Малолетка

      Саша сидела на переднем сиденье машины, отвернувшись к окну. За стеклом серый город тянулся бесконечной лентой: обшарпанные многоэтажки, деревья, обнажённые до веток и припорошенные снегом, редкие прохожие, спешащие куда-то, и машины, медленно ползущие по дороге. Её мысли блуждали, как эти прохожие, но возвращались к одному: правильно ли она поступила?       Блондинка не была уверена ни в чём. Это был чужой город, чужая жизнь, которую она не успела даже примерить, а уже начала сомневаться: правильно ли поступила? Она колебалась, правильно ли было сбежать со свадьбы, унизив отца, который гордился своим выбором жениха. Но могла ли она остаться? Будет ли здесь для неё место? Сможет ли она вообще найти его, если до сих пор всю её жизнь за неё решали родители? А теперь... теперь она должна была стать самостоятельной. Как? Она не знала.       — Золушка, ты что, обиделась? — голос Вадика, спокойный и насмешливый, вывел блондинку из этого лабиринта сомнений. Он мельком взглянул на неё, не отрывая рук от руля.       Саша торопливо смахнула слезу, надеясь, что он не заметил.       — Нет, всё в порядке, — тихо ответила она, стараясь говорить ровно, но голос всё равно дрогнул.       — Настолько в порядке, что ты сейчас разрываешься? — усмехнулся Желтухин. Его короткий смешок прозвучал как лёгкий укол, но он не был злым. Скорее, это было приглашение открыться, хотя сама девушка ещё не решилась на это.       — Золушка, — мягко протянул парень, но в голосе была уверенность, что она всё равно скажет. — Давай, колись. Я не стану осуждать. В худшем случае — позволю себе шутку для поднятия твоего же настроения.       Саша покачала головой, молча борясь с комком в горле, но, наконец, решилась:       — Я не уверена, что поступила правильно, — проговорила она сдавленным голосом. И тут слёзы потекли снова, горячими дорожками обжигая щеки.       Вадик прищурился, крепче сжал руль, и ехидства в его голосе больше не было:       — Ты бы хотела вчера лечь в постель с этим жирным старым извращенцем? Чтобы он к тебе притронулся? — в его словах сквозила жесткость, хотя он старательно подбирал слова, приемлемые для юной девушки.       Саша резко покачала головой, всхлипнув.       — Ну вот, значит, правильно поступила, — заключил он, и уголки его губ слегка дрогнули в слабой, почти невидимой улыбке.       Желтухин сделал паузу, выждал, а потом продолжил, уже мягче:       — Слушай, я много чего видел, и у меня было немало знакомых девчонок, но ни одна из них не решилась бы на такое. Золушка, ты даже не представляешь, насколько ты сильная.       Блондинка вскинула на него взгляд.       — Это не сила, — выдохнула она, слабо протестуя. — Это просто... глупость.       — Нет, — твердо возразил Вадик. — Это смелость. И не спорь. У них просто не хватило бы духу, а ты сделала шаг, который большинству кажется невозможным в свои восемнадцать.       Желтый, не отрывая взгляда от дороги, достал из кармана дубленки чистый носовой платок и протянул ей.       — Тебе же восемнадцать?       Саша промокнула лицо платком, впервые за день слегка улыбнувшись.       — Восьмого марта будет девятнадцать, — сказала она, вспомнив, как в детстве любила этот день за двойные подарки: к дню рождения и празднику.       Парень подмигнул девушке.       — Ты выбрала себе правильный день, когда родиться. Тебя в этот день вся страна поздравляет.       Улыбка блондинки стала чуть шире, а в душе словно потеплело. В его голосе не было ни насмешки, ни жалости — только искренний интерес и лёгкая, почти незаметная поддержка.       Машина плавно остановилась в темном дворе. Вадик обернулся к ней, и в его взгляде было что-то, что заставило её замолчать.       — Золушка, ты сделала правильный выбор, — наконец сказал он, не отрывая глаз от лобового стекла. Его голос прозвучал твёрдо, без тени сомнения. — Никто не имеет права ломать твою жизнь, даже твой отец. Ты себя не предала — и это главное. Всё остальное — фигня. Ты выкрутишься.       Его слова обрушились на неё волной облегчения. Она хотела ответить, но вдруг поняла, что в горле пересохло. Вместо этого она сделала шаг, который удивил их обоих:       — Можно я тебя обниму? — едва слышно выдавила она, с трудом сдерживая эмоции.       Вадик бросил на неё короткий, изучающий взгляд, но не успел ответить — блондинка наклонилась и крепко обняла его. Её тонкие руки, чуть дрожащие, обвились вокруг его плеч. Она чувствовала запах его кожаной куртки, пропитанной табаком и чем-то едва уловимо свежим, словно морозным воздухом.       — Я рада, что именно ты мой первый знакомый в этом городе, — прошептала она, пытаясь снова не разрыдаться.       Парень напрягся на мгновение, а затем слегка похлопал её по спине, словно утешая ребёнка.       — Дом, который тебе нужен, в двух кварталах отсюда, — неожиданно быстро и отрывисто произнёс он, осторожно отстраняясь. — Дальше сама.       Саша непонимающе посмотрела на него, но ничего не сказала. Её сердце болезненно сжалось от его резкости, но она только кивнула.       — Я поняла, спасибо, — смущённо пробормотала она, чувствуя, как покраснели её щеки. Она застегнула пуховик, перекинула сумку через плечо и, не глядя на парня, потянулась к дверной ручке.       — Если что-то нужно будет, — вдруг добавил он, не меняя интонации, — ищи меня там, где мы обедали. Кафе "Снежинка".       — Хорошо, — Саша подняла на него благодарные глаза и чуть улыбнулась. — И… извини, если я сделала что-то не так.       Вадик ничего не ответил, только слегка кивнул. Саша, придерживая подол платья, осторожно вышла из машины. Холодный воздух тут же обжёг лицо, а снежная каша под ногами чавкала, будто город тоже пытался выразить своё недовольство. Она медленно направилась по улице.       Желтухин следил за девушкой в зеркало заднего вида, пока она не скрылась за тяжёлой железной дверью подъезда. Убедившись, что никто за девушкой не идёт следом, он слегка расслабился и достал сигарету. Зажав сигарету зубами, он включил двигатель и, тихо выругавшись под нос, поехал в сторону, где его ждали собственные дела. Впрочем, в его мыслях всё ещё звучал голос Саши: "Я рада, что именно ты мой первый знакомый в этом городе".

***

      Вова не изменился. Таким она его и запомнила: принципиальным, смелым, решительным. Он всегда был человеком действий, а не пустых слов. Теперь Марат, младший из братьев, словно стал его отражением — тот же уверенный прищур, те же жесты, даже манера говорить. Только голос всё ещё юный, без привычной взрослой твёрдости.       Все трое — Вова, Марат и Диляра — объединились, чтобы убедить Кирилла позволить Саше остаться. Это далось непросто: отец был непреклонен. — Саша должна вернуться в Ленинград. Её ищут, — повторял он снова и снова. Но братья настояли, пообещав, что никто не узнает, где она находится, если её местонахождение останется в тайне.       Диляра, словно дождавшись момента проявить заботу, сразу же принесла девушке чистую одежду: мягкий кашемировый свитер и свободные серые штаны. Саша осторожно провела пальцами по нежной ткани, словно не веря, что может позволить себе это удобство.       — Хочешь принять ванную? — мягко предложила женщина, заметив, как девушка теребила подол чужого свитера, чувствуя себя чужой. — Ты ведь сутки тряслась в поезде, да?       Саша смущённо кивнула.       — Давай, освежись, а потом поужинаем. Всё будет хорошо.       Через час блондинка сидела на краю дивана, подогнув ноги под себя. Свитер оказался слишком большим, но тёплым и уютным, будто защищал её от воспоминаний. Девушка выглядела измотанной, но старалась держаться.       — Малая, как ты? — осторожно спросил Вова, присаживаясь рядом. Его голос, низкий и спокойный, действовал почти как обезболивающее.       Блондинка подняла глаза и едва заметно улыбнулась.       — Наконец-то я сняла это чёртово платье, — пробормотала она, сжимая кружку с горячим чаем.       Вова внимательно смотрел на неё, изучал, будто пытался понять, что творится у неё внутри. Он хотел спросить. О женихе. О том, как она решилась на побег. Но не стал торопить её. Вместо этого он положил руку ей на плечо, притянув ближе. Его хватка была твёрдой, защитной, будто он хотел заверить её, что ничего плохого не произойдёт.       — Ты для меня как младшая сестра. Не переживай, я тебя никому не дам в обиду, — произнёс он так уверенно, что ей захотелось ему верить.       — Спасибо, — тихо ответила она, опустив глаза. Потом добавила с осторожностью: — Я вам точно не мешаю? Если что, я... я постараюсь быть незаметной.       Вова хмыкнул, резко, но без тени грубости:       — Да брось. Ты же знаешь, мы своих не бросаем.       Он усмехнулся:       — Спать будешь на моей кровати. Я — на Марата, а он — на полу. Ему полезно, пусть знает, что такое настоящая мужская жизнь.       Блондинка невольно улыбнулась.       — Вот, видишь? Не вешай нос, малая, — Вова слегка подтолкнул её плечом. — Купим тебе пуанты, станок в угол прицепим, будешь балетом заниматься. Всё наладится, это я тебе обещаю.       Он наклонился и легко поцеловал сестру в макушку. Этот жест, такой простой, но полный заботы, вдруг согрел Сашу изнутри. Она закрыла глаза, ощущая, как в её сердце зарождается маленькая, но очень важная искорка надежды.

***

      Комната была полутёмной, освещённой лишь тусклым светом уличного фонаря, пробивавшимся сквозь плотные шторы. Саша лежала на кровати, плотно укутавшись в старое одеяло с узором ромбов. На полу, небрежно сложив руки за головой, устроился Марат.       — Вова у нас теперь в авторах, — заявил он с видом, будто сообщал величайшую новость.       Блондинка приподняла голову, её взгляд стал настороженным.       — В авторах? Он что, песни писать начал? — её голос прозвучал искренне, но слишком наивно для ситуации.       Парень тихо засмеялся, покачав головой.       — Автор — это авторитет, — пояснил он, добавив в голос тень раздражения, словно этот факт должен быть очевидным.       Саша нахмурилась и перевернулась на бок, чтобы лучше видеть брата.       — И что это значит? У него теперь своя банда? — осторожно уточнила она, стараясь не выдать ни осуждения, ни страха.       Марат пожал плечами, но его глаза сверкнули гордостью.       — Можно и так сказать. Но это больше. Вова — один из тех, кто принимает решения. Его уважают, к нему идут за советом. Если он сказал — так и будет.       Саша замолчала, её пальцы невольно начали теребить край одеяла.       — А кроме вашей… группировки… какие ещё есть? — нерешительно спросила она, сделав паузу, будто обдумывала, какое слово употребить.       Парень оживился, его тон стал почти хвастливым:       — Много их. Сколько районов, столько и группировок. У каждой свои законы, свои люди. Например, Жёлтый… — он замялся, будто оценивая, стоит ли говорить дальше. — Ну, Вадик. Он лидер "Дома быта".       Саша вздрогнула, едва услышав имя. Сердце на мгновение замерло, а затем заколотилось быстрее.       — Вадик? — переспросила она, пытаясь сохранить спокойствие. — А как он выглядит?       Марат прищурился, пристально посмотрев на сестру.       — А тебе зачем? — его голос стал подозрительным. — Ты с универсамовскими, поняла?       Девушка отвела взгляд, чувствуя, как румянец медленно поднимается к щекам.       — Просто… кажется, я уже с ним знакома, — тихо пробормотала она, кусая губу.       Парень резко поднялся на локтях, его взгляд стал тяжёлым.       — Что значит «знакома»? — голос звучал требовательно.       — Это было случайно, — быстро заговорила она, защищаясь. — Я не знала, кто он. Просто встретила его...       — Где? — перебил он, уже садясь, будто готовый к действиям.       Саша нервно сжала угол одеяла, чувствуя себя загнанной в угол.       — На вокзале. Он мне помог. Больше ничего.       Марат долго смотрел на сестру, оценивая правдивость её слов. Затем тяжело вздохнул и снова откинулся на пол.       — Смотри, малая, — сказал он уже спокойнее, но с явным предупреждением в голосе, — Вадик — не тот, кем кажется. Он может быть вежливым, но это ничего не значит. Просто держись подальше от дома быта. Ладно?       Саша кивнула, но внутри неё закипала странная смесь эмоций. Она понимала, что брат заботился о ней, говорил искренне. Но почему-то ей не верилось, что человек, который смотрел на неё с теплотой и назвал сильной, мог быть таким опасным.