Sensitive Stars

Пейзаж песчаного побережья пленил своей первозданной красотой. Облака быстро плыли по яркому небу, напоминавшему голубую лагуну. Казалось, стоило лишь протянуть руку, чтобы ощутить пушистое целующее прикосновение. Малышка на его плечах, будто вторя мыслям, вытянула руки вверх. Гарри сжал лодыжки в светлых колготках, отдаваясь смеху, подобно листопаду в цунами. «…шу вас сосредоточиться. Не забывайте, что послезавтра вас ждёт зачёт по магическим минералам…» Слева возвышалась скалистая арка, образовавшаяся миллионы лет назад. Внезапный порыв ветра мысленно взлохматил крону серебристого клёна на ней и волосы Гарри, а по водной глади пробежала рябь. Пространство оказалось заполнено тишиной разбивающихся о берег волн, щекочущим ощущением на голове и жаром песка на ногах. Гарри сморгнул набежавшие было воспоминания. — Простите, профессор, — рассеянно сказал он и откинулся на спинку плетёного кресла. Профессор Изабелла Мандерлей, молодая девушка с каштановыми волосами, кончики которых отливали малиновым оттенком, недоверчиво нахмурилась и скрестила руки на груди. — Мистер Поттер, мы отстаём от графика с прошлой недели, — отчеканила она своими тонкими накрашенными губами. Взгляд Гарри упал на цветочные клумбы, что выглядывали из-за перил веранды. Во дворе мать в белом платье, сияющем на солнце, поливала розовые кусты из палочки. Младшая сестра Гарри, Генриетта, сидела на коротко стриженном газоне в белоснежных колготках и жёлтом вельветовом сарафане. Вместо того чтобы продолжить лекцию, профессор выжидающе молчала. Следующий её взгляд оказался ещё более суровым, чем прежде. Гарри ощущал тяжесть в теле. Последние события и без того болезненно отзывались в висках. Поднимаясь с места, он прямо спросил: — Профессор, а нельзя ли перенести последнее занятие? — Теоретически это возможно, но мне необходимо обсудить ваше предложение с миссис Поттер, — строго ответила профессор. Ощутив на себе неодобрительный взгляд, Гарри показательно повернулся спиной к двору и взъерошил волосы на макушке, приобретая вид оборванца. На стену дома упал его теневой силуэт. — Понимаете, профессор, эта неделя выдалась трудной. Я решил провести свой последний день здесь наедине, — сказал он. Колеблясь, профессор произнесла: — Конечно, мистер Поттер… Тут Гарри воскликнул с благодарной улыбкой: — Тогда до следующего лета, профессор! — и отвесил лёгкий поклон. — Постарайтесь не забыть весь материал к зачёту, мистер Поттер! — хохотнула она и аппарировала с кожаной сумкой в руках. Решительным шагом Гарри направился ко входной двери их дома в Годриковой Впадине. Это был небольшой коттедж с традиционной соломенной крышей и причудливой планировкой в истинно английском стиле. Увитый розами портик простирался вдоль бежевого фасада, на котором располагались пять окон с решётчатыми переплётами и нежно-зелёными рамами. Гарри толкнул дверь и вдохнул аромат мяты, смешанной с полынью. Сладкий и горький одновременно, травянистый и древесный, свежий и бальзамический. Дом был пропитан ароматом трав, не только гостиная, но и все вещи Гарри. Его мать и друг семьи Северус разрабатывали новую версию зелья сна без сновидений. Гарри задавался вопросом, как сновидения могли быть настолько страшными, чтобы не давать людям спокойно спать. Сам он не мог этого понять, поскольку не помнил ни дня, когда плохо спал, и любые сны, будь то плохие или хорошие, быстро растворялись в чертогах его памяти. В каждом помещении теперь стоял котёл. Новшество мать объясняла тем, что творческий порыв мог застать её когда угодно. Свою комнату Гарри модифицировать не дал, предпочитая сохранять её в качестве тихого и уединённого убежища в этом хаотичном доме. Комната Гарри, расположенная на втором этажа, в самом деле была его личной крепостью. На кирпичных стенах висела метла, на которой он летал в свободное от занятий время. В углу стояла кровать, выполненная из чёрного дерева с металлическими акцентами. Над кроватью висела металлическая сетка, удерживающая подвесные треугольные светильники. Большую часть времени в полупустой комнате стоял полумрак, и тусклый свет от ламп только подчёркивал холодную пустоту пространства. В самом конце комнаты, в тени, лежал раскрытый чемодан. Гарри направился к нему и поместил учебник по Истории Магии поверх остальных книг, которые предстояло изучать на первом курсе в Хогвартсе. Родители стремились приобщить Гарри к магии с юных лет. Так, уже на следующий день после первого магического взрыва Гарри, в дом были приглашены опытные преподаватели из лучших частных волшебных школ. Оглядываясь назад, Гарри с горечью осознавал, что помнил из своего детства лица педагогов ярче, чем лица собственных родителей. Несмотря на исключительные успехи Гарри, вызывавшие восхищение всех взрослых, он чувствовал себя обделённым вниманием родителей. Словно лист, сорвавшийся с дерева в бурную реку. Отец большую часть времени проводил на службе в аврорате, а мать путешествовала вместе с Северусом в отдалённые земли, собирая редкие материалы для зелий. Подойдя к одной из стен, Гарри приподнял постер с «Хелихедскими Гарпиями», скрывавший окно. Вид выходил на аккуратный и красочный передний двор, в котором он был несколько минут назад. Солнечный свет полоснул по его лицу. Младшая сестра резвилась в песочнице, как маленький ураган, о чём свидетельствовали щедро перепачканные песком ноги и размазанная по щеке грязь. Волосы, словно продолжение волос Гарри, пышно ниспадали до плеч и формировали славные кудряшки. Большие янтарные глаза блестели, а на веснушчатом носике виднелись крупные симпатичные веснушки. Мать присматривала за дочерью в паре шагов от песочницы. Она стояла так неподвижно, словно была живым воплощением молчаливой скалистой арки. Когда у Гарри появилась младшая сестра, ему было пять лет. Он отчётливо помнил свою первую с ней встречу взглядов, когда она рассмеялась. Дыхание Гарри перехватило, и он предчувствовал необратимые изменения: сердцебиение гулким эхом отдавалось в ушах, будучи таким иллюзорно громким, словно сердце Гарри уже не принадлежало ему, а стало частью родительского дома. Тишина и величие окутали его, словно в замедленной киносъёмке. В постели, застелённой старинным цветочным покрывалом, полулежала мать, бережно укачивая новорождённую. Когда же очередь дошла до отца, всё его отстранённое аврорское спокойствие уже давно развеялось, словно дым на ветру. Руки дрожали, и, несмотря на нежность, с которой он обнял свою дочурку, движения были резкими и потому нетипичными для него. Счастье искрилось в карих глазах, и даже складки между бровей будто разгладились. Таким Гарри не видел отца, пожалуй, никогда. Аккуратно перевернув малышку на животик, словно она была крошечной коалой, цепляющейся за ветку, отец заставил её заливисто рассмеяться. — Наше маленькое сокровище, — сокровенно прошептал он, его взгляд, полный любви и обожания, был прикован к дочери. В одно мгновение Гарри почувствовал себя нестыкующейся деталью в механизме, в этом семейном моменте новой расцвётшей жизни. Его сердце, казалось, было единственным, что он мог предложить, но теперь и оно казалось полым и совсем ничтожным. Менее чем за полчаса Гарри оказался лишённым всего хорошего, что когда-либо было в нём, один в огромной пустоте, под шум летнего дождя, стучащего по оконному стеклу. Улыбка задрожала, а к горлу подступил болезненный ком, точно кинжалы ревности резали его изнутри. Мысль, что его место заменит сестра, оказалась невыносимой. С окаменевшим лицом Гарри медленно повернулся и покинул комнату, отчаянно надеясь, что его исчезновение заметят. Колени подгибались от тяжести, и он прислонился спиной и обеими руками к ближайшей стене для опоры. Сердце разрывалось от мучительной боли, а будущее рисовалось туманным и неопределённым. Это жгущее чувство, будто часть его самого была безжалостно отнята, не покидала его до самой ночи. Боль была сильнее любого физического страдания, любого перелома, пережитого Гарри во время игры в квиддич. Ночью он лежал в своей кровати, ворочаясь и не находя покоя. Его ревность тоже расцвела, превратившись в одиночество, которое становилось всё более невыносимым с каждым днём. С течением времени присутствие Генриетты в жизни Гарри перестало быть чем-то чуждым. Он с удовольствием кормил сестру с ложечки, больше не прибегая к магии; по собственному желанию возился с ней, расчёсывал её мягкие волосы и придумывал для неё смешные и затейливые причёски. Вскоре он допустил её в свою комнату, где они вместе уплетали лакричные тянучки и обсуждали чудесных зверей. Однажды Гарри даже начал делиться с ней своей самой большой страстью — волшебством, приобретя репутацию фокусника за три тянучки. А вчера, во время прогулки по пляжу, сестра подарила брату необычный камешек, преподнесённый, как цвет его глаз. Гарри достал из кармана изумрудный камешек, изукрашенный контрастными кольцами и крапинками. Взяв его в ладонь, он почувствовал, как прохлада растекается по кончикам пальцев. Генриетта была его сестрой, и он любил её больше всего на свете.

***

Заря будила Гарри пронзительным визгом волшебной палочки. Комната озарилась ослепительными бликами, словно в ней прогремел искрящийся салют. С трудом продрав глаза, он резко встал на ноги. Не хватало ещё случайно заснуть, чтобы умная кровать опрокинула его на пол. Сегодня Гарри ждала школа. Знаменательный день. Сонный и облачённый в безразмерную чёрную пижаму Гарри поплёлся в ванную. Её выделяли тёмно-синие эмалированные стены и сверкающая латунная фурнитура. Заглянув в зеркало, Гарри смерил себя взглядом: атлетическое, подтянутое тело, широкие плечи, зелёные глаза и копна вьющихся волос, обрамлявшая лицо. С неизменным самодовольством он усмехнулся и нырнул под душ. Тёплый пар окутал ванную, затуманив все поверхности. Вышел Гарри уже облачённым в чёрные гольфы, классические брюки со стрелками и белоснежную рубашку с воротником-стойкой. Его волосы были зачёсаны назад, а на мизинце сверкал фамильный перстень Поттеров. Гарри держался неестественно прямо, точно проглотил палку. Охваченный внезапным порывом, он направился к массивному дубовому столу, взял изумрудный камень и невесомо поместил его в свой багаж. В этот миг дверь комнаты распахнулась. Гарри резко повернулся на шум, брови поднялись в удивлении. На пороге показалась Генриетта. На её бледном лице поднялась смущённая улыбка, которая делала её любые капризы безотказными. По чёрным колготкам и красному нарядному платью Гарри решил, что Лили уже собрала сестрёнку для выхода. — Я же говорил стучаться, — бросил Гарри и снисходительно улыбнулся. — Ну, входи. Генриетта приблизилась к Гарри и похлопала себя по колену. В ответ он безмолвно подхватил сестру на руки и взвалил на свои плечи, в ту же секунду почувствовав, как она дёрнула его за волосы. — Ты что это, вознамерилась косу мне плести? — рассмеялся Гарри. — Мне сегодня в школу нужно… — он снова ощутил дёрганье. — Я привезу тебе тянучек из Хогсмида. Должно же быть хоть что-нибудь хорошее, пусть даже оно будет единственным, в этом никчёмном Хогвартсе. Не пойму, зачем это всё, Генриетта. Как бы я ни хотел, но родители меня не оставят в покое. Даже Сириус. После того, как сестра заплела косу, она взяла прядь волос с затылка и заколола их вместе невидимкой. Затем она мягко похлопала Гарри по плечу, и тот осторожно опустил её на пол. Генриетта склонила голову, пряча глаза за кудрявой чёлкой. Гарри догадался, что она снимает с рук свои любимые розовые браслеты. — Я не надену их, — сказал Гарри, пошатнувшись. — О нет, нет-нет, — печально прошептала Генриетта. — Ладно, — уступил он, протянув руку. Сестра надела на него браслеты с разноцветными камнями. — Минералы обладают полезными свойствами. Кстати, я же прослушал последнюю лекцию… Принесу конспект из школы, — сказал Гарри. — Я знаю, ты не хочешь разговаривать. Но давай договоримся, что я буду писать тебе, а ты мне? Будем улучшать твой почерк. В этом году уйдёт много чернил, так что готовься. Генриетта покачала головой, развернулась и вышла из комнаты. Гарри проводил её взглядом, проследив за медленно закрывающейся дверью. Он понял, что сестра обиделась.

***

Словно призрачные, лица волшебников маячили в окнах ярко-алого Хогвартс-экспресса, что клубился паром, готовясь к отправлению. Гарри замер в толпе рядом с отцом, держась позади матери, которая заботливо прижимала к себе Генриетту. Чтобы облегчить переживания сестры, Гарри не стал портить причёску и снимать браслеты. Но та, уткнувшись в бежевое пальто матери, ни разу не удостоила Гарри взглядом. «Сниму их в купе», — решил он про себя, приосанившись. Из-под полуопущенных ресниц Гарри заметил семейство Уизли, которое выступало самым ярким рыжим пятном на платформе. Рядом маячила фигура Драко Малфоя в сопровождении родителей. Остальные лица в пёстрой толпе были незнакомыми и вызывали смутное чувство тревоги. Гарри чувствовал, как его сердце бешено колотилось в груди. Эта суматоха за пределами дома вызывала у него страх и неуверенность. Он подавил желание найти поддержку у отца, стараясь заглушить нарастающее внутри беспокойство самостоятельно. Гудок возвестил о готовности поезда к отправке. В тот же момент створки входных дверей распахнулись, и студенты один за другим хлынули внутрь. Гарри заметил, что многие первокурсники не уменьшили свой багаж, и потому не ждал быстрого окончания очереди. Вокруг поднялась какофония из птичьих криков, кошачьего мяуканья и даже кваканья лягушки. — Не спеши, — успокоил отец, положив ладонь на плечо Гарри в заботливом жесте. — Так и не хочешь в Хогвартс? — Не хочу, — признался Гарри с лукавой улыбкой. — Но это можно исправить. Отец издал возглас удивления и выжидающе склонил голову набок. — Я хочу стать ловцом. — На первом курсе? — воскликнула изумлённая мать. Даже Генриетта обернулась на Гарри. — Да, — твёрдо заявил он. Гарри летал не первый год и нисколько не сомневался в своём мастерстве. — Мы подумаем, — коротко ответил Джеймс, сохранив неразрешённую интригу. Веселье развеяло тоску Гарри, вызванную, в частности, годовым запретом на полёты. Хотя отец не дал прямого ответа, он был полон решимости добиться своего. Охваченный приливом энергии, Гарри крепко сжал кулак. Затем обнял отца, нежно поцеловал мать и тепло попрощался с Генриеттой. Он проверил содержимое потайного кармана, где хранился уменьшенный багаж, и забрался в поезд. Пробираясь по узкому коридору с изысканным ковровым покрытием, Гарри постоянно задевал плечами других студентов. Казалось, их чемоданы и клетки стучали прямо у барабанных перепонок. Теснота начала угнетать, когда внезапно в поле зрения появился свободный участок пути к заветному купе. Гарри решил воспользоваться моментом и беспрепятственно прошмыгнул внутрь. «Никого?» — с недоверием подумал он и расположился на клетчатом диванчике у окна. Через стекло виднелась платформа, и тут Гарри вдруг заметил Генриетту, энергично и прощально махавшую ему. Когда он обратил внимание на этот трогательный и одновременно грустный жест, знаменующий скорое расставание брата и сестры, лицо последней озарилось. В тот же миг поезд издал ещё один гудок, а затем неспешно тронулся с места. Гарри уронил голову на руку. Картины за окном сменяли одна другую, уступая место лиственному пейзажу, а в купе царила тишина. Оказавшись в этой обособленности и ощущая остроту разлуки с домом, Гарри жаждал общения. По иронии судьбы из всех студентов именно он находился в полном одиночестве, в то время как в остальных купе, вероятно, царила атмосфера весёлого предвкушения. Пойти самому искать знакомства с будущими однокурсниками представлялось Гарри чрезмерной смелостью. Мыслями он вернулся к недавнему дню рождения. Стрелки часов едва перевалили за полночь, когда мать с печальной улыбкой разбудила его, предложив попробовать тыквенный сок. Гарри никогда не пробовал этого напитка прежде и, к своему удивлению, нашёл его вполне приятным на вкус. Вечером того же дня отец подарил Гарри виниловую пластинку, и вместе с крёстным танцевал под неё до самого утра. «…Хогвартс не научит тебя магии, Гарри. Вернее, научит, но, только оказавшись в магическом мире, ты сможешь стать настоящим волшебником». Примерно так звучали отцовские слова в день, когда он вручил Гарри письмо о поступлении в Хогвартс. Теперь мысль о предстоящей жизни в неуютном замке, где через древние каменные стены, готовые обрушиться, свистят сквозняки, а в углах таятся густые тени, не вызывала у него такой паники, как раньше. Напротив, этот опыт казался необходимым. Решив насладиться своим гордым одиночеством в полной мере, Гарри изящно вынул палочку и прошептал: — Хорус. Из древка полились чарующие ноты, и потоки магии закружились спиралью, словно настоящая пластинка на проигрывателе. Волшебная мелодия заполнила купе Гарри, а затем, словно по цепочке, распространилась по всему Хогвартс-экспрессу. Прежде Гарри не замечал разговоров, но теперь весь поезд, казалось, замер, прислушиваясь к чудесным звукам.

***

Том пылал предвкушением долгожданной поездки. С тех пор, как в ободранную приютскую комнату шагнула профессор МакГонагалл и поведала о его истинном предназначении, он не находил себе места. Том с неутомимым рвением пытался познать непостижимую стихию магии, но тщетно. Стало ясно, что без учебных пособий достичь видимого прогресса он не мог. Как достать эти специальные учебники о магии, которых он не встречал ни в одной библиотеке, и на какие деньги их приобрести — он не находил ответов. Вывод рождал в нём некое беспомощное чувство, как если бы лапки несчастного воробья прилипли к ледяной трубе. Однако он знал, что этот мучительный период скоро закончится. Когда настало заветное время, Том делал всё возможное, чтобы привести в порядок свою одежду, предоставленную приютом. Он даже украл штаны у Билла, которые были ему коротковаты, но смотрелись относительно неплохо. Несмотря на усилия, внешний вид всё же выдавал в нём дитя нищеты. Носки с протёртыми пальцами и карманы, в которых распускалась чёрная нить, создавали дискомфорт. Тем не менее лёгкие неудобства не могли омрачить радость Тома в его первый день в Школе Чародейства и Волшебства. Это событие было поистине знаменательно. Поиск неуловимой колонны девять и три четверти оказался не менее сложной задачей, чем приобретение товаров в Косой Аллее. Разогнавшись, Том перестал что-либо видеть, и в следующий миг в уши ударили голоса людей, они же начертили картину перед его глазами, которая удивительным образом совпала с тем, что он увидел. Платформа со странным названием и в самом деле существовала. Том направился в менее людную часть перрона и поставил свой скромный чемодан прямо на стоптанные туфли. Вокруг сновали другие волшебники, поглядывая на него с беспокойством и любопытствуя о его родителях. Том вежливо отвечал: «Благодарю вас, сэр, всё в порядке», сжимая в кармане палочку. Когда прозвучал гудок, Том облегчённо улыбнулся. Пропустив вперёд небольшую группу из первокурсников, он без труда протиснулся сквозь толпу, волоча за собой чемодан, и поднялся в поезд. Зайдя в первое попавшееся купе, он надеялся провести остаток пути в священном трепете одиночества. В этот день Том позволил себе немного помечтать, ведь только в этот день он мог себе это позволить. Ожидания с треском не оправдались, когда в купе ввалилась троица закадычных друзей. Дорога обещала быть шумной. Том бросил на них презрительный взгляд и отвернулся к окну. Десять минут они непрерывно хохотали, пока один из них не обратился к Тому: — Откуда ты? Выглядишь жалко! Громкий смех вновь прокатился по купе. Тома охватило негодование от такого безобразного обращения. Находись они в приюте, он с огромным удовольствием подвесил бы их вниз головой. Кровь закипела в жилах. «Ты в поезде, — напомнил он себе. — Хогвартс, о котором ты мечтал весь последний месяц, уже совсем рядом». И словно по божественному провидению, мелодичная музыка наполнила поезд, мгновенно сбив всю спесь с хулиганов и освободив Тома от гнева. Музыка была завораживающей, и он признался себе, что никогда не слышал ничего столь прекрасного. Непроизвольно поднявшись с клетчатого дивана, Том отправился на звук, чтобы отыскать проигрыватель и послушать мелодию вблизи. В конечном итоге ноги принесли его к дверям очередного купе. За стеклом виднелись свободные диванчики, и не было ни единого признака, указывающего на то, что купе было занято. Дважды ударив костяшками кисти о дверцы, Том вошёл без приглашения. От картины, представшей перед ним, брови Тома взлетели вверх, а зрачки расширились от удивления. Проигрыватель оказался мальчишкой, что, вольготно расположившись на полу, колдовал. Из палочки струился золотой поток великолепной мелодии. Кисть другой руки крутила розовый браслет. У него были яркие зелёные глаза и странного вида косичка на голове. Неизвестный смотрел на него в ответ. — Признаюсь, не ожидал визита, — проговорил он. — Поскольку ты застал меня врасплох, я не буду подниматься. Том неловко прокашлялся и присел на край дивана. Мальчик представлялся ему виртуозом, что с такой простотой демонстрировал своё мастерство, от чего Тому казалось, будто и по его собственным пальцам начали путешествовать будоражащие искры. Такая сила в лице мальчика, несомненно, пригодится ему на первое время. — Том Реддл, — расчётливо представился он, пристально наблюдая за изящными и завораживающими движениями палочки. — Гарри, — отозвался мальчик, одним коротким взглядом оценив его с головы до ног. Том напрягся, вспомнив пренебрежительный вопрос в свою сторону: «Откуда ты? Выглядишь жалко!» Из-под воротника рубашки выглядывала бледная шея Тома. Тонкая, но выразительная линия челюсти и прямоугольный, слегка выступающий подбородок придавали его лицу характер. Казалось, оно было покрыто серебристым отливом, а тёмные глаза видели гораздо больше, чем могли выразить тонкие губы. Утончённая юношеская красота контрастировала со скромной одеждой, заставляя Тома выглядеть не столь внушительно, как подобало бы магу его дарования. Гарри решил, что Тому подошли бы совершенно иные наряды — более дорогие и изысканные, которые подчеркивали бы его неброскую, но благородную статность. Одежда, достойная не простого смертного, а чародея с большим предназначением. Будто запятнанный временем лепесток распустившейся сакуры, Том излучал особую притягательность наравне с коварностью. Призрачный, призрачный лепесток, несущий сходство в древних мистических сказаниях, повествующих о том, как в пору расцвета сакуры духи предков являлись в мир живых, проводя с собой тайны прошлого и надежды на будущее. В то же время на лице Гарри отражалось недоумение и подозрение. Хотел ли он, в самом деле, познакомиться с Томом поближе? Внезапно из коридора послышался скрипучий голос продавщицы сладостей: — Тележка со сладостями! Кому сладостей? С кислой улыбкой Том поднялся с дивана. Тихая музыка из проигрывателя наполняла пространство, чередующиеся мелодии не утомляли его слух. — П-подожди, — вдруг начал Гарри. Том обернулся на него через плечо. — Фокус, ха-ха! Произнеси «Алохомора» и обведи волшебной палочкой круг. Представь, как открывается дверь. С долей скептицизма Том повторил услышанное, и дверь поразительным образом распахнулась, что вызвало у него такого трепетное благоговение, от которого зашевелились волосы на затылке. — Нам, пожалуйста! — крикнул Гарри в коридор. После чего забрал игрушечный замок из рук продавщицы сладостей в обмен на несколько отчеканенных из серебра монет. Когда оказалось, что замок выдавал сахарные перья, Гарри предложил одно Тому. Тот внимательно изучил устройство, заинтересованный в его работе, но не в содержимом. — Благодарю, но откажусь. Там, где я рос, редкой сладостью была лакрица, — признался Реддл, поражённый собственной искренностью. Возможно, этот Гарри заслуживал узнать нечто о Томе в обмен на заклинание. Том почти не испытывал смущения. — Лакрица! — воскликнул Гарри, и Том дёрнулся от испуга. — Я тоже её обожаю. Сахарные перья слишком уж приторны. Сейчас я что-нибудь придумаю… Лампы бросали коричневую тень на лицо мальчика. Лихачил ли он беспечно, играючи закручивая гайку кончиком волшебной палочки, или находился в кураже, но его лицо будто бы нагрелось, зарумянилось, а взгляд сосредоточенно лежал на миниатюре Хогвартса. Окутанная тканью дорогих брюк, одна нога была согнута в колене, стуча графитовой с лоском туфлей по ковру. Другая нога покоилась в стороне, а тело Гарри слегка тонуло в мягкой обивке серо-синего дивана. — Подержи-ка, — монотонно проговорил он, вручив Тому палочку. Тут Том весь подобрался, глядя на неё, будто на холодное оружие, и не верил в наивность мальчика. Когда Гарри забрал палочку из раскрытой ладони Тома, он что-то прошептал невероятно тихо, почти благоговейно, и нажал кнопку активации механизма. — Только бы не взорвалось сиропом, — с мольбой прошептал он. Высыпавшаяся горсть из ворот игрушечного замка отнюдь не походила на сахарные перья. Это были чёрные продолговатые конфеты, внешне идентичные с лакричными. Придирчиво выбрав одну, Гарри неспешно поднёс её к губам и откусил. Том внимательно следил за его реакцией. Когда на лице Гарри разлилось бесконечное самодовольство, Том тоже положил конфету в рот и раскусил её. Его лицо озарилось румянцем наслаждения от вкуса, который он редко испытывал, но горячо любил. — Лакрица, — прошептал Том себе под нос. — Моя сестра тоже в клубе любителей лакрицы, хотя родители её терпеть не могут, — заметил Гарри, и эта фраза перевернула всё. Магия возвратилась в палочку Гарри, прервав музыку, а колёса застучали по рельсам, нарушая тишину, густую, как патоку. Том опустил руку, в которой по-прежнему сжимал лакричную конфету. Лицо Гарри застыло в замешательстве, словно он искал подходящие слова, но не мог их найти. Том уже показал больше, чем намеревался. Скупо улыбнувшись, он произнёс: — Должно быть, приятно быть частью общества, где не стремятся уничтожить друг друга, — и сделал короткую паузу. — Благодарю за чудесное угощение, Гарри. Это было очень талантливо. Научишь меня ещё своим фокусам, пока мы не приехали? Внутри Гарри будто снова полыхнул огонь.