"С тобой я мир обрел в разгар войны..."

      Галвестон был как большой многолюдный рынок в период осенней ярмарки. Уже несколько дней все кипело и шумело: люди, животные, военные и гражданские, даже ветер задувал особенно живо. На каждом столбе и зданиях висели листовки «ЭВАКУАЦИЯ». Город готовился к очередной попытке янки захватить порт и, ожидая самого худшего, решено было выставить из горячей зоны всех женщин и детей. Хотя Джаспер не особо волновался. Джослин упоминала, что за Галвестон будет только одно крупное сражение, и оно уже прошло полгода назад, как раз когда он со своим отрядом был в патруле и, к своему прискорбию, все пропустил.       Из узкого окна на втором этаже казарм он видел, как народ толпился на площади, а когда выходил в город, то толпы собирались и на пристани, на вокзале и питейных заведений. Всюду слышались разговоры на английском, испанском, креольском, даже пару раз он совершенно точно уловил то ли китайский, то ли еще какой-то из далеких и чужеродных языков. Женщины с котомками, вопящие дети, покрикивающие на самых нерасторопных солдаты. И все это в адскую жару, от которой не спасал даже ветер с залива, влажный, теплый и с привкусом соли.       Джаспер тяжело, раздраженно вздохнул и поправил мундир, застегнув почти все верхние пуговицы, кроме последней, самой верхней, чтобы хоть немного обдувало и успокаивало разгоряченную вспотевшую шею. Пора было выходить.       Чертов Бенавидес! И понадобилось ему отправить Джаспера с частью его отряда именно сегодня. Не мог найти кого другого… Тут до Хьюстона рукой подать — справились бы и без него, но приказы начальства не оспаривают. Тем более после того, как ему пообещали настоящий официальный недельный отпуск после возвращения. Это было даже больше, чем он надеялся. Он сможет забрать Джослин гораздо раньше и провести с ней на совершенно законных основаниях все выделенное время, а после оставить в безопасности родительского дома.       В последний раз поправив и без того безупречный мундир и прихватив шляпу, Джаспер развернулся и вышел из казармы. Лучше все равно уже не будет: серая ткань начищена, даже пуговицы отполированы, а солнце так или иначе изжарит его за пару часов настолько сильно, что он захочет скинуть навсегда с себя эту форму и выбросить где-нибудь на полпути к Накогдочесу.       Джаспер быстро пробежался по лестницам и коридорам, до открытого двора, переполненного солдатами. Здесь на улице было чуть жарче, чем в помещении, а от яркого солнца слезились глаза, и он поглубже натянул шляпу, пытаясь спастись в ее крошечной тени.       Его отряд нашелся неподалеку, кучно разместившись под брезентовыми навесами и поилками для лошадей. Здесь мускусные животные запахи были особенно сильны, но и жара донимала поменьше.       — Лейтенант, за старшего, пока не вернусь, — он нашел своего офицера и хлопнул по плечу. Толковый был парень, и его ровесник. Они с ним неплохо сдружились за последний год, и Джаспер мог во всем на него положиться.       — Не понимаю, зачем им сдался в сопровождении майор. Могли и парочкой сержантов обойтись, — фыркнул тот, повторяя его собственные мысли.       — Разберёшь этого Бенавидеса, я у него теперь вместо доверенного посыльного, видимо, — усмехнулся Джаспер, хлопнув ладонью по груди, где во внутреннем кармане лежало запечатанное письмо в местное ведомство.       Лейтенант неразборчиво буркнул что-то похожее на «мексиканец», произнесённое очень тихо, но все же с лёгкой долей снисходительного презрения. И больше ничего, его лицо было по-прежнему добродушно нейтральным, а сам он уже болтал о какой-то ерунде про лучшие увеселительные заведения Галвестона, которые, к большому сожалению всех их, позакрывались перед эвакуацией. Джаспер дёрнул бровью, но тоже ничего не сказал. Их полк почти на добрую половину состоял из испаноговорящих выходцев из Мексики, которые после войны рассчитывали получить местное гражданство. Говорить что-то плохое или неуважительное в адрес любого из них было чревато последствиями, а никому из них, ни Джасперу, ни лейтенанту, не нужны были разборки среди своих. Все негласно было отложено на потом, после войны.       — Неважно, — отмахнулся он, не желая возвращаться к весьма щекотливой теме и обсуждению приказов командира, — сейчас одна ходка в Хьюстон и обратно, а потом целая неделя свободы. Это того стоит.       — Да уж я слышал, слушок быстро просочился, — расплылся в улыбке лейтенант и заговорщицки наклонился ближе. — Неужели, женишься, майор? — Джаспер коротко кивнул, стараясь сохранять бесстрастное лицо. — Я тоже женюсь, как только все это закончится. Моя Бет все не дождется.       Обычно весьма строгое лицо лейтенанта приобрело несколько мечтательное выражение. Джаспер тихо прыснул, от души надеясь, что его собственное не было таким идиотски счастливым и блаженным. Не солидно и не престало. Слегка пригнув голову, чтобы спрятать последние отголоски предвкушающего веселья, он попрощался с лейтенантом и запрыгнул на Ориона, уже подведенного расторопным Перси.       — Передай Феллу, что я жду его с последними гражданскими на материке. Пусть поторопится.       Пока он ехал на поезде до побережья залива, покидая остров, быстро строчил письмо отцу. Даже не письмо, записку с короткими фразами и просьбами. Он сможет отправить его в городе, из Хьюстона оно дойдет намного быстрее. В этот раз рука не сжимала напряженно грифель и хватило всего одной попытки, чтобы составить послание и запечатать прямоугольным сложенным конвертиком. Все было решено еще в прошлый раз, а сейчас он делал последние, правильные, шаги.       Договориться со священником, подготовить комнату для Джослин. Мать наверняка захочет красивую церемонию — Джасперу было все равно, но вот Джо, он подозревал, вряд ли обрадуется пристальному вниманию кучи незнакомых ей людей. Поэтому он отметил в письме и это: скромный, простой прием, только самые близкие. Остальные обойдутся, а матушка отлично утешится платьями, цветами, шляпками и что там еще необходимо леди, чтобы выглядеть бесподобно в день свадьбы. Хотя Джослин, он был уверен, и так будет бесподобна. Он видел ее в простом платье, испачканном землей, краской и яблочным соком. Видел с промокшим воротом и в потрепанной соломенной шляпе. Видел в мешковатой мальчишеской одежке и вязаной шапке, со следами пороха на лице. Он даже видел ее вообще без всего, едва прикрытой только своими волосами. Поэтому Джаспер был уверен, что в нарядном подвенечном платье красивее нее не найдется никого. И никто не сможет это оспорить. Даже Алекс.       Закончив письмо, он вытеснил все мысли о Джо и предстоящих приятных событиях. Сначала дело, а потом все остальное. У него еще будет время думать только о ней. И все равно где-то на задворках его сознания продолжал мелькать ее светловолосый образ.       На материке он промаялся добрых три часа, слушая разношерстные голоса встревоженных жителей, без конца подходивших к нему и несмело выспрашивающих, что же будет с ними дальше. Будто бы у него на лбу было написано, что он взял на себя роль утешителя или доброго пастыря. Но скорее всего большая желтая майорская звезда на вороте мундира говорила лучше любых знаков. И Джаспер, под конец третьего часа уже скрипя зубами от нетерпения и совсем немного от раздражения, терпеливо успокаивал и объяснял.       В Хьюстоне безопасно, мэм.       Временный лагерь уже готов, миссис, вас там ждут.       Ничего страшного не произойдет, и вы скоро вернетесь домой.       Если поспешим, успеем до темноты…       Когда, наконец, на пароме прибыл сержант Фелл с последней партией горожан, Джаспер с превеликим удовольствием вскочил на коня и исчез в начале колонны. Впереди теперь была только высохшая на солнце пустошь с редкими кустиками и потрескавшейся землей. Бледно-желтый и коричневый на горизонте резко переходил в ярко-голубой. Воздух едва заметно подрагивал от жары. Казалось, все умерло в этой местности, кроме них, едущих на лошадях и в повозках, кричащих детей и болтавших женщин. Словно моисеев народ, бродивший по пустыне сорок лет. Но Джаспер точно знал, что их Исход не продлится так долго. Уже через десяток миль вдоль дороги появятся молодые дубы, а в полях будет ярко желтеть и источать сладкий запах бабочкина трава. Скорее бы уже…       Фелл нагнал его уже на подступах к городу, после короткого привала, и начал, как обычно, трещать без умолку. Ей богу, иногда он казался хуже торговки с рынка.       — Значит, вы женитесь, майор? — подмигнул сержант, подводя своего коня ближе и касаясь коленом ноги Джаспера. Интересно, лошади и собаки тоже в курсе? С таким же успехом он мог прокричать о своих намерениях в окно казарм.       — Смотрю, это уже и не новость, — усмехнулся Джаспер, даже не удивляясь, как быстро расползлись слухи, хотя он оповестил разве что только командование, чтобы вытребовать себе отпуск. Но все равно нехотя принимал тот факт, что теперь это событие было уже не только его.       — На племяннице Маккиннонов? — не замечая его суховатого тона продолжал Фелл. И добавил с незлобивой ухмылкой. Такое ощущение, что он вообще не умел злиться или обижаться: — А мне ведь даже имени своего не сказала.       — Бывает, сержант. Не всем же девушкам тебе нравиться, — рассмеялся Джаспер, даже не думая отвечать на его невысказанный вопрос, который повис в воздухе. Не было совершенно ничего плохого в том, чтобы утолить любопытство сержанта, но именем Джослин он точно не хотел делиться с ним. Вообще ни с кем, если честно. Хватит с них и того, что все оказались в курсе женитьбы. Обойдется Фелл. Обойдутся они все. Джаспер плохо представлял это абстрактное «они», но уже сейчас твердо знал, что Джо была только его.       Остаток пути он пытался избавиться от некомфортной мысли, что стал каким-то ревнивым идиотом. Слава ангелам, он не успел погрузиться в них так глубоко — они въехали в Хьюстон. Последние пару миль им все чаще стали попадаться местные. Дорога стала оживленной. Телеги с дровами, повозки с продуктами и медикаментами, уголь, скот и что-то мерзко пахнущее… Близость города, пусть и не такого большого как Галвестон, ощущалась как никогда.       Покончив с беженцами, которых он сбыл на руки местных военных комендантов и тут же передав корреспонденцию, Джаспер посмотрел на главные башенные часы. У него было в запасе еще полчаса до отъезда. Солдаты устроили небольшой перекур, а он, дав отмашку, направился в сторону центральной улицы Хьюстона, которая начиналась сразу за вокзалом. Здесь, как и в тот раз, когда он вернулся домой, ничто не стояло на месте. Все те же спешащие и бегущие люди всех цветов и масти. Как будто и не было постоянных наборов в армию, тревожных газет, прокламации Линкольна и жутких списков погибших. Негры сновали за белыми, кое-где мелькали загорелые красноватые лица, в которых узнавались черты чероки. Пахло выпечкой, костром и прелым сеном. Пахло жизнью и свободой. Джаспер дышал полной грудью, не мог надышаться знакомым воздухом, таким родным, таким прекрасным. Даже душок лошадиного навоза и испорченных фруктов не портил его. Все это было частью единого, цельного Хьюстона. Другого он и не знал.       Заглянуть домой он не успевал. Именно сегодня это было особенно, почти раздражающе обидно. Он все же надеялся, что сможет рассказать о новостях лично, чтобы видеть лица матери и отца, хотя почти наверняка знал их реакцию. Но дорога до дома и обратно заняла бы не меньше получаса. Пришлось довольствоваться только письмом.       В почтовом отделении, где местную корреспонденцию вручали сразу посыльным, он прождал слишком долго. Люди толпились в небольшом помещении и без конца слали свои послания и требовали от работников перепроверить еще раз, не затерялось ли для них ответное письмо. Джаспер терпеливо ждал своей очереди, постукивая сапогом по деревянному полу. А когда, наконец, вручил свой конвертик и вышел обратно на улицу, духота показалась ему самым свежим бризом. Слишком тревожно, почти панически горестно было внутри. Напряжение и волнение достигали своего пика, а затем резко проваливались в гнетущее разочарование, и становилось на физическом уровне тесно, стены и потолок давили своей тяжестью, а каждый печальный или раздраженный вздох еще больше сгущал воздух. Джаспер тряхнул головой и смахнул с лица волосы, вздохнув с облегчением. Нет, пора действительно заканчивать с этой войной, иначе все кругом просто сойдут с ума.       Подхватив под уздцы Ориона, он неспешно пошел в сторону своих. Купил по дороге несколько яблок и скормил их коню, слушая, как тот громко хрустел за его спиной. Умиротворяющий звук. В голове уже без остановки крутились мысли о будущем, самом ближайшем и пока еще далеком.       Он вполне успеет на последний поезд сегодня до Далласа. Грузовой, но ему в общем-то все равно. Солдаты частенько на таких перемещались. Лишь бы Бенавидес не задерживал его дольше положенного…       Хорошо бы, Джо уже разрешила все вопросы с фермой. Он не планировал задерживаться слишком долго у Маккиннонов…       Она точно должна понравиться матери. И им обеим будет нескучно. И главное, безопасно…       Алекс, чего доброго, еще втрескается в нее, когда увидит. Джаспер не смог бы его за это винить. Но пару легких подзатыльников для профилактики тот все же получит, если будет пялиться слишком открыто. Хотя, кто знает, Элла засела в сердце братишки надолго и, похоже, не собиралась оттуда уходить…       Осталось совсем немного. После войны он вполне мог бы вернуться и закончить Вест Пойнт. Джослин наверняка будет рада переехать на пару лет в Нью-Йорк. Он был почти уверен…       Или остаться в Техасе и заняться делами поместья. Он не строил иллюзий, даже без учета слов Джослин, что южане все еще смогут пользоваться рабским трудом. Это был пройденный этап. Надо бы решить, как вести дела на новый лад. Он слышал про новые хлопкоуборочные машины, которые так и не прижились особо на Юге. Пожалуй, стоило разобраться в этом вопросе. После войны на них наверняка будет гораздо больший спрос. Главное, не упустить момент…       Джаспер потер лицо, поражаясь мыслям со слишком далеко идущими планами, которые мгновенное заполнили его сознание, и скормил Ориону последнее яблоко. Нет, он не будет спешить. Для начала хватит и того, что он перевезет Джо к себе домой, а после постарается не умереть на этой проклятой войне. Очень сильно постарается.       Джаспер даже тихо рассмеялся. Это будет не так уж и трудно, черт возьми. Здесь, где южнее только море и Мексика, было тихо, даже скучно, по сравнению с тем, что творилось в Вирджинии или Мэриленде. Он всерьез опасался, что так и забудет запах пороха вдали от крупных сражений.       Он уже почти дошел до места. Серые кители солдат уже мельтешили перед глазами. Взгляд машинально блуждал по знакомым улицам и домам со свисающими флагами Конфедерации и Техаса. Бакалейный магазин с непомерными ценами на самые простые продукты, каменное здание банка, парочка заколоченных домов, публичный дом и снова магазин, почти пустой на слишком оживленной улице, хотя раньше всегда был битком набит покупателями. А вот и ювелирная лавка. Надо же, стоит до сих пор, хотя кто сейчас мог позволить себе покупать драгоценности…       Джаспер задумался на секунду, а потом решительно шагнул в сторону двери с табличкой «Открыто». Он просто посмотрит, в Галвестоне наверняка будет выбор побольше и цены выгоднее.       — Майор Уитлок! — окликнул его Фелл, подбегая.       — Идите пока без меня. Я догоню вас через полчаса, не позже, — махнул он рукой и скрылся внутри.       Лавка выглядела гораздо скромнее, чем он себе представлял. Несколько высоких столов с витринами и множеством маленьких ящичков, гипсовые бюсты с образцами колье и брошей. Яркое вечернее солнце выгодно освещало сквозь единственное большое окно деревянные панели и мебель, придавая им красноватый оттенок. И в этом свете даже то немногое, что выставлялось, сверкало и переливалось, создавая иллюзию драгоценного волшебства.       За прилавком сидел высокий пожилой мужчина, читавший газету. Он без особого интереса взглянул на Джаспера и снова уткнулся в новости, периодически поглядывая из-под бровей. Медленно проходя вдоль столов и склоняясь к ним, он бегло осматривал представленный товар. Не то чтобы он разбирался в украшениях, но уж достойное кольцо-то он вполне мог выбрать. Жаль только, что на глаза ничего стоящего не попадалось. Как он и думал. Черный и белый жемчуг — кажется, это был именно он — вообще не годился для кольца. Золото, на его взгляд, было слишком желтым, а серебро тусклым. Камни… изумруд бы чудесно оттенил ее глаза, но вряд ли у него сейчас нашлась бы сумма на такое дорогое кольцо. И все они, эти камни и кольца, казались не теми, не подходящими для длинных тоненьких пальцев Джо с короткими аккуратными ногтями.       — Может, я могу вам помочь, офицер… майор, — громко зашуршала газета, скрипнул стул, и продавец встал прямо напротив него, по ту сторону прилавка, постукивая пальцами по стеклянной витрине. — Что вы ищите?       — Кольцо, мне нужно обручальное кольцо, — машинально ответил Джаспер, уже, на самом деле, собираясь уходить.       — О, поздравляю, — фраза звучала отрепетированной и наверняка уже в сотый раз. — Золото? Серебро? Камни?       — Что-то неброское, но изящное, — он пытался подобрать правильные слова, чтобы описать свои не оформившиеся представления, но получалось откровенно плохо. Он на самом деле понятия не имел, какое кольцо хотел бы видеть на пальце Джослин. И что бы хотела она сама.       — Как на счет этого, золотое, пятьдесят шестая проба, и маленький аметист, — продавец протянул маленькое колечко с фиолетовым камнем. Вполне неплохое, но на фоне яркого камня само золото выглядело обычной медью. Джаспер повертел его в руках и вернул обратно. — Серебро и гранат, необычное сочетание… — уже протягивал следующий товар продавец.       Он просмотрел добрый десяток колец, даже с бриллиантами, совершенно не впечатлившими его, да и позволить в данный момент он их не мог, поэтому лишь вежливо кивал, пытаясь понять, что же именно ему нужно.       — Что-нибудь посветлее и почище, — размышлял тихо вслух он, вертя в последних лучах солнца серебряное кольцо с какой-то странной вязью. Неужели тут весь металл потускнел…       — Светлее вы все равно нигде не найдете, майор, при всем уважении, — с легкой обидой произнес продавец. — Монетное серебро самой лучшей пробы, — Джаспер только хмыкнул и протянул обратно кольцо. Продавец открыл несколько ящичков, стуча и грохоча. Его лысеющая макушка то и дело мелькала над прилавком. — Вот, есть кое-что. Для самых привередливых. Все равно его уже вряд ли заберут, — пожевав губами и немного помедлив, тот протянул ему еще один образец.       Джаспер, заинтригованный, взял из протянутой руки слегка потертую голубую, даже скорее бирюзовую коробочку с напечатанным названием фирмы, которое ему ни о чем не говорило. Внутри лежало самое обыкновенное, без каких-либо камней, абсолютно гладкое и ровное серебряное кольцо. Серебристо-светлого оттенка, словно его только что начистили. Идеальный цвет, именно то, что он и хотел, но не мог никак представить. Оно отлично будет смотреться на загорелой коже Джослин, чуть оттеняя ее льняные волосы. Он поднес кольцо ближе, просто из дотошности пытаясь найти изъян, но ничего не находил. На внутренней стороне была выгравирована проба, короткое название фирмы и год: 925, T&Co, 1861.       — Стерлинговое серебро, офицер, девятьсот двадцать пятая проба. У нас такие почти не выпускают. Только в Британии.       — А это тогда откуда? Оно ведь не с прилавка, — Джаспер с подозрением посмотрел на продавца.       — Заказ из Нью-Йорка. Привезли как раз аккурат в день Самтера. Но за ним так и не пришли. Вроде как больше и некому приходить. Лежит с тех пор, пылится.       — Тиффани, — прочел он название на коробочке. — Никогда не слышал…       — Известная контора на севере. У нас почти ничего не продавали. Только свой каталог присылали. А теперь и этого нет. Слышал, что теперь они саблями больше да медалями занимаются. Так что считайте, единственный экземпляр.       — И сколько стоит? — Джаспер внимательно смотрел на продавца, почти уверенный что тот сейчас заломит баснословную цену.       — Двадцать долларов, столько оно стоило до войны, — не моргнув глазом, выдал тот.       — Двадцать долларов? — Джаспер даже хохотнул. Для серебра это была запредельная цена.       — Это цена в прежних, союзных деньгах. В долларах Конфедерации…       — Не надо, — он махнул рукой. — Я понял. И цена непомерно завышена, — с добродушной улыбкой, абсолютно уверенный в своей правоте, говорил он.       — Так стерлинговое серебро же, говорю. И Тиффани…       — Я заплачу вам союзными долларами, — снова перебил Джаспер и почувствовал воодушевление продавца, чуть наклонившегося к нему. Оно и понятно, в нынешнее время конфедеративные бумажки почти не имели ценности, зато доллары Союза всегда можно было выгодно обменять в любом банке. — Но не больше семи, — вообще-то у него было все необходимые двадцать долларов, выиграл у одного пленного полковника в карты, но отдавать их просто так он не собирался.       — Семь долларов? За Тиффани? Да вы, наверное, шутите, офицер, — снова эта легкая снисходительность в тоне и лице, которую он почувствовал в свой адрес. И нахмурился, но продавец гнул свое. — Это вам не какой-то там местный ширпотреб…       — Вы считаете, что местные не достойны стоять в один ряд с северными производителями? — теперь уже Джаспер напустил снисходительности и, прищурившись, внимательно посмотрел на продавца.       — Сэр, это же Тиффани, — ах, уже и «сэр» появился. Джаспер улыбнулся про себя, внешне продолжая серьезно буравить продавца взглядом. — Пятнадцать долларов.       — Понятия не имею, кто это такие, — кольцо он так и не выпускал из рук, твердо убежденный, что получит его сегодня и сейчас. Даже коробочку легонько накрыл ладонью, когда рука продавца потянулась за ней. — Какие-то северные ребята, которые очень далеко от нас… Восемь долларов.       — Известная фирма, сэр. Они, между прочим, изготовили целое колье для нашей первой леди в день инаугурации президента. Тринадцать долларов и не меньше.       — Какую еще нашу первую леди и какого еще президента? — Джаспер, словно гончая, почувствовал последний рывок продавца, и однозначно, ошибочный. Не стоило ему этого говорить. — Что-то не припомню, чтобы жена НАШЕГО президента Дэвиса разгуливала в каком-то колье. Или вы симпатизируете янки и Линкольну?       Продавец совсем стушевался, чуть опустив глаза и недовольно жуя губы. Джаспер про себя тихонько посмеивался. Плевать он хотел, какие леди в чем ходили и чьи они были жены, хоть самого Наполеона. И однозначно ему было все равно, каких взглядов придерживался этот ушлый торгаш. Он бы никогда и не обратил внимания на подобные слова, но сейчас чувствовал, что на это можно давить. Он всегда умел торговаться, находить подход к людям. Сейчас это было проще простого — бедолага-продавец сам сдал ему все карты в руки, Джасперу оставалось только побить их своими козырями.       — Что вы такое говорите, сэр, майор, ни в коем случае. Так, просто к слову пришлось. Не подумайте ничего такого, сэр.       — Очень хорошо, сэр, — его лицо все еще оставалось бесстрастным, только глаза выдавали веселье. И он преувеличенно внимательно разглядывал кольцо, которое нравилось ему все больше. — Девять старых добрых американских долларов, и мы будем в расчете. Вы не прогадаете, — он уже сам чувствовал себя продавцом, кожей ощущая неуверенность и легкую досаду оппонента.       — Десять долларов. Это все-таки редкая вещица, сэр, — предпринял последнюю попытку продавец.       — Десять так десять. Идет, — уверенно и солидно кивнул Джаспер, а затем немного смягчился и улыбнулся, чтобы закрепить хорошую сделку. — Это отличная цена, сэр.       Он протянул резко выдохнувшему продавцу зеленоватые бумажки, пытаясь сохранить строгое лицо офицера, который мог покарать за неосмотрительность и дерзость. Коробочка с кольцом уже надежно покоилась у него в руках. Десять долларов, конечно, все равно была довольно высокая планка для серебра, но он был доволен. Это кольцо того стоило. Оно могло стоить и всю двадцатку. Почти наверняка. Он бы даже заплатил бы эти деньги, если бы продавец был слегка более твердым, чем казался на первый взгляд.       — Всего хорошего, сэр. Уверен, вам оно принесет больше счастья, чем тому, кто его заказывал, — напоследок сказал продавец.       Джаспер обернулся, настороженно оглядев того. Ему на секунду показалось, что в голосе послышалась издевка, в отместку за их спор, но лицо мужчины скорее выражало уважительное понимание и интерес, ничего более. Просто показалось.       — Уверен, так и будет, — улыбнувшись, твердо ответил Джаспер и вышел за дверь.       Снова пахнуло теплом и влажной духотой. Солнце почти скрылось за горизонтом, и сумерки окрасили все в приглушенные тона. Стало совсем чуть-чуть прохладнее, почти незаметно, но все же ветер уже не казался сухим и горячим, а воздух больше не рябил от жары. Джаспер вынул из фирменной коробочки кольцо, еще раз осмотрел его со всех сторон, удовлетворенно вздохнул, представив, как оно будет смотреться, когда он наденет его на красивый тонкий палец. И спрятал колечко во внутреннем кармане жилета, выбросил коробочку в проехавшую мимо телегу с дровами. Так все надежнее будет.       Башенные часы пробили семь. Джаспер схватил узду Ориона, запрыгнул уже на ходу, и стремительно выехал из города. Ветер нес ему в лицо запахи пустоши и сухой земли со сладким оттенком бабочкиной травы. Все остальное осталось позади, в Хьюстоне. Он скакал все быстрее, въезжая в наступающую темноту. Сабля часто постукивала по сапогу, прохладный ветерок приятно обдувал шею и щекотал затылок волосами, норовил сорвать шляпу, но та держалась крепко.       Джаспер улыбался сам себе, чувствуя твердое колечко у самой груди. Интересно будет увидеть лицо Джо, когда он будет медленно и аккуратно надевать его ей на палец. На этот раз он постарается сделать это не в конюшне. Может, улучит момент и быстренько отведет к тому большущему дубу на холме. Столько воспоминаний с этим местом…       Впереди медленно оседали клубы пыли, уже не такой густой и высокой. Его ребята проскакали здесь не так давно. Если поднажать, то он нагонит их через десять, самое большее пятнадцать минут.       Ночь стала совсем непроглядной. Здесь, на Юге, темнота наступала стремительно и резко. Но Орион уверенно ориентировался и вел его вперед. Камушки так и отскакивали из-под копыт. Хьюстон был уже далеко позади. Осталась только вечерняя темная пустошь и он.       Джаспер вглядывался в черно-синий полумрак, видя острые силуэты кустиков и хилых дубков, невесть как затесавшихся в этой местности. За быстрым ритмичным стуком копыт послышалось приятное журчание мелкой речушки. Звук немедленно вызвал желание окунуться в прохладную воду или хотя бы вылить на себя горсть, но Джаспер даже не думал останавливаться. До последнего поезда оставалось не больше пары часов, следующий будет только утром. А он не хотел ждать.       Впереди изъезженной вдоль и поперек дороги показался силуэт в длинной юбке. Джаспер прищурился и притормозил Ориона на всякий случай. Не хватало еще впопыхах сбить какую-то девицу, сдуру вышедшую на ночную дорогу. Через несколько десятков метров силуэт обрел четкие очертания высокой женской фигуры, стройной и статной. Она стояла на обочине, опустив руки и смотря в его сторону. Джаспер по обыкновению осмотрел все вокруг, ожидая увидеть повозку, кибитку или хотя бы лошадь. Возможно, дама просто отстала от их группы беженцев или с опозданием тронулась в путь. Но ничего похожего не было.       Он окончательно остановился, внимательно глядя на женщину, лица которой он не мог разглядеть в темноте. Была она молодой или старой, красивой или нет… Только темный овал лица, слегка неопрятное платье и странная неподвижность тела — она будто с легкостью стояла в одной позе, не замечая неудобства. Только сейчас он заметил еще два женских силуэта, стоявших позади. Хотя мог богом поклясться, что еще минуту назад их не было. Но чего только не привидится в темноте.       Джаспер еще мгновение помедлил, а потом спешился, продолжая внимательно наблюдать за уже тремя женщинами. Все это казалось ему странным. Ночь, безлюдная пустошь, он и эти трое… В теплом застоявшемся за день воздухе витало нечто эфемерное и неуловимое. Нечто знакомое. На секунду ему показалось, что он снова стоит у входа в узкую пещеру, откуда задувал стылый сырой поток воздуха, будто южный ветер, проходя сквозь камень, терял все свое тепло внутри.       Эти дамы попали в беду?       Мысль показалась ему на редкость бредовой — весь вид женщин почти кричал об уверенности и силе. Все трое твердо и непоколебимо стояли и смотрели на него.       Наверное, стоило им помочь...       Обычно он, не задумываясь, шел на помощь. А тут как будто все было на лицо. Но внутри ворочалась неуверенность и даже робость. А нужна ли им вообще его помощь… Джаспер моргнул. Что за глупость. Разумеется, он поможет им. Это же всего лишь три леди. Посреди пустоши. Ночью. Мало ли, что могло случиться.       Джаспер подавил в себе странные сомнения и шагнул вперед, сняв шляпу. Внутри продолжало ворочаться непонятное чувство знакомой тревоги, заставляя шарить глазами в поисках опасности. Орион недовольно переступил ногами, громко фыркая и обдавая его спину теплым дыханием, натягивал поводья, которые он все еще держал в руках. Возможно, стоило вскочить обратно на коня и скакать прочь, но бросить трех дам, пусть и в весьма сомнительной ситуации он не мог.       Джаспер положил ладонь на рукоять пистолета, готовый ко всему, другой рукой прижимая к себе шляпу. Еще шаг к неподвижно замершим фигурам. Если бы не ветер, легонько шевеливший их длинными волосами, он принял бы их за статуи. Внутри уже звенело от напряжения, как будто он снова был на поле боя и, затаив дыхание, ждал звука трубы, чтобы начать атаку.       — Могу я вам помочь, добрые леди? — наконец, он вспомнил элементарные правила вежливости.       — Как… как тебя зовут, солдат? — с сильным испанским выговором произнесла одна из них. Голос был низковатым, глубоким и очень красивым. Он был почти уверен, что таким же красивым, как и его обладательница. Но в проклятой темноте не видно было ни зги. В ее голосе слышалось волнение и нетерпение. Джаспер чуть шевельнул шеей, будто бы избавляясь от холодной хватки тревоги. Что-то было не так.       — Майор Джаспер Уитлок, мэм, — чуть склонил голову в знак уважения, но подходить к ним уже не спешил. Воздух будто снова стал плотным и даже начал рябить, как это было днем, в жару и пекло. Джаспер моргнул несколько раз, пытаясь прогнать тянущее чувство под ребрами, сердце стучало все быстрее, словно знало то, чего пока не понял он.       — Джаспер Уитлок, — тихо повторила она и кивнула, пока двое других что-то шепнули ей, склонившись к самому уху. Он не расслышал это шелестящий шепот, похожий на звук перекати поле или мелкого песка, сыплющегося сквозь пальцы.       — Вам нужна помощь, мэм? — еще раз моргнул, и вздрогнул, когда женщина оказалась стоящей прямо перед ним, в одном крохотном шаге. Будто бы появилась из воздуха, а он даже не заметил ее приближения.       Теперь он мог видеть ее лицо, смуглое и в то же время слишком бледное для здешних мест. Под тонким слоем загара проклевывалась мертвенная белизна, создавая в итоге причудливый цвет, который он не мог описать. Мелькнула быстрая мысль, что надо будет при случае спросить у Джо — та с ее наметанным глазом художника наверняка знала гораздо больше оттенков, чем он. Плавные и весьма красивые черты лица идеально гармонировали между собой, казалось, не было ни единого изъяна в этой совершенной красоте. Джаспер на секунду залюбовался необычной внешностью, холодной и почти замершей.       Темные глаза оценивающе осматривали его, заставив почувствовать себя неуютно. Эта женщина, несмотря на необыкновенную красоту, ему не понравилась. Было в ней что-то неправильное, нечитаемое с первого взгляда, но на глубинном интуитивном уровне отталкивающее и даже пугающее. Да, она была, бесспорно, самой красивой женщиной, что он когда-либо видел, но она ему абсолютно точно не нравилась.       Джаспер уже хотел было отступить на шаг, чтобы соблюсти приличное расстояние. Говорить можно было и не стоя так близко. Но изящная рука с небывалой силой остановила его, ухватив за плечо.       — Мэм? — он все еще сохранял остатки вежливости и учтивости, хотя единственное, что хотел, это со всей силы оттолкнуть женщину и позорно мчаться прочь отсюда. Почему-то ему казалось, что это нисколько не будет предосудительным. Не с этой странной дамой. Внутри зазвенело с удвоенной силой, как пронзительный сигнал тревоги. Только сейчас ему пришло в голову, что опасность была не где-то в неопределенном вокруг, а совсем рядом, в шаге от него. В глазах этой женщины, который на мгновение сверкнули алым.       — Я надеюсь, что ты выживешь, Джаспер Уитлок, — быстро шептала она, приближая свое лицо, а он был не в силах вырваться из этих тисков. Буквально. Ее рука намертво вцепилась, не давая даже двинуться, пригибая его ниже и причиняя боль. — Мне нужна будет твоя помощь. У меня на тебя очень большие планы.       Какие еще, к дьяволу, планы! Что за проклятая чертовщина тут творится!       Джаспер хотел крикнуть ей в лицо и хорошенько встряхнуть. Что несла эта, кажется, безумная, пусть и очень красивая, женщина. Единственный план, который он мог бы ей предложить — это препроводить со всем уважением в лечебницу для душевнобольных в Галвестоне. Там ей помогут.       Но не смог сказать даже слова. Едва он открыл рот, как случилось вообще что-то из ряд вон выходящее. Женщина резко притянула его к себе и впилась зубами прямо в шею. Джаспер охнул, почувствовав острую боль, тут же стихнувшую, став приглушенной. Это перешло все границы. Он хотел отодрать от себя эту сумасшедшую. Целую долгую секунду он именно это и собирался сделать. А потом из него вышибли дух вместе со всеми мыслями и чувствами.       Боль шандарахнула его кувалдой, двумя кувалдами, какими бывало орудуют кузнецы. И они со всей силы сплющили его тело с обеих сторон, а потом отделились, забирая с собой ошметки прилипшей плоти и костей, отрывая лоскуты рваной кожи. И снова ударили то, что осталось, ничтожное и обезображенное тело. И били снова, и еще, и еще. Пока не осталось ничего, кроме боли. Даже желанию скорого конца и благословенной смерти не нашлось места. Только боль. Пульсирующая и горячая, как тысяча адских костров.       Каким-то чудом он услышал ржание Ориона, удалявшееся в этом океане боли и таявшее где-то вдали. Быстрый разговор на испанском, который он даже не пытался понять. Свист ветра, приносивший только еще большую боль, как будто с него содрали заживо кожу, и теперь любое, даже самое невесомое касание, приносило муку.       Возможно, ему все это только казалось. Невозможно было разобраться в этой какофонии голосов внутри и снаружи, которые кричали только болью. Наверное, так мог бы выглядеть ад. Или это и был ад.       Реальность и бред. Прошлое и настоящее. Все слилось в единый поток, проносившийся перед его закрытыми глазами. А вокруг по-прежнему царила боль. Она била и плавила его на одной монотонной ноте, все тело, даже кончики волос приобрели чувствительность. Каждый волосок на теле болезненно ныл и мучил его. Даже глазами двигать было больно, но это было хоть какое-то новое ощущение в сплошной одинаково жуткой мучительной пытке. До этого он даже не знал, мог ли он шевелить хоть чем-нибудь.       Джаспер снова попытался подвигать глазами, невидяще, словно новорожденный котенок. Боль была просто адская, нестерпимая, но он продолжал. Это давало ему надежду, что он все еще материален, что тело все еще есть, оно не разбито и не растерзано огромными кувалдами в кровавое месиво.       В красно-черном мареве боли, начали появляться блеклые пятная лиц, смутно знакомых, что-то говорящих ему. Утешающих и просящих. Ему не нужно было утешение, он лишь хотел, чтобы все это прекратилось. Или не хотел — на желания не оставалось сил. Призраки прошлого или видения будущего продолжали крутиться ярмарочной каруселью. Он не мог долго сосредоточиться на них. Смех и тихий шепот, лай собаки и ровный спокойный голос, который всегда заставлял его собираться с силами. Голос… Джаспер попытался сосредоточиться на нем.       — Джаспер, это ведь не будет похоже на учебу. Все совсем не так, как в книгах…       Лицо отца, строгое и суровое, всплыло и пропало.       — Боишься?       — Еще чего…       Громкий смех и быстрый бег сквозь душистое разнотравье, мелькнувшее цветными пятнами где-то на задворках памяти. Что это такое, разве это уже не было, давно, еще до войны…       — Кто последний, тот лошадиная задница…       Точно, Алекс. Отец. Они ведь его ждут. Должно произойти что-то важное. Они его ждут.       Джаспер задвигал глазами быстрее, пытаясь в боли найти ответы, потому что монотонное пламя, пожиравшее его, медленно и мучительно, вводило в какое-то оцепенение всего: тела, чувств, мыслей. Он словно каменел, замурованный в склепе из вечного, бесконечного пламени. Он цеплялся изо всех сил за жалкие осколки своего прошлого, почти плюнув на боль. Рано или поздно она ведь должна была закончиться. Он держался только на этой мысли. И на стремительно мелькавших образах людей, мест, событий.       Внезапно появилась какая-то опора. И он вновь смог ориентироваться в своем теле. Кажется, он где-то лежал. Боль не прекращалась ни на секунду, даже стала сильнее от соприкосновения обожженного и освежеванного до мяса тела с чем-то. Это незнакомое нечто кололось и впивалось в него острыми иглами, а шуршащий звук терзал его слух до зубовного скрежета. Он лежал на чем-то мягком и одновременно остром, неудобным, мучительном.       Джаспер, как безумный, двигал глазами. Он даже не мог утверждать, были ли они закрыты. Все кругом было в кроваво-красном мареве с черными вспышками и пятнами.       — Кто последний, тот лошадиная задница… задница…       — Все не так, как в книгах…       — …не может быть красивее Эллы… Эллы…       — …наш сын все решил…       — …мою двоюродную тетушку тоже звали Джослин… Джослин…       Мягкий голос матери прорезал его сознание подобно грому. Ее лицо, тревожное и смиренное, заслонило собой все остальные. Она сказала что-то про Джослин. Имя отдалось новой волной боли. Больше не было монотонности. Теперь боль заиграла десятками оттенков и полутонов. Он не знал, что его тело способно было такое чувствовать, что вообще такое можно было чувствовать. Со всех сторон его толкало и кололо, обжигало и рвало. Как будто к его собственной, уже привычной боли добавились десяток других, чужих, звенящих в нем надломленными голосами и сиплыми криками. Джаспер теперь мечтал вернуть ту монотонную одинаковую боль. Пусть будет как прежде, пусть будет больно как прежде. Это всяко лучше, чем то, что было сейчас. Словно на него навалился целый мир пыток и страданий всего человечества. Потому что сейчас это вышло на какой-то новый уровень, расширилось до размеров маленькой вселенной, поглощавшей и затягивавшей его.       — … Джослин Антония Винтер… не окажешь ли мне честь…       — Джо? А полное имя?       — Джослин Винтер…       Светловолосая девушка, красивая, в соломенной шляпке и насквозь мокрым лифом платья хмуро смотрела на него, пока ее образ не расплылся к багровом красном.       Джослин Винтер. Он помнил ее. Он любил ее. Он обещал вернуться к ней. Джаспер почувствовал, как ладонь кольнули острые шипы, пронзая насквозь мышцы, кроша кости. Он что, сдавил в кулаке горсть стекла? Тихий шуршащий звук, и острые иглы-колья уже вонзались ему в шею. Он попытался увернуться от них. Ему нужно было к Джослин. Ее льняные волосы мелькали где-то впереди, а он бежал за ними, пытаясь ухватить хотя бы кончик. Запахло резко прелым сеном.       — … я хочу, чтобы было по желанию, по любви…       — …для меня выбора не стоит…       — …я бы этого хотела… быть с тобой… до конца…       Конюшня. Они были в конюшне. Или это происходило прямо сейчас? Иголки, колья и шипы тыкали его с новой силой. Запах сена прорывался среди болезненных всполохов. Он лежал на соломе. Ему так казалось. А светлые волосы все развевались вдали, и он никак не мог их ухватить. Он больше всего на свете хотел коснуться ее волос. Почему-то ему казалось, что тогда все закончится, наладится, он будет спасен. Какое безумие и бред.       — …Линкольна убьют… война проиграна… мы проиграем…       — …Джослин, я скучал…       — …Джаспер…       Все замельтешило, растворяясь в алом, красном, багряном, рубиновом. Внутри бухало и корчилось нечто. Джаспер хотел выковырять это из груди. Голова разрывалась, словно ее распирало изнутри, в ушах стоял дичайший звон. Кровь кипела и бурлила, грозя выплеснуться из его тела. Пальцы ломило, они ломались и срастались, ребра трещали, в горле разгорался пожар, спускавшийся вниз и поглощавший все внутренности. Хотя от них вроде бы ничего не осталось еще после первого удара кувалдами. Теперь он чувствовал все, каждую клеточку тела. Боль отделяла одну часть от другой, вырисовывала его контур, будто выжигало каждый нерв по отдельности. Боли было столько, что ее с лихвой хватило бы и на десятерых. Разве один человек способен выдержать такое… Джаспер устал. Боль била и измывалась над ним, а он просто лежал, не способный дать никакой отпор. Боль была внутри, его собственная, почти родная. И снаружи, какая-то другая, не его, чужеродная, отвратительная, как будто он надел одежду с незнакомого мертвеца. Хотелось немедленно скинуть, но она уже прилипла, въелась в кожу, срослась с ним.       — …просто Джо…       Кто такой Джо? Кажется, это какой-то светловолосый парнишка из его прошлого… Светлый локон, мягкий и невесомый, коснулся его щеки, но выскользнул из пальцев, едва он попытался поймать его. Ну же, еще чуть-чуть… Кажется, он хотел поймать этот неуловимую прядь.       — …Джо, на самом деле…       — …Джаспер… я буду ждать…       — …ты только дождись…       Кто такой Джаспер? Стало заметно тише внутри. Он только сейчас заметил, как шумно было все это время в нем самом, как будто он слышал все, что творилось у него в теле, и вне его. Шум крови, биение сердца, дыхание — абсолютно все. А теперь все почти затихло, погрузилось в благословенное ничто. Это было еще хуже. Путь уж лучше вернется боль. В ней хотя бы были какие-то люди, слова, имена. Был он сам.       — …Джо…       — …Джаспер…       — …Джо… Джа…       Он силился вспомнить и вернуть хоть одно лицо или имя. Но все поглощала чернота. Где-то вдалеке ярким светлым пятном промелькнул льняной отблеск и исчез в кромешной тьме. Он что-то крикнул и эхо невнятно вернуло ему его крик:       — …Джо… Джа… Джо… Джа…       Что это вообще значит? Что происходит?       Боль резко прекратилась. Вся. Он лежал в полнейшей темноте и тишине. Единственное, что нарушало ее — затихающие быстрые, судорожные удары, словно кто-то отчаянно бил в барабан, как будто от этого зависла его жизнь. Все быстрее и быстрее, у самого уха. Прямо внутри него. Звук нарастал, набирал силу и мощь, а потом, достигнув высшей точки, резко затих. Он с волнением ждал следующего удара, он должен был быть, обязан, но, похоже, барабанщик не выдержал. В жуткой тишине он не слышал даже своего дыхания. Или он просто не дышал?       Все закончилось? Он не знал, что делать дальше. Должен ли он что-то делать?       Громкий, оглушительно громкий писк и быстрое копошение заставили его резко распахнуть глаза. Так могла бы пищать мышь возле самого его уха. Он все еще был окружен кровавой пеленой, но звуки ворвались в тихий мир, наполнив его шуршанием, свистом, шипением. Даже воздух, казалось, издавал свой собственный едва слышный гул, а в глубине земли шло бесконечное движение, отдававшееся в нем легкой непривычной вибрацией. Он чувствовал абсолютно все. Вокруг него теперь было полным-полно звуков, весь мир состоял из них. И только внутри него стояла неестественная тишина.       Кроваво-алая пелена играла сотнями оттенков красного, он даже не знал таких цветов, их названий, даже не подозревал о том, что они существуют. Где-то на периферии зрения снова показался светлый проблеск, будто чьи-то волосы мазнули его по лицу, приятно и успокаивающе. Он инстинктивно хотел продлить это ощущение, но оно растворилось в сплошном красном, оставив только пустоту и горькую, призрачную боль, которую нельзя было почувствовать, но ему все равно было больно.       Он поморщился, плавая в кровавом мареве. Целое море красного. Одно слишком быстрое моргание, пелена растворилась без следа. И мир обрушился на него во всей своей полноте, едва не ослепив.       Он продолжал лежать, неподвижно, словно каменное надгробие. Наблюдал, изучал, поражался. И без остановки впитывал все, что видел, слышал и чувствовал.       Тихий, но отчетливый шепот, скрип дерева, шорох соломы, писк мыши, еще множество того, что он не мог распознать.       Кружащаяся в воздухе над ним пыль, колыхание тонкой паутины под крышей, сотни трещинок в досках и балках наверху, мелкие жучки, бегающие по ним. Он мог бы разглядывать это вечно.       Страх, замешательство, настороженность, удивление, беспокойство, тревога, волнение, гнев и что-то еще… странное желание, почти необходимость, как вода в пустыне. Жажда. Голод.       Что это такое? Это все его? Но он точно не боялся, скорее был заинтересован.       Что с ним произошло?       Где он?       Кто он?       Последний вопрос его испугал, теперь он почувствовал страх, другой, не такой, как до этого, будто бы извне. Этот страх бил набатом прямо внутри него, под самыми ребрами, отдаваясь в солнечном сплетении. Он резко сел, оглядываясь и оценивая обстановку. Готовый ко всему. Мир даже не дрогнул, оставаясь кристально четким, до безумия ясным и полным.       Дверь напротив него была освещена лунным светом, проникавшем сквозь многочисленные щели. За ней раздались мягкие осторожные шаги. Кому-то не терпелось зайти, он точно знал, что стоящий за дверью волновался и медлил. Непонятно, откуда, но он был в этом уверен. Кожей, нюхом, всем телом ощущал на себе его сменяющиеся чувства. Дверь начала открываться. Он приготовился. Он должен получить ответы. Немедленно. Прямо сейчас. Незнание порождало в нем страх. Страх перерастал в гнев. В голове, кроме мутной темноты и багряных всполохов не было ничего, ни единого намека на его жизнь. Изредка мелькало блеклое, размытое светлое пятно, то ли волосы, то ли лицо. Но все тонуло в дивном новом мире, открывшемся перед ним. И жуткой сумасшедшей жажде, будто он не пил вечность.       Дверь распахнулась, и он прыгнул, собираясь получить то, что хотел больше всего. Самого себя. И еще утолить жажду. И ему было абсолютно все равно, как он получит свое.

Конец второй части