Инструкция по отъёбу Влада

      — Город ночью совсем другой, — подметил Кирилл.       Влад кивнул, уплетая шаурму за обе щёки. Его глаза засияли от блеска вечерних огней. Они пошли по улице, сами не зная, куда приведёт их дорога. Скорее всего, к лесу, других конечных нет. Однако они нашли себе занятие: отмечать каждую уютную, но закрытую кафешку, коих в городе было мало. Зато каждую знакомую витрину могли с интересом рассмотреть. Тыкая пальчиком и пачкая стекло, говорить, что хотели тут приобрести. Не будь тут какого-нибудь злого консультанта или качество не было таким, что легче самому смастерить. Магазинчик люстр незамеченным не остался. Будь у Кирилла деньги, он бы купил себе квартиру с высокими потолками и установил роскошную люстру, как в театре, и бла-бла-бла. Собеседник выпал из разговора, пораженный тем, как красиво играла светом эта люстра в зелёных глазах Кирилла, так же, как и соус на губах Левенеца.       Ночные огни отражались на снегу, создавая иллюзию волшебного мира, где все эти блёстки — вспышки папарацци. Влад до сих пор из этой детской мысли уйти не мог; даже чистосердечно поделился ею с Кириллом и смог посмеяться над его насмешками и домыслами к ней.       Влад прошел мимо витринки с зимними шапками и остановился, вытянув шею, дабы рассмотреть одну из них. Она была ярко-красной, с помпоном на макушке.       — Ты бы выглядел в ней как дурак, — с ухмылкой заметил Кирилл, поворошив чужой затылок и укрыв его капюшоном куртки.       — Та блять, нахуй иди, — Влад смотрел за реакцией Кирилла, и вроде, тот недовольство на эти слова не показывал. Значит можно и так общаться. — нормальная она.       — Купить?       — Мне шаурмы достаточно, — куснув побольше, Влад подгонял быстрым шагом собеседника, пока тот плёлся рассматривая каждую падающую снежинку.       — Куда ж ты торопишься?       — Да-к холодно…       — Не хочешь зайти в кафе? Мне кажется, ты знаешь про какое я.       Влад отрицательно кивнул, и собеседник вздохнул.       — Живёшь тут два года, а даже базу не знаешь… Грильяж — ресторан около кольцевой, ну, там с триумфальной аркой и всё такое.       — А-а, — удивился Влад, но потом скривил недовольную моську. — фу-у-у, ты про эту полуфабрикатничную? Там на весь зал маслом фонит, блять. Не сегодня. Сегодня у меня аппетит есть, и еда в желудке тоже.       — Хотя-бы кафе, согреешься, — Кирилл потянул его за локоть, прижав к себе. — люк, — и правда, пару шагов и там был открытый люк, куда бы Левенец затерялся.       Влад выпутался из хватки и, шагнув в сторону, посмотрел вниз, на люк. Теплый воздух струился из него, приглашая согреться. По лицу пробежало сомнение, но внезапно холод под жопой заставил его согласиться.       — Ладно, — произнес он, выкинув в люк пакет от шаурмы и обиженно потянулся обратно под руку к Кириллу. — но только кофе и минут на пять. и-и это, ну, если ты купишь печенье. Мне нужна сладость, чтобы согреть душу.       — Ути, нихуя себе условия. Как скажешь-как скажешь.       Кириллá улыбнулся, кажется, даже рад, что Влад согласился. Напоит он его своим любимым кофе… Видно, чтобы тот вообще не уснул.       На улице совсем стемнело и уже не было слышно ни машин, ни сумбур рыночка в центре. Только они втроём — Влад, Кирилл и сладкая тишина.       Медленно, но верно они направились к кафе, изредка кидая в друг друга снежки, чуть-ли не визжа, когда кому-то попадало за шиворот. А потом ещё приходилось получать пиздюля от местных за излишний шум. Но от этого тише они не были. Только на раз четвёртый, когда мужик в местной колбасной фабрике сказал, что Мышьяк им колбасу подкинет, то тогда они замолчали. С ничего, начав рассказывать о детстве, хотя Влад и думал, что у него по сей день детство. Оказалось, проблемы с семьёй не единственное, что их связывало: оба страдали от отсутствия настоящих друзей, тех, кто мог бы понять и поддержать. Обоих мучали проблемы со сном, и оба пережили потерю близких. Влад вспомнил, как в детстве, играя на улице, мечтал о будущем, когда сможет свободно делать все, что пожелает. Но жизнь, как и зима, неподвижна и холодна. И планы его разрушились, когда через месяц после дня рождения ушёл его отец. А Кирилл так и не договаривал, кого именно он потерял, но слёзки накатились на краях глаз и не могли потечь.       Влад оставил эти разговоры о грустном, схватив того за руку и тупо греясь об горячие руки в меховых перчатках.       Шага два-три-четыре и они в кафе, где мелодия тихого джаза мягко заполняла пространство, танцуя по стенам и мягонько-мягонько резонируя в теле, наполняя атмосферу энергией спокойствия. Тепло обняло их, как старые знакомые, и теперь уши грелись не только историями Кирилла, в которых он вновь угораздил устроить какой-то школьный погром.       — Я думал ты джентльмен с детства, — произнес Левенец, отряхивая ноги от снега. — а ты тот ещё конч, раз поджёг толчок. Напомни-ка как-как ты это сделал?       — Не вынуждай повторяться, — хихикал Кирилл, помогая другу снять куртку и перехватывая её на себя.       Влад сдался и уселся за столик около кухни, там теплее.       Выглядело это заведение не самым, конечно, приятным образом, но, по крайней мере, здесь не толпилось народу. Сегодня, к счастью, зал не вонял маслом, так что всё позволяло спокойно наслаждаться беседами.       — Посиди, я закажу, — произнес Кирилл, сбросив куртку на стоячую вешалку и направляясь к стойке. Он выглядел мило и вёл себя соответственно, даже куда приятнее, чем ожидалось. Но, откровенно говоря, его фигура была полноватой, что подчеркивал новогодний свитер и джинсы. И тут проскользнула вопрос другой… Кто, блять, решает носить джинсы зимой?       Но это ладно. Влад улыбнулся ему и опустился на мягкое кресло. Он наблюдал за движением уставших посетителей, за каждым жестом. Пара, смеющаяся в углу, старик с газетой, девушка, увлеченно смотрящая в телефон. Кажется, она скроллила тик-ток. В каждом из них он видел какую-то историю. Видно, заняться ему вовсе нечем, и он настолько утонул в одиночестве, что и забыла, как ведут себя люди.       Влад погрузился в наблюдение, ловя каждую деталь, которая пробегала мимо. Усмешка пары в углу вызывала у него немного зависти. Они выглядели такими счастливыми.       «Что им известно о трудностях?» — думал Влад, вспоминая собственные зимние вечера, проведённые с самим собой в душной комнате.       На этом фоне вновь вспомнился котёнок. Когда же он его покинет? Все равно душенку терзает, и это оставляет на его лице озадаченное выражение. В каждой детали он продолжал искать смысл, которого не находил в себе.       Кирилл вернулся быстро, уже с двумя чашечками, чайничком крепкого кофе и печеньем, пышущими паром. Удивительно, что это не полуфабикаты, а только-только выпеченные, благоухающие сладостью и шоколадной крошкой. Под новый год у них теперь заглаживание вины, дабы и им подарочки от Деда Мороза достались? Ай-ай.       — Вот, держи, — Кирилл с довольной улыбкой поставил все на стол. — И не говори, что я не джентльмен, — подмигнул он, через мгновение усаживаясь напротив.       Печенье, правда, было вкусное, ещё обжигающее рот. Видно, попали они под самую раздачу. Ммм. Во всей тягучей сладости, окутывающая в настоящее ощущение Нового года, была и ноточка корицы, которая мягко напоминала, что он пришёл сюда не только для того, чтобы полакомиться за чужой счёт.       — На, пей, согревайся, — посмеялся он, протянув чашку, полную кофе с сахаром без молока. Всё как доктор прописал. Мда, надо бы сменить сонолога. Влад принял её со спасибос и почувствовал, как тепло пронзает его изнутри. Между ними вновь зашла беседа, теперь уже о том, о сём и том, что в голову придёт.       —… Да и вообще я неплохой. Видно, она была человеком не таким, — как всё к теме бывших свелось? Сам Левенец не знает, но теперь знает, что у Кирилла фамилия Баранов, что он романтик, что любит котиков больше собак и что мечтает вернуться домой. А, ну и что Дом его — Ростов-на-дону. Вроде ничего не упустил, кроме того, что хлебает уже четвёртую чашку за чужой счёт.       — Знаешь, я бы сам человеку с фамилией Баранов не доверял, — захихикал Влад, сделав финальный глоток кофе и расплывшись на диванчике весь, в крошках от печенек.       — Чего это ты? — хотел ответить Кирилл, но вместо слов просто рассмеялся, скрестив руки на груди. — Ты просто завидуешь, что мой род интересный. Чувствую, у нас тут конкуренция на уровне фамилий.       Влад фыркнул и принялся отряхивать крошки с себя.       — У меня фамилия благородная, — улыбнулся он, — Левенец. Ты ещё найди такую ахуеную!       — Звучит, будто скрестили львов и овец.       — Ой всё. Лучше продолжи про себя пиздеть, — кажется, их обоих устраивало вспоминать время до совершеннолетия, но у Левенца оно было довольно скучным, как и сейчас в принципе, а вот у Баранова — времена славы на всю школу. — че ты там ещё делал, кроме поджёга толчка?       — О, это длинная история! — Кирилл расчистил место на столе и стал рассказывать о своих приключениях в Канске, как хотел добраться до Москвы пешком, как Ломоносов, но, выйдя на улицу, потерялся и заплакал. Ещё о безумных выходках с друзьями и о том, как однажды участвовал в местном конкурсе песен и, впрочем, выиграл. Влад слушал, улыбаясь, в промежутках убирая за собой: смахивал крошки со стола, складывал чашечки башенкой, блюдца рядом. Попросил даже поднос, чтоб потом отнести, помочь, но ему его не дали. Пф. Ну и ладно.       Вскоре разговоры перешли на минуты, завершаясь непокойным комфортом тишины уже не в кафешке, а на улице холодного Канска. Засиделись они в тепле. На часик-полтора. Так точно. Влад успел обпиться и объесться, а Кирилл ещё не наговорился.       — Кароч, и когда я вышел на сцену, — продолжал Кирилл свой рассказ о том, как лет в девять выступал в школьной постановке, — думал, что просто сдохну от стресса. Но когда музыка зазвучала, как-то все прошло. Друзья поддерживали, а в зале, э-э, ну, лица радостные. Атмосфера такая… Я вжился в нотки, и в конце все аплодировали. Это было вообще заебись!       Влад кивнул, глубоко погружаясь в рассказ. Он представил себе тот момент: свет прожекторов, восторженные зрители и Кирилл, сияющий на сцене.       — Ты на самом деле романтик, — признал он. — Как бы ты на своем месте не оказался, всегда находишь способ зажечь искру.       — А что у тебя? Какие были твои лучшие воспоминания? — спросил Баранов, переключив внимание на Влада.       Он задумался на мгновение, смотря под ноги, дабы ещё раз не быть пойманым люком-ловушкой.       — Знаешь, у меня есть только один момент, — произнес он тихо. — Это когда я впервые понял, что жизнь — это не только учеба и работа, а ещё и погружение в мелочи, которые делают нас счастливыми. Как сейчас, например, — голос Влада чуть-чуть задрожал, он откашлялся, чтобы убрать ком в горле.       — О-о, не расстраивайся, жизнь ток начинается, так что, найдётся ещё что-то. Всё равно горишь желанием в Москву переехать и тп, — Баранов прижал к себе Влада под бок.       Как ни странно, но за пару часиков знакомства, для них это стало нормой, так же как Кирилл грел руки Влада, как обнимал его что-бы как-никак согреть, а про заплатить уже и так всё ясно.       — Да ну, вроде двадцать, а по опыту будто пять, — цыкнул, подняв голову и поняв, что они опять у реки. Опять на том месте, где Кирилл и нашёлся, но тут уже было спокойно и не так ветрено.       И заметил, что Кирилл залип на реку, а потом выдал:       — Знаешь, иногда мне кажется, как будто эта река — это жизнь. В ней свои повороты, течение и иногда — даже замерзшие участки. Главное — не забывать, что переходы могут быть сложными, но они всегда ведут к чему-то новому.       Влад глянул на него с удивлением.       — Я ж говорил, что ты поэтишка, Кирилл, — ткнув локтём под бок он похихикал. — Но-о пожалуй, ты прав. Но после зимы, как чудо наступит весна.       Глянув на телефон, где время 2:36 светило прям в ебло, он понял, что пора бы расходиться по домам.       — Думаю, стоит разойтись, там… это ну, — Влад сунул свой телефон Кириллу в руки чтоб номерок напечатал, но он смеётся и отдаёт обратно.       — Давай провожу, потом уже номер дам.       Хоть на улице зимний ветер завывал, он был не против продлить это время с Кириллом. Они пошли в сторону улиц. Опять. Вот такой извилистый путь, где свежий снег искрился уже под луной, так как света в этом районе было раз через пять фонарей.       — Как тебе? Понравилось кафе? — спросил Кирилл.       — Уютно, но маслом все равно воняет, — ответил Влад, потянувшись к карману опять греть руки. — Но кофе не такой плохой. Я даже не помню, когда последний раз чувствовал себя так спокойно, — Сам не понимая, как это относится к кофе, он хмурится. Сейчас Влад просто говорит всё, что думает, настолько ему хорошо и беззаботно, будто в детство вернулся.       Он улыбнулся, внутреннее соглашаясь, что это было больше, чем просто встреча. Это была возможность просто наслаждаться моментом. Это была судьба. Они шли, обмениваясь краткими фразами, которые казались очень глубокими в этой уютной атмосфере. Пока вскоре не подошли к двери коридора Влада, и Кирилл чувствовал, как не в силах себя сдерживать.       — Спасибо за сегодняшний вечер, — произнес Влад, оборачиваясь к другу с искренней улыбкой. — Я, честно говоря, не ожидал, что ты окажешься таким хорошим, — произнес он. Внутри что-то щелкнуло, пока он искал ключи. Какое-то предчувствие.       — Ты меня прости, — блять, не простит, когда его вжимают в грудак к стене. — я хотел сделать это всю прогулку, — приблизившись обжигает ухо Влада. — да ты милый был, — не дождавшись окончательной мысли, мягко притянул его к себе, поцеловав, покусывая губы. Это была искра посреди зимы.       — Ты с ума сошёл что-ли, — прошептал Левенец чуток ослабляя руки на себе. Глаза зелёные не оставляли в покое. — у меня все соседи спят, — Владик… Это чуть-чуть не то, что должно тебя волновать, когда парень, с которым вы только общаться начали, начинает тебя откровенно обсасывать и домогаться.       — Ну это их проблемы, — сказал Баранов громче друга, вновь затыкая поцелуем, расспуская блядские руки, которые находились, кажется, везде: под курткой, на шее, на щеке, под футболкой.       И сказать нечего, видно, правду говорят, что пубертат это до двадцати пяти.       Вдруг Влад ощутил, как Баранов ловко стянул с него куртку, и ткань издает резкий громкий звук, нарушая ночную тишину. Неожиданность заставила сердце Влада забиться быстрее. Он разом застыл, но лишь на мгновение. Но ему не давали шансов на сомнения. Прикосновения были уверенными и смелыми.       — Сука, — Кириллу несильно прилетело по плечу. — Если решил отъебать, то давай уж тихо.       Тут даже Баранов прихуел. Ведь вообще надеялся на сопротивление хоть какое-то. Ладно с криками, но хотя бы поёрничать, поёрзать, попытаться вырваться. А теперь. Кирилл потерялся, но действовал по импульсу вставшего хуя.       Прелюдий не хотелось, так что всё вроде должно было ограничиться хозяйничеством губ на шее, но он чувствует, как пальцы пробрались под футболку и ласкали соски. Странное ощущение, будто соски током бьёт. У кого какие фетиши, да и щас не до этого. Вторая рука скользит под джинсы, чуть спуская их и лаская наполнявшийся кровью член.       Влада грубо разворачивают к стене, вжимая, уже не стесняясь, спуская джинсы. Это всё романтично, но делается всё небыстро.       Кирилл с нажимом держит за плечо и вжимается пахом сильнее в ягодицы. Запускает руку под резинку боксёр и стаскивает до середины бедер. Он нависает, приподнимая футболку, осыпая спинку поцелуями, покусывая изредка и без зазрения совести мычит, когда член проходится между половинок и налитой головкой упирается в сфинктер.              Головка, слегка проникая, заставляет Влада инстинктивно прогнуться, насаживаясь глубже, громко выдыхая в Кириллину руку, которая мигом переметнулась с плеча на рот. Он закатывает глаза и тихо просит еще, бьется в желании, прикусывая губы да чужие пальцы. А Баранов наблюдает за желанными поёрзываниями.       Кирилл свободной рукой обхватывает свой член. Плавно водит по нему несколько раз вверх-вниз, ощутимо давя на головку.       — Не томи, нас и спалить могут, — Влад плывёт буквально. Голова от возбуждения кругом, ноги как вата, уши горят. Он сам удивлён. Отсуствие женщины приводит к ебучему гейству. Кредо дотеров оно таково…       Мысли прерывает ноющая боль по телу, твою ебучую мать.       Кирилл обхватывает за живот, плавно проникая в него пальцами, давя на рот сильнее, а потом резким движением выбивает весь воздух со стоном и резкой болью. Естественная смазка не особо спасает ситуацию, но мягче её явно делает. Баранов не торопится двигаться. Он, с явным наслаждением целуя беззащитную спину, спуская руку с ямки между рёбер на чувствительную область, поглаживая, ощущая, как смазка течёт между пальцев. Мерзкое чувство, будь он трезв и не охвачен страстью.       Двигается медленно, явно боясь испортить о себе впечатление джентльмена, пока не начинает ощущать, ка неподатливые стенки растягиваются. Эта дарованная свобода, которую они с удовольствием использует, увеличивая темп, поднимаясь поцелуями выше — к шее. Покусывая её, оторвавшись на чужие губы, и ловит на них стон от грубого толчка.       Он начинает вдалбливать его бедрами к своей руке — единственному ограничителю. Толкается глубоко и замирает на несколько секунд после каждого толчка.       Влад не знает, куда податься от наливших его тело ощущений. Тело будто стало лесом, раскидистым и таинственным. Кирилл был помехой, падающим деревом, заблудившимся путником. Нет, он был пожаром, тлеющим на краю этого леса. Его жар пробирался сквозь заросли, прожигая страх и утоляя жажду. В одном участке кожи заставлял одновременно чувствовать и холод дыхания ночи, и тепло чужого дыхания, мешая мыслям собраться в кучу, а четырёх камерному моторчику восстановить ритм. Влад шипит от того, как правильно и ритмично Баранов долбит по простате.       Держаться за стену удаётся с трудом. руки заплыли потом. Да, в одной футболке стало жарко и тесно.       — Как котёнок, ей богу, — Ну вот, кто Кирилла за язык тянул… Конечно, сейчас не до этого, ведь тянет в животе от боли, а то и по-ниже от возбуждения.       Баранов отрывает его руки от стены, выходя из него, обвивает свою шею его руками. Подхватив его под ногу, прижимает к стене, укрывая своей теплотой. Вновь наполняет его до краев своим членом, сливаясь в едином порыве. Вжимаясь всем своим телом, он терзает губы, сладость которых так быстро стала любимой. Язык бесцеремонно проникает в глубь рта, лаская и вылизывая, оставляя свою слюну, стекающую по чужому подбородку. Красные полосы от пальцев проявляются на заднице Влада.       Левенецу сносит крышу. Он хрипло стонет, впиваясь ногтями в плечи, рисуя полосочки на спине. Ему мало. ему хочется больше через боль. Ну и пусть. Какое-то тепло не только душевное. Хочется слиться в одно и получать удовольствие, пока жадность не успокоится.       Успокоится от того, как правильно ощущается член в нём, как чётко он бьёт по простате, как быстро Кирилл заставил его сгореть со стыда.       — Сука, Кирилл… — простонал Влад до того как ему закрыли рот.       Теперь же в нём двигались размашисто и вбивали член в холодную подъездную стену, звеня ремнём.       Его член сегодня обделён вниманием, он ноет от перевозбуждения, он пульсирует, еще немного, совершенно чуть-чуть, Влад отключится от переизбытка чувств и ощущений.       — Пиздец, романтичнее подъездной ебли у меня ещё ниче не было, — рвано выдыхает на ухо Кирилл, лаская член.       Левенец кончает. По ощущениям, так обильно, что его тело вздрагивает, живот втягивается до боли, футболка изляпана. Он выжат, как лимон, весь сок утёк и задел не только его.       Кирилл всё ещё толкается в него. Но это уже не так ощущается. Кажется, что Левенец чувствует отрывками: раз — толчок, два — укус на шее, болючий. Ноющая боль в коленях. Третий толчок. Плечо вдавливают в стену. Он, наконец, чувствует, как из него выходят, и что-то вновь разливается по животу. Он не салфетка, блять.       На ухо ему тяжело дышат, по телу довольно размазывая сперму. Баранов выдавливает последние капли и отпускает чужую ногу, целуя Влада, придерживая за бока, пока тот не стёк по стене.       — Ты как себя чувствуешь? — Кирилл аккуратно усаживает его на свою куртку.       — Будто меня в подъезде отъебали.

***

      Влад лежал на кровати только с душа, пока Кирилл чесал репу и перебирал его беспорядок.       — Я в ужасе, как можно так комнату захламить.       — Это она в лучшем состоянии, — улыбнулся Левенец, присаживаясь на кровать и поправляя новое постельное, которое так любезное ему поменяли. Что с этим постельным бельём. Кирилл настолько о нём позаботился, что потащил в ванную и, не смотря на смущение, отмыл, сделал массажик. В теле стало куда легче и кажется в душе просторнее, но очко болит будто туда енотов понапихали…       — Ужас, — снова повторил Кирилл, отодвинув подушку и чуть не подавившись. — Ты должен понять, что это не нормально. Ты же не свинья!       Левенец только пожал плечами, наслаждаясь легкостью, которая накрыла его тёплым пледом. Одно дело — чистота, другое — благополучие души. В сущности, он никогда не боялся беспорядка, как не боится дождя, когда у тебя есть крыша над головой.       — Мой дом — моя крепость, — произнес он с блеском в глазах. — И пусть у меня тут происходит хаос. За окном мир не меньше запутан, чем это безобразие, ну, хз, та же река.       Кирилл уселся рядом с ним, перед ногами положив кучку с ношенной одеждой, сортируя её и под второй же находилась фигурка Сейлор Мун.       — Ебануться палки гнутся, это ещё что такое…       — О, поставь на полочку, я пока трусы надену.       — Ой, что я там не видел, — Кирилл отходит и протирает полочку влажными салфетками, ставя фигурку на её законное место.       — Так, отвернулся нахуй.       Влад быстро натянул трусы, длинную кофту и уселся обратно. Баранов вернулся к разговору, облокотившись об геймерский стул. Он уставился на друга с лёгкой усмешкой, надеясь на помощь, но ему убраться придётся одному.       — Знаешь, может, это и правда лучшее место для твоего хаоса. Чувствуешь, как в такой обстановке мысли становятся свободнее?       — Ага, — кивнул Левенец, потирая щетину. — Хаос — это состояние души. Если порядок в голове, то снаружи всякая ерунда и мелочи не будут отвлекать от самого главного и по-настоящему значимого.       — Да, но кто-то же должен следить за этим порядком. А то вдруг Сейлор Мун начнёт принимать свои суперспособности слишком серьёзно, — Кирилл подмигнул, начав разбирать беспорядок на столе.       Левенец рассмеялся, представив, как фигурка внезапно оживает и начинает разгонять пыль по всей комнате. С этими мыслями он улёгся на кровать, расправив руки на всю ширину.       Кирилл с усмешкой продолжал разгребать вещи, мотаясь то к мешку, то к столу, то за метёлкой, то к шкафу. И когда вещи разложены были по полочкам, половина из грязной одежды лежало на полу и ждало свою очередь на стирку. Когда фигурки смотрели ровно на него, а стол блестел, то понял, что уже наелся пылью, пока расхлебывал этот беспорядок.       Он бросил ненужные тряпки в мусорку и, потянувшись, уселся рядом с Владом. Тот лежал с закрытыми глазами, сопя, наслаждаясь теплом одеяла. Кирилл перенял эту лёгкость, словно что-то нехорошее улетучилось, и даже саму работу по уборке стал воспринимать как нечто менее обременительное.       — Знаешь, — произнес он, укладываясь рядом. — В первую встречу, ты мне по виду напомнил моего котёнка, жаль он ещё в детстве пропал. Но ты прям такой же, — он крепче прижал к себе своего спутника, будто искал в нём ту самую теплоту и невинность.       Влад улыбнулся, заметив в его глазах нежное воспоминание.       — Чё как его звали? — спросила он, позабыв о своих заботах.       — Мурчик. Он был настоящим комком счастья. Всегда под ногами, всегда требовал внимания, милый такой, — в его взгляде мелькнула тень грусти. Кирилл уткнулся ему в грудь и закрыл глаза, медленно уходя в теплые воспоминания.       Влад открыл глаза и выдал довольный взгляд. Они опять утонули в тишине, наполненной лишь звуками ночи за окном. Каждому было легко в компании друга, и Кирилл, наконец, закрыл глаза, позволяя мыслям унестись далеко от повседневности.       Оба уснули, жмясь к друг другу, наслаждаясь теплом, жмурясь от горящего света, который было лень вырубить.       В эту ночь Левенец понял две вещи: случайности не случайны, и то, что Кирилл храпит…