Небо тёмно-синее

      От чего-то Судаков проснулся рано. Это было не просто случайное пробуждение, после которого спустя пару минут засыпаешь, нет. Действительно было ощущение, что он выспался. Через шторы проходил тусклый свеи рассвета. Костя сладко спал, укутавшись в бо́льшую часть одеяла. Аккуратно, чуть ли не одними подушечками пальцев, Олег погладил его по тёмным кудрявым волосам. Кажется, крепко спит. Судаков подошёл к окну. Небо только начинало светлеть. Красно-оранжевая заря едва виднелась за лесом. Колени утыкались в тёплую батарею, а нос улавливал прохладный свежий сквозняк, проходивший через деревянную раму. Пара бы уже окна заклеивать. Но сейчас этот холодок давал ещё большее ощущение спокойствия и умиротворённости. До работы ещё пару часов, поэтому можно пока просто насладиться моментом под посапывания спящего Кости.       Заварив кофе со сгущёнкой, Олег вернулся в комнату. Костя уже, как в кокон, завернулся во всё одеяло, что между кудрявой чёлкой и одеялом выглядывал только нос. Хотелось его такого поцеловать, но нельзя, ведь он сразу же проснётся. Пусть лучше отдохнёт в свой выходной. Вернувшись к подоконнику, Олег вдруг заметил целлофановый пакетик. Он развязал его и увидел там пластинку Buzzcocks. Она была явно затёртая, значит, Костя у кого-то её одолжил. Олег, разглядывая, покрутил пластинку в руках, после взглянул на часы — время ещё есть. Он постарался как можно тише достать проигрыватель и перенести его на кухню, чтобы не разбудить Костю. Заранее поставив громкость максимально тихую, Олег настроил аппарат и с интересом стал вслушиваться в текст, еле уловимые на такой громкости барабаны, гитарные соло. Он и сам глубоко в душе хотел быть рокером, даже одевался и носил такую причёску, чтобы в среде рок-н-ролльной молодёжи быть своим. Но так вышло, что жизнь его связалась с политикой.       Под конец альбома на кухню вошёл лохматый, только что проснувшийся Костя. Потирая глаза, он вслушивался в звуки и, когда Олег сделал немного громче, улыбнувшись, узнал музыку.       — Нашёл таки пластинку? Я уже думал, что не верну её Игорю.       — Летову?       — Ага.       Рябинов достал из холодильника яйца и, чиркнув спичкой, зажёг конфорку, на которую отправилась сковорода. Параллельно он бормотал себе под нос замеченные интересные приёмы в аранжировке. Когда на сковороду отправились яйца и ломтики хлеба, что нарезал Олег, как раз начался припев последней песни, который перекрикивал шум на кухне. Юноши встали возле подоконника, слушая соло перед последним припевом и ожидая готовности завтрака.       Музыка затихла. Немного погодя, Костя подошёл к плите, чтобы проверить, приготовилась ли еда. Он положил жаренные яйца и хлеб на тарелки, а после поставил на горящую конфорку чайник.       — Олеж, слушай... — обеспокоенно начал Костя. — Эм, а... А что всё-таки вчера ночью было?       — В смысле?       — Ну... Я имею ввиду... Понимаешь? — смущаясь, невнятно ответил Костя.       — А, ну, — Олег понял и тоже засмущался. — Не переживай. Просто... Хах. Некоторые проблемы в комсомоле были, и, как бы, вот, захотелось хоть что-то хорошее за день. Вот...       Костю это слегка смутило, но упоминание "некоторых проблем" напрягло.       — Какие ещё проблемы? — с явным румянцем на щеках спросил Рябинов.       — Да не важно.       — А мне важно! Говори давай, пока я сердиться не начал.       Костя привстал и наклонился к Олегу. Тот не боялся Кости, но из уважения к нему всё-таки решил рассказать:       — Да так... То накричали, то я после работы нагрубил. Пустяки!       — А что насчёт... Они что-то поняли?       — М-да... — протянул Олег. — Догадки у них есть, но, подумав так, не считаю, что как бы уверены они уже. Всё хорошо будет.       — Надеюсь. Точно всё в порядке?       — Да-да, не переживай.       Олег тоже встал и, придерживая Костю за подбородок и затылок, поцеловал. После завтрака он пошёл собираться на работу и ушёл, прихватив при этом в спешке пластинку. Костя в комнате попробовал что-то наиграть. Он сегодня планировал опять встретиться с Летовым на репетиции. Позже он позвонил ему и договорился о времени. Он стал разыгрываться на гитаре и за час до назначенного времени вышел из дома. Он пешком прошёл несколько остановок, а после половину пути проехал на трамвае.       Он постучался в дверь. Через пару секунд вышел Игорь и завёл его в свою квартиру. В квартире никого не было, только он и Игорь.       — Ты со своей гитарой? Отлично. А ты на басу играешь?       — Ну... Да, было дело в Мертвяках. Только я басуху у Сашки брал.       — Ничего, у меня возьмёшь. Давай быстрее начнём тогда.       Рябинов кивнул и спешно пошёл в студию. Игорь сразу же впихнул ему в руки бас-гитару и сказал:       — Играй.       — Хорошо. А что?       — Да что хочешь. Хоть что-то из Мертвяков.       Костя давно не играл на басу, поэтому пришлось немного вспомнить, где и как зажимать. Он сыграл что-то больше похожее на импровизацию, но Летов заинтересованно слушал. Он взял гитару и тоже начал играть что-то, видимо, своего сочинения.       — Не мешаю? — тихо, чтобы не отвлечь, спросил Игорь.       Костя покачал головой и всё также невозмутимо продолжил играть. Летов немного изменил мелодию и следом за ним импровизировать стал и Костя. После добавились стуки по гитаре. Рябинов ещё больше отошёл от первоначальной аранжировки, в итоге родив бас-партию для неизвестной ранее песни.       — Заебись. Может, даже песню, вот, запишем? Вдвоём я имею ввиду. У меня и свободные тексты есть.       Костя несильно удивился, но лёгкая радость откликнулась в сердце. Он согласился и ждал, пока Летов искал в тетради подходящий текст. Наконец, он нашёл его и запел в планируемом темпе, отстукивая себе ритм ногой. Закончив, он спросил:       — Как тебе? Что на счёт аранжировки думаешь?       Тут уже Костя вошёл в ступор. В Мертвяках он часто предлагал что-то немного переделать и подправить, но к нему не хотели прислушиваться. А сейчас Летов сам просит что-то привнести в песню. От этого Костя растерялся.       — Эх, ну... Я не знаю пока.       — Ладно, давай.       Егор отсчитал ритм ударами по гитаре и начал наигрывать аккорды. Он не начинал петь, пока Кузьма УО не начнёт перебирать зажатые струны. На основе того, что он недавно играл, он ещё немного изменил партию, чтобы она больше подходила вокалу Летова. Соло тоже было сымпровизировано. Летов снова пытался скрыть восторг, удивляясь его способностям и талантам. "Настоящий виртуоз", — чуть вслух не проговорился он. Игорь пребывал в таком экстазе от на ходу сочинённого соло, что некоторое время он не мог сказать ни слова. Придя в себя, Егор поставил на свободную табуретку бутылку дешёвого вина, предлагая Косте выпить, чтобы отпраздновать сочинение песни. Костя, конечно, не отказался.       — С тобой приятно работать, Кузьма! — произнёс слегка хмельной Игорь.       Кузе было немного неловко. Раньше он только при Олеге сам что-то сочинял, а в Мертвяках он своего почти не привносил — просто играл, что Клипов придумает. Когда ему что-то не нравилось в аранжировке, он прямо об этом говорил и предлагал свою версию, но всегда оставалась музыка лидера группы. Было так непривычно, что кто-то, кроме Олега, хвалит его импровизации. Чтобы скрыть смущение, Костя залпом выпил стакан вина. Позже Летов поставил пластинки с западным роком.       — Слушай, Игорь, а что, вот, для тебя свобода? — Костя пьянел долго, поэтому спустя два стакана он чувствовал себя только немного пьяненьким, но ещё способным трезво мыслить.       — Ой, ну, знаешь... — готовил Летов к монологу. — Свобода — такая херня, которая для каждого своя. Для кого-то это политическая свобода, независимость, вот, от какого-то вождя. Для кого-то это — не быть порабощённым. Или даже не состоять в отношениях и браке — это свобода. Для меня свобода — это такое состояние души, вроде и естественное, но при обычных условиях в человеческом обществе ты не можешь его проявить. То есть, что-то вроде анархии, когда человек волен делать что хочет, не боясь последствий, которые сдерживают его свободу. Та же совесть тоже ограничивает свободу. Предположим, вот, убить или изнасиловать человека. В обществе за этим обычно следует наказание или хотя бы муки совести. А если освободить человека от всего этого? Это, наверное, тогда как психическое заболевание воспримут. По сути, вот, всё человечество ограничивает свободу своим существованием. У меня такое мнение. Вот.       — Ясно. В чем-то, думаю, ты прав.       Костя любил задавать такие философские вопросы Олегу. Сильно удивило, что ответ Игоря чем-то напоминал то, что обычно отвечает и Олег. Если бы они познакомились ближе, они точно могли бы подружиться, а их ход мыслей смог бы зайти так далеко, что при желании эти двое смогли бы придумать план по свержению правительства и захвата мировой власти.       — А ты что думаешь?       — Не знаю. Наверное, вот, я свободу воспринимаю, как и ты, свободу от общества, и свободу любви...       — Любви?       — Ну, да. Мне кажется, что любить можно и мужчину, и женщину, и одного, и двух, и трёх... В брак, вот, не обязательно, и детей рожать. Просто любить.       — А у нас-то незаконно даже...       — Да! Что такого в том, чтобы любить? Да, не женщину, да, не иметь детей из-за этого, да, не жениться. И что с того? Да...       Костя замолчал. Всё ещё находясь в осознанном состоянии, он понял, что такими темпами проболтается. Повисла тишина. Бутылка уже была опустошена. Летов не предлагал ещё налить: он и сам уже достаточно выпил, но не так, чтобы валяться под столом без сознания. С разрешения Игоря он взял с полки одну из множества книг. Заметив, какую книгу Костя взял, Летов начал комментировать сюжет. Под вечер Рябинов ушёл, забрав свою гитару и договорившись о следующей репетиции.       День на работе у Олега прошёл более спокойно. Звонящих людей было не так много, и то ему попадались довольно спокойные. Такая тихая смена заставила забыть о проблематичной ситуации в комсомоле.       Сидя в кабинете для собраний, Олег разбирал бумаги. Вдруг, когда он сидел один, к нему подошёл Владимир Николаевич.       — Олег Михайлович.       — Да-да! — он сразу вскочил со стула.       — У нас серьёзный разговор. Пойдёмте.       Партработник проводил Судакова в свой кабинет. Это немного напрягло Олега. Ещё больше он забеспокоился, когда Владимир Николаевич замкнул дверь, но старался не подавать виду.       — Олег Михайлович, поймите, тут такое дело... Вы очень, очень рискуете сесть!       — Я ещё раз говорю вам: я с Костей просто сожительствую, мы не из этих! Будто я сам не понимаю, что это ненормально.       Владимир Николаевич как-то странно посмотрел на него и, не отрывая от него взгляд, стал копаться во внутреннем кармане пиджака.       — На вас есть компромат.       Олег со страхом смотрел на достающую из пиджака что-то руку. На столе оказалась фотокарточка. Фотография была сделана издалека, но на ней отчётливо были видны две кудрявые мужские фигуры, которые сидели на траве. Локация была знакома Судакову: это то самое поле возле школы, где была репетиция к Октябрьской революции и... где он недавно с Костей поцеловался. От стыда хотелось сквозь землю провалиться, но он мог лишь отвернуться. И Владимир Николаевич при этом всё продолжал сверлить его взглядом.       — Вот же извращения на Западе, ха? — наконец, придумав оправдание, рискнул Олег: авось он всё не так понял.       — Ох, нет, Олег Михайлович! — он подвинул фотокарточку ещё ближе. — Неужели вы не узнаёте? Вот вы, а вот — Константин Валентинович Рябинов. Не держите меня за дурака, что вы?       Уже без шансов.       — Что вам нужно? Ментам меня и Костю сдать хотите? — выпалил Судаков.       — Для партии вы будете полезным членом, но этот факт может испортить репутацию всей КПСС. Поэтому предлагаю вам заканчивать с этим. В противном случае, да, придется привлекать милицию.       — И всё из-за того, что мы делим плату за жильё?!       Владимир Николаевич ткнул фотографией Олегу в лицо.       — У меня есть доказательства! — от вечно спокойного Владимира Николаевича не осталось и следа.       К счастью, фото было сделано со спины. Из-за света виднелись одни силуэты. Да, может, Владимир Николаевич и видел всё, но перед ментами ещё есть шанс оправдаться. Хотя... Зная систему правосудия в СССР... Мало на что остаётся надеяться.       — Поцелуя не было, — твёрдо сказал Олег, будто его слова действительно были истиной. — С чего вы вообще это взяли?       — Если уж на то пошло, то какой поцелуй? Я его не упомянул даже! — со смехом заметил партработник.       Он заведомо проиграл, но нрав не позволял это сразу признать:       — Да, не упоминали... Но имели ввиду именно это! Костя просто от усталости упал на меня, а я его, бедного, пожалел. Мы воспринимаем друг друга просто как друзей, братьев как бы. Мужеложства никакого!       — До чего ж вы упрямы! Во всяком случае, вам надо с этим разобраться.       — С чем мне разобраться? С тем, чего даже нет?!       — Олег Михайлович! — крикнул Владимир, отчего Олег даже сел, как отруганный учителем школьник. — Мы с вами вдвоём понимаем, что происходит. Я искренне желаю вам добра, поэтому советую закончить эти извращения и стать нормальным мужиком: жениться, съехаться с женой, а не с каким-то другом, завести детишек... Простите меня, но когда ваши отношения на одной лишь постели держаться, то это извращение!       — Кто вам сказал, что мы с Костей спим? У нас просто чистая и искренняя дружба!       — Молчите лучше, чтоб хоть сели на меньший срок. Если откажитесь, рискуете не только местом в партии и ЛКСМ, но и своей свободой. Так что не врите, что ничего не знаете, и решайте проблему, — он замолчал, а из-за злости Олег не мог ему ничего ответить. — Вы свободны.       Судаков быстро собрался и пошёл домой. Сегодня был тот самый день, когда особенно хотелось, чтобы Костя его встретил, однако, на удивление, его привычно в парке не было. Он подумал, что тот дома, ведь сегодня его отпустили довольно рано, поэтому быстро зашагал на автобусную остановку. Не просто хотелось упасть в Костины объятия и наконец-то отдохнуть — Олег нуждался в этом.       Придя домой, дверь была закрыта. К счастью, у Олега были ключи. Кости, конечно, дома не было. Он стал думать, где он может быть. Тут на холодильнике он увидел прикреплённый с помощью магнита номер телефона с подписью "Летов". Точно! Олег набрал номер телефона и терпеливо ждал, пока на той стороне возьмут трубку.       — Алло? — наконец послышалось после нескольких гудков.       — Игорь? Да, слушай, а Костя у тебя?       — Где-то полчаса назад ушёл. Я думал, что он уже дома... — в голосе Летова послышалось беспокойство.       — Так... За это время вполне можно было дойти.       — Вполне.       — Ладно, надеюсь, что подойдёт скоро. Ну, спасибо.       — Эм... Пока.       Как и Олег, Игорь стал беспокоиться. Общественный транспорт ходил, в это время даже часа пик не было. Как можно было не уложиться в полчаса? Он подождал несколько минут, пока не решил сам позвонить Судакову:       — Костя не дошёл?       — Эх... Нет.       — Это уже серьёзно! Я сейчас пойду по его пути и, если не встречу его, то вместе пойдём искать.       — Ладно, давай.       Беспокойство нарастало. Раз даже Летов, который не так уж и близко с ним и с Костей знаком, начал беспокоиться, то это уже действительно серьёзно. Полный беспокойств и придумок, куда делся Костя, Олег с нетерпением ждал, когда придёт Игорь, желательно с Рябиновым. Наконец, долгожданный звонок в дверь.       — Ну как? — открыв дверь, спросил Олег.       — Никак...       — Ладно, идём, — сказал Олег, быстро накинув на плечи куртку.       Летов и Судаков шли быстро, но внимательно вглядывались в прохожих в поисках тёмной кудрявой головы. Кажется, уже весь Омск обошли. Дворы, парки, бульвары, магазины, рынок — нигде не было Кости. Чтобы немного успокоить Олега, Игорь пытался отвлечь его всякими вопросами, да и было интересно, кто настолько близкий человек, что Костя с ним готов сожительствовать, несмотря на странные взгляды людей.       — Олег, какую ты музыку слушаешь? Хочется просто узнать тебя получше.       — Музыку? Да так, видимо, примерно то же, что и ты, раз Костя от тебя ту пластинку притащил. В основном тоже такое андеграундное в наших кругах слушаем. Ладно, мне тоже интересно, какой ты. Что ты думаешь о смерти?       — Иш перепрыгнул на тему! Как бы смерть, она действительно страшная, когда мы думаем о ней. А если это величайшее освобождение, которое может получить человек, потому он тогда и не врёт. Ведь почему в мире есть ложь? Из-за страха. А если страха не будет? Сметь неизбежна, боятся больше нечего...       За философскими вопросами они вдвоём поняли, что взгляды на жизнь у них схожи, а если расходятся, то у каждого есть убедительные доводы своей правоты. За разговорами Олег немного успокоился, а в сердце возродилась надежда. Наконец они стали подходить к центру города. Какое-то шестое чувство заставило Судакова напрячься. Он ускорил шаг и направился сразу к парку возле райкома. Сильные ноги шагали быстро, и Летов едва успевал за ним. Он уже догадался, что это, поэтому страх за Костю исчез.       — Костя! — крикнул перебежавший через пустую дорогу Олег.       Рябинов, сидящий на скамейке и пытающийся согреть себя, обнимая за плечи, поднял голову, но не встал. Когда Олег добежал до него радостный и собирался обнять, Костя встал и отшатнулся в сторону.       — Не стоит.       — В смысле, блять, не стоит? Костя, ёб твою мать, ну! Мы с Игорем так пересрались за тебя! Ты где, дурак, был?       — После репы сразу сюда пошёл. Я думал, ты тут ещё.       Олега напрягло, что мало того, что Костя не хотел обниматься, так он к тому же старался избегать зрительного контакта.       — Ты в порядке? — спросил Судаков.       — Да нормально всё, не парься. Идём домой уже...       Судаков кивнул и, попрощавшись с Летовым, пошёл с Костей домой. Рябинов, казалось, пытался как-то отстраняться от Олега всю дорогу. Тот замечал это и догадывался, из-за чего это может быть. Вина себя никак не покидала. Зачем он вообще полез в этот комсомол?       Дойдя до квартиры, Олег сразу же, переступив через порог, затянул вслед за собой Костю и обнял, упав тому на плечо. Он некоторое время ничего не делал, даже не обнимал в ответ, но после положил руку Олегу на голову.       — Может быть, лучше будет, если я уеду?       — Что? Куда? — вздрогнул Судаков.       — Куда-нибудь. Или к родителям, или в коммуналку какую-нибудь. В общем, убираться мне есть куда, не беспокойся.       — Да что ты говоришь такое, а? Бред! Нас уже ничто не разлучит, даже партия и милиция. Не бойся, мои дела в комсомоле на тебя не будут влиять.       — Они уже влияют.       — Ну я же всё также люблю тебя, верно?       Костя вздохнул и вырвался из рук Олега. Тот ничего не сказал и молча смотрел, как Рябинов снимает верхнюю одежду. После он пошёл в гостиную, где стал наигрывать что-то на гитаре. Олег пошёл за ним. Из книжного шкафа он достал одолженную у знакомого книгу и сел на диван рядом с Костей. Не успел Судаков дочитать страницу, как Костя отложил гитару в сторону и подвинулся ближе.             Олег тоже убрал книгу.       — Ну что?       Олег повернулся к Косте и, оперевшись локтем на спинку дивана, положил голову на кулак.       — Я не хочу, чтобы на тебя завели дело из-за меня.       — Такого не будет! Просто выбрось это из мыслей уже, — Судаков, проведя по Костиному подбородку, повернул его голову на себя. — Я со всем разберусь. Только, разумеешь, лучше таки не сиди под райкомом. Остальное — как прежде. Ясно?       Костя кивнул и взял Олега за руку.       — А знаешь что? На этих выходных куда-нибудь отправимся вместе. За город или в студгородок? В пятницу вечером тоже буду с тобой, пропущу пару дней в райкоме, ничего страшного. Ну, а планы на эти дни на тебе!       — Ты с ума сошёл? А как же...       — Сейчас важны только мы. Не хочу тебе нервы со всем этим трепать... — Олег о чем-то задумался и вдруг выпалил: — Придумал! Если, конечно, Игорь не против, можно в пятницу к нему зайти.       — Я спрошу у него завтра.       — Вот и договорились, всё! Вечер пятницы, суббота и воскресенье — наши.       Костя неловко улыбнулся и Олег в это время лёг ему на колени. От этого Костя почувствовал что-то давно знакомое, и Олег это понял. Он взял руку Кости и положил на свою кудрявую чёлку. Уже сам, Кузя потрепал его по голове и легонько ущепнул за щеку, от чего Олег засмеялся.       Так бы и провести всю вечность, быть погруженными только друг в друга, не боясь, что за вами всё время ведётся слежка, что, чуть вы слегка расслабитесь, и вас уже берут под белы рученьки, что за проявлением чувств друг к другу идёт угроза свободе. Дом даёт хоть какое-то ощущение безопасности, но паранойя иногда даёт о себе знать, подкидывая из-под тишка навязчивое чувство, что где-то рядом стоит дядя в форме и подслушивает все шёпоты, признания, ласки, собирая компромат для суда. Иногда это чувство отступало с мыслью: "Да бред всё это!" — но очень скоро возвращалось обратно. И то приходилось ухирищеряться, чтобы мысли на время отпустили.       "Но ничего, — утешал себя Олег. — Через пару дней свалим куда-нибудь за город, где никто и не надумается нас искать!"