Я Земфира

*** Премьера. Наверняка ведь не спала ночь — металась, сомневалась, полосовала мысли вдоль и поперёк. Хотя так и не скажешь — вот она: очередное охуенное платье до колен, нитка камней на шее и пара таких же — в ушах. Помада — кровь. Вспоминаю её цитату про любовь, мясо и что-то кровавое — и хмыкаю. Да начнётся её звёздный час. Она действительно это заслужила. Мы с Игорем наблюдаем за экраном и распиваем вино в скрытой от зрительских глаз лоджии. Или это балкон. Хрен его разберёт. Но здесь мягко и вполне сносно сидится. Он — на кресле, я — на диванчике. — Не было такого ни-ког-да, — смеётся Игорь и мотает головой. Я улыбаюсь и наоборот киваю. Колыхание штор. Я думала, уже не придёт. Сразу тянется за третьим бокалом — нетронутым. Глоток — шея нежно дёргается. Я сильнее свожу ноги. — Как вы тут? — садится рядом. — О, — наклоняется к моей шее, вдыхает, — это Кензо? Молча киваю и опустошаю бокал. Обменявшись любезностями с Игорем, поворачивается ко мне: — Земфира, я даже не знаю, как– — Давай позже. Не люблю этого всего. Кивок. Прощается до конца пресс-конференции. Объятие и поцелуй Игоря в щёку — должен будет ехать к жене сразу после. Улыбка достаётся и мне. Я закусываю губу и впериваю взгляд в экран. Ждать осталось недолго. После окончания — заплатит. За всё. — На наручных часах — 22:43. Зеваю. Вопросы второй час задают там же — со зрительных мест. Она — на сцене. Садится и встаёт, бесконечно поправляет своё идеальное платье и поджимает красные губы. Можно смотреть вечность. — Рената, скажите… — У меня вопрос: а как же дело с… — Спасибо за фильм! Игра, свет, а музыка… Её резкий взгляд на меня — через весь зал. Отклоняюсь на спинку и полностью скрываюсь. На сегодня я официально болею. Нисколько не жаль. Улыбаюсь. Пятнадцать минут пролетают — я просто лежу с закрытыми глазами и слушаю её звонкий голос через микрофон. А вот тихо — и прямо в ухо — совсем другое дело. Наконец аплодисменты. Долгие. Хлопаю три раза и иду через чёрный выход покурить. Первая. Вторая. Руки потрясываются. Достаю гудящий телефон: — Где ты? — Есть разница? — Земфира, пожалуйста. — Я буду дома. Надумаешь, приходи. Отключаю. Блядь. Идиотка. План был «прямо здесь и сейчас». Пусть хоть в душной гримёрке, в пустом коридоре. Стянуть, содрать платье, размазать помаду. В ушах — её тихие стоны — когда были в студии. Сжимаю волосы на затылке и вызываю такси. Будь что будет. Не хотелось бы брать её — такую — силой. — Проходит ровно четыре минуты с момента, когда прихожу домой, и когда раздаётся звонок в домофон. Звонок — пулемётная очередь. О, мы теперь не поджидаем, сидя у порога. Истерически смеюсь. Совершенно точно не до шуток. Не успеваю даже покурить — только переоделась. Дыхание ни к чёрту. Заранее открываю дверь и ухожу на балкон. Не могу без сигареты. Руки сковывает холод. Конец октября. Слышу, как дверь закрывается изнутри. Прикрываю глаза и делаю несколько затяжек подряд. Обратно пути не будет? Жду пару минут. Время сбежать ещё есть. Устав прислушиваться, кидаю бычок в пепельницу и, поправив чёлку, ступаю в комнату. Сразу — глаза напротив моих. Руки завела назад, облизывает верхнюю губу и молчит. Другого способа узнать нет. Подхожу вплотную. Не церемонясь разворачиваю к себе спиной, дёргаю за молнию. Спадает к нашим ногам. Разворачиваю обратно. Дышит не ровнее меня. Украшений на теле — ноль. — Зачем ты приехала? Кусает щёку изнутри и кладёт руки мне на грудь: — Земфира. — Это не ответ. — Земфира, пожалуйста. Молчу. Тянет края моей футболки наверх: — Мне надо. Останавливаю. — Зачем? Мотает головой. — Мне надо. Сейчас. Не спрашивай. Молчим. — Ты хорошо подумала? Заводит руки за спину — секунда — лиф мягко приземляется на платье. — Не хочу думать. Господи, дай мне сил с этой женщиной. Перевожу взгляд на грудь и сглатываю. Совершенная. Совершенно невозможно. Невозможная. — Рената, не играй. Она смотрит в упор и подходит ближе. Чувствую, как через футболку грудь проходится по моим соскам, — и опускаю веки. В шею — горячий и долгий поцелуй. Ладони всё же ныряют под футболку и царапают живот. Рычу и сдаюсь. Подхватываю под ягодицами — ноги тут же обвивают бёдра, а руки — спину. Шипит. — Холодно. — Заткнись. Прохожу в спальню и кидаю её на кровать. Кровь кипит. Везде. Стягиваю футболку и штаны, забираюсь сверху. Лицо напротив лица. — Помаду твою ненавижу. Целую в губы. Долго. — И духи твои ненавижу. Целую в шею. Ещё дольше. — Всю тебя — ненавижу. Спускаюсь к груди, выцеловываю вокруг соска. Рената цепляется за мои волосы и больно тянет. Это заводит ещё больше. Когда выдержки не остаётся, прикусываю горошину — и слышу первый стон. Твою мать. Перехожу ко второму и повторяю. Шипит и выгибается. Хорошо. Чувствую влагу у себя между ног и лишь мотаю головой. — Не… Поцелуй в сплетение. — На… Между рёбер. — Ви… Ниже пупка. — Жу. Выдох в лобок. Стон сверху. Встречаемся взглядами. Её помада размазалась по всему лицу. Совершенно блядская картина. Широко ей улыбаюсь и с придыханием высовываю язык. Коротко прохожусь вдоль. — Господи иисусе. — Я Земфира. Пока смотрю на подрагивающий живот и закушенную губу — скольжу между и ввожу один палец. Беззвучное «ах». Припадаю ртом к клитору и втягиваю щёки. Вот теперь звучное. Многого не требуется — пара резких толчков — и она сводит колени, чуть ли не надрывая голос. — Ты ужасно громкая, Литвинова, — поднимаюсь поцелуями снизу вверх и зацеловываю до момента, пока становится невозможно дышать. Она проталкивает ладонь между нашими телами и сразу входит. Рычу и кусаю её за плечо. Двигает совершенно без какого-либо ритма — насаживаюсь сама и качаю бёдрами. По ощущениям мне требуется ещё меньше. Чёртова несдержанность. Обмякаю в её руках и ложусь рядом. Она тут же закидывает на меня ногу. Звонко шлёпаю по ягодице. Мычит. — По-прежнему ненавидишь? — Очень. И теперь, кажется, надолго. Несказанное обеими «навсегда» повисает между. — Пойдём в душ.