Under your scars

      — Ты сказал, что мы выдвигаемся на закате, а солнце пока даже не думает садиться. — Тав нарочито медлит, возится с каждой застёжкой, вызывая раздражение у дроу, который уже начинает нетерпеливо барабанить носком ботинка по полу.       — Раньше выйдем, раньше вернёмся. — Шипит он, неотрывно провожая глазами каждое движение воровки, словно если он перестанет на неё смотреть, она и вовсе превратится в статую.       Октавия оглядывается по сторонам: рыжей девчонки нигде не видно. Может, она и забегала в течение дня, а сейчас ускакала на очередное поручение, но днём Тав провалилась в беспокойный тяжёлый сон, из которого её вырвал бесцеремонный стук дворецкого минут сорок назад. Времени собраться ей дали издевательски в обрез, а уж искать огненную голову конопатой посыльной в таких обстоятельствах и вовсе большая роскошь. Остаётся надеяться, что Эми выполнила всё по инструкции и ни словом не обмолвилась Энверу или кому-то ещё. Лёгкая паника оседает на кончиках пальцев, которые уже четвёртый раз пытаются застегнуть один и тот же ремешок совершенно без притворства промахиваясь металлическим язычком мимо отверстия. А что, если письмо не достигло адресата… Тав прикрывает глаза и резко выдыхает, пытаясь стряхнуть мандраж от нависающей безысходности. Да какого чёрта, даже если и достигло, всё равно ничего не изменится. Ей предельно чётко дали понять, что всё кончено. Остаётся надеяться только на себя. Воровка поправляет последнюю застёжку и с мрачной решимостью бросает острый взгляд на пепельное лицо своего подельника на этот вечер.       — Я готова.       Всю дорогу до «Дьявольской доли» они идут в полном молчании и Тав это устраивает. Не нужно поддерживать натужный диалог обо всякой ерунде, притворяться заинтересованной, думать, что сказать в ответ. Беловолосый хмырь хоть и кажется высокомерным, но по крайней мере честно не пытается строить из себя лучшего друга, вынюхивать подробности её скучной жизни или рассказывать занудные факты о себе. Уже одно только это вызывает к нему если не благодарность, то хотя бы чуть больше терпимости.       Магазинчик дьявольской атрибутики ей никогда не был особо любопытен. Всю эту мишуру она считала не более чем показухой для впечатлительных туристов и сторонников всяких странных теорий заговора. До сего дня Тав вообще не задумывалась, что кроме Аверно существует еще восемь кругов Преисподней, они как-то называются, ими кто-то руководит. Вся эта дьявольская иерархия была не более, чем ругательством, брошенным всуе. Теперь же черепа огромных инфернальных чудищ, глядящие с постаментов пустыми глазницами, заставляют задуматься, с какого круга они были притащены и не встретятся ли их живые и вполне себе здравствующие родичи там, куда они собираются наведаться.       — Энвер писал тебе по поводу нашего вопроса. — Дроу быстрым шагом подходит к прилавку. Полы его тёмно-серой мантии, испещрённой кроваво-винными рунами, покачиваются в такт ходьбе.       Ни «здравствуйте», ни «до свидания», сразу к делу. Пожалуй, такой подход можно было бы назвать хамоватым, но чародей кажется придерживается правила, что чем большего мудака ты изобразишь, тем больше тебя зауважают, посчитав жутко важным и занятым. Темноволосая дварфийка, хозяйка магазина, впрочем, совершенно не смущается такому поведению, выкладывая на стойку небольшой кожаный мешочек.       — Я назвала свою цену в ответном письме.       Без лишних вопросов, дроу выуживает из складок мантии увесистый кошелёк.       — Пересчитывать будешь?       — Займусь этим, пока вы будете… там.       Хеллсик не без удовольствия взвешивает кошель на ладони и убирает под прилавок. Тав понимающе хмыкает: за деньги можно пропустить мимо ушей и отсутствие вежливости, и грубоватый тон. Чем тяжелее кошелёк, тем терпимее становятся окружающие, всё как всегда. Дроу развязывает тесёмки выданного дьяволисткой мешочка, перебирая содержимое длинными пальцами.       — Мне потребуется инструкция.       — Гримуар в комнате, на столе, расшифровка к нему там же. — Она широко улыбается, — Ловушки я отключила, приятного путешествия.       Тав тащится следом за чародеем наверх по лестнице из тёмного дерева. В просторной гостиной пахнет книгами, благовониями и серой. Октавия наблюдает из дальнего угла, как Тарвен скрупулёзно расставляет предметы из мешочка по аккуратно начерченной на полу пентаграмме, то и дело сверяясь с гримуаром в серебристом кожаном переплёте. Наконец, пространство внутри пентаграммы вспыхивает, закручиваясь огненным вихрем.       — Дамы вперёд. — Это не предложение и даже не просьба. Металлический тон звучит чеканным приказом.       Тав осторожно подходит ближе, вглядываясь в беспокойные всполохи.       — Я туда не полезу.       Через портал она перемещалась всего один раз в жизни и его хватило настолько, чтобы запомнить сей бесценный опыт навсегда. В той болтанке она чуть было не вывернула наизнанку свой желудок, так что пусть чудила сам туда прыгает, если так припёрло.       — Полезешь.       Посыл предельно ясен, как лик Латандера: «Либо ты сделаешь это сама, либо по принуждению». Тав не знает, на что способен загадочный партнёр Энвера, сможет ли он действительно принудить её к чему-либо или это всё не более, чем напускное бахвальство. Сколько таких выскочек она встречала прежде: могут строить из себя сколь угодно грозных бойцов, играют мускулами, угрожающе скалятся, но как только дело доходит до реальных действий — сдуваются даже не успев вступить в драку. Пока что дроу только и делает, что хорохорится, демонстрируя свою исключительную важность, но что если это всего лишь ширма? Ежели и нет, вряд ли он разнесёт тут всё в пух и прах, чтобы преподать урок взбунтовавшейся воровке. В конце концов, в словесных баталиях выигрывает всегда тот, кто с более невозмутимым видом врёт о своем могуществе.       — А если нет, то что? — Она скрещивает руки на груди, с вызовом выдерживая стальной тяжёлый взгляд, прощупывает лимиты его терпения, осторожно пробует на прочность грани дозволенного.       По сценарию они должны были бы сейчас обменяться ещё парой-тройкой угроз, прежде, чем перейти к активным действиям или сразу к компромиссу, но дроу вытягивает руку, чертя в воздухе символ и Октавия чувствует, как её пятки отрываются от пола. Она беспомощно болтает ногами, пытаясь снова встать на твёрдую поверхность, но тщетно. Тело медленно плывёт по воздуху, замирая у самого края вихрящегося жарким пламенем портала.       — Значит, я заставлю. — Цедит сквозь зубы Тарвен, гневно сверкая глазами.       Запястье воровки делает едва заметное движение вверх-вниз, высвобождая метательный нож в потайных наручах. Холодное лезвие падает в ладонь и спустя мгновение уже чертит траекторию в воздухе, задевая правое плечо дроу. Тот шипит от боли, теряя концентрацию, а по серой мантии вокруг пореза тёмным цветком расползается кровавое пятно. Тав с трудом удерживает себя на ногах, когда ступни вновь касаются деревянного паркета. Рука рефлекторно тянется к бедру, но чародей, похоже, не собирается отвечать нападением, лишь зажимает рану свободной рукой, со злобой косясь в сторону Октавии. Она же, в свою очередь едва скрывает самодовольную ухмылку: не на ту напал. По пепельным пальцам растекается тонкая алая струйка и дроу, стиснув челюсти, делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Наконец, он выуживает из складок робы небольшой бутылёк и одним глотком выпивает содержимое. Рана перестаёт кровоточить.       — Тебе повезло, что у меня нет ни времени, ни желания препираться с тобой прямо сейчас. Пойдём одновременно. — Он протягивает перепачканную красными пятнами ладонь и Тав, немного поколебавшись, вкладывает в неё свою.       Такой компромисс вполне устраивает, с учётом того, что прыгать в злосчастный портал ей всё-таки придётся. Вот только теперь нужно будет держать ухо востро: наверняка чародей потребует сатисфакции, как только корона окажется в его распоряжении.       Хватка дроу крепкая, такая же стальная, как и он сам. Они шагают в огненный вихрь и Октавии приходится сильнее сжать его руку, чтобы побороть головокружение и дезориентацию, вызванную стремительным свободным падением в пустоту. Телепортация занимает несколько безумно долгих секунд, в течение которых Тав отчаянно пытается удержать в желудке собственный ужин. Когда их наконец выплёвывает на другую сторону, воровка не выдерживает и сгибается пополам, хватаясь за живот.       — Жалкое зрелище. — коротко констатирует Тарвен, с презрением разглядывая, как Октавия выпрямляется, утирая рот.       — Тебя спросить забыла. — Она раздражённо цедит сквозь зубы, пытаясь сглотнуть мерзкое кисловатое послевкусие на языке.       Только сейчас Тав поднимает голову, осматривая помещение, в которое их выбросил портал. Четыре колонны по углам большого зала с высоким потолком и большая створчатая дверь на противоположном конце. Пожалуй, выражение «адова сера» ещё никогда не было более наглядным: её запах тут перебивает все остальные, если такие вообще имеются. Каменные своды отдают удушливый жар и Октавия чувствует, как рубашка под дублёным кожаным жилетом начинает неприятно прилипать к телу.       — Это и есть Мефистар?       Заливистый хохот дроу сквозит неестественными металлическими нотками и гулким эхом отражается от стен.       — Это даже близко не Мефистар. Так, убежище мелкого камбиона, наш перевалочный пункт.       Они проходят через в тяжёлые кованые двери, потом ещё через одни. Тарвен идёт быстро, чеканя шаг по мраморным плитам и Октавия даже не успевает толком рассмотреть загадочное место. Наконец, они останавливаются в проходе комнаты. По всему периметру расставлены высокие зеркала: какие-то побольше, какие-то поменьше, они мерцают гладкой поверхностью и только присмотревшись Тав обнаруживает в них не отражения. На той стороне другие места: шумные города, тёмные подземелья, ледяные пещеры и родные Врата Балдура.       — Больше порталов, ну конечно. — Раздражённо бормочет она, наблюдая как чародей давит издевательскую ухмылку в ответ.       — Ну, желудок ты очистила после прошлого раза, так что бояться тебе нечего. — Он проходит вперёд, моментально теряя интерес к дальнейшему обсуждению, сосредотачивает всё внимание на порталах, прикасается к зеркальной глади, вслушивается в звуки.       Съедаемая бессильной злостью от того, что в этот раз последнее слово осталось за бесячим выскочкой, Октавия посылает в спину чародея неприличный жест, сопровождаемый пассивно-агрессивным оскалом.       — Нам сюда. — после недолгого молчания выдаёт Тарвен, оборачивается и выжидающе поднимает бровь.       Едва успев спрятать руки за спину и вернуть лицу нейтральное выражение, она лишь сдержанно кивает в ответ. На мгновение воровка успевает с сожалением подумать, что если б она оказалась тут одна, то наверняка скакнула бы в случайный портал и была такова. Неплохо было бы начать новую жизнь где-нибудь в Амне, Глубоководье или Лускане, на худой конец, тем более, что от старой уже ничего не осталось. Хотя, кого она обманывает? Не смогла бы Тав оставить здесь Астариона, зная, что есть призрачный шанс на их примирение.       Молча переглянувшись, соратники поневоле вновь нехотя берутся за руки, чтобы шагнуть в подёрнутую едва заметной рябью гладь.       Другая сторона портала, из которой они появляются, находится в неприметном складском помещении, завалена всяким хламом и прикрыта полусгнившими досками в самом дальнем углу. Кто бы его тут ни оставил, такая маскировка была весьма мудрым решением с его стороны.       Если что-то и можно назвать квинтэссенцией сочетания несочетаемого, так это Мефистар. Вырезанная в огромном леднике цитадель потрясает своей красотой и величием. Сверкающие постройки с главным замком посередине, что является личной резиденцией Мефистофеля, высечены из тончайшего синего льда и тянутся острыми шпилями куда-то так далеко, что конца им не видно, а внизу кипят бесконечные огненные озёра, жар от которых создаёт белёсые туманные облачка, поднимающиеся кверху невесомыми рваными клубочками. Вопреки описанию в книжке Воло, в цитадели ни холодно, ни жарко, скорее адски влажно из-за постоянно тающих глыб и образующегося от этого пара. Как только все эти строения ещё не превратились в одну огромную лужу — большая загадка, но видимо, и тут замешана какая-то магия для поддержания всего этого великолепия. А может, просто сама Кания борется с огненными экспериментами своего хозяина и всеми силами пытается заморозить единственный пригодный для жизни островок. Тав подмечает, что доселе идеально ровные волосы дроу завиваются мягкими беспорядочными волнами из-за влажного воздуха. Вкупе с испачканной кровью робой, Тарвен уже не выглядит таким устрашающим, однако всё равно симпатии и доверия не вызывает.       — Пригни голову и не отсвечивай. — Бросает чародей, надвигая капюшон почти на глаза.       Октавия повторяет за ним, плотнее кутается в плащ и старается не отставать. Они идут по оживлённым ледяным переходам, наполненным разнообразными адскими тварями, коих Тав видит впервые в жизни. Крылатые, рогатые, хвостатые дьяволы, или как их называл в своей книжке Воло — баатезу, с огромными пастями и бугристыми мускулами под красной кожей или мелкие щуплые бесы с хитрым оскалом, все они галдят, рычат, хрюкают, разговаривают на незнакомом языке, смеются и, к великому счастью, совершенно не обращают внимания на двух завёрнутых в плащи путников.       — Не думала, что Мефистар такой огромный. Это же почти целый город. — Она нет-нет, да и бросает завороженные взгляды из-под капюшона, поражаясь местной величественной архитектуре. Впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь, если конечно эта жизнь не оборвётся сегодня.       Тарвен лишь криво усмехается из-под своего плаща, прокладывая дорогу дальше по обледенелым улочкам. Они спускаются куда-то по лестнице, снова поднимаются, петляют между однообразных построек, некоторые из которых выполнены из грубого чёрного железа или покрытого изморозью камня, так ярко контрастирующих с хрупкими филигранными ледяными узорами. Иногда дроу вытаскивает из-за пазухи карту, что-то отмечает на ней и снова прячет в складках робы. Какое-то время спустя, Октавия уже перестаёт запоминать все повороты и отличительные знаки, ей кажется, что они несколько раз прошли мимо одного и того же здания, пока дроу не останавливается, раздражённо бормоча под нос ругательства.       — Что не так? — Тав нутром чувствует ответ и, к сожалению, её ожидания оправдываются.       Чародей поджимает губы, неохотно выдавливая из себя признание:       — Мы заблудились.

***

      Протрезвел он уже на следующий день после их с Тав разговора. Вместе с трезвостью пришло воспоминание о том, насколько же отвратительным этот разговор был. Всё испортил алкоголь. Появись она на пару дней раньше, их диалог не скатился бы во взаимные оскорбления и может быть закончился иначе. Он бы разбил все её аргументы неоспоримыми фактами, Октавия с поникшей головой пала бы на колени, умоляя о прощении, осознав свою величайшую ошибку, а после Астарион великодушно простил бы её и они вместе покинули эту затхлую обитель почившего в безвременье ублюдского лорда. Вместо этого он повёл себя как отвратительный пьяный дебошир, а она так легко повелась на дешёвые истерики и провокации, и в кое-то веке не став проявлять своё фирменное упрямство, просто ушла. Может, есть шанс, что она всё-таки ещё вернётся? Будь он хотя бы призрачным, вампир бы зацепился за него, чтобы просто нормально поговорить.       Стук в дверь прокатывается рокотом, разрывая тишину замка, оседает в груди тяжёлым клубком из страха и надежды. Астарион едва успевает вылезти из бадьи с горячей водой и накинуть первый попавшийся шёлковый халат из запасов бывшего хозяина. Он торопливо шлёпает босыми ногами по холодному полу к массивным дубовым створкам. У самых дверей эльф замирает, приникая ухом к шероховатой поверхности, и внимательно вслушивается в происходящее снаружи. Это точно не Кулаки, от них больше шума и удары были бы гораздо сильнее. Не Тав, она стучать бы не стала и воспользовалась по старинке отмычкой. Удары слабые и доносятся откуда-то снизу, будто стучит гном или ребёнок. Спустя ещё два стука, снаружи раздаётся тоненький вздох и в небольшую щель между дверью и полом протискивается свёрнутая в трубочку бумага, перемотанная грубой бечёвкой. Вампир едва успевает заметить тонкие бледные пальцы, просунувшие послание. Незнакомые. Если бы его сердце билось, оно бы точно подпрыгнуло в груди от волнения. Коль скоро письмо действительно адресовано Астариону, сомнений в отправителе быть не может. Дрожащими пальцами он разворачивает листок, вчитываясь в уже знакомый неказистый почерк, пробегает глазами каждую строчку по многу раз, пока слёзы окончательно не застилают взор. Все невысказанные чувства, всё сожаление и страх, уместились в несколько предложений, чтобы сделать больнее с каждой строчкой, с каждым росчерком пера впиваться в душу маленькими ядовитыми острыми буквами, плавить нутро, точно свечной воск. Внизу, коротко и по делу, приписка о планах Горташа и о том, что тот собирается завладеть какой-то короной, чтобы укрепить власть в городе. О том, что ублюдка надо остановить любой ценой, даже если сама Тав не выживет. Координаты, время, место. И если он хочет помочь, то времени у него в обрез. Как и собственных сил. Что он может сделать? Идти на Горташа в одиночку выглядит чистым безумием. Наверняка в поместье ублюдка охраны понатыкано на каждом углу. Вампир тяжело оседает на пол, обнимая голову руками, сидит так в тишине минуту или целую вечность, перескакивая с мысли на мысль, с образа на образ вспоминает их с Октавией разговоры, её истории о прошлом, о том, как она работала в…       Решение приходит внезапно. Безумное, отчаянное, но может сработать. Только бы не было поздно! Он выглядывает в приоткрытую дверь и тут же захлопывает её, чертыхаясь сквозь зубы, пытается унять уже начавшую тлеть от солнечных лучей кожу. На улице уже рассвело, а значит по верху не пройти. Благо, пока вампир жил в этом проклятом дворце, он не только пил и горевал. У Астариона было достаточно времени изучить подземную часть замка, по крайней мере ту, что не являлась бесконечными тесными клетушками для пленных отродий. Личные покои хозяина, его дневник, документы, переписки, всё это оказалось занимательным чтивом, чтобы отвлечься от мрачных мыслей об утраченном могуществе. Тайные ходы также не остались без внимания. Один из таких ведёт как раз в канализацию, а через подземные сооружения города, как известно, можно попасть практически куда угодно. Не мешкая ни минуты, он одевается и быстрым шагом спешит в кабинет бывшего хозяина.       Чтобы найти вход в гильдейскую таверну из канализации, приходится постараться. Опираясь на обрывочные факты из рассказов Тав о её похождениях в Гильдии, в конце концов он выходит к неприметной каменной лестнице, что венчается весьма обычной деревянной дверью. Естественно, запертой, только кого это когда-нибудь останавливало? Проржавевшие петли идут туго, но в конце концов замок поддаётся и дверь тяжело с оглушительным скрипом распахивается, привлекая ненужное внимание. Две охранницы, на полторы головы выше него и примерно в полтора раза шире, недобро буравят нарушителя спокойствия взглядами, ожидая объяснений. Астарион выпрямляет спину, кланяется и посылает им одну из самых своих обворожительных улыбок.       — Добрый день, дамы. Вам бы петли смазать. — Не получив должной реакции, а точнее, вообще никакой реакции на свой искромётный юмор, вампир откашливается и переходит сразу к делу. — Я хочу поговорить с Гильдмейстером.       — А я хочу поместье в Верхнем городе, рыжего дворецкого и щенка бульдога. — Грубо парирует одна из женщин, толкая подругу в бок, после чего обе заливаются громким смехом.       Вампир терпеливо выдерживает паузу, а когда веселье утихает, продолжает как ни в чём не бывало, снизив голос до глубокого интимного полушёпота с нотками игривости:       — Ну же, дамы, моё предложение заинтересует вашу начальницу, уверяю вас, она вам ещё спасибо скажет.       Та охранница, что ответила ему ранее, расплывается в улыбке, развратно закусив нижнюю губу. Что-то внутри неприятно сжимается: такую улыбку он видел слишком часто за последние две сотни лет. Да, Астарион всегда был хорош в соблазнении и сейчас его техника вполне может сработать, вот только куда деть отвращение, накатывающее с каждым сальным взглядом, скользящим по телу? Он отвлекается на мысли о Тав, о том, что это только ради неё, что ему нужно просто побыстрей получить доступ к Девятипалой. Любыми способами.       — Не припомню, чтобы Кина пользовалась услугами работников «Ласки Шаресс» по прямому назначению. Но если ты языком не только говорить умеешь, красавчик, то можем уединиться, покажешь мне, на что способен, а я подумаю, пускать ли тебя к начальнице. — Женщина подходит ближе, плотоядно облизывается, вызывая в памяти очередные болезненные вспышки из прошлого.       Рука амазонки ложится ему на грудь, ощупывая мышцы через ткань рубашки, на фоне одобрительного улюлюканья коллеги. Волна тошноты и отвращения подкатывает к горлу, накрывая панической истерикой. Только не снова. Даже избавившись от проклятого хозяина, ему не избавиться от нежелательных прикосновений и недвусмысленных намёков в свою сторону. Лучше уж умереть, чем опять пережить такое. Вампир грубо хватает женщину за запястье, резко выворачивает, сжимая так сильно, что охранница охает от неожиданности. Против двух здоровенных накаченных воительниц он явно долго не протянет, а скоро на шум соберётся вся таверна. Если они изобьют его и выкинут прочь, что ж, значит план провалился и нужно искать запасной, но никогда и ни при каких обстоятельствах он больше не позволит кому-то так с собой обращаться.       — У меня важный разговор к Девятипалой. — Его голос, лишённый привычной игривости и растягивания слов, теперь дрожит металлом, к собственному удивлению бледного эльфа. — И либо вы пустите меня, либо я буду пробиваться с боем.

***

      — Прекрасно, можем спросить дорогу у того здоровенного зубастого парня с крыльями. — На Тав нападает какое-то странное злое веселье, когда она видит доселе холодного и уверенного в себе спутника таким сбитым с толку. Так и надо этому выскочке, пусть не мнит тут себя самым умным.       Дроу злобно скалится и прежде, чем Октавия успевает что-то предпринять, хватает её под руку, волоча в тесный глухой переулок, зажатый с двух сторон каменными стенами, упирающимися в ледяную глыбину. Пальцы больно впиваются в кожу через рубашку, наверняка после останутся синяки, но это последнее, что её сейчас заботит.       — Либо ты затыкаешь свой поганый рот и не мешаешь мне работать, либо я сделаю так, что ты останешься тут навсегда. — Шипит Тарвен, грубо припечатывая её к шероховатому обледенелому камню.       — Рискни. — Насмешливый хриплый шёпот воровки сопровождается недвусмысленным тычком холодного лезвия в живот оппонента. — Давай посмотрим, я останусь тут навсегда или ты со вспоротыми кишками.       Какое-то время они смотрят друг на друга не моргая, пока дроу не отпускает её, отступая на пару шагов. Неловкая пауза затягивается всего на несколько минут. Тарвен снова делает несколько глубоких вдохов, после чего вынимает карту из-за пазухи, давая понять, что на данный момент конфликт исчерпан. Пока что.       — Тут должен быть проход, но его нет. — Он тычет в чертёж тонким пепельно-серым пальцем.       — Может, иллюзия? Так уже было, когда мы… — она прикусывает губу, осекаясь. Не обязательно ему знать про поход к Касадору и что вампирский лорд после этого не выжил.       Тёмный эльф отрицательно качает головой:       — Нет, иллюзию бы я почувствовал. — Он делает несколько пассов руками, ничего не происходит, и Тарвен вновь поворачивается в сторону Октавии, указывая на пространство вокруг. — Видишь? Иллюзия бы давно развеялась.       Воровка забирает карту, задумчиво пялясь в аккуратно расчерченный кусок пергамента: вот большой железный дом, вот лестница, а если выглянуть направо, то можно увидеть огромный ледяной дворец Мефистофеля. Только вместо прохода, указанного на карте — глухая стена изо льда и, похоже, что стоит она тут не первый год. Октавия внимательно ощупывает гладкую обледенелую поверхность: ни намёка на какую-либо кнопку, что открывает проход. Дроу, по всей видимости, понимает её намерения, подходит ближе, подсвечивая местность голубоватым свечением на кончиках пальцев, и тоже принимается инспектировать каждый миллиметр огромной глыбины и стен по бокам.       — Сколько лет этой карте?       — Не такая уж древняя, чтобы тут всё поменялось, если ты об этом. Остальные расположения на ней были точными.       — Зараза! — Тав в сердцах лупит по боковой стене и в ту же секунду понимает, что камень, по которому только что попал её кулак проваливается внутрь.       Секретная кнопка, открывающая проход, найдена! Вот только порадоваться этому воровка не успевает, как и сообщить дроу: земля уходит из-под ног и Октавия летит куда-то вниз, пытаясь ухватиться хотя бы за что-нибудь.

***

      Женщины переглядываются долго и напряжённо. Эта затянутая пауза заставляет Астариона понервничать. Наконец, та из них, которая еще мгновение назад пыталась затащить его в постель, прочищает горло. От её распутной игривости не остается и тени, амазонка потирает больную кисть, в её глазах неожиданно мелькает что-то похожее на вину.       — Если хочешь попасть к Девятипалой, мне нужно будет тебя обыскать. Таковы правила.       Вампир поднимает бровь: вот это да, оказывается, если жёстко обозначить свои границы, то тебя начинают воспринимать всерьёз. Чувство новое и настолько приятное, что Астарион позволяет себе насладиться им, потянув паузу ещё несколько секунд прежде, чем ответить.       — Я сам сдам всё оружие, не обязательно меня для этого трогать. Я пришёл сюда без злых намерений и не пытаюсь кого-либо обмануть.       Из оружия при нём только небольшой одноручный арбалет, да кинжал с замысловатым лезвием, трофей с тела бывшего мастера, которые он честно сдаёт на хранение. Эльф разводит руки, поворачиваясь кругом, чтобы продемонстрировать, что ничего опасного у него больше нет. Содержимое сумки охранницы изучают долго и с пристрастием, но не обнаружив ничего подозрительного возвращают имущество.       — Теперь я могу войти? — Вампир многозначительно кивает на дверь.       — Получается, что да. — Неловко пожимает плечами амазонка, уступая дорогу.       Кина Девятипалая собственной персоной сидит за массивным столом, перебирая стопку каких-то бумаг. Как только дверь открывается, она устремляет на гостя внимательный изучающий взор. Астарион хмыкает про себя, отмечая их с Тав отдалённое сходство: те же тёмно-каштановые волосы, зелёные глаза, разве что Октавия имела чуть более острые черты лица. Если бы он воочию не видел Корделию, подумал бы, что Гильдмейстер приходится матерью его маленькой воровке. Впрочем, как минимум материнской фигурой она была, судя по тому, с какой теплотой каждый раз отзывалась Тав о женщине в своих рассказах.       — Здравствуйте, миледи. Меня зовут Астарион. — Вампир прикладывает ладонь к груди, делая лёгкий шутливый реверанс.       — Мне уже доложили, что ты хотел меня видеть. Лучше бы у тебя действительно было что-то важное, не то полетишь со ступенек, собирая зубы по пути.       Кабинет Гильдмейстера совмещён со спальней и имеет несколько входов и выходов. Не удивительно, что пока Астарион препирался с охранницами, кто-то мог рассказать Кине о посетителе.       — Я бы не посмел побеспокоить вас по пустякам.       — Ближе к делу.       Вампир откашливается, пытаясь придать голосу вкрадчивые интонации.       — Насколько мне известно, у вас… скажем так, натянутые отношения с Энвером Горташем.       При упоминании своего старого конкурента, который с недавних пор отхватывал во владения всё большие куски города, её города, Кина заинтересованно поднимает бровь. Бледный эльф подходит ближе, покачивая бёдрами. Нет, Девятипалая слишком умна, чтобы соблазниться на такие дешёвые приёмы, да и он не ставит себе это основной целью, тем более, после случившегося пару минут назад по ту сторону двери. Просто по старому опыту, расположения всегда легче добиваться мягким голосом и плавными движениями.       — Мне стало известно, что он хочет заполучить некий артефакт. — Зелёные глаза жадно впиваются, неотрывно следуют за каждым его двидением и Астарион купается в лучах этого внимания, точно актёр на подмостках. — Корону, которая находится ни где иначе, как в Мефистаре, на восьмом круге Преисподней.       — Так-та-а-ак. — Женщина подаётся вперёд. — И что это за корона? Зачем она ему?       — Доподлинно неизвестно, что именно делает корона, но совершенно точно, с этой штуковиной он ещё глубже запустит свои щупальца в город. А, я уверен, мы оба этого не хотим.       — И что ты предлагаешь?       Вот он, тот самый момент, который обернётся либо триумфом, либо бесчестием. Астарион прочищает горло, наклоняется ближе, расплываясь в хитрой улыбке.       — Устроить в поместье Горташа небольшую диверсию, в ходе которой случится, скажем так, несчастный случай, приведший к трагической гибели хозяина.       — Исключено. — Гильдмейстер отшатывается назад, обрывая установившуюся между ними хрупкую связь. — Слишком рискованно, Кулаки переловят нас как слепых щенят, а если Энвер и выживет, будь уверен, от этой таверны останутся лишь угольки да обломки. Я не буду так рисковать своими людьми.       Никто не ожидал, что будет просто, Астарион даже разочаровался бы, если б Девятипалая согласилась так быстро, не успей он выложить на стол свой главный козырь. Вампир лишь шире улыбается, неспеша расстёгивая сумку.       — А что, если я скажу, что у меня есть информация, которая позволит вам получить… м-м-м… некоторого рода протекцию от Кулаков? — На стол валится ворох писем. — Здесь столько всякого интересного: переписки с патриархами города, грязные подробности, маленькие секреты, скелеты в шкафу. Например, герцог Рейвенгард будет готов сделать для вас всё, что угодно, если вы сохраните в тайне маленький грязный секретик его сына.       Каждое письмо тщательно отобрано, нигде не упоминается ни слова о вампирах. Его бывший хозяин, оказывается, очень мастерски умел торговать информацией, оставив после себя бесценный архив переписок с влиятельными семьями Врат, стравливая неугодных между собой, собирая сплетни и слухи, некоторые из которых даже подтверждались документально.       — И откуда у тебя это добро? — Кина скептически окидывает взглядом беспорядочную стопку конвертов, наугад вытягивая один из них. — Я должна поверить, что ты сам не писал их накануне вечером?       Астарион терпеливо выдерживает паузу, позволяя Гильдмейстеру распечатать конверт и пробежаться по строчкам. Пусть первая порция информации достанется бесплатно, за остальным она прибежит сама.       — Все печати и подписи подлинные, можете нанять эксперта, если не верите.       — Письмо адресовано Касадору Зарру. Остальные тоже?       Вампир ненавязчиво кладёт руку поверх стопки, не давая женщине взять следующий конверт.       — Да, они все адресованы ему. Я выкрал их из замка Зарров.       — Рискованно. Хозяин не хватится?       — Хозяин… Покинул свой замок по важным делам. — И это мир тоже, но об этом прямо говорить не обязательно, — Он не хватится этих писем ещё очень и очень долго.       Кина понимающе кивает, читая намёк между строк, а затем замолкает, тщательно обдумывая сказанное. Дело рискованное, а рисковать она не любит. Однако перспектива расправиться с давним конкурентом, да ещё и получить в своё распоряжение столько полезной информации кажется слишком соблазнительной.       — Что мне мешает убить тебя и завладеть всеми этими письмами просто так?       Тон не звучит угрожающе или хищно, скорее это гипотетический вопрос, на который Астарион уже знает ответ.       — Ваше жгучее желание отправить Энвера Горташа на тот свет.       — Как-то подозрительно хорошо ты осведомлён о моих неприязнях, Астарион. Не случится ли так, что это Энвер сам подослал тебя, чтобы заманить меня в ловушку?       — Хороший вопрос. Вы как всегда необычайно мудры. — Вампир щёлкает пальцами, не без удовольствия подмечая, как же он соскучился по таким словесным баталиям. — Но дело в том, что мой осведомитель желает Горташу смерти не меньше вашего. Говорю же, мы все останемся только в выигрыше.       — Постой-ка. — Она поджимает губы в тонкую линию, осматривая его лицо тяжёлым внимательным взглядом. — Давным-давно кое-кто искал эльфа с внешностью, как у тебя…       Его раскрыли, врать и юлить бесполезно. Станет ли Кина помогать зная, что в этом замешана Тав? По словам последней, расстались они не очень хорошо. За отравление членов Гильдии Октавию должны были саму казнить, но Девятипалая лишь выгнала воровку с позором, запретив приближаться к таверне на расстояние выпущенной стрелы. Похвальное и подозрительное великодушие от той, которая не проявляла его ни до ни после этого случая, однако все попытки Тав помириться впоследствии пресекались.       — И она меня нашла. — Упавшим голосом признаёт Астарион, сбрасывая личину коварного заговорщика. — И сейчас ей очень нужна помощь. Наша помощь.       Вампир ожидает гнева, ожидает, что сейчас же зайдут те самые мускулистые стражницы и спустят его с лестницы, как и было обещано, и это только в лучшем случае. В худшем, он уже к утру будет плавать в сточных водах под Нижним городом, лицом вниз, возможно по частям. Но Кина лишь устало трёт глаза, качая головой.       — Опять эта девчонка куда-то вляпалась. Такая же бестолковая, как и её мать…

***

      «Интересно, если умереть на восьмом круге Баатора, душа так и останется здесь?»       Только и успевает подумать Тав, пока летит куда-то в неизвестность. Ей не хотелось бы оставаться в Мефистаре на веки вечные, но внезапно тело обретает лёгкость и плавно скользит вниз оставшееся расстояние, пока ноги не касаются каменного пола. Дроу так же плавно приземляется рядом и Октавия догадывается, что это он наложил заклятие, благодаря которому они оба не расшиблись в лепёшку.       — Спасибо. — Коротко и с неохотой бросает воровка, но как бы ни было тяжело признавать, этот зануда действительно спас ей жизнь.       — Не следовало бы этого делать, но ты мне ещё нужна. — Холодно отзывается Тарвен, вновь зажигая голубоватые светящиеся шарики на кончиках пальцев.       — Можно было просто сказать «Пожалуйста» и мир бы не рухнул.       Чародей, как обычно, быстро теряет интерес к их перепалке и задирает голову, осматриваясь вокруг. Пещера, куда они приземлились, огромна и состоит в основном из камня и льда. Похоже, это одно из подземелий Мефистара, о котором мало что известно. Тав ёжится, потирая плечи и плотнее запахивает плащ. Вдалеке от горящих озёр тут гораздо холоднее, чем на основном уровне.       — И где мы? — Она тащится за дроу, который уверенной тяжёлой поступью шагает вперёд.       — Там, где надо: в сокровищнице Мефистофеля. — Хоть Октавия и идёт позади, она почти кожей ощущает его победную улыбку, что наверняка растянулась на пепельно-серых губах.       Чем дальше они продвигаются вглубь, тем ниже становится потолок и стены вокруг сужаются. Шаги уже не отражаются гулким эхом, в какой-то момент им приходится протискиваться боком через обледенелые камни. Тав никогда не мучила боязнь замкнутых пространств, но даже её на краткий миг стискивает лёгкий приступ паники от страха застрять в этой холодном не приветливом месте с неприятным высокомерным выскочкой.       Наконец, узкий коридор сменяется огромным полутёмным залом. В отличие от дикой пещеры, созданной суровой природой Кании, это помещение совершенно точно было построено чьими-то руками. Шесть пар массивных колонн, расположенных прямо напротив входа, венчают разноцветные тускло светящиеся кристаллы, по одному цвету на каждую пару. Дорога между колоннами вымощена каменной плиткой, а на другом конце зала горит зловещими красноватыми рунами тяжёлая металлическая дверь. Свет кристаллов едва выходит за пределы дорожки, в то время как остальная комната скрыта густым непроглядным мраком.       — И ни разу не подозрительно. — Хмыкает Октавия, пытаясь всмотреться в плиты под ногами. Те кажутся устойчивыми на первый взгляд и опасений не вызывают, однако в массивном гладком мраморе ближайшей колонны Тав замечает слабо блестящие металлические трубочки. — Более очевидной дороги смерти придумать сложно.       Тарвен пожимает плечами.       — Может, так оно и задумано? Выбрать очевидно смертельный путь или тьму, что кажется безмятежной, но также может таить в себе опасности.       — Знаешь… Я всё же предпочту таинственную тьму, чем очевидную смерть. Если прокрасться вдоль стены, то вероятность напороться на ловушки будет минимальной.       — Большой опыт? — дроу то ли действительно интересуется, то ли пытается съязвить, но Тав это нисколько не задевает.       — Из-за этого опыта я здесь с тобой и оказалась. — Мрачно подмечает она.       Воровка идёт впереди, ведя рукой по шершавому камню, ощупывает ловушки в полутьме. Чародей ступает сзади, подсвечивая дорогу синеватыми всполохами. Колонны отдаляются, а стена всё не заканчивается и Октавия начинает думать, что это было плохой идеей: вдруг в конце вовсе и нет другой стены и их ждёт обрыв или чего похуже? Свет от заклинания Тарвена позволяет ей видеть чуть меньше, чем на расстоянии вытянутой руки, их тени танцуют и извиваются на каменных выступах, сливаясь в полумраке. Шаг, ещё один, Тав уверенно двигается вперёд, прощупывая плиты под ногами. Она не соврала, по статистике действительно больше всего ловушек по самой короткой дороге до цели, владельцы часто экономят на установке механизмов там, где ходить не будут. Ну может, ещё пару шатающихся плит их ждёт где-то рядом с колоннами, но никак не у стен…       Внезапно рука упирается во что-то твёрдое, тёплое, ворсистое. Воровка отдёргивает руку от неожиданности и дроу чуть было не налетает на неё, когда она резко останавливается. Едва Октавия успевает понять, что происходит, едва Тарвен вопросительно поднимает бровь, чтобы прошипеть недовольную тираду на неаккуратность напарницы, как из темноты раздаётся тихий утробный рык. Прямо рядом, в нескольких шагах, этот звук заставляет конечности леденеть, прокатываясь по спине липкими мурашками. Тав рефлекторно вцепляется в край мантии чародея, пока тот стоит как вкопанный, не шевелясь. Пляшущие огоньки на вытянутых пальцах едва заметно подрагивают. Рык повторяется. Чьи-то огромные ноздри втягивают воздух, чья-то громадная лапа гулко бьёт об пол, пока чудовище поднимается. Вторая, третья, четвёртая. Бум-бум-бум-бум! В тусклом синеватом свете возникает осклабившаяся клыкастая морда, обдающая их зловонным дыханием. Одна, вторая, третья. Три огромных собачьих головы внимательно рассматривают нарушителей спокойствия маленькими, налитыми кровью глазками.       — Без резких движений отступаем назад. — Шепчет Тав одними губами, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение.       Она всё ещё сжимает край чародейской робы и это заставляет её двигаться, когда дроу начинает медленно ретироваться обратно к колоннам. Все три морды провожают их внимательными настороженными взглядами, будто выжидают лучшее расстояние, чтобы в одном прыжке уничтожить добычу. Одна пасть такого монстра может переломить позвоночник пополам, если сомкнётся поперёк. Октавия старается не думать об этом, взять себя в руки. Она сжимается как пружина, готовая отпрыгнуть, если чудовище вдруг решит броситься. Время ползёт невообразимо медленно, так же как и они ползут шаг за шагом, к узкому проёму в стене, обратно в пещеру, из которой вышли. Туда-то точно эта махина не пролезет, может, удастся расстрелять её из укрытия? Только бы успеть…       Тварь, будто читая её мысли, делает несколько шагов навстречу, угрожающе рыча. Свободной рукой Октавия нащупывает небольшой одноручный арбалет на бедре и пытается вложить в него болт. Болт с глухим стуком падает на пол и катится куда-то в темноту. На долю секунды одна из голов отвлекается и в это же мгновение чародей делает движение рукой вперёд. С пальцев слетает жидкий сноп искр, растворяется в темноте, так и не достигнув цели.       — Проклятая Кания! — сквозь зубы шипит Тарвен.       Неожиданной атаки не получилось, чудище злится, издавая гневный рёв и пригибается для прыжка. Тав отскакивает от стены в темноту, в неизвестность, надеясь, что не напорется ни на какие ловушки. Ровно в этот же миг, огромная четырёхметровая туша с грохотом приземляется туда, где Октавия только что стояла. Дроу не видно, видимо тоже сиганул куда-то во мрак. Воровка на мгновение медлит: если позвать его, это привлечёт внимание зверя. Но кто знает, может быть тварь и так неплохо видит в темноте и их давно уже заметили. Она наощупь взводит арбалет, вытягивая оружие перед собой и молясь всем богам, что это сработает.       — Тарвен? — кричит Октавия, только через мгновение сообразив, что впервые назвала этого выскочку по имени.       — Я здесь. — Голос совсем рядом, чуть позади. — Давай к колоннам.       — Там опасно.       — Там хотя бы светло. Попасть по нему будет легче.       Судя по тяжёлому топоту, монстр берёт разгон в их сторону. Тав бежит к свету, уже даже не пытаясь внимательно изучать каждую плитку на полу. Зверь издаёт утробный рык и в слабых отблесках кристаллов Октавия видит огромную тушу, сгруппировавшуюся для очередного смертельного прыжка. До колонн остаётся совсем немного, когда нога задевает небольшой выступ в полу и воровка кубарем валится на пол. Удар вышибает весь дух из лёгких, тело саднит, а на глаза наворачиваются слёзы. Нет, всё не должно так закончиться. Где-то совсем близко над головой приземляются четыре мощные лапы, победный рёв отдаёт гулом в барабанных перепонках. «И всё-таки, если умереть в чёртовой Кании, останется ли тут твоя душа навсегда?»

***

      — Вы были знакомы с её матерью? — слова Девятипалой абсолютно точно звучат как признание. Будто что-то внутри неё давно жаждет вырваться наружу, быть услышанным.       Её улыбка полна горько-сладких воспоминаний, откуда-то из далёкого прошлого.       — Что ж, ты принёс мне столько писем… Думаю, будет честно показать тебе одно.       Гильдмейстер снимает с шеи длинную верёвку, на которой привязан маленький серебряный ключик, открывает нижний ящик стола и долго что-то ищет. Наконец, она вновь выпрямляется, протягивая Астариону ветхий сложенный в несколько раз листок. Вампир аккуратно разворачивает письмо. Чернила почти истёрлись, но всё ещё читаемы.

«Делия!

Мне сообщили о том, что у тебя случилось. Прими мои соболезнования! Хоть я и не знала Финеаса, уверена, он был хорошим мужем.

Я знаю, что между нами в прошлом были разногласия и я знаю, как ты относишься к моей деятельности, но пожалуйста, позволь мне помочь! Не тебе, так хотя бы племянникам. Я очень переживаю за близнецов и если им будет что-то нужно, пожалуйста, дай знать, ты знаешь где меня найти.

Д.П.»

      Ниже другим почерком и совсем другими чернилами следовала приписка.

      «Забудь дорогу к моему дому и к моим детям даже приближаться не смей! Я лучше от голода сдохну, чем приму твои грязные деньги, Астэль»

      Долгое напряжённое молчание звенит в ушах. Астарион нервно жуёт губы, не зная, что сказать. Тишину нарушает Девятипалая.       — Делия была той самой сестрой, что мечтала успешно выйти замуж. Она так стремилась не опорочить своё доброе имя родственной связью с «недостойной преступницей», что даже фамилию сменила. Уничтожила любые упоминания о сестре, о семье. Всем врала, что она сирота, потому что родители не стали от меня отказываться из-за моей кхм… профессии.       — Тав знает?       Кина отрицательно качает головой и печально улыбается.       — Ты, конечно, волен рассказать ей при встрече, но, боюсь, это принесёт ей больше боли, чем радости. Я так хотела взять близнецов к себе, когда Делия пропала, но к сожалению, на тот момент у меня были свои проблемы. За мою голову тогда неплохо платили наёмники из Зентарим и брать к себе двух подростков — значило подвергнуть их огромной опасности. В те годы вся таверна как на пороховой бочке жила, чуть ли не каждый день ловили очередного шпиона или отравителя, а если б враги прознали, что у меня есть племянники, поверь мне… Этим слабым местом воспользовались бы незамедлительно.       — Но это же закончилось? Почему вы не взяли их позже?       — Когда я уладила свои дела с Зентарим, Тав уже работала на Горташа. — Кина кривится от сожаления и неприятных воспоминаний. — Этот выскочка меня тогда мало заботил, но всё же я отправила пару шпионов присматривать за ним. И за ней… Как оказалось, не зря.       — Так это вы спасли её после…       — Да, мне вовремя доложили о том, что два амбала бросили её под мостом. Она едва дышала от потери крови, когда её принесли к одной из моих жриц. Скорее всего, Тав даже не помнит, кто её спас. Как только состояние стабилизировалось, её вернули брату. Без лишних слов и объяснений.       — И всё же, потом она пришла к вам?       — Я испугалась, что она что-то заподозрила, уже думала, как объяснить мою внезапную благотворительность, но нет, это было всего лишь чистым совпадением.       — И никто не рассказал ей?       — Об этом знали лишь пара моих шпионов и жрица. Я строго настрого запретила им говорить кому-то ещё.       — Так вот как жрица Селунэ из Ривингтона познакомилась с близнецами. Леди Мирриэль была к нам так добра не потому что ей просто так захотелось. Это было одним из её заданий. — Мурлычет вампир себе под нос. Общая картина начинает складываться и выглядит весьма интересно.       — Ты сообразительный. — Гильдмейстер одобрительно кивает головой.       — Подождите… Это значит… — Бледный эльф настороженно делает шаг назад: наверняка жрица доложила не только о смерти Густава.       — Да, я знаю, что Тав приходила с необычным спутником и теперь я сложила два и два. — Девятипалая примирительно выставляет ладони вперёд. — Не бойся, я не собираюсь вонзать кол тебе в сердце. Если Октавия не убила тебя, то и я не буду. Хотя, признаться, был соблазн, когда я узнала, какую награду обещал Касадор за бледного эльфа. Им ведь тоже был ты? Так вот откуда у тебя письма из замка Зарра...       — Вы раскрыли меня с потрохами, миледи! — Вампир издаёт нервный смешок, и после непродолжительной паузы выдыхает то ли от облегчения, то ли от осознания, какая информация на него только что свалилась. — Адова сера, я… даже не знаю что сказать…       Астарион тупо пялится в пространство невидящим взором. Ещё совсем недавно он злился на то, что Тав утаила от него знания о ритуале, а теперь сам вынужден стать хранителем тайны. В прошлой жизни он наверняка раскрыл бы всё Октавии и глазом не моргнув, а потом наблюдал бы за развернувшейся семейной драмой, попивая хорошее вино. Но сейчас… Рассказать — значит причинить Тав ещё больше боли, сохранить тайну — значит, мучиться самому, в страхе, что рано или поздно она узнает всё сама.       — Сколько у нас времени? — Нарушает молчание Кина, барабаня пальцами по столу.       — Боюсь, что до вечера.       — Мало…       Она срывается с места, измеряя шагами кабинет.       — На закате они должны отправиться в «Дьявольскую долю» с каким-то… подельником Горташа.       — Ты перехватишь её, а я подготовлю всё для диверсии.       Остаётся надеяться, что Тав не выйдет из поместья раньше, чем зайдёт солнце и Астарион успеет.       — Тогда не будем терять ни минуты. Увидимся на месте, миледи.

***

      «Нет, не сейчас, пока рано.»       Воровка валяется на полу скукожившись от страха. Над тощим телом всеми тремя ужасающими мордами нависает Цербер. В другом месте, с другим противником ему хватило бы пары огненных шаров, чтобы от оппонента осталась лишь горстка пепла. Но в обледенелой Кании магией огня владеет только сам Мефистофель, вдобавок церберы имунны к пламени, так что всё здесь складывается против него. Впервые Тарвен чувствует себя беззащитным. На долю секунды он почти сожалеет, что не принял предложение Энвера отправиться с ними, но трое — уже довольно большая толпа, привлекающая внимание, да и Избранный Бейна больше известен своими техническими изобретениями, чем применением их в открытом бою. Пусть сидит в поместье и ведёт переписку с Тормом, так от него больше пользы. К тому же, когда они добудут корону и вернутся во Врата, дроу не нужны будут лишние свидетели. Он вновь переводит взгляд на воровку. Эта уличная крыса ещё пригодится, а значит надо действовать. Чародей мог бы ударить молнией, но это совсем не то, в чём он силён, если только…       Тарвен делает несколько пассов руками и зверя окатывает струёй ледяной воды.       — Откатись подальше! — Кричит дроу в предупреждение и полуэльфийка реагирует немедленно. Теперь головы обращают три пары разъярённых красных глаз в его сторону.       «Держи разряд, псина!»       Вода, что тяжёлыми каплями повисает на жёсткой шерсти, прекрасно проводит ток, усиливая удар. Какое-то время Цербера колотит, но не долго. Тряся одной из голов, махина быстро приходит в себя и несётся в его сторону, наполняя пространство оглушительным рёвом.       «Выкуси!»       Тарвен упрямо поджимает губы, колдует «Туманный шаг», телепортируясь за спину чудовища, аккурат между двух колонн, на которых тускло сияют два зелёных кристалла. Под ногой раздаётся тихое «щёлк» и дроу застывает на месте. В пылу драки необходимость помнить о том, что плиты под ногами могут быть опасны, глупейшим образом вылетела из головы. Как только он уберёт ногу, ловушка сработает. Впереди ещё пять пар таких колонн и над каждой кристалл своего цвета: синий, красный, жёлтый, фиолетовый, пурпурный. Интересно, что они значат? Явно ничего хорошего…       Тварь тяжело дышит, оглядывается по сторонам, чтобы выследить тех, кто нагло посмел нарушить её покой.       — Ты в порядке? — Раздаётся откуда-то из темноты.       Что ж, рациональным выходом будет сказать правду, хоть и немного унизительно признаваться простому уличному отребью, что дал загнать себя в ловушку.       — Вообще-то, не очень. Я в ловушке.       — Твою ма-а-ать… Не двигайся, не смей ногу убирать, у меня есть идея.       Хоть Тарвен и всегда считал себя «ненастоящим» дроу, оболочкой тёмного эльфа, вылепленного нечестивым отцом в соответствие с одним лишь ему ведомыми представлениями о прекрасном, мальчиком с поверхности, ни разу не бывавшем в Подземье, он не мог не признать, что видит в темноте чуть лучше, чем окружающие его традиционно «надземные» расы. И сейчас взор выхватывает из тьмы тощую фигуру, посылающую арбалетные болты в огромную тушу.       — Ты так ему даже шкуру не пробьёшь.       К чему весь этот фарс? Церберу её болты, что волу комары: неприятно но не смертельно.       — А я и не собираюсь. Ты сможешь сделать ещё один «Туманный шаг»?       Зверюга, измотанная постоянными прыжками туда-сюда, тяжело дышит, фырчит раздувающимися ноздрями и мотает бошками, когда их по очереди атакуют надоедливые снаряды.       — Думаю смогу, но куда? Это последний «Туманный шаг» и если я опять попаду в ловушку…       — Не попадёшь, если будешь знать, где она активируется! Привлеки его внимание по моей команде.       Кажется, он начинает понимать. Для простой шестёрки, девка неплохо соображает. Она бежит на пределе возможностей к самой дальней колонне, запыхавшийся Цербер грохочет за ней.       — Давай!       Тарвен выпускает очередной разряд, бегущий цепью по всё ещё мокрой шкуре. Воровка шустро отпрыгивает в сторону и ошалелая псина, мгновенно переключаясь на новый раздражитель, несётся навстречу прямо между колонн, активируя одну ловушку за другой. Сначала тварь оглушают громовые разряды, но махина проносится дальше, практически не реагируя. Вторая колонна, вероятно, воздействует на мозги чудовища, потому что псина на мгновение останавливается и трясёт головами. Пламенные струи из третьей даже не царапают зверю толстую шкуру. Зато силовые разряды из следующей уже заставляют припадать на одну лапу. Совсем близко ледяные шипы впиваются в толстую шкуру, Цербер издаёт пронзительный хриплый рёв, но уже слишком взбешён, чтобы останавливаться.       «Сейчас!»       «Туманный шаг» приземляет его на безопасную плиту рядом с крайней, пурпурной колонной. Позади слышится душераздирающий вопль и, оборачиваясь, дроу с удовольствием наблюдает, как под струями кислоты со зверя слезают куски кожи. Туша агонизирует какое-то время, борясь за остатки жизни, после чего затихает. Прекрасное зрелище! Видел бы отец…       — Надеюсь, его братья не придут мстить. — Воровка рядом тяжело дышит, упираясь ладонями в колени.       — Это вряд ли, в Кании церберы не водятся, наверняка этот был привезён откуда-то издалека. — Дроу поджимает губы и добавляет после короткой паузы — Теперь мы квиты?       — Что, прости?       — Я спас тебя, ты спала меня. Теперь мы квиты. Ты ничего мне не должна.       И он ей тоже ничего не должен. Ни единого намёка на что-то тёплое и дружеское. Она — инструмент, любезно предоставленный Энвером и этот инструмент просто выполняет свою работу, после чего должен быть утилизирован на благие цели. То, что они спасли друг другу жизни — всего лишь необходимость, вызванная простым расчётом, не более.       — Можно было просто сказать «Спасибо».       «Спасибо»… Этого слова из уст Тарвена не удостаивался ни один смертный. Потому что прислуга делает то, что должна, потому что служители культа выполняют свою работу. Никто из них не заслуживает его благодарности, даже Энвер. Всё, что делает Избранный Бейна, всё их сотрудничество, до поры до времени, пока это выгодно им и их богам. Даже те плотские утехи, что он позволяет себе иногда, приятны обоим, покуда не мешают делу. Дроу не собирается тратить время и душевные силы на игру в любовь, хоть Горташ и пытается активно затянуть его в эту глупую интрижку чуть больше, чем взаимный обмен телесными удовольствиями. Все эти вздохи, придыхания и полуулыбки — не более, чем способ заманить Тарвена в ловушку, дать почувствовать себя любимым, нужным, обмануть ложной надеждой, чтобы потом воспользоваться. И баалист это знает. Потому что сам играет с Энвером в такую же игру. Нет, никто не заслуживает его благодарности, только отец, Великий Нечестивый бог, что даёт силу, пока ты смиренно служишь ему.       Дверь, украшенная светящимися рунами вибрирует от магии. Тарвен начинает аккуратно распутывать клубок туго закрученных охранных заклинаний, потягивая ниточки Плетения, одну за одной. Главное, выбрать нужную, чтобы не спутать остальные окончательно, иначе рванёт так, что мало не покажется. Руны меняют цвет, своё расположение на массивной металлической двери, мерцают и, наконец, гаснут. Магии больше нет, тугой комок чар распутан филигранно и чётко. Даже как-то слишком просто, может, потому что ловушки рассчитаны на воришек с более примитивным умишком. Взявшись за ручку, дроу уже готов повернуть небольшой металлический шарик, но чужая ладонь ребром больно врезается в его запястье, отбрасывая назад. Подавив кровавую пелену перед глазами и желание самым болезненным способом отхватить столь бесцеремонную конечность, Тарвен делает глубокий вдох, переводя взгляд на напарницу.       Дикарка уже не обращает на него никакого внимания, ковыряясь в замке тонкими металлическими петлями.       — Ты что творишь? — Яростно шипит дроу, потирая ушибленное запястье.       — То жа што меня шюда вжяли. — зажав зубами одну из тонких металлических палочек с петлёй на конце, невозмутимо отвечает та. — Ты в курше што тебе щють руку не оторвало?       Тарвен с удивлением разглядывает собственную ладонь. Мефистофель почти поймал его на самолюбии. Разгадать загадку, достаточно сложную для среднего ума, но простую для таких, как он, и не заметить примитивный заряд взрывчатки, спрятанный в ручке двери, как же глупо. Так глупо, что непроизвольный истерический смех срывается с губ, эхом отдаваясь от каменных стен. Избранный Баала чуть не лишился руки из-за собственной самонадеянности и спасла его простая уличная воровка.       — Ты странный. — Пожимает плечами девчонка, пряча инструменты в подсумок.       Тяжёлая дверь открывается с глухим скрипом и они проходят внутрь. Тарвен зажигает свет на кончиках пальцев, осматривая помещение, и не может поверить глазам. Заклинание рассеивания иллюзий не меняют картину. Ошибки быть не может: вместо сокровищницы они стоят посреди кладовки, заваленной разным бесполезным хламом.

***

      «Лорд Энвер Горташ, эрцгерцог Врат Балдура»       А как звучит! Энвер цокает языком, вертясь перед зеркалом в новом плаще, что привезли из мастерской чуть меньше часа назад. Плотная кожа лучшего качества приятно тяжела, высокий стоячий ворот хищно раздувается, словно капюшон у кобры, бесчисленное количество золотых элементов, отсылающих к его дражайшему достопочтенному покровителю, Богу Тирании, сверкают всем своим великолепием. Но главное произведение искусства — это рукава! Точно отлитые из цельного золота, они гибкие и не стесняют движений, сидят как влитые. Тарвен с ума сойдёт, когда увидит это роскошество, хотя внешне не поведёт и бровью. Наверняка ещё отпустит какой-нибудь едкий комментарий про то, сколько секунд понадобилось Энверу, чтобы кончить, глядя на себя в зеркало в этом наряде. Ну и пусть, главное, сколько секунд понадобится баалисту, чтобы стащить с него этот плащ в будуаре грядущей ночью.       Горташ в очередной раз поворачивается, оглядывая себя со всех сторон. Скоро этот город падёт к его ногам, как продажная девка и будет молить облизать его сапоги. Благодаря своему новому покровителю он больше не будет ни перед кем пресмыкаться, наоборот, пресмыкаться будут перед ним. Да, остаются еще Тарвен и Кетерик, которого Избранным боги посоветовали взять третьим, но это не такая уж проблема. Старик так помешан на своей скорби о почившем семействе, что вряд ли будет сильно вмешиваться в процесс правления, ну а Тарвен… Дроу ему по-своему нравится: он умён, изящен, расчётлив, слегка холоден и высокомерен, но это лишь придаёт ему особую перчинку. Однако к своему сожалению, будущий эрцгерцог как никто другой понимает, что их странный союз никогда не закончится фразой «долго и счастливо». Однажды Баал прикажет своему Избранному убить единомышленников, чтобы повергнуть этот мир в кровавый хаос. И Энвер это знает, поэтому всегда держит под подушкой кинжал, на всякий случай. Их отношения — это хождение по тонкой острой грани между смертью, привязанностью и бушующей страстью. Сколько Горташ себя помнил, пресловутые истории со счастливым финалом и нежной чистой влюблённостью всегда навевали на него тоску. Он шёл по головам глупеньких влюблённых аристократок, заливая им в уши сладкий мёд лишь до тех пор, пока с них можно было что-то взять. Но с Тарвеном всё иначе: внешне холодный, он раскрывался, опаляя страстью и адским пламенем только для него одного, вдали от чужих глаз. Энвер потирает запястья, следы ремней, оставленные позапрошлой ночью и надёжно скрытые теперь золочёными рукавами. Пусть их души никогда не будут принадлежать друг другу, но пока их тела могут с жаром сплетаться, выгрызая страстные поцелуи, пока ледяная маска дроу идёт мелкими трещинами каждый раз, когда тот не сдерживаясь громко и прерывисто стонет от оргазма, Горташа всё устраивает.       Крики за тяжёлой дубовой дверью кабинета отвлекают от раздумий. Ну что у них там опять случилось? За спиной раздаётся звон стекла и знакомое тревожное шипение. Слишком знакомое. Энвер во время успевает отпрыгнуть, но осколки всё равно задевают новый плащ, прожигая дыры в дорогой коже, царапая филигранно отлитую фурнируру. Будущий эрцгерцог раздражённо отряхивается, поднимаясь с пола, сыплет ругательствами, словно пьяный сапожник, и дёргает ручку двери. Та не поддаётся, подпёртая чем-то снаружи, но из щели тянет дымом и удушливым угарным газом.       На его поместье посмели напасть.