Кровь на деревянном алтаре

Се Лянь видит момент, когда его слова попадают в цель, видит, как расширяется глаз демона, как приоткрываются его губы, слышит, как у призрака перехватывает дыхание. Шок так ясно написан на лице Сань Лана, что вызывает страшную неуверенность. Что, если он ошибся? Что, если он все-таки не нужен Хуа Чену после всего? Что, если… Вся уверенность, которую ему пришлось собрать в кучу, чтобы высказать то, что у него на уме, сгорает в одно мгновение, и он отводит взгляд, начиная отстраняться, горячие слезы неловкости и разочарования наворачиваются на глаза, а первые извинения слетают с губ, но его останавливают, отказываясь выпускать из крепкой хватки. -Ваше Высочество, не поймите меня неправильно, — голос Хуа Чена низкий, и в его тоне есть что-то такое, что заставляет Се Ляня напрячься не меньше, чем руки, удерживающие его на месте. Одна из этих рук высвобождается и обхватывает его лицо, мягко направляя вверх, чтобы их глаза могли встретиться. Выражение лица Непревзойденного изменилось за эти короткие мгновения, и хотя шок все еще отчетливо проступает на лице, но теперь он больше похож на удивление, смешанное с горящим пламенем в глазах. Вот он — голод. Один только его вид заставляет сердце принца биться быстрее. -Ты просто удивил меня, вот и все, — большим пальцем Хуа Чен проводит по щеке бога, его голодный взгляд скользит по чертам его лица, словно ища что-то. -Для меня было бы честью выполнить просьбу Вашего Высочества. Несмотря на то, что от этих слов его сердце учащенно бьется, но также они заставляют маску У Мина всплыть перед его мысленным взором. -Подожди. Я не хочу, чтобы это было просто честью для тебя. Я имею в виду, что я не хочу, чтобы ты делал это просто ради служения или чего-то такого. -Гэгэ, — улыбка появляется на губах демона, — Я всегда желал тебя. -О….- Се Лянь произносит это тихо, слова срываются с его губ взволнованным шепотом, глаза расширяются. В глазу Хуа Чэна пылает голод, который с каждым мгновением становится все более очевидным. Он волнами захлестывает Се Ляня, и на мгновение его сердце замирает, желание отстраниться появляется мгновенно, автоматически. Пойти по уже давно изученной схеме: отстраниться, повторять сутры, похоронить эти мысли, сохранить свое самосовершенствование. Воспоминание о его первой ночи в Доме Блаженства снова вспыхивает в голове, тот страх и паника, которые вызвал вид этой самой кровати. Страх именно за своё самосовершенствование, который волнами быстро поднимался в нем, в то время как страх перед другими вещами, болью и унижением, был второстепенным, тем, с которым какая-то часть его уже смирилась, ведь претерпев жестокое обращение со своим телом всеми другими возможными способами, чем будет этот случай отличаться? Эмоции и размышления, которые заставили его говорить о своих желаниях так смело и отчаянно снова выходят наружу. Он не хочет ждать того дня, когда кто-то захочет прервать его самосовершенствование и взять тело силой, он не хочет бояться унижения и переживать о чистоте души и тела, которая давно перестала иметь для него какое-либо реальное значение. Он живет с этими убеждениями уже так долго, что отмахнуться от них мгновенно, отбросить все переживания и страхи сложно. Но он попытается. Ведь действительно… желает этого. Это странная мысль, чужая, пугающая. Он не должен такое чувствовать, ни сейчас, ни когда-либо. И все же… И все же он чувствует это влечение так ярко, что на мгновение зажмуривается до пляшущих звезд в глазах. Он желает того единственного человека, который видел его в самом худшем состоянии и оставался рядом с ним. Он желает единственного человека, который знал его еще до того, как он стал богом, но никогда не требовал, чтобы он был чистым, непорочным и совершенным принцем, никогда не требовал, чтобы он был кем-то другим, кроме самого себя. Он желает того человека, который видел его покрытым грязью, бушующим в демонической маске и истекающим кровью на алтаре, который все еще думал, что принц достоин доброты и помощи. Эти бурлящие эмоции, должно быть, отразилось в его глазах, потому что Хуа Чен проводит большим пальцем по щеке Се Ляня в успокаивающей ласке и наклоняется, его рот так близко к губам принца, что лишь один вдох разделяет их. -Не бойся, гэгэ. Я здесь, — демон шепчет слова в губы принца, и у того перехватывает дыхание от незнакомого чувства, которым его пронзило от этого ласкового и завлекающего тона. Мгновение, и губы Князя Демонов прижимаются к его губам, тут же выбивая все мысли, заставляя Се Ляня перестать думать вообще о чем бы то ни было. Поцелуй сначала нежный, но постепенно становится разнузданнее и напористее, а тело Се Ляня, не повинуясь разуму, склоняется ближе, казалось бы, само по себе. Он отстраненно замечает, что веки его глаз закрываются, все тело неконтролируемо дрожит, но это меркнет на фоне ощущения губ Сань Лана на его устах. Поцелуй сначала медленный, затем более настойчивый, голодный, страстный и почему-то горячий, несмотря на прохладу кожи призрака. Руки Хуа Чена крепко обхватывают его, прижимая к себе, одна рука вцепляется мягкой хваткой в волосы, откидывая голову чуть назад, чтобы углубить поцелуй. Се Лянь чувствует, как собственный тихий вздох звучит будто со стороны, откуда-то далеко, а его руки поднимаются, чтобы вцепиться в алое ханьфу демона, отчаянно пытаясь найти опору среди жара новых ощущений. Каким-то образом он оказывается лежащим на спине, Хуа Чен опускается на его колени, поцелуй наконец прерывается. Се Лянь судорожно хватает ртом воздух, его дыхание быстрое и прерывистое, а когда расфокусированный взор поднимется на Хуа Чена, он видит в его глазу горящее пламя желания, глубокий взгляд пронизывает насквозь, и Се Лянь чувствует, что может запросто утонуть в нем. Какая-то часть его все еще не может до конца принять происходящее, все еще не может осознать, что Князь Демонов любит его, У Мин любит его, хочет его, после всего, что он сделал, после всех ошибок и неудач, все же… Глаз Хуа Чена останавливаются на нем, а одна из рук движется, чтобы мягко расстегнуть верхние одежды принца. Кажется все более и более невозможным и глупым сомневаться в его чувствах. Это Хуа Чен, это Сань Лан, это У Мин, и он действительно желает его. Рука Хуа Чена касается освободившейся от одежды голой груди принца, и бог тихо ахает, ведь простого прикосновения оказалось достаточно, чтобы по коже пробежали искры. -Мой возлюбленный…- Се Лянь шепчет это почти бессознательно и оказывается неподготовленным к тому, как Хуа Чен резко замирает, услышав фразу, его глаз расширяется, губы приоткрываются в беззвучном вздохе. На мгновение они останавливаются, просто глядя друг на друга, а затем Хуа Чен бросается вперед, его губы находят губы принца, и на этот раз больше нет границ, сдерживающих порывы, больше нет неуверенности в чужих чувствах. Хуа Чен целует его глубоко, отчаянно и требовательно, и на этот раз настойчивость не пугает Се Ляня. В кои-то веки он рад этому, встретив человека, которому полностью доверяет, к кому тянется всей душой. Это именно то, что он так старательно избегал, но также отчаянно рвался и хотел почувствовать. Любовь. Се Лянь поднимает руки и обхватывает ими Хуа Чена, притягивая демона ближе, прижимаясь к нему с отчаянием, сравнимым с тоской поцелуя перед расставанием, чувствуя, как острая потребность, какой он никогда раньше не испытывал, поднимается в нем, разливается по телу и стягивается в узел внизу живота. Принц понимает, что больше не хочет ничего, кроме рук Сань Лана, губ Сань Лана, тела Сань Лана. Просто его. Рука Непревзойденного скользит вниз по груди принца, заставляя искры неожиданного удовольствия пробежать по телу, приглушая испуганный стон губами демона. Чувство оказалось столь внезапным, что богу действительно требуется мгновение, чтобы осознать, что произошло, и волна жара накрывает его. Его грудь. Пальцы демона касаются его сосков, пробно прокручивая между пальцами. Хуа Чен прерывает поцелуй, отстраняясь, чтобы увидеть выражение лица принца, не пытаясь спрятать озорной огонек в глазах. Его пальцы снова скользят туда же, и бог ахает, чувствуя, как жар обжигает щеки. -Сань Лан, это ощущается так… -Хорошо? — Спрашивает Князь Демонов, на мгновение задержав взгляд на Се Ляне, как будто пытаясь запомнить каждую деталь его лица. У принца нет слов, чтобы выразить, что он чувствует, насколько это грешно, насколько неправильно… и да, невероятно приятно и настолько хорошо, что он просто отрывисто кивает, ярко краснея. -Отлично, — ухмылка мелькает на губах демона, а затем он снова наклоняет голову, губы на этот раз накрывают не уста бога, а шею. Непревзойденный нежно целует её, заставляя задержать дыхание, когда касается зубами, слегка сжимая. -С-Сань Лан… -Моё Высочество, — Хуа Чен шепчет ласковые слова в шею бога, пальцами лаская грудь, в то время как его зубы находят нетронутый островок кожи принца. Чувство удовольствия, пронизывающее в нескольких местах одновременно, столь же странно, сколь и ошеломляюще. Прикосновения всегда причиняют боль. Особенно, когда рядом нет близких людей. Это одна из первых вещей, которым научился Се Лянь за столетия своих странствий, ведь зачем кому-то прикасаться к нему, если не для того, чтобы причинить боль? и все же… И все же искры, вспыхивающие на его коже, и волны тепла, накрывающие его, далеки от дискомфорта и боли, и бог чувствует разницу, анализируя, даже когда извивается и дрожит под вниманием рук и рта Непревзойденного. Князь Демонов останавливается, когда его язык касается полосы рубцовой ткани, пересекающей горло бога. На мгновение он, кажется, рассматривает отметину, затем снова наклоняется вперед, слегка касаясь ее губами, шепча признание, его голос низкий и наполнен преданностью, — ты сказал, что я ненавижу твои шрамы, но это не так. Я ненавижу, что тебе причинили боль, но эти шрамы — часть тебя, и поэтому они совершенны, как совершенна каждая частичка тебя. После этих слов с губ Се Ляня срывается вздох, сердце отбивает быструю дробь, но пальцы демона все еще движутся по его груди, скручивая и перекатывая чувствительные бугорки, пока слова не становятся совершенно неподвластными и ненужными ему, поэтому все, что Се Лянь может в этот момент сделать, это крепче обнять Непревзойденного, притягивая ближе и прижимаясь к нему так, будто он никогда не собирается отпускать его снова. А может, и правда не собирается. Движения Хуа Чена возобновляются, руки и рот блуждают по горлу принца, груди и животу. Благоговение, привязанность и любовь настолько очевидны в каждом прикосновении, что на глазах Се Ляня выступают слезы, заставляя Хуа Чена наклониться и смахнуть их поцелуями, пальцами обводя успокаивающие круги на животе бога. -Ты хочешь остановиться? -Нет, — слова слетают задыхающимся шепотом, его руки обхватывают лицо демона, — не останавливайся. Никогда больше не останавливайся…- и он говорит абсолютно серьезно. Ощущения родных рук, рта и тела так близки к нему, что Се Лянь и минуты больше не сможет прожить без них, без него. Эти слова срывают тихий вздох с губ демона. Он с благоговением наклоняется вперед, касаясь губ принца, шепча прямо в них с хрипотцой от эмоций. -Я люблю тебя. Теперь настала очередь Се Ляня ахнуть. Он сразу пытается ответить тем же, но прежде, чем успевает, губы Хуа Чена снова прижимаются к нему, поцелуй глубок и отчаян, и Се Лянь тает в нем, его глаза закрываются, полностью отдавая тело Хуа Чену, У Мину, его Сань Лану, его возлюбленному, единственному человеку, которого Се Лянь когда-либо так желал, единственному человеку, которому Се Лянь хочет отдаться. Руки и рот Князя Демонов снова скользят по телу принца, прикасаясь и исследуя с возрастающим голодом, пока бог теряет голову настолько, что думать или делать что-либо в моменте, кроме как стонать и сжимать демона в объятиях, отчаянно ища, за что зацепиться среди нарастающих волн удовольствия, попросту невозможно. И все же, когда Хуа Чен развязывает завязки и спускает штаны принца с ног, исследуя губами бедра, он ощущает, как клубок эмоций, сожалений и обид глубоко внутри него разматывается, вызывая чувство, будто с каждым поцелуем, каждым укусом, каждым прикосновением Хуа Чен стирает все, что было раньше, стирает 800 лет истощения и боли, стирает даже алтарь, пока не возникает мысль, будто его тело никогда не знало ничего, кроме нежности, любви и желания, заботы. Се Лянь ощущает, словно тонет в чувствах и никогда больше не хочет выныривать из них. Его тело выгибается навстречу Непревзойденному, болезненно, отчаянно, нуждаясь в большем, нуждаясь в нем, и когда Сань Лан наконец обращает свое внимание на пульсирующие место между бедер бога, Се Лянь отпускает себя, позволяя своим ногам разъехаться в стороны и полностью растворяется в удовольствии, даримом возлюбленным.

***

Се Лянь просыпается несколько часов спустя, всё болит в новых, ранее незнакомых местах, и все же новое сытое удовлетворение разливается по всему телу, окутывая сонным расслаблением. Его со спины обнимают руки, знакомые руки, и голова прижимается к прохладной коже, ее запах такой же знакомый, как и руки, и всё такой же успокаивающий. Нежная ладонь гладит принца по волосам, и Се Лянь, не удержавшись, наклоняется навстречу прикосновению. -Гэгэ, ты проснулся? — Вопрос доносится прямо над ним, голос нежный и такой же теплый и ласковый, как прикосновение, и Се Лянь издает довольное «мгм» в ответ. -Как ты себя чувствуешь? — Теперь в тоне Хуа Чена слышится улыбка, с дразнящими нотками, которые, как обнаруживает принц, он полюбил в нем так же, как полюбил все остальное в этом удивительном, недостижимом и единственном человеке. … И все же Сань Лан не такой уж и недостижимый, не так ли? Он должен быть таким, по всем меркам он должен быть недостижим, но все же он здесь, его руки крепко обвивают принца, пальцы зарылись в волосы, он делит с ним свой дом, постель, и собирается провести вместе всю жизнь. Он должен быть недостижимым, и все же… Что же он чувствует? Его способ самосовершенствования больше не имеет смысла, он знает это, и все же, скованный проклятыми кангами, он не чувствует разницы. Он ожидал чувство потери, ожидал боли или пустоты, но все, что он чувствует, — это тепло и удовлетворение. Даже ночные кошмары, которые мучили его неделями, кажутся далекими, на мгновение отодвинутыми окутывающей его дымкой удовлетворения. Это новое чувство, и все же он обнаруживает, что уже жаждет его снова, ощущения тепла, удовольствия, выбора, который полностью за ним, и прикосновений, которые могут принадлежать только его возлюбленному. Говоря иначе, он чувствует… -Как будто я был неправ. -В чем? — Хуа Чен мгновенно замирает, недавние эмоции в его голосе сменяются показательным равнодушием. Осознав свою ошибку, Се Лянь крепче обнимает Непревзойденного и быстро успокаивает. -Я ни о чем не жалею. Просто…- Се Лянь чувствует, как жар снова приливает к его щекам, и ему приходится откашляться, прежде чем продолжает, — Когда я сказал, что хочу сделать выбор сам, только один раз… Я ошибся, я не хочу, чтобы это было лишь один раз. -О...- Хуа Чен тихо хихикает, в его голосе смешиваются облегчение и веселье, — правда? -ммм…- Се Лянь мычит в ответ, зарываясь раскрасневшимся лицом в изгиб шеи демона. -Я понял…- все следы прежней тревоги исчезли, сменившись дразнящей интонацией, от которой по все еще обнаженной коже принца пробегают мурашки. -В таком случае, как часто Ваше Высочество желает практиковаться? -…Часто, — Се Лянь сглатывает, затем шепчет ответ в шею Непревзойденного и получает в награду еще один тихий смешок. Он мягко обхватывает подбородок принца, ласково, но твердо отводя лицо Се Ляня подальше от своей шеи. -Все, что захочет мой возлюбленный. Когда он поднимает голову, перед его взором на мгновение предстают озорно изогнутые губы и глаза, сверкающие любовью и желанием, а затем губы Сань Лана оказываются на его устах, и Се Лянь страстно тает от прикосновений своего возлюбленного. И наконец всё действительно хорошо. «Вчера - это история, завтра - это тайна, а сегодня - подарок судьбы»

The end?