На площадке, как обычно, зависает малышня, а воспитале нет до сарая никакого дела: она пытается отнять у мелкого Миши палку, которой тот самозабвенно размахивает перед рыдающим пацаном, имени которого Сережа не помнит. Он возвращается к пустырю, подходит к зарослям борщевика вплотную. Надевает перчатки и очки. Страшновато, но делать нечего: Сережа осторожно надрезает один из еще не успевших пожелтеть стеблей и радуется, что додумался до перчаток. Без них сок брызнул бы ему прямо на руку. Сначала собирать сок выходит из рук вон плохо, но Сережа быстро приноравливается. Меньше чем через час у него есть аж четверть баночки. «Молодец! — ликует внутренний голос. — Выплеснем ему в лицо!» Сережа мысленно отмахивается. Нет, он будет действовать изящнее. Лишь бы Витя с Максом не решили прогулять пары в своем колледже и не вернулись раньше времени. Ему снова везет: когда он заходит к себе, комната пуста. Сережа быстро подпирает дверь стулом и бросается под Витину кровать за большой спортивной сумкой. Он открывает ее и кривится от запаха залежавшейся потной одежды. К горлу подкатывает тошнота, но он не разрешает себе отступать. Перед глазами стоит слишком яркая картинка перекошенной Витиной морды. Сережа отодвигает ковер и аккуратно раскладывает Витины майку и шорты на полу. Сначала сбрызгивает соком, обмакнув руку в перчатке в банке, а затем для верности поливает одежду остатками. Спинку стула закрывает пакетом, а сверху вешает форму. Собственные методичные действия до странного успокаивают. С распахнутым настежь окном высохнуть должно быстро. А вечером, когда Витя вспотеет на тренировке, тому конец. Осталось только упаковать все обратно в сумку так же небрежно, как и было, вернуть на место ковер, избавиться от пакета и всего, что он стащил в сарае, и хорошенько вымыть руки аж до плеч. Он успевает сделать все до прихода Вити и Макса. Те заваливаются в восемь вечера — наверняка болтались по дворам после пар. Сережа уже поужинал и даже сделал домашку. Охота уйти к Олегу в комнату, чтобы не видеть наглой Витиной рожи, но оттуда Сережа не сможет наблюдать за перемещениями этого урода. Витя ведет себя так, будто ничего не было. Даже бросает «Здорова, Разумовский», плюхаясь на кровать. Сережа давит тяжелый вздох и уговаривает себя немного подождать: скоро тот за все ответит. — Может, ну нахрен этот волейбол? — рассуждает вслух Витя минут через десять, лениво потягиваясь. Сережа сидит, уткнувшись в книгу, и изо всех сил стискивает зубы. Он не знает, подействует ли борщевик, если форма пролежит еще неделю. Придется начинать все сначала. — Да и забей, — хмыкает Макс. — Не, пацанам обещал, — вздыхает Витя, и у Сережи отлегает от сердца. Когда тот выуживает из-под кровати спортивную сумку и уходит, Сережа готов прыгать от радости. Сладкое предвкушение заполняет его до краев, и он не может спокойно сидеть на месте. Внутренний голос что-то довольно тараторит про торжество справедливости, но Сережа почти не слушает. После душа он решает не ждать, а сразу ложится спать: все равно Витя либо разбудит воплями, если вернется, либо уедет в больничку прямо из спортзала. Сережа просыпается от звона будильника на тумбе Макса. — Бля, выруби нахуй, — сонно ворчит Витя. Сережа распахивает глаза, переворачивается на другой бок. Витины ноги преспокойно торчат из-под одеяла. Что за?.. Сережа сонно моргает. Что могло пойти не так? Витя не дошел до спортзала? Не надел форму? Недостаточно вспотел? Витя бродит по комнате, натягивает треники. Сережа подмечает брошенную у кровати спортивную сумку. На долговязом теле ни одного ожога. Может, сок борщевика действует только в течение определенного времени? Сережа не знает. В его плане явно затерялся крупный проеб. Чувство досады затапливает с головой. — Пошли покурим, пока Санна мелких поднимает, — буркает Макс. Соседи выходят из команты, и Сережа наконец вскакивает. «Ничего, мы придумаем что-нибудь другое», — ободряет внутренний голос. Да блин. Придумать-то придумают, только вот лучше бы Сережа пошел вчера с Олегом, нежели бесполезно рисковал во имя провального плана мести. Он уныло плетется в туалет и едва сдерживает раздраженный возглас, обнаруживая очередь к умывальникам. Обычно Сережа встает куда раньше будильника, но позавчерашняя ночь, по всей видимости, утомила его. Мелькает мысль пробраться в закрытый на ремонт туалет, но Сережа быстро передумывает: слишком много вокруг глаз, еще просекут, что он там зависает. Погода за окном будто издевается: день с самого утра солнечный. И хоть детдомовцы еще сонные, переговариваются все слишком громко, а умываются — кошмарно долго. Сережа чувствует, как с каждой секундой ненавидит всех в этой очереди все больше. Наконец закончив в туалете, он возвращается в комнату, кидает щетку в ящик и собирает учебники, стараясь не думать о том, что в школу идти не охота. Вообще ничего не хочется, кроме как забраться под одеяло с головой и провести целый день, упиваясь жалостью к себе. Вити с Максом нет подозрительно долго. Сережа почти уже выходит на завтрак, когда в комнату заносится Макс. — Витьку скорую вызвали, — сообщает тот севшим голосом. Глаза круглые, напуганные. Сережу накрывает робкой волной радостного возбуждения. Неужели сработало? Он совершает над собой усилие, чтобы спокойным тоном спросить: — Ого. А что случилось? — Н-не знаю, — у Макса дрожат руки. Тот явно напуган не на шутку, иначе не стал бы распинаться перед Сережей. — Мы вышли покурить, он только тяжку сделал, и у него сначала руки зачесались… Потом он весь покраснел, вот такими пятнами пошел, — Макс делает странные жесты руками. — Пиздец, — заключает тот и выкидывает сигаретную пачку в мусор, словно заразную. — Ужас, — качает головой Сережа, стараясь не улыбаться. Тянет прыгать, хлопать в ладоши. — Может, какая-то новая ветрянка? Видел, сколько малышни заболело? — притворно вздыхает он. Макс вопросительно таращится, но Сережа обходит того и идет на завтрак. Хочется вприпрыжку, но куча народу вокруг не позволяет. Видимо, сок борщевика срабатывает не сразу. А может, для возникновения ожогов нужен солнечный свет? Сережа решает углубиться в этот вопрос позднее и полностью отдается во власть ликования. План казался идеальным, но трудноосуществимым — и все же Сережа справился. «Ты молодец», — поддакивает внутренний голос. Верно, молодец. И это только начало. Он поставит на место любого, кто посмеет сделать ему больно. Даже Влада. Особенно Влада, что бы Олег там ни думал. На завтрак запеканка. Сережа находит свободный стол и предупреждающе зыркает на собирающегося подсесть Ежа. Тот понятливо проходит мимо. Сережа едва не мурлычет от удовольствия и насаживает кусочек запеканки на вилку. Безумно вкусно! Ну что за чудесный день? Вскоре в столовку заходит Олег, садится напротив. — Приятного, — буркает тихо. — Витька на скорой увезли. Видел, что с ним? — Не-а, — пожимает плечами Сережа. — В пятнах весь, будто аллергия, — Олега передергивает. — Мыться чаще надо, — пожимает плечами Сережа. Затем не выдерживает и широко улыбается. Олег смотрит на него в замешательстве, шестеренки явно крутятся в голове. Молчит с минуту, затем спрашивает шепотом: — Что ты сделал? «То, что было необходимо, — утробно шипит внутренний голос. — Какая ему вообще разница? Куда он лезет?» Сережа дергает плечом, опускает взгляд в тарелку и уплетает запеканку. — Лучше бы я ему по морде дал, Сереж, — на грани слышимости говорит Олег. — Это… ваще пиздец какой-то. Как ты это сделал? — Сережа не отвечает, продолжает с энтузиазмом запихивать в себя завтрак. Олег вздыхает. — На тебя не выйдут? Всколыхнувшаяся волна раздражения тут же затихает: Олег просто беспокоится за него. — Нет, — Сережа мотает головой. — А у тебя, кстати, всего одна драка до вылета из каратистов. — Я занимаюсь дзюдо, — недовольно поправляет Олег. — Да знаю я, — смешливо фыркает Сережа. На душе поют птицы, настроение до неприличия прекрасное. — Мы идем сегодня на крышу? — интересуется он деловито. — Конечно, — Олег опускает глаза в тарелку и зачем-то косится на соседний стол. — Давай у школы, минут через двадцать после последнего. — Угу, — Сережа улыбается со ртом, набитым едой. — Ну ты даешь, конечно, — Олег качает головой и наконец приступает к завтраку. Сережа успевает заметить мелькнувшую на губах Олега улыбку и приосанивается от распирающего чувства гордости. Сережа пропускает мимо ушей все, что Константин Петрович втолковывает им на протяжении двух крайних биологий. Мысли заняты одним: Олег совсем близко, всего через парту, и скоро будет гораздо, гораздо ближе. Витя в больнице, Влад весь день Сережу даже не замечает — впервые за долгое время ему кажется, что можно расслабиться. Надо бы сосредоточиться на учебе, но в голову лезут мысли об Олеге. Член, будто только сегодня вспомнивший, что Сережа не дрочил с возвращения из Карелии, вставал за шесть уроков раз пять — то от взгляда на руки Олега, то просто от воспоминаний, как крепко эти руки его обнимали. Сережа сводит бедра и надеется, что его не вызовут к доске. И что шестой урок закончится как можно скорее. — Пошли? — спрашивает Олег, когда Сережа, выждав ухода одноклассников, спускается в школьный двор. — Пошли, — он не может сдержать улыбки. До крыши добираются молча, в каком-то теплом, до невозможности радостном предвкушении. Сережа несколько раз ловит себя на том, что улыбается как дурак, и быстренько поджимает губы. Олег то и дело косится, уши у того явно краснее, чем должны быть. Как же Сережа соскучился. Он не выдерживает сразу, стоит им зайти в парадную. Хватает Олега поперек корпуса, обвивает руками и утыкается носом в спину. — Эй, — смеется Олег, стараясь выпутаться из объятий. Сережа выпускает, хватает за плечи, заставляет развернуться к себе лицом. Чмокает в губы. Олег тянется следом, но он кладет ладонь тому на грудь. — Погоди, давай поднимемся, — шепчет сквозь едва сдерживаемый смех. — Ты сам начал! — возмущается Олег, но выглядит при этом очень довольным. Лестница остается позади, скрипучая дверь и решетка с цепью — тоже. Олег прижимается губами к его шее, как только они садятся у парапета и отбрасывают рюкзаки в сторону. Позорное «слава богу» едва не срывается с Сережиных губ: Олега хочется так сильно, что он вряд ли выдержал бы словесную прелюдию. Сережа зажмуривается от яркого солнца и наслаждения, откидывает голову назад, позволяя Олегу припасть к ключицам. Тот целует торопливо, жадно, тянется то к шее, то к губам, потом задирает Сережину кофту и спускается к животу. — Пиздец соскучился, — бросает Олег, будто в оправдание, и Сережа коротко усмехается. О, если бы тот знал, о чем он думал сегодня весь день… Может, они не стали бы ждать конца уроков и закрылись бы в каком-нибудь туалете? — И я, — вместо этого выдыхает Сережа и вздрагивает, когда Олег расстегивает пуговицу брюк и приспускает его штаны с бельем. Налитый член призывно дергается, и на секунду Сереже кажется, что Олег сейчас лизнет головку, но тот целует у тазовой косточки, затем чуть ниже пупка и возвращается к Сережиным губам. Тень разочарования мажет изнутри, но тут же растворяется, вытесненная вспыхнувшим жаром, — Олег обхватывает его член рукой и пару раз проводит вверх-вниз. Сережа выгибается и толкается бедрами Олегу в кулак. — Пиздец, — Олег опаляет горячим дыханием за ухом. — Мне кажется, год прошел с тех пор, как я тебя касался, — говорит тихо, обрывисто, не переставая выцеловывать Сережину шею и ритмично двигать кулаком. Олег добавляет что-то еще про то, как Сережа потрясающе пахнет, но он уже не слушает. Перед зажмуренными глазами пляшут разноцветные искры, на секунду перехватывает дыхание, и так хорошо, что почти плохо. А затем Сережу прошибает оргазмом — из головы вылетают абсолютно все мысли, становится даже пофиг, что он кончил от пары движений, как четырнадцатилетка. Важно лишь то, как приятно пульсирует в кончиках пальцев рук и ног и как умиротворяющая тяжесть разливается по всему телу. Губы Олега напоминают о реальности, и Сережа вяло отвечает на поцелуй. — Можно? — хрипло спрашивает Олег. Сережа без понятия, о чем тот, но кивает, не желая ни открывать глаза, ни тем более выдавливать из себя какие-либо слова. Олег укладывает его на нагретое за день гудроновое покрытие, разворачивает на бок и ложится рядом, прижимается со спины. Чуть возится сзади, вероятно, снимая свои штаны, затем приставляет головку к его заднице. Сережа удивленно выдыхает, чувствуя, как низ живота снова стягивает возбуждением. Головка — потрясающе горячая, влажная — медленно скользит между ягодиц, и это неожиданно оказывается настолько желанно и правильно, что Сережа непроизвольно подается назад, пытается… Он не понимает, что именно хочет сделать, но знает одно: если Олег сейчас отстранится, он точно свихнется. — Сожми, — шепчет Олег и касается его бедра. Сережа послушно сводит ноги и порывисто втягивает носом воздух, когда Олег с коротким стоном толкается между его бедер. Сережа чувствует, как его член снова твердеет. Головка на мгновение упирается в Сережин анус, соскальзывает и проходится под яйцами. Это безумно хорошо. Но чертовски мало. — Еще, — само срывается с губ. Олег толкается снова, и Сережа, не сдержавшись, качает тазом навстречу, задает свой ритм. — Пиздец, — рычит над ухом Олег. Наваливается сверху, придавливая Сережу, и ускоряется. Сжимает его стальной хваткой на боку, фиксируя, утыкается лицом в затылок и вбивается между бедер рваными, хаотичными движениями. Под тяжестью Олегова тела сложно дышать и невыносимо жарко, но Сережа почти воет от наслаждения. — Да, да, да, — стонет он на каждом толчке. Мелькает мысль, что у верхних квартир хорошая слышимость, — так Олег, кажется, говорил. Но плевать. Только бы Олег не останавливался. Хочется, чтобы это мгновение растянулось в вечность. Олег издает громкий звук, похожий на стон и рык, дергается, а затем изливается Сереже на бедра. Он изворачивается и находит губы Олега, смазанно целует. Сережу плавит от того, какой Олег горячий, как приятно ощущать вес любимого тела на себе. Он чуть приподнимает таз, чтобы было удобнее двигать рукой, и за несколько торопливых движений доводит себя до второго оргазма. — Капец ты громкий, — шепчет Олег ему в шею и целует за ухом. — Мне от твоих стонов совсем башню сносит. Спалят же, Сереж, — в голосе Олега ни тени беспокойства, лишь умиротворение и веселье. Сережа смешливо фыркает. — А сам-то. — Да потому что с тобой иначе невозможно, — Олег сгребает его в охапку и переворачивается на спину вместе с Сережей, укладывает его на себя. — Ты как будто создан, чтобы рядом с тобой у меня мозги отрубались. — Приму за комплимент. Олег медленно отвечает на поцелуй, затем отстраняется и с задумчивым видом заправляет Сереже за ухо прядь волос. — А ты?.. — начинает Олег, но тут же замолкает и отводит глаза. — Что? — Сережа приподнимается на локте и заглядывает Олегу в лицо. — Ну, договаривай, интересно же! — Да забей, — тот пытается отвернуться набок, но Сережа удерживает за плечо. — Олег, так нечестно, — капризно тянет он. — Сказал «а» — говори «б». Иначе я тебя покусаю, — и предупреждающе прикусывает ключицу. Олег со смешком уворачивается от Сережиных зубов и, чуть повозившись, затихает. Сережа тоже молчит, интуитивно понимая: сейчас будет что-то важное. — Тебе со мной не хуже, чем с тем мужиком? — наконец выдавливает Олег, и Сережа подвисает. — Ну, то есть, бля. Знаю, что сравнивать тупо, но я просто все думаю: он при деньгах, судя по тачке, и опыта у него побольше. Да и трахались вы явно не тайком бог знает где, а в нормальной кровати. И тип, бля… Ты не жалеешь, что со мной, а не с ним? У Сережи в животе леденеет. Воспоминания о том вечере в квартире Алексея, которые он все эти недели усердно запихивал как можно глубже, врываются в сознание, встают перед глазами четкой картинкой. По спине бегут мурашки. Олег ведь решил, что они с Алексеем трахались, а Сережа не стал переубеждать. Теперь ему от одной мысли, что Олег так думает, противно. Он пытается переключиться на что-то другое, но в памяти против воли мелькают кадры: машина Алексея, пистолет, Олег, скорчившиеся от боли на земле. Господи. Сережа резко садится и обхватывает колени трясущимися руками. — Даже не сравнивай, — хрипло произносит он. — Я не просто не жалею — я забыть о нем хочу. — Прости, — Олег мягко касается его спины, поглаживает кончиками пальцев. Сережу затапливает щемящей нежностью и чувством вины. Олег-то за что извиняется? Это все он, Сережа, наворотил — и они чудом отделались малой кровью. — Мы с ним не спали, если что, — тихо добавляет он, не оборачиваясь. Прояснить это сейчас кажется безумно важным, почти жизненно необходимым. — Хорошо, — также негромко отзывается Олег и подсаживается ближе, обнимает со спины. — Спасибо, что сказал. Сережа накрывает руки Олега своими, переплетает пальцы и зажмуривается. Сердце бьется быстро-быстро. Олегово тоже, он спиной чувствует. — Мне с тобой очень, очень хорошо, — с нажимом говорит он. Олег в ответ прижимает его к себе крепче. Сережа вообще не может представить, что позволит дотронуться до себя кому-либо, кроме Олега. Рита не в счет — это другое. Олегу он доверяет почти так же, как и ей, и прикосновения того — желанны, приятны. От перспективы секса с Алексеем Сережу тогда прошибло ужасом. Он кладет ладони на живот, чтобы прогнать фантомные прикосновения рук, лезущих под футболку. До сих пор передергивает при мысли о содержимом той коробки в ящике. Но секс с Олегом — настоящий секс — Сережу не пугает ни капли. Наоборот. Сережа вспыхивает, вспоминая, как хорошо ему было, когда Олег скользил головкой между бедер — так близко и дразняще. И тогда в Карелии, и сегодня. Хотелось большего. И хочется. Именно с Олегом. Он медленно выдыхает, набираясь смелости и думая, как правильно сформулировать. — Знаешь, я бы хотел с тобой по-настоящему, — Сережа ощущает, как щеки заливает жаром, и продолжает через силу: — Ну, в смысле заняться сексом. Ничего страшного. Как бы по-идиотски он ни прозвучал, это Олег — с Олегом можно, не засмеет. Тот ощутимо напрягается, несколько долгих секунд молчит. — Я тоже, — выдает Олег таким тоном, будто давно боялся признаться в этом. У Сережи от радости дыхание перехватывает. Он почти физически ощущает, как в воздухе повисает что-то невысказанное, но Олег не продолжает, и Сережа тоже решает не портить момент. Лишь прижимается к Олегу теснее и укладывает затылок тому на грудь. Олег целует в макушку. Ну вот, они сказали это вслух. И все в порядке. Сережа улыбается. Не обязательно пробовать сейчас — достаточно знать, что они оба этого ждут. Сережа толком ничего не может разобрать среди желтовато-розового марева, но знает: над ним Олег, прижимается грудью к спине — жарко, нестерпимо жарко, — выцеловывает ему то ли шею, то ли плечи, а может, все сразу. И внутри Сережи тоже Олег. Вдавливает его в матрас жестко, в рваном темпе, но так чертовски хорошо и правильно, что Сережа плывет и плавится. Вместе с ним плавится все вокруг. Он просыпается с хриплым стоном и загнанным дыханием. В трусах мокро, в низу живота тянет мучительно-сладко. Сережа вжимает голову в подушку, прикладывает ладонь к пылающему лицу и глубоко вздыхает. Макс храпит на всю комнату: спит крепко, хрен добудишься. Слава богу. На плохо слушающихся ногах Сережа идет в туалет, быстро подмывается над раковиной, переодевается в чистое и застирывает перепачканные спермой трусы. Позорище какое. Кончить из-за сна — смазанного, бессюжетного, — как какой-то озабоченный, у которого все мысли и желания сводятся к одному. Сережа смотрит на свое отражение в зеркале и раздраженно кривит губы. Кого он пытается из себя строить? Будто это не его весь день нещадно крыло и размазывало от близости Олега. А сейчас — даже от не до конца сформированной фантазии об Олеге. Везде Олег: в соседней комнате за стенкой, в мыслях, в школе, во снах. При всем этом Олега до ужаса мало. Мало вчерашних поцелуев на крыше, мало совместной дрочки. И даже того, как член Олега скользил между его ног, — восхитительно, но чертовски мало. Во сне все было размыто, сливалось в трудно различимый ком, но ощущения Сережа помнит предельно ясно. В реальности к этому добавятся тяжесть чужого тела, шумное дыхание и стоны… Сережа прикрывает глаза и опирается рукой о раковину. Второй сжимает поверх трусов привставший член, сглатывает. Ему бы умыться холодной водой и отогнать воспоминания о сне, пока не развезло окончательно, но накатившее возбуждение отзывается в теле так хорошо, так… Сережа облизывает сухие губы и скользит пальцами ниже, оглаживает поджавшиеся яйца. Олег мог бы приобнять со спины, зарыться носом в волосы, мазнуть горячим дыханием по шее и накрыть Сережину руку в паху своей. Прикосновений Олега хочется до одури, до трясущихся ног. Прямо сейчас. И услышать Олега, пусть прошепчет его имя. Господи. Сережа крепче стискивает дернувшийся член и распахивает глаза. «Посмотри на себя, — презрительно выдает внутренний голос, — течешь от мыслей о какой-то потной возне, ни о чем другом вообще не думаешь. Унизительно». Да плевать. Сережа видит себя в зеркале раскрасневшимся, с осоловелым взглядом, но ему не стыдно. Собственные загоны и сомнения откатываются на задний план, потому что в голове всплывает новая, совершенно одуряющая мысль: соседи Олега лежат с ветрянкой в карантинной комнате. Не до конца осознавая, что творит, Сережа торопится обратно, заходит в комнату Олега и, убедившись, что две другие кровати действительно пустуют, подпирает ручку двери стулом, туда же швыряет постиранные трусы. Олег вяло мычит, вероятно, разбуженный возней, и Сережа в два шага оказывается около кровати, опускается на колени, забирается руками под одеяло. — Олег, — севшим голосом зовет он, оглаживая спину и плечо. Такой горячий, сонный. У Сережи сердце бьется где-то в горле, дышится с трудом. — Олег… — Сереж? — тот поворачивается к нему лицом, приподнимается на локте. В полумраке комнаты Сережа различает недоуменно сведенные к переносице брови. — Ты чего тут? — Сережа напористо целует и оттесняет к краю кровати, садится рядом. — Сереж, Сереж, — Олег разрывает поцелуй и фиксирует его лицо ладонями. — Толик с Борзым. — В карантине, — коротко напоминает он и касается рук Олега, скользит дальше по предплечьям, чуть сжимая. Сейчас он готов боготворить ветрянку. — Дверь заблокирована, никто не войдет. Так хочу тебя. Олеж, так сильно тебя хочу. Олег деревенеет, даже на поцелуй едва отвечает, и, когда Сережа готов с досадой отстраниться, наконец перемещает руки ему на спину, с силой притягивает к себе и целует по-нормальному, с запалом и голодом — именно так, как Сереже до одури и хотелось. Сережа мягко толкает того ладонью, укладывает на спину и, забираясь под одеяло, седлает бедра Олега. Притирается пахом, припадает к груди и едва не всхлипывает от того, какой Олег весь горяченный. Восхитительно. Сережа ощущает себя до неприличия пьяным. — Ты мне снился, — на выдохе шепчет Олегу в шею. Чувствует, что у того член стоит почти так же сильно, как у него, но все равно дразнит: — Брал меня потрясающе хорошо, охрененно… Я спустил в штаны, даже не касаясь себя, от одного лишь ощущения, что ты во мне. Олега под ним будто подбрасывает. Тот впивается пальцами ему в бока на грани боли, теснее прижимает к себе, трется о него членом и дышит шумно, загнанно. Сережа от этого окончательно дуреет, сам бедрами подмахивает, жмурится от удовольствия, а затем на пробу лижет Олегу вдоль линии челюсти. Тот издает умопомрачительный гортанный звук, и Сережа, воодушевленный реакцией, принимается выцеловывать и вылизывать подбородок, шею, ключицы. Олега, кажется, неслабо размазывает, тот вбивается в него пахом без какого-либо ритма и, запрокинув голову, подставляется под язык, тихонько стонет. Господи, мать вашу, боже. Сереже не хватает воздуха, у Сережи от такого Олега сносит крышу. Его Олега. Это он заставляет того крупно подрагивать, это он вытягивает из груди сдержанные стоны. От этих мыслей внутри делается еще жарче, почти болезненное возбуждение стекает раскаленным и вязким в низ живота. Сережа неожиданно представляет, как переворачивает Олега на живот и сам берет того неторопливо, но глубоко — трахает под довольные стоны и, может, даже скулеж. Сережу от мелькнувшей перед глазами картинки сладко перетряхивает, но он тут же себя одергивает: нельзя, так Олег точно не согласится. И без этого может соскочить, решить, что чересчур, слишком рано. А Сереже до ужаса хочется; кажется, мир схлопнется, если Олег ему сегодня откажет. — С-сереж, — задыхаясь, сдавленно зовет тот. — Я сейчас… Я больше не могу. — Подожди, подожди, — Сережа мгновенно отстраняется и кладет ладонь Олегу на пылающую щеку, разворачивая к себе голову. — Возьми меня? По-настоящему. Хочу, чтобы как в моем сне. Он коротко целует и снова отодвигается, с тревогой и нетерпением вглядывается в плохо различимое в полумраке лицо. Олег смотрит ошарашенно, словно не догоняя смысла сказанного, потом хмурится. — Сейчас? Ты уверен? — Да, — опорную руку трясет. Сережа садится на колени, приваливается плечом к стене и едва не срывается на истеричный смех: — Черт возьми, да! Конечно да. Я же сам к тебе пришел. Я же… — он затыкается и притягивает Олега за шею, заставляет тоже сесть. Целует долго, жадно. — Ну же, Олег, — шепчет в приоткрытые губы. — Давай. Пожалуйста. Сереже каждая секунда промедления впивается острым под кожу. Олег свешивает ноги с кровати, сжимает пальцы в замок. Сережа сглатывает. Олег сомневается, Олег его не хочет. Нет, глупости, хочет, конечно, Сережа это прекрасно знает — Олег сам вчера сказал. Просто, видимо, не готов прямо сейчас. Или хотел, но, как дошло до дела, передумал? Решил, что это не по-пацански? Сережа чувствует подступающую панику. «Ты еще и уговариваешь его, — вклинивается внутренний голос, — как унизительно. Осталось только лечь и ноги перед ним раздвинуть, чтоб уж совсем ничего от гордости не осталось». Сережа чувствует, как на глаза наворачиваются слезы от обиды и злости. Он утыкается Олегу в плечо, зажмуривается. Господи, а ведь и правда: если Олег его сейчас пошлет, Сережа не знает, как пережить это унижение. Как вообще можно дальше после тако… — Я ведь без понятия, че делать, — растерянно раздается над ухом. — И у меня ничего… Ну, нет даже презика. — Так уж и без понятия? — у Сережи против воли вырывается нервный смешок. — А, по-твоему, с понятием? — Олег тушуется, не успев толком быкануть. — Ну. В том году было, но с девчонкой. Мы набухались, так что оно как-то само. А тут же… — тот напряженно молчит пару секунд, часто дышит. — Тут по-другому будет. Сережа недовольно кривит губы и едва сдерживается, чтобы не ляпнуть: «Для тебя-то что по-другому будет?» — Не попробуем, не узнаем, — как можно спокойнее произносит он и тут же с вызовом спрашивает: — Или ты передумал? — Нет, — спешно заверяет тот, — просто… Без всего? — Без чего? — скептично уточняет Сережа, чувствуя, что начинает раздражаться. «Тоже мне, эксперт нашелся», — поддакивает внутренний голос. — Бля, не знаю. Презика даже нет, говорю ж. — Олег, сдался тебе этот презик? Не залечу, не бойся, — Сережа резко выдыхает. — Ты хоть понимаешь, что у нас в кои-то веки есть свободная комната? И меня никто не хватится, потому что Макс до будильника точно не проснется. Ты действительно хочешь упустить такой шанс? Олег медлит пару секунд, затем кивает: — Ты прав. Ну слава богу. Сразу бы так. Сережа давит облегченный вздох и подсаживается ближе, кладет руку на опавший член Олега. — Предлагаю начать, а там уж — сориентироваться по ситуации, — вкрадчиво шепчет он в миллиметре от губ. Олег коротко усмехается и тянется за поцелуем. Сережа закрывает глаза и старается отогнать возникшее из ниоткуда волнение. Все в порядке: Олег не будет смеяться и стыдить его, если что-то пойдет не так, и уж точно не причинит ему боль. Нечего переживать. Тем более Сережа сгорает от желания наконец сделать это. Олег целует нежно и неторопливо, перебирает пальцами Сережины волосы, гладит по голове. Член в ладони твердеет, но недостаточно. Сережа готов поспорить, что все мысли Олега сейчас крутятся вокруг всяких заморочек — слишком громко тот думает. Сережа хмыкает и, отстранившись, приспускает Олеговы трусы. Наклоняется, облизывает солоноватую головку. Олег рвано выдыхает и сильнее сжимает его волосы у корней. Вот так. Сережа устраивается поудобнее и принимается сосать, помогая себе рукой. Вскоре ему удается добиться желаемого: Олег тихонько скулит, ерзает, то и дело вскидывает бедра ему навстречу. Сережа с трудом отодвигает желание довести дело до конца, услышать, как тот будет сдерживать стоны, изливаясь ему в рот. От одного звука, с которым Сережа выпускает головку изо рта, хочется кончить. Он нетерпеливо облизывается и сбрасывает на пол футболку и трусы. Олег смотрит неотрывно, восхищенно. Тянется к нему, гладит по груди, спускается к животу и берет в руку член. Сережа довольно шипит: как же до невозможности хорошо. — Надо лечь, — напоминает он и первым перебирается к подушке, ложится на спину, сгибает ноги в коленях. Олег скидывает одежду, забирается следом. Замирает перед ним ненадолго, а затем опускается прямо сверху, притирается членом к члену. Целует за ухом, в подбородок, коротко лижет шею. — Говори, если че не так, — щекотно шепчет куда-то в грудь, потом сползает ниже, легонько прикусывает сосок. Сережу подбрасывает на кровати от неожиданности и горячей волны, прокатившейся от Олеговых губ прямиком к паху. Он вскрикивает и запоздало зажимает себе рот ладонью. — Сереж? — Олег поднимает голову, смотрит обеспокоенно. — Очень хорошо, — сипло выдыхает он. — Продолжай, пожалуйста, Олег… Настолько хочется этого же самого снова, что нет сил даже контролировать тон. Ему плевать, что он буквально умоляет, потому что в следующую секунду губы Олега снова смыкаются на соске. Тот втягивает кожу в рот, покусывает, второй рукой гладит, сжимает горошину свободного соска. Сереже жутко не хватает руки на члене, все силы уходят на то, чтобы не стонать в голос. Ощущения притупляются достаточно быстро, и, как только он чувствует, что этого уже недостаточно, вцепляется Олегу в волосы, останавливает. — Вставь мне уже, — говорит тихо, перебарывая смущение. Олег подается вперед, целует в губы, затем садится. Даже в полутьме видно: в глазах черти пляшут. Берет под колени, приподнимает. Сережа понятливо помогает закинуть свои ноги тому на плечи. — Уверен? — Олег глядит в глаза, сжимая в ладони собственный член. — Да, да, давай, — выдавливает Сережа. Страшно, но это ничего: он уверен, что скоро станет очень хорошо. Олег неспешно притирается головкой к анусу. Совсем не так, как вчера на крыше. Странное ощущение, но возбуждает еще больше. — Слушай, а разве не надо сначала как-нибудь?.. — Олег тормозит. — Хочу тебя внутри, ну же, — выстанывает Сережа и закусывает губу. Головка давит на анус, Сережа невольно зажимается. Не особо приятно. Он старается расслабиться, но все это слишком странно, совсем не как во сне. Он упрямо говорит себе, что дальше будет лучше. — Не выходит, — шепчет Олег через некоторое время. Сережа открывает глаза, встречается со сосредоточенным темным взглядом. — Надо посильнее, — говорит он и тут же кривится от мерзкой неуверенности в своем голосе. — Я боюсь, что тебе будет больно, — вздыхает Олег. — Ты ведь ни с кем еще так не делал, да? — спрашивает, слегка отстраняясь. — Нет, — Сережа хмурится. — Ну и что? Олег, давай уже! Тот облизывает свою ладонь, проводит по головке и снова приставляет к анусу. Давит. Как же это… Сережа вцепляется руками в простыню. Надо расслабиться, просто расслабиться. Возбуждение потихоньку спадает. Олег толкается сильнее, и резкая боль обжигает внизу — Сереже кажется, ему нужно в туалет и что в него запихнули нечто явно больше Олегова члена. Как же, блядь, больно! Он шипит, стиснув зубы, и, прежде чем понять, что делает, бьет Олега ногой в плечо. Тот отлетает явно дальше, чем Сережа смог бы отпихнуть. — Блядь, прости, Сереж, прости! — тараторит испуганно. Сережа садится и подтягивает к себе колени. Сердце колотится как бешеное. В голове сплошная пустота, все нутро заполняет досада. Внизу сильно саднит. Сереже хочется посмотреть, что там, не идет ли кровь, но ему слишком стыдно. Какого черта? Как?.. Должно же быть совсем не так! А может, с ужасом думает Сережа, когда трахаются двое парней, приятно лишь одному, а другой должен терпеть? Безумие. Зачем тогда геи вообще трахаются? В носоглотке начинает щипать от подступающих рыданий. Сережа чувствует себя ужасно обманутым. Или… А вдруг это с ним что-то не так? — Посмотри на меня, пожалуйста, — произносит Олег умоляюще и накрывает его руки на коленях своими. От возбуждения осталось одно воспоминание. Сережа поднимает голову, перед глазами все плывет от предательских слез. Олег испуганно вглядывается ему в лицо. Хочется отвернуться, от стыда горят щеки. — Я думал, все получится, — плаксиво выдыхает Сережа и тут же затыкается. Ну и тон. Жалкий, трусливый идиот. Даже с этим не справился. — Прости, — повторяет Олег, — Я н-не думал, что выйдет так резко. Тебе было больно? «Нет, блядь, приятно, — взвинчивается внутренний голос. — Этому идиоту нельзя даже жопу доверить!» Да при чем тут Олег? Тот наверняка сделал все правильно. Это он сам не способен даже… «Заткнись, — рычит голос. — Завязывай с истерикой немедленно. Не при Олеге, не смей». В этом Сережа с голосом согласен. Он вскакивает с кровати, подхватывает трусы с футболкой и быстро натягивает их на ходу. — Сереж? — тянет Олег абсолютно несчастным голосом. — Погоди. Ну куда ты? — тоже встает с кровати, подбегает, но Сережу не трогает, лишь кладет руку на спинку стула, не давая отодвинуть от двери. — Пожалуйста, не уходи. Сережа сжимает подрагивающие губы и опускает голову, завешивается волосами. Стыдно до ужаса, хочется под землю провалиться, раствориться в воздухе, перестать существовать. — Пусти, — сдавленно просит он. От звука собственного голоса становится только хуже. Сережа ужасно устал и чувствует себя таким несчастным, что хочется прижаться к Олегу, разреветься и позволить тому успокоить. «Только попробуй, тряпка, — угрожающе шипит голос. — Я не дам нас опозорить». Сережа вздрагивает, окончательно переставая понимать, что ему делать. Руки начинают трястись. Он забирает со спинки стираные трусы, дергает стул в сторону и вылетает в коридор.