Тяжелый люкс

      «Быть при деньгах — очень удобно», — думал Геллерт, глядя на Альбуса, вытянувшегося на теплом мраморе, и взбалтывая кокосовое масло, предусмотрительно оставленное под теплой водой. Можно было обойтись без бани, конечно, но с ней, вне всяких сомнений, удовольствия будет гораздо больше.       Они не стали прогревать хаммам до серьезных температур — сейчас это не требовалось.       Да и Дамблдор совсем устал терпеть возбуждение так долго: он безбожно тёк, невыносимо страдал и смотрел так приглашающе, что яйца снова начинали звенеть, хотя с предыдущего раза прошло минут пять от силы.       Ароматная жидкость пролилась на черные крылья, стекла по бокам. В выразительном изгибе поясницы образовалось маленькое озерце. Закусив губу, Геллерт провел указательным пальцем по загорелому боку.       Протянул с неясным, но очень теплым чувством в голосе:       — Как же ты хорош, — и без лишнего пиетета широко растер масло по своему личному совершенству.       — Я очень рад, что нравлюсь тебе, — негромко ответил Альбус.       Он явно млел. Синие глаза были прикрыты, дышал он ровно и глубоко, но, несмотря на это, почему-то не расслаблялся до конца.       — Ты делаешь это так хорошо… можно сказать, профессионально. Где ты научился?       Геллерт хмыкнул и перешел к рукам.       — Где я только не работал, Аль… Кхм. Прости.       — Ничего. Мне нравится такое сокращение, — улыбнулся Дамблдор. — Оно… довольно мягкое.       Некоторое время в нагретом воздухе слышалось только скольжение чутких рук. Кельтские узоры сминались под ладонями, на краткие мгновения меняли форму и возвращались к истокам. Красиво.       Геллерт отнял ладони, растер их до жара и сложил плоско — по одной на лопатки. Расставив пальцы, он с нажимом провел вниз, уже не проминая, а согревая и расслабляя.       Не помогло — легкое напряжение в мышцах осталось. Впрочем, никто и не рассчитывал на то, что это сработает с первого раза.       Он снова растер руки, но на этот раз решил отдать больше тепла и задержался на лопатках.       Альбус приоткрыл один глаз. Под ладонью слева — сейчас это хорошо чувствовалось — как в силках забилось сердце.       Так-так… понятно. Решаемся на что-то, значит.       — Ты… — начал Дамблдор.       Его пульс подскочил еще. Он не мог сейчас солгать, даже если бы захотел, и почему-то это было так… Геллерт не смог подобрать слов.       Солнечное сплетение вдруг сщемило пронзительное чувство.       Не совсем отдавая себе отчет, он погладил Альбуса над сердцем, будто в попытке успокоить нервного предателя, взбесившегося у него за ребрами. В ту же секунду свой собственный будто сошел с ума, рванув навстречу.       Геллерт опомнился. Осознал свои эмоции.       Чуть не отшатнулся, но вовремя остановился и поспешил выполнить то, что планировал.       Выдохни. Ты-то куда?       Отозваться удалось спокойно:       — Да?       Удивительно, но маленькая нежность подействовала: когда Геллерт вновь приложил горячие ладони к черному фениксу, сердцебиение под ним стало тише.       «Хорошо», — улыбнулся он про себя и проехался по маслу до поясницы, прикидывая, стоит ли сегодня уделить внимание ногам. Наверное, нет.       А вот круглая задница тянула к себе как магнит и под ладонями ощутилась как восторг.       — Я был бы рад знать о тебе больше… если ты захочешь мне рассказать, конечно, — с уверенным спокойствием договорил начатое Дамблдор.       И застыл.       Его зад стал каменным, точь-в-точь теплый мрамор, на котором он лежал.       Геллерт задумчиво провел по складке между ягодицами и бедрами…       Ну куда так волноваться?       …и отвесил не болезненный, но о-очень смачный шлепок.       Альбус вздрогнул…       Возможно, это было лишнее.       …и после краткой секунды предельного напряжения растекся по мрамору еще больше, чем в начале массажа.       Не лишнее. Ладно.       Пора, наверное, сказать.       — Перевернись, пожалуйста.       Дамблдор сделал, как он просил. Веки прикрыты, член почти опал. Грудь вздымается часто и кратко — немного успокоился, но все равно волнуется, ожидая ответ.       Втрескался все-таки, значит, а не просто симпатизирует, хмыкнул Гриндевальд. Очень хорошо. Страдать от неразделенной влюбленности он точно не планировал.       Размазав по гладкой коже новую порцию масла, он склонился над его лицом.       — Аль, — негромкий зов.       Тот сразу распахнул веки, всмотрелся внимательно, даже цепко. Невероятно опасно для Геллерта и его сердца.       Однако не одному Дамблдору здесь было непросто, а потому Гриндевальд немного помедлил, собираясь.       — Я расскажу. Обязательно расскажу, — веско произнес он, не разрывая зрительного контакта.       В ответ Альбус солнечно улыбнулся, и глупый предатель в очередной раз пропустил удар.       Нет, ну смотреть так — просто противозаконно.       Вот только в отличие от ситуации в Ритце, теперь можно свободно поцеловать его как хочется: с языком — глубоко, никуда не торопясь.       Пальцами одной руки провести по кромке уха, запуская мурашки. Другой — пропутешествовать от шеи до живота, спуститься ниже и накрыть ладонью вернувшуюся эрекцию. Довольно ухмыльнуться в красные губы и только тогда отстраниться.       И — да, черт побери! — игриво чмокнуть в нос перед тем, как выпрямиться. Затем медленно стечь тягучим взглядом от рыжей макушки до самых ступней.       О да, Геллерт умел смотреть так, чтобы поджались пальцы на ногах. К ним он и отправился.       Дамблдор сглотнул.       Масла под ним натекло прилично, мрамор — гладкий, попутно отметил Гриндевальд. Он сдернул с сушилки огромное полотенце, и, свернув так, чтобы не мешалось, закинул себе на плечо.       Остановившись у Альбуса в ногах, он завел руки за спину. Поднялся тяжелым, темным взглядом от охренительно красивых лодыжек выше: к гладким бедрам, абсолютно голому паху, стоящему колом члену. По рыжей «дорожке в Эльдорадо» на животе к безволосой груди.       — Даже жаль, что ступни — не мой фетиш.       Глаза встретились. Кровь вскипела.       Геллерт медленно выдохнул. Он не знал, что читает Альбус в его лице, но ему все это время было отлично видно, что бездонная синь в обрамлении хитрого прищура — это прочный сплав из поистине взрывоопасных лично для него вещей.       Лукавая игра.       Сладкий зов.       Вызов.       Гремучая смесь, грозящая им обоим чем-то большим, чем просто секс на одну ночь.       Смотреть конкретно на Гриндевальда так — нельзя.       — А что твой фетиш? — приподнял бровь Альбус. Он наверняка уже догадался, однако хотел это услышать.       Геллерт дьявольски усмехнулся, разглядывая его.       Эффектная пауза.       — Власть.       Напряженный зрительный контакт.       — Разная.       Последнего Дамблдор явно не ожидал. Он грязно выругался и приподнялся на локтях, выдохнул:       — Я хочу тебя. В себе. Сейчас!       Ох какой: крылья носа яростно трепещут, в глазах огонь. Восхитительный.       Это выражение лица стоило всего люкса в мире. Определенно.       — Либо, — его голос стал ниже, тверже. — на этой плите окажешься ты. Хочешь?       Он вопросительно приподнял бровь и лукаво, мягко улыбнулся, мгновенно превратив угрозу в предложение. Тем не менее, последняя фраза ясно дала понять, что он прекрасно понял, что именно Геллерт имел в виду под разной властью.       Потрясающе.       Но планы у них сегодня другие.       — Раздвинь ноги и согни колени.       Улегшись обратно, Альбус беспрекословно подчинился.       «Роскошный», — Геллерт ухватил его за бедра и заставил проскользить к самому краю, к себе.       — Я…       — Ты же не думал, что я возьму тебя вот так сразу? Ну уж нет… — покачал он головой.       Скользкие пальцы легко коснулись входа, прошлись по шву, по мошонке. Левой ладонью Геллерт обхватил налитый пенис у основания, сдвинул крайнюю плоть. Правая — замерла над ним.       Альбус удивленно хлопнул глазами.       Все это время Гриндевальд внимательно наблюдал за ним.       — Следи за руками, Альбус, скромник века, Дамблдор, — шепнул он и подал ему полотенце. — Только не поскользнись, подложи под локти.       Дамблдор сделал как сказано. Он весь светился любопытством, а Геллерт знал наверняка: он не будет разочарован.       Собранные в щепотку пальцы медленно разъехались на головке. Ее гладкий бархат уперся в ладонь.       Вне всяких сомнений, ощущения были для Альбуса новыми. Даже удивительно.       Мягко надавливая на ствол подушечками, Геллерт прокрутил запястье на головке неспешно — давая распробовать. Затем добавил массажных движений второй рукой, оставшейся на основании члена.       — О боже мой, — всхлипнул Дамблдор и бессильно опустился на полотенце.       Большой палец круговыми движениями нежно промассировал всю уздечку и развратные пальцы съехались обратно, не преминув обласкать и венчик.       Альбус в этот момент прикрыл глаза не просто ладонью — аж за сгиб локтя спрятался, но долго не выдержал и снова взлетел на локти.       — Нет, господи, я хочу это видеть!       — Не поминай имя господа всуе, — оскалился Геллерт. — Заглянув сюда, он может обзавидоваться… мы же не хотим повторения Содома?       Член в руках своевольно дернулся, лучше слов заявляя о том, что его обладателю, определенно, нравилось все, что здесь происходило.       «Сладкий как грех», — подумал Гриндевальд и сжал пальцы чуть крепче, теперь вращая ими и на спуске, и на подъеме.       Гладкий бархат ласкал кожу. Дамблдор шумно вздыхал, прикрывал глаза и тут же открывал обратно — он не мог не смотреть, как лепные запястья изысканно двигаются на его достоинстве.       Огненные волосы выбились из пучка, и кто бы знал, как же он нравился Геллерту такой: свободный от сдержанности, аристократичности и лоска и от того несдержанно толкающийся навстречу его рукам. Он сходил с ума все время, пока Гриндевальд удерживал его на грани, останавливаясь всякий раз, когда менялась глубина дыхания в отзывчивом теле, выходящем на новую ступень возбуждения.       Несомненно, существовало еще много вещей, которые можно было бы сделать, но краткий разговор ясно дал понять, что это не последняя их встреча.       «Остальное можно отложить на потом», — думал Геллерт, безгранично сожалея о том, что кокосовое масло плохо сочетается с латексом.       — Смазка?       — Там, — кивнул Альбус в сторону выхода из хаммама.       Его взгляд плавился и плавил. До костей.       Что уж там, весь его вид был таким порочным, что оставалось только поблагодарить стечение обстоятельств за то, что первый оргазм у Геллерта случился еще в ванной. Иначе держаться было бы совсем сложно.       — Резинка?       — Тоже.       Геллерт хотел отступить, но Альбус сел на плите и притянул к себе, обнял ногами крепко и притянул близко. Вплотную.       Прильнувшее тело было раскаленным — во всех смыслах, а ладонь, обласкавшая пресс — горячей.       — Аль… — но настойчивые губы не отпустили.       Поддавшись им, Геллерт почти увяз в чужом жаре, но рукой Альбус скользнул ниже, обжег нежным прикосновением…       Гриндевальд практически отпрыгнул от него и, окинув совершенно невменяемым взглядом, вымелся из хаммама. Все необходимое быстро нашлось на полках под раковиной.       Выпрямившись, он заглянул в огромное зеркало над выбитой в мраморе раковиной и невольно согласился с Альбусом насчет сатаны. Тщательно смыв с рук масло, мимоходом оценил высоту столешницы как подходящую и развязно усмехнулся отражению: «Сам себе дал бы»       Подумалось: «И тебе», когда он вернулся к Дамблдору, с нетерпением ждущему его.       Медлить больше было не просто нельзя — смерти подобно. Без лишних уточнений Альбус спустил ноги вниз, лег животом на плиту. Как оказалось, он уже был неплохо растянут, этот везде успевший и все предусмотревший пройдоха, но все равно не достаточно.       Он трепетал на пальцах сладко и нетерпеливо. Жадно двигал бедрами.       Геллерт смотрел на пляшущего на его лопатках феникса и старался дышать ровно, но под подушечки снова попадалась простата, Дамблдор от этого судорожно выдыхал и с полустоном подавался навстречу. Приходилось до боли закусывать губу, чтобы отрезвить себя.       Он упрашивал вставить сейчас, но Гриндевальд прекрасно знал диаметр своего члена, а причинять боль в его планы не входило — не так, по крайней мере — поэтому растяжка закончится тогда, когда он сочтет нужным.       Об этом он без обиняков сообщил Альбусу, и тот заткнулся, но подмахивать не прекратил.       — Это все, конечно, невъебенно, но если ты хочешь потрахаться, то полежи спокойно. Я не железный.       Только тогда он лег смирно, к небольшому облегчению Геллерта.       К небольшому, потому что изнывающе всхлипывать и сжиматься на особенно приятных моментах он не перестал.       «Блять, ну что за невозможный мужик!» — мысленно взвыл Гриндевальд.       От идеи заняться сексом перед зеркалом пришлось отказаться: и так, когда раскатал на себе презерватив, потребовалось оттянуть яйца, чтобы не кончить сразу, как только вошел в податливое, жадное тело… и сразу же отпустить их!       Потому что Альбус, далеко не скромник, Дамблдор, не изменяя себе, нетерпеливо подался назад, рискуя навредить своему распрекрасному заду, и срочно понадобилось его тормозить. Не спустить удалось лишь чудом.       Определенно, его бедра требовали твердой руки.       Хотелось, конечно, его по-всякому, но долго они не продержались.       Неудивительно.       Засыпая в огромной постели среди гор черных подушек и чувствуя ласковую руку в волосах, Геллерт решил для себя, что утром обязательно предложит Альбусу встречаться.       Быть может, сходить третьего в оперный, там как раз приготовили что-то интересное. С посильной помощью Винды будет легко достать билеты.       Чего Гриндевальд точно не ожидал, так того, что утром, после завтрака, Дамблдор, напустив на себя заговорщический вид, подведет его к панорамному окну, закрыв ладонями глаза.       Обняв его со спины за талию, Альбус тепло шепнул, прижимаясь губами к снежным прядям:       — Смотри.       Внизу под окнами, на девственно чистом белом полотне Гайд Парка, лежали красные розы. Тысячи красных роз, если быть точнее, складывались всего в два слова, но их хватило, чтобы дыхание сбилось.       Не предложение руки и сердца, но абсолютно точно нечто большее, чем просто встречаться для приятного времяпрепровождения.       Вот так сразу… а он не мелочится.       Геллерт обернулся.       Альбус ждал его ответ. Его сердце под ладонью снова сошло с ума, как тогда, в хаммаме. Свое под его — тоже.       Он вновь смотрел так, как смотреть нельзя, и невозможно было тут же не полезть к нему целоваться.       Не зайти дальше — тоже.       Суть тяжелого люкса заключается в недоступности, но… Дамблдор же не мелочился ни вчера, ни сегодня. А Гриндевальд-то чем хуже?       Смысла в тяжелом люксе — на пшик, если избранный человек им не может обладать.       — Ответь мне, Геллерт, — ласково просил Альбус, жестко втрахивая его в свою черную кровать и не давая кончить столько раз, сколько он не давал ему ответ.       Геллерт улыбался шало и пьяно. Вздыхал горячо и прижимал его к себе ногами. Отдавался как в последний раз и молчал как рыба.       Ну не мог он так просто взять и согласиться, хоть все для себя решил. Просто не мог. А затем ловко извернувшись, перевернул Дамблдора на спину и оказался сверху. Положил ладонь ему на живот.       Медленно насаживаясь под жарким, опасным взглядом на член своего…       Любовника?       Парня?       Мужчины?       Какая, черт побери, разница!       …Геллерт выдохнул в потолок, отвечая на написанную розами просьбу:       — Буду, — и прикрыл глаза, чувствуя, как его бедра подаются навстречу. — А ты?       Ладонь бережно сжала чужая рука, переплела пальцы.       — Конечно.       Альбус, скромник века, Дамблдор — неприлично богатый человек, и речь сейчас далеко не о деньгах.       Геллерт Гриндевальд очень хотел попробовать стать частью его богатства. В том, что он сам нашел в лице Альбуса настоящее сокровище, сомнений не было.       Красными розами по снегу было написано:       «Be mine».