Кудряшка

Серафим зашел в приехавший наконец лифт. Сидорин очень устал и замерз, и сейчас он мечтал только прийти домой, принять горячий душ, лечь и никогда больше не вставать. Снег, идущий на улице привлекательно выглядел только тогда, когда его видно из окна, выходить туда желания абсолютно не было. И, по правде говоря, если бы не любимая работа, Серафим ни за что зимой дом бы не покидал. Выйдя на своем этаже Сидорин поежился — даже тут холод пробирал до костей. Скорее бы уже домой зайти… Парень свернул в коридор, ведущий к квартирам. Сюда он переехал недавно — долгое время копил, чтобы хватало на съем квартиры, хоть и маленькой, но зато ближе к центру. Отсюда намного удобнее и быстрее оказалось добираться и на работу, и на важные встречи, и вообще везде. В общем, причин было много. Подходя к двери в свою квартиру, он увидел парня с кудрявыми волосами, сидящего у двери квартиры напротив. Он сидел прямо на полу подтянув к себе ноги, опираясь на них руками и опустив голову. Сначала промелькнула мысль, откуда ему знать, какие тут соседи и кто чем балуется; но услышав тихие всхлипы понял, что тот плачет. Однако даже останавливаться не стал — мало ли, что у него там случилось; да и усталость давала о себе знать, честно говоря. Сидорин быстро отпер замок, зашел в квартиру и захлопнул за собой входную дверь, даже не оборачиваясь, и поэтому не видел, что кудрявый юноша провожал его своим грустным взглядом. Вернувшись наконец домой, Серафим первым делом исполнил мечту всего дня — пошел принимать горячий душ. Это всегда помогало согреться, а после целого дня, проведенного чуть ли не со стучащими зубами, как мы все знаем, почувствовать тепло, обволакивающее тело, уже кажется невозможным. Спустя минут так двадцать пять сильнейшим усилием воли Сидорин заставил себя выключить воду. Оделся, высушил волосы. Однако все это время ему покоя не давал тот человек у соседней двери. Образ маленькой кудряшки прямо-таки врезался в его память, не желая ее покидать. Выйдя из ванной Серафим тут же подошел к двери, заглянул в глазок. Кудрявый все еще сидел на том же месте, даже не подвинувшись. Сидорин отпрянул. Решил отвлечься, заняться домашними делами (которые, как мы все знаем, находятся всегда). На кухне еще с утра осталось много грязной посуды — этим он и занялся. Однако в один момент поймав себя на том, что уже минут так пять бессмысленно трет губкой чистую тарелку, Серафим выключил воду и, вытерев руки, снова подошел ко входной двери. Снова заглянул в глазок. Парень сидел все там же. Только сейчас его плечи вздрагивали чаще и сильнее — то ли от плача, то ли от холода; этого Серафим не понял. Сидорин не выдержал. Схватив с вешалки теплую кофту на молнии, он открыл дверь, вышел в коридор, тут же поежившись — там оказалось холодно. Очень холодно. Но из-за этого останавливаться не стал, ясное дело. Подошел к кудрявому и просто молча опустился на пол рядом с ним. Подождав несколько секунд, аккуратно, нерезким движением накинул кофту на то и дело вздрагивающие плечи парня. Еще несколько минут он просто сидел рядом с ним. Потом так же осторожно, как до этого, коснулся его руки, показавшейся обжигающе ледяной. — Слушай… — начал Серафим, бережно подбирая слова. — А ты… Чего тут сидишь?.. Да. Сказал самое тупое, что вообще сейчас можно было сказать. Ну, а что еще было говорить? Сидорин не придумал. — Я… — парень растерянно поднял на Серафима наполненные слезами глаза. Карие. Красивые. — Я… — он не нашелся, что сказать. Наоборот — громко всхлипнув, заплакал еще сильнее. Однако в руку Серафима свою все же вложил — все-таки было действительно холодно, а ладонь у Сидорина большая и теплая. — Ну тише, тише… — приобнимая парня за плечи свободной рукой пробормотал Серафим. — Малыш, тут холодно, — он сам не знал, почему назвал так кудряшку. Просто… Само получилось. — Пойдем ко мне? Согреешься хотя бы. Тут не надо сидеть, заболеешь. — и, не услышав в ответ ничего, кроме всхлипов и хлюпанья носом, добавил: — Расскажешь мне, что случилось. Знаешь, так и так легче станет, если с кем-то поделишься. — И, пару секунд подумав, закончил: — Если не хочешь, я пойму… Парень снова заглянул в глаза Сидорина. — Пойдем? — еще раз спросил тот. В ответ кудряшка несколько раз кивнул — в этом состоянии разговаривать было сложно. Давали о себе знать и слезы, и холод, заставляющий зубы отбивать самую настоящую дробь. Сидорин поднялся на ноги и помог юноше сделать то же самое. Тот стоял нетвердо — видно, холод и онемевшие от долгого сидения в одной позе ноги не давали нормально двигаться. Сидорин открыл дверь и двое парней зашли внутрь. *** Сейчас нам придется прервать повествование на пару абзацев. Думаю, стоит немного посвятить тебя в планировку снятой нашим героем квартиры. Да, я к тебе обращаюсь, не думай, что показалось. Нет, не потому, что автору просто нужно больше текста, а для того, чтобы ты сам, уважаемый читатель, не сломал себе мозг во время моего рассказа. Квартира была маленькая, однокомнатная. Войдя в нее, ты бы оказался в небольшом коридоре, связывающем три помещения. Слева на расстоянии пары метров друг от друга располагались две двери. Ближняя — в небольшую спальню, дальняя — в ванную. Справа всего одна дверь, ведущая в кухню. Большое помещение совмещало в себе сразу и кухню, и гостиную: с одной стороны кухонный гарнитур и небольшой обеденный стол человека так на три-четыре, а у другой стены, рядом с большим окном в пол — довольно большой диван, а рядом — маленький журнальный столик со стеклянным покрытием. Две зоны разделяла небольшая стенка, находящаяся напротив дивана и, очевидно, предназначающаяся для телевизора, однако на такие роскошества у Сидорина денег не было, он довольствовался ноутбуком и, в общем-то, не жаловался. Теперь, думаю, в дальнейшем повествовании ты не запутаешься, поэтому предлагаю вернуться к нашим героям, только что вошедшим в квартиру. *** Серафим, держа Глеба за руку, повел его в кухню-гостиную, усадил на диван. Посмотрев на посиневшие от холода губы и слегка дрожащую челюсть от стучащих зубов, Серафим бросил: — Сейчас приду. Подожди. И быстро исчез в дверном проеме. Ясное дело, ненадолго — спустя полминуты вернулся, держа в руках огромный теплый плед. Вручив его начинающему потихоньку успокаиваться Глебу, предложил: — Ты очень замерз. Давай я тебе что-нибудь попить сделаю, что-ли… Парень снова кивнул, жалобно заглядывая в глаза Серафима. Сидорин, разумеется, не знал, но кудрявый в тот момент про себя отметил, что они голубые. И красивые. — Отлично. Что будешь? Кофе, чай, шоколад… — начал перечислять он. — Ш-шоколад… — еще дрожащим голосом ответил он. — Если можно… — Можно, конечно. Тебя согреть нужно. — обрадовался Серафим, направившись к холодильнику и плите. Занимаясь варкой горячего шоколада, он спросил: — Слушай, а тебя как зовут-то вообще? — Викторов Глеб… — представился парень, тут же смущенно добавив: — Ну, просто Глеб. — Глеб… — медленно повторил Сидорин, словно пробуя имя на вкус. — Красивое имя. — заключил он. — Тебе подходит. — Правда? — Ага. — Никогда не задумывался, подходит оно мне или нет… — признался Викторов, и зачем-то поблагодарил Сидорина: — Но спасибо. Несколько минут прошли в тишине. Серафим вернулся, держа в руках дымящуюся чашку с напитком и протянул ее Глебу, предусмотрительно предупредив: — Осторожно, очень горячий. Но согреешься. — Спасибо… — вновь пробормотал Викторов, сжимая заледеневшими пальцами горячую чашку. Сидорин, улыбнувшись, опустился на диван рядом с кудряшкой. Да, он решил про себя называть парня кудряшкой, а что такого? Тем более, ему показалось, что это подходит. — Малыш… — осторожно начал он. — Расскажешь, что случилось? Глеб замер, устремив взгляд в чашку, согревающую ладони. Глаза его вдруг опять наполнились слезами, нижняя губа едва заметно задрожала, Сидорин понял — тот готов был разрыдаться прямо сейчас. — Так, кот, спокойно… — тут же заговорил Серафим. — Все нормально… Викторов закрыл глаза, стараясь не заплакать. — Вот, правильно. Теперь сделай несколько глубоких вдохов. Да, молодец… Ты, если хочешь, можешь не говорить. Я ни на чем не настаиваю. Но могу точно тебе сказать — если рассказать, тебе самому легче будет. — Ты прав, — немного помолчав согласился Викторов. — Я… Я расскажу. — Хорошо. Я тебя слушаю. Изредка всхлипывая, Глеб начал свой рассказ. Оказалось, в квартире напротив жила девушка кудряшки, Олеся. Ну, девушка уже бывшая. Сегодня Викторов подумал, что неплохой идеей будет приехать к любимой сюрпризом. Однако, как вы уже, возможно, догадались, в квартире он обнаружил не девушку одну, а ее с любовником. Не слушая лепет Олеси, он послал обоих в далекое эротическое, развернулся и пошел к выходу. Но парень, что находился в квартире вместе с девушкой, посчитал хорошей идеей крикнуть вслед, что «нужно быть ахуеть каким тупым, чтобы за год измены не заметить». Да. Оказалось, девушка изменяла ему почти на протяжении всех отношений: всего-то полтора месяца у них была годовщина — год вместе. В квартире кудрявый еще держался, но, выйдя в коридор, уже не мог. Без сил сполз вниз по двери и разрыдался. Те, кто сталкивался с изменой, вероятно, поймут его состояние. В этом состоянии и нашел его Серафим. — Ну… Дальше ты знаешь. — закончил парень. Хоть мой пересказ сей истории мог показаться вам коротким, таковым он совсем не являлся — Глеб говорил на протяжении минут так сорока, если не часа, иногда останавливаясь, чтобы немного успокоиться, сделать пару глубоких вдохов или смахнуть навернувшиеся слезы. Серафим в эти моменты терпеливо ждал, не перебивая и ничего не говоря. Когда Викторов наконец договорил, Сидорин пробормотал: — Глеб… Это ужасно… — на секунду замолчал. — Честно, я не представляю, как тебе больно. — он сочувственно сжал ладонь кудрявого. — Ты молодец. Спасибо, что поделился. — Да… Это тебе спасибо, что выслушал… — ответил Викторов, отставляя на журнальный столик пустую чашку из-под напитка. — И за шоколад спасибо. Ты очень вкусно его готовишь. — кудряшка, смешно наклонил голову набок, мило улыбнулся. — Все для вас, — улыбнувшись в ответ, кивнул Серафим. — И… Знаешь. Ты был прав. — вдруг согласился Глеб. — Мне правда стало лучше. — он задумался на миг. — А вообще… Да пошла она! — воскликнул он. Викторов не преувеличивал: сейчас, после того, как описал вслух то, что несколько десятков минут назад казалось огромной трагедией, вдруг осознал, что она того не стоит. В самом деле — почему он еще должен страдать просто потому, что человек его не ценил и не уважал? Ничего кроме отвращения к Олесе он сейчас не чувствовал. По неизвестной причине к этой мысли Викторов пришел только после этого разговора. Но ведь неважно, когда — главное, что он это понял. Сидорин тем временем поднялся, протягивая руку к пустой чашке на столике, намереваясь отнести ее на кухню. Глеб вдруг встал за ним, откладывая в сторону плед. Молча прижался к оторопевшему сперва Сидорину, который в ответ почти сразу же обнял парня в ответ, запутывая пальцы в мягких кудрявых волосах. — Сим, — прошептал Викторов. — Спасибо. — Ну что ты, нормально все. Я тут, кудряшка.