Ты мое солнце (новая версия)

Неприятный сигнал в самолете будет Чонгука. Улыбчивый стюард аккуратно теребит его по плечу. — Пристегните ремень, пожалуйста. Мы идем на посадку, — тихонько произносит он, боится спугнуть еще не до конца отпустившую мужчину дрему. Чонгук вяло пристегивается, допивает оставшуюся воду. Сильно трет глаза. Он никак не может отвоевать разум у сна. Воспоминания, как живые, все также делают больно. Если бы Чон тогда знал, чем обернется ему этот блок сигарет. Он бы тут же бросил курить и никогда бы не сел в самолет. В тот самый момент он отдал свою душу дьяволу, который держал ее в своих руках шесть лет и лишь потом вернул пустую и безжизненную. Турбины самолета начинают реветь, уши закладывает, и вот уже Чон чувствует мягкое прикосновение к земле. Частный аэропорт в Лос-Анджелесе пуст. Альфа идет той же дорогой, что и четырнадцать лет назад. Он был в Америке много раз, но в этот аэропорт приземлился впервые за столько лет. Как странно, одна маленькая жизнь, а ничего не изменилось. Эти стены еще помнят совсем молодого мальчишку, полного надежд, который также отчеканивал шаг, оповещая о своем прибытии. Чон проходит зал ожидания. Его шаги эхом отражаются от голых стен пустого помещения. Глухая поступь охраны добавляет красок в этот марш. Альфа почему-то нервничает, как и тогда вдыхает чужой воздух, но уже не испытывает восторг. Он слышит смех, такой задорный, что хочется поймать его и также смеяться, не переставая. Чонгук оборачивается, пусто. Ищет глазами обладателя смеха, но видит лишь черные статуи двух телохранителей. Они не могут понять причины резкой остановки, сами осматриваются по сторонам, но никого не находят. Показалось. Альфа поправляет пиджак, чуть ослабляет галстук и направляется к выходу.

***

— Гук, Гук-и, посмотри, — громко смеется Джун и тычет пальцем в огромное окно аэропорта. Его смех громом пролетает по пустому залу ожидания. — Блин, мы в Лос-Анджелесе, а ты не верил, — бьет в плечо друга и снова хохочет так громко, что сопровождающие их люди начинают грозно переглядываться. — Джун-и, уймись, на нас люди смотрят, — одергивает парня друг. Вся их компания быстрым шагом направляется к выходу из здания. Там, за окнами, вдали, виднеются пики небоскребов. Они врезаются в небеса, причиняя им боль. Серое небо покрыто легкой дымкой и приветствует ребят слабыми каплями дождя. Как слезы по прошлой жизни и новой страсти. Ребята выходят в этот мрачный город, рассаживаются с вещами в уютном минивэне и направляются в гостиницу. Ее любезно предоставляет для проживания компания «ФинТоргСтрой». — Как здорово, у нас номера рядом, — трясет ключами Джун. Он пытается вставить железяку в замочную скважину. — Я до сих пор не верю в то, что мы с тобой здесь и вместе. — Да, мы вместе. Я очень рад, что твоя мечта исполнилась, — улыбается Гук и открывает свою дверь. — А ты слышал, что наша компания организует вечеринку через неделю в честь стажеров? — не унимается Ким, пропустив все слова друга мимо ушей. — Ты видел огромный бар-ресторан на первом этаже? — парень вопросительно смотрит на друга, не давая пройти. — Вот там. Это же здорово! — тараторит он и лохматит свои песочные локоны от накрывающего восторга. — Оторвемся, — мечтательно закатывает глаза к потолку. — Уймись, мы сюда учиться прилетели, и, кстати, твой английский ужасен, — сердится Чон и осторожно отодвигает друга от двери. — Вот увидишь, я быстро нагоню тебя, — кривляется друг и показывает розовый язык. Подходит вплотную к Гуку, заглядывает в глаза, становится совсем другим, серьезным. — А кстати, ты так и не рассказал мне о своем собеседовании. И откуда ты узнал результаты отбора до момента их оглашения? — спрашивает Джун. Смотрит так уверенно, как будто все знает, просто ждет подтверждения. — Мне сон приснился, — отшучивается альфа и хлопает друга по плечу, чтобы разрядить обстановку. — Не задавай глупых вопросов. Самое главное, мы тут вместе и готовы покорять Америку. — Ну да, ну да, — разочарованно, делает вид, что верит, но мило улыбается показывая другу свои ямочки на щеках. — Ладно, пойдем отдыхать. С завтрашнего дня у нас новая жизнь, — Ким разворачивается и пропадает в дверях своего номера. Гук не медлит и тоже заходит к себе. Сразу оглядывается. Все по высшему разряду. Одна большая комната — студия. Кровать, стол у окна с панорамными окнами, угловой шкаф, телевизор, висящий напротив кровати. Пара полок и небольшой комод. Уютная кухня со всеми нужными для молодого студента приборами и кофемашина. Хорошее совпадение, думает Чон, прохаживаясь по своей комнате. Весь интерьер в нежно-голубых тонах, как тонкое напоминание, что он теперь раб этого цвета. Он подходит к окну, раздвигает плотную ткань штор. Сороковой этаж, город, как на ладони. Им еще предстоит подружиться, и эта дружба будет долгой и нелегкой. Но он примет Чонгука, согреет черными ночами и укроет от пустоты и страха. Покажет всю свою грязь и все свои потаенные места, но это будет потом, а сейчас их дружба только начинается. Пройдет неделя, и все вокруг изменится, Гук изменится. Он достает пачку Marlboro и закуривает. Выпускает струйкой дым и всматривается в закат, который еле виднеется за стройными рядами железных домов. Крутит красную пачку в руке, прислоняет ее к стеклу, запоминает, теперь это его любимая марка сигарет.

***

-Ну, пойдем, — тянет друга за рукав Намджун. — Ты что, испугался? Ребята стоят у дверей ресторана. Туда-сюда снуют люди, и из-за дверей доносится звонкая живая музыка. — Мы все пропустим. — Идем, идем, — огрызается Гук. Он очень устал за неделю и не хочет идти, но ради Джуна оделся и даже причесался. Всю неделю он старался привыкнуть к новой системе, к обучению, людям, работе, которую они получили в компании. И это получилось бы у него гораздо лучше, если бы не Ким Сокджин, который не давал ему и шагу ступить. Намджун только посмеивается над другом, но к концу недели Чон практически влился в рабочую атмосферу. Он привык к Джину и уже сам искал глазами его грациозную фигуру, белые волосы и холодные, как лед, глаза. Внимание такого омеги постепенно стало ему льстить, но неизвестность все равно пугала. Альфа проходит между полных столов, обходит танцующих людей и находит пристанище у барной стойки. Весь праздник проходит, как в тумане. Громкие поздравительные речи не цепляют его сердце. Гук много курит, а еще больше пьет. Общается с сотрудниками, завязывает новые знакомства, вникает в дела компании и пьет на брудершафт с Брюсом, который является правой рукой Ким Сокджина и просто интересным человеком. — Ты очень умный парень, — мычит Брюс и почти висит на плече у Чона. — Ким Сокджин не ошибся с выбором, — он хлопает парня по спине. — Я надеюсь, в будущем мы с тобой сработаемся, — смеется он, показывает все свои 32 зуба. С виду ему чуть больше сорока. Невысокого роста, крепкий, спортивный. Европейские черты лица позволяют альфе считать себя достаточно симпатичным. И что-то есть в нем располагающее, можно сказать, даже милое. Короткие каштановые волосы зачесаны на левую сторону и аккуратно лежат под толстым слоем геля. — Ну что, еще по одной? — мужчина подвигает к парню маленькую стопку текилы и лимон. Гук уже не видит собеседника, который растворяется в ярких лучах подсветки бара, но стопку поднимает и залпом выпивает горькую жидкость, выдыхает и быстро кладет ярко желтый кусочек себе в рот. — Ты что же мне молодые кадры спаиваешь? — слышит голос за спиной, который мелодией уносится вдаль бара. Брюс вскакивает с места, пропускает омегу и помогает ему сесть. — Ты как, зайчонок? Гук поднимает глаза. Перед ним сидит, запрокинув ногу на ногу, Ким Сокджин. Он облокачивается на руку и нежно поглаживает свои вьющиеся локоны. Другая рука по-хозяйски опускается на колено парня. Состояние Чона не позволяет ему возмущаться. От его тембра по телу пробегает дрожь. Алкоголь делает свое дело, прибавляет напускной храбрости. Он склоняет голову ближе к нему, игнорирует руку, которая уже без стеснения мнет мягкую плоть под джинсовой тканью. Омега источает опасность и желание. Воздух между ними наполняется этими чувствами. Брюса, как ветром, сдувает. — Почему зайчонок? — задает он вопрос и стучит пустой стопкой в призыве повторить. Алкоголь наливают сразу, но тонкая рука Сокджина перехватывает стопку и залпом выпивает содержимое, не закусывая. — Потому что ты милый, — омега начинает загибать пальцы, — напуганный, — еще один палец, — потерянный и очень красивый, — Ким Сокджин загибает еще палец, наклоняется так близко, что альфа чувствует его горячее дыхание с примесью алкоголя. Омега водит губами по щеке, чуть прикасается, дразнит. Вдыхает свежий запах лосьона после бритья. Гук пытается перехватить его губы, насладится этим дерзким ароматом гвоздики. От такой наглости его начинает трясти. Мурашки колючей проволокой расползаются по шее. Парень дергает плечами, но омега быстро отстраняется, чувствует желание и хочет позлить. Он что-то говорит, но громкие звуки музыки уносят в даль зала все слова. Гуку плевать на все, на голос разума, на душу и приличие, у него срывает крышу от его языка, который так соблазнительно облизывает губы после каждого предложения. Пьяный мозг мечтает об этом языке. Ким Сокджин хорош в искусстве соблазнения. Сейчас ему надо завладеть не только телом зайчонка, ему хочется подчинить его душу, забрать и играться ею, пока не надоест. Альфа чувствует их общее желание, понимает, что пропадает. У этого омеги было много альф, Чон успел навести справки за прошедшую неделю. Ведь Джин занимал все его мысли. Только одного он понять не может. Зачем именно он ему нужен? Ведь любой будет готов лежать у его ног, а он выбрал безродного мальчишку. Почему? И лишь только этот вопрос пугает. — Потанцуем? — решает разрядить напряжение Гук и выбрасывает из головы так некстати нахлынувшие мысли. Намджуна он потерял еще в самом начале праздника, и теперь искать голос разума в лице друга было уже поздно. — А ты что, еще держишься на ногах? — удивляется омега. Он поднимается и тянет на себя Гука. Тот встает, нависает над ним горой. — Обижаете, я в полном порядке. — Давай на «ты» в неформальной обстановке, — Джин прижимается к парню и пытается сохранить вместе с ним равновесие. — Обижаешь, — сразу поправляется альфа, окончательно сдается и отпускает свои мысли. А почему бы и не взять то, что так настойчиво само в руки идет? Он почти не шатается, даже трезвеет, обвивает руками тонкую талию омеги и уводит в зал к танцующим парам. Огни светомузыки сливают тела в одно большое неразборчивое пятно. Гук прижимает его сильнее, дает понять, что он мужчина, он альфа, хозяин, главный. Как же ошибается. Он чувствует руки на шее, Джин ласкает его затылок. Длинные пальцы в золоте колец перебирают волосы, опускаются к ушам, потом к скуле. Чон поддается на ласки, трется щекой, прикрывает глаза. Он на самом деле оголодавший без ласк зайка, который нашел своего хозяина. Омега не выдерживает, тянется к мочке уха, прикусывает. Чон стонет от боли, которая переплетается с наслаждением. Его короткий крик скрывает музыка. Парня трясет, внизу живота начинает сдавливать, дыхание учащается. Волна возбуждения обнимает с головы до ног. Джин прислоняется к уху, слизывает капельку выступившей крови, и очень ласково, приторно сладко шепчет. — Если ты будешь достаточно умным и послушным зайкой, то я дам тебе все, что ты захочешь. Весь Лос-Анджелес может лечь у твоих ног, если сможешь правильно распорядиться своим новым положением, — он отрывается и смотрит в мутные глаза парня. Затягивает его в свою черную дыру, в свой персональный ад. Объясняет правила игры. — Никаких омег, кроме меня, никаких альф. Ты только мой! — уже тверже сквозь музыку говорит Джин. — За любые ошибки наказываю. Ты понял меня? — зачитывает приговор омега. — Да, — на выдохе подписывается Гук. — Ты начинаешь заниматься делами компании, я научу тебя всему, — облизывает его подбородок. — Предашь меня — уничтожу. Ты понял меня? — еще раз, чтобы уже наверняка. — Ты достаточно трезв, чтобы осознавать все, что я тебе говорю? — строго, с надрывом, цепляет его скулу и заставляет смотреть в глаза. Чон готов сейчас душу дьяволу продать и подписаться под каждым его словом кровью, лишь бы остановить эту пытку. — Я тебя понял. Я согласен, — говорит он и врывается в поцелуй. Их страсть видит почти весь персонал гостиницы. Они смущенно опускают глаза или совсем отворачиваются от бесстыдства начальника, который нашел себе очередную игрушку. Гук видит в их глазах сожаление, жалость, но в тот момент разум не может и не хочет замечать ничего, кроме голубых бездн. Раздеваться они начинают уже в лифте, который не торопится и еле-еле шуршит ремнями, поднимает любовников в пентхауз. Альфа прижимает хрупкое тело Сокджина к панели лифта. Приподнимает его за ягодицы, аккуратно расстегивает жемчужные пуговицы на блузке. Шелковая ткань скользит с плеча, оголяет ключицу. Парень нежно целует каждый сантиметр его шеи. Он пытается насытиться чужими губами, щеками, шеей, но не может. Одержимый его телом, Чон рычит. Джин вторгается за ремень его джинсов, жадно сжимает ягодицы, настойчиво целует, вгрызается в губы и оставляет первые синяки. Зализывает укусы и снова причиняет боль. У Чона были омеги, но такую страсть он испытывает впервые. Он падает на большую кровать, придавленный почти раздетым телом омеги. Мягкий матрас и шелковые простыни цвета морской волны остужают прохладой разгоряченное тело. Парень успевает оглядеть масштаб разрушения. Разбитые вазы, цветы на полу, одежда, от которой пара избавилась на ходу, не отрываясь друг от друга. Пьяный разум шепчет ласковые глупости омеге на ушко. Тот тигром выгибается, трется о сильную, не по годам прокачанную мужскую грудь. Гладит твердые кубики на прессе и спускается по дорожке все ниже и ниже. Гук пытается перехватить его руки, взять управление процессом на себя. Но нет, омега теперь его Бог и черт. Джин заламывает его руки над головой, переворачивает альфу на живот. Чон пугается, но затуманенный разум готов уже на все ради Господина. Сокджин уверенно давит на поясницу парня, заставляя прогнуться. Прогибает не только тело, но и гордость. Сцепляет пальцы, ласкает доводит до исступления и входит в альфу быстро и надрывно. Чон вскрикивает, не то от боли, не то от страха с примесью удовольствия. Парень стонет от скорости, силы, возбуждения. Рычит от каждого укуса, от каждой кровавой полосы на его теле. Теперь Сокджин его властелин. Гук падает в водоворот страсти и боли. Стыдливо кончает в безумной скачке и засыпает с его именем на кроваво красных губах. Утром не хочется вставать. Головная боль пронзает его раньше, чем Гук успевает открыть глаза. Яркий свет полуденного солнца ласкает пространство. Лучи бегут по стенам, кровати и освещают ровные черты обнаженного тела Сокджина. Альфа осторожно встает, кривится от боли, которая прорезает ягодицы. Помнит все до мельчайших подробностей, но уже не чувствует стыда. Сокджин разорвал это чувство ночью, выбросил, как ненужную вещь на пол и продолжил упиваться гордостью альфы, пока не насытил свою душу. Гук идет к ванной. Обходит разбросанные вещи. Переступает через цветы. На ватных ногах он проходит комод, смотрит на фотографии Сокджина. Замечает открытую деревянную коробку с часами Rolex. Они играют золотом, переливаются в лучах солнца. На яркой оранжевой открытке с сердечком надпись «Моему зайке. Спасибо за первую ночь. Джин.» Желудок сводит от жгучий боли. Альфа добирается до ванны, останавливается около зеркала, смотрит на свое обнаженное отражение. Разглядывает расцветающие фиолетовым синяки. Щупает алые царапины на плечах и торсе. Умывается холодной водой, смывает всю ночь и гордость, которой не осталось. Не врет себе. Он сам этого хотел и сам согласился. Понимает, что ничего не будет по-старому. Он теперь принадлежит ему.