Тяжелый люкс

      Дамблдор молчал.       Пауза затянулась.       Не сказать, что разочарование было сильным, да и глупо себя Геллерт тоже не чувствовал. Он прошелся по краю, но, когда все стало ясно, стало немного легче.       Он в последний раз вдохнул лимонную цедру и хотел вернуться на приличествующее случаю расстояние, но на бедро вдруг легла чужая ладонь. От неожиданности он задохнулся и остался на месте, а лицо Дамблдора оказалось с другой стороны, скрытое от остальных такими удачными растениями.       — Знали бы вы, насколько мне приятно слышать это именно от вас, — его губы почти касались мочки уха: еще не ласка, но почти она. — Осмелюсь предположить, что думаем мы примерно в одном…       Теплая ладонь скользнула чуть выше. На них никто не обращал внимания, а то, что происходило под столешницей, было надежно скрыто плотной скатертью цвета слоновой кости. Геллерт прикрыл глаза.       — …направлении, да, мистер Гриндевальд? Или… Геллерт?       Джекпот? Нет, инфаркт миокарда.       — Геллерт, — сразу слетело с губ.       — Пожалуйста, обращайся ко мне по имени тоже, — он добрался-таки до паха и погладил его через ткань.       В брюках стало тесно. Геллерт чуть не умер.       А с виду такой скромник!       До Нового года осталось минут семь, и так просто в уходящем году эту ситуацию оставлять было не то что нельзя — невозможно. Нужно брать быка за рога, как поговаривала, шутливо разводя Геллерта на скидку, одна его русская клиентка, жена известного в узких кругах программиста. Сейчас Гриндевальд и под страхом смерти не вспомнил бы ее имя.       Убедившись, что Ариана увлечена происходящим на сцене, он снова ткнулся носом в лимонные кудри. Он старался говорить как обычно — неторопливо и размеренно — но кто бы знал, как мешала ладонь на отозвавшемся члене.       С места в карьер:       — Какие у тебя планы на новогоднюю ночь?       Пошлет или нет? Вряд ли, после такого флирта.       Ладонь остановилась, но никуда не исчезла, продолжила согревать через ткань. Дамблдор хмыкнул и заглянул в голубые глаза.       — Хорошо подумай, прежде чем что-либо мне предлагать. Вряд ли я откажусь, потому что, кажется, наши планы совпадают… с высокой долей вероятности.       Вот тебе и скромник!       — Уж точно, — усмехнулся Гриндевальд, понимая, что премилейший клуб в Сохо сегодня обойдется без него. — Тогда поставлю вопрос так: ко мне?       — Давай ко мне?       — А как же… — он с сомнением показал глазами Дамблдору за плечо.       — У них свое жилье, если ты об этом, — ответил Альбус. Убрав руку, он сел ровно и продолжил вполне будничный тоном: — К тому же… Ариана уже взрослая девочка, у Берти смена закончится в двенадцать. Уверен, им не будет скучно.       Секундная пауза, будто в сомнении.       — Как мило, что ты подумал о них тоже. Правда, ты, кажется, ждал кого-то? — намекнул он на пустые приборы, все еще стоявшие на столе.       — Этот человек точно не станет возражать.       Лукавый взгляд из-под рыжих ресниц был таким жарким, что Геллерту мгновенно стало безразлично, к кому в итоге они поедут, главное — поскорее. А как же чертовски сейчас не хватало потерянного тепла в районе ширинки, кто бы знал!       Очень может быть, что-то из его мыслей отразилось на лице, потому что Дамблдор сказал именно то, что очень хотелось от него услышать:       — Ты не против сбежать сразу после курантов?       Музыка на сцене стихла, Винда начала поздравлять Ритц с Новым годом.       — С вами приятно иметь дело, Альбус, — обворожительно улыбнулся Геллерт и тоже сел ровно. — Думаю, мы договорились.       К их столику, умело лавируя по залу, уже спешил Берти.       Затормозив рядом, он счастливо объявил, поставив на стол еще один бокал:       — Меня отпустили пораньше, когда я сказал, что здесь моя семья, — на Гриндевальда он при этом не смотрел. — Ну, что, нальем!       Люди вокруг тоже начали вставать, Винда закончила свою речь и, порхнув со сцены, направилась к ним.       Молясь всем богам, чтобы в суматохе никто не обратил внимания на не до конца опавший стояк, Геллерт тоже поднялся и разлил шампанское по бокалам, в том числе и в тот, который дожидался человека, которому был предназначен.       — О боже! — ахнула Ариана, прикрыв рот ладошкой.       Геллерт похолодел.       Надеюсь, это Винда.       Ослепительно улыбаясь, он развернулся и попал прямиком в объятия подруги. Облегченно выдохнул. Пронесло. Вроде бы.       — Здравствуй, дорогой!       — Привет! Ты великолепна, — послышался первый удар Биг Бена. — как на сцене, так и сейчас. Держи шампанское!       Второй удар.       Гриндевальд обернулся к Ариане, подмигнул ей и, самодовольно ухмыляясь, отсалютовал бокалом.       — Вот видишь, чудеса случаются.       Третий удар.       Она заторможено кивнула — все еще не пришла в себя. Смотрела она только на Розье. Вот и славно.       Четвертый удар.       За пиджак слева легонько потянули. Он обернулся — Альбус смотрел вопросительно. На краткий миг перевел синие глаза на Винду.       Пятый удар.       Геллерт отрицательно покачал головой и, стряхнув его пальцы, сразу же перехватил их, переплел. Внизу, так, чтобы не зацепились лишние взгляды.       Шестой удар.       Справа чертыхнулся Аберфорт:       — Так он что, тоже что ли из этих? Как там его? Гриндевальд? Геллерт? Ну вы то куда, мистер Гриндевальд! Ну нормальный же мужик, с виду-то!       Седьмой удар.       Прикрыв лицо рукой с бокалом, Альбус тихо рассмеялся.       — Берти, заткнись! — пихнула брата в бок Ариана. — Или ори потише, пожалуйста!       Рядом по-кошачьи зафыркала Винда.       Восьмой удар.       Геллерт смотрел на Альбуса, держал его за руку и понимал, что никогда не видел, как он смеялся — только вежливые лукавые улыбки. Сколькие из них были настоящими?       На девятый удар Биг Бена сердце пропустило свой, и не требовалось лишних пояснений, чтобы понять, что это значит.       Глупое-глупое сердце, которому дали надежду. Разрешили.       Десятый удар.       Альбус успокоился и поднял бокал.       — Понимаю твое огорчение, Берти, но не разделяю!       Одиннадцатый удар.       После небольшой паузы он добавил со смешком, как между прочим, крепче сжав пальцы на ладони Геллерта:       — Агрессивно не разделяю.       С видом вселенского горя на лице Аберфорт театрально сплюнул.       Двенадцатый удар.       — С Новым годом, Геллерт.       — С Новым годом, Альбус.       Негромкое поздравление утонуло во взорвавшейся радости Ритца, звоне бокалов и грохоте салютов на улице, а сам Геллерт — в потемневшей, предвкушающей сини.       «Думаю, нам пора» — прочитал он по губам. Ответил: «Момент», обернулся к Винде.       — С Новым годом, дорогая.       — А я все жду, когда же ты соизволишь обратить на меня внимание, — вопреки упреку густо подведенные кошачьи глаза смеялись. — Представь меня ребятам и вали на все четыре стороны, — она усмехнулась. — Вот же шельма белобрысая! Влюбился?       Гриндевальд склонил голову, ничего ей не ответив, но блестя глазами искоса и хитро. Он мог назвать с точностью до секунды момент, когда пропал.       Когда гвалт поутих, он сделал, как просила подруга, и, кажется, понял, с чего ей захотелось остаться в компании едва знакомых людей. То, как она смотрела на алеющего скулами Аберфорта, не оставляло никаких сомнений в том, что не одному ему очень нравится кое-кто из Дамблдоров.       Перехватив его взгляд, Ариана понимающе улыбнулась. Геллерт удивленно вскинул брови. В ответ девушка подмигнула, точь-в-точь, как он сам, когда сказал ей про чудеса. Вот оно как.       Что ж, судя по всему, Альбуса она сдала не просто так, и вопрос, кто из них пятерых здесь настоящая шельма, оказался вновь открытым.       Впрочем, все это было не так уж важно на фоне того, что Дамблдор потянул его к выходу. Они уже вышли из-за стола, но тут на плечо легла тяжелая ладонь. Сжала.       Геллерт обернулся и встретился с такими же глазами, как у Альбуса, только эти смотрели угрюмо, даже враждебно.       — Обидишь его — найду и убью, — мрачно пообещал Аберфорт.       Альбус сделался похожим на сову, а Геллерт фыркнул.       — И не собирался. Вовсе наоборот! — многозначительно поиграв бровями, он все-таки ехидно протянул то, что так пекло язык: — Бе-ерти.       Тот возмущенно открыл рот и покраснел еще больше. Неизвестно, чем все могло закончиться, но на талию легла чужая рука, обхватила крепко, и опешившего Геллерта самым наглым образом увели из ресторана.       Покинуть Ритц сразу после двенадцатого удара курантов было замечательным решением, оценил Геллерт, когда они, быстро забрав верхнюю одежду в гардеробной, вышли на улицу.       Мороз укусил лицо и бока, кольнул запястья. Однако долго мерзнуть не пришлось: невдалеке ждал пассажиров свободный кэб.       Не задумываясь, Геллерт распахнул перед Альбусом заднюю дверь и вопросительно приподнял бровь, встретив его удивленный взгляд. Тот ничего не сказал, а удивление быстро сменилось выражением, которое иначе, как горячее обещание, не истолкуешь — очевидно, Дамблдору была приятна его ненавязчивая забота, просто непривычна.       Учитывая, что такси у них было из «блэк кэбов», тех самых, что с высокими потолками, поездка, по всей видимости, будет интересной, усмехнулся Геллерт, обходя машину. Уселся рядом. К большому разочарованию, он обнаружил, что перегородка в машине — прозрачная, а не темная.       Дамблдор уже назвал адрес и теперь вовсю поздравлял кэбмена с праздником, что, впрочем, не помешало тому тронуться с места.       Вдруг вскользь, будто между прочим, Альбус попросил подобревшего от приятной беседы таксиста:       — Я заплачу вам в три раза больше, если вы выключите камеру в салоне, наденете наушники и притворитесь, что на заднем сиденье ничего не происходит.       Водитель замер. Геллерт тоже. Уж чего-чего, а такого он от Дамблдора точно не ожидал.       — Вы… вы что… — растерялся кэбмен.       — Уверяю вас, никто никого не собирается здесь мучить. Или убивать. Подтверди, пожалуйста, дорогой, — мягко сказал Альбус, обернувшись к Гриндевальду.       В голову ударило восхищенное веселье, снесло последние барьеры, если таковые еще оставались.       — Я в ахуе, дорогой, — отозвался Геллерт, — но подтверждаю, никакого смертоубийства здесь не будет.       Водитель замолчал: кажется, он всецело разделял его эмоции. Но машину не остановил, что уже обнадеживало.       — Пять, — наконец заявил он.       — Что пять? — весело уточнил Альбус.       — В пять раз больше, и никого от Пикадилли до Найтсбриджа я сегодня не вез.       — По рукам!       — О-ой… — страдальчески протянул кэбмен и, заехав на обочину, нажал на кнопку выключения камеры. — Но учтите, голубки, — он погрозил им пальцем, насупил брови, — зеркало заднего вида я отворачивать не буду! И громкость будет не на десять… Это небезопасно!       — Полностью вас поддерживаю! — поднял раскрытые ладони Альбус. — Никаких травмоопасных ситуаций. Лично я — тоже за безопасность!       И как же, черт возьми, это двусмысленно прозвучало!       — О времена, о нравы! — страдальчески воздел руки к небу кэбмен и решительно заткнул уши наушниками.       Еще до того, как авто тронулось с места, Геллерт ухватился за бордово-золотой галстук и потянул Дамблдора к себе.       — Вот как с человека слетает скромность, стоит только ощутить вожделение… — прошептал он в его губы. — Да, мистер Дамблдор?       В просторном салоне было темно, но рождественские огни то и дело бликовали в черных от возбуждения радужках напротив. Синего цвета там почти не было — на Геллерта смотрела чистейшая похоть.       — Посмотрим, как ты заговоришь, когда я трахну тебя… скажем, завтра утром, мистер Гриндевальд, — в тон ему ответил Альбус, подавшись ближе.       Геллерт аж выпустил из рук галстук. Ухо обжег горячий шепот.       — Что останется от моей скромности…       Он легко прихватил мочку, лизнул один раз игриво. Отпустил.       — …когда ты будешь извиваться на моем члене, — мягкие губы на мгновение прижались к шее и вернулись к уху. — Обещаю, тебе понравится.       Скептически хмыкнув, Геллерт крепко, но аккуратно, ухватил этого самоуверенного пройдоху за челюсть. Подтянув к себе, заткнул поцелуем его слишком болтливый, наглый рот.       Задница — дело интимное, здесь нужно доверие, желательно полное, а не вот это вот все. Нет, он, конечно, сегодня был готов к разного рода приключениям, но одно дело — изученный вдоль и поперек Франсуа из премилейшего клуба в Сохо, а тут незнакомый человек. Еще и конкурент.       Ладно, почти незнакомый.       Возможно, хорошо знакомый. Заочно. Или очно. Но все равно немножечко.       Так что, нет-нет-нет, никакого «трахну тебя, мистер Гриндевальд», и едва давшая ростки влюбленность здесь никого не переубедит.       «Свалю сразу, как представится возможность», — подумал Геллерт, слизывая с податливых губ сладкий вздох, прижимая Альбуса к себе за поясницу ближе, ведя другой ладонью по белой рубашке ниже.       Еще.       И еще.       Под не по-зимнему легкими бордовыми брюками было совсем твердо. Пальцы наткнулись на мокрое, и, черт возьми, было непередаваемо лестно знать, что этот мужчина так сильно хочет его.       Он ёрзал и льнул к груди, обнимал за шею, перебирал волосы.       Не обращая внимания на пачкающую ладонь смазку, Геллерт с нажимом провел ею по ткани. Разорвав поцелуй, Альбус откинулся на спинку сиденья, прикрыл запястьем глаза.       — Если ты продолжишь, до дома мы не доедем.       — Видимо, тебе придется потерпеть, — продолжая двигать ладонью, как невзначай заметил Геллерт и тут же утонул в новом поцелуе, еще более развязном, чем предыдущий.       Поддавшись мягкой тяге, он перекинул одну ногу через Дамблдора и удобно уселся у него на коленях, продолжая свое нечестное занятие.       И зачем с такими потолками в блэк кэбах установили камеры? Они же созданы для поездок подобного плана!       Жутко мешалось пальто, брюки давили на налитый член, но прерваться сейчас казалось настоящим преступлением. Гриндевальд возблагодарил себя за то, что предпочитает штаны не в облипку.       За спиной чертыхнулся таксист, и почему-то именно сегодня, под влиянием момента, практически трахаться на заднем сиденье при невольном свидетеле показалось до ужаса смешным. Однако в эту же секунду Геллерту стало совершенно не до веселья: Альбус поймал его язык губами и пощекотал самый кончик напряженным своим.       Спереди, от горла до паха плеснуло кипятком.       — Ох, твою мать! — сорвался в густой воздух салона несдержанный выдох. И жадная просьба: — Сделай так еще.       Длинные пальцы расстегнули пуговицы на рубашке, влажные губы коснулась шеи.       — Только если ты прекратишь доводить меня, — другой рукой Альбус сжал круглую ягодицу, вырвав из груди судорожный вздох. — Правда, очень тебя прошу, еще не время.       Делать нечего, пришлось убрать руку и обнять его за шею.       Внутри все замерло в предвкушении этого удивительно возбуждающего ощущения, их губы почти встретились вновь…       — Приехали! — гаркнул таксист и аккуратно затормозил.       Спасибо ему за понимание и, пожалуй, можно накинуть еще чаевых — в приступе гомофобии он вполне мог и не поосторожничать.       Кэбмен смотрел на протянутые купюры с сомнением. В итоге не то жадность перевесила, не то смешки с заднего сиденья, а может, и все в совокупности, но, сделав каменное лицо, деньги он забрал.       Молодые люди вышли из машины. Явно перебарывая себя, таксист пожелал им доброй ночи и быстро уехал.       Откинув полы пальто назад и сунув руки в карманы брюк, Геллерт задрал голову вверх, к серому зимнему небу…       В Найтсбридже было немного холоднее, чем в Вестминстере. Хотя, скорее всего, ему так лишь казалось, ведь из такси он выбрался не только разгоряченный, но и совершенно расхристанный.       …и тут до опьяненного разума дошло, куда он приехал.       Перед Гриндевальдом возвышался жилой комплекс с одними из самых дорогих квадратных метров в Лондоне — «Уан Гайд Парк».       Не выдать удивления стоило больших трудов. Геллерт бывал здесь, конечно же, по работе, но в качестве гостя — никогда. О приобретении или найме жилья подобного уровня и речи не шло: успешные агенты Орифлейм зарабатывали неприлично много, конечно, но все же не настолько.       Номер в отеле? Вроде был тут один. А если нет, это ж сколько надо клиентуры? Или просто в Мэри Кей платят существенно больше. Может, и правда пора сменить компанию?       Ну да ладно. Как бы то ни было, сегодня он здесь не за этим.       — Идем скорее, замерзаешь ведь, — щеки коснулась теплая ладонь.       — Веди… — но взгляд выхватил круглосуточный бутик. — Момент! Я сейчас.       Дамблдор снова выглядел удивленным, когда смотрел, как Геллерт легко шагает к цветочному. Вскоре он понял, куда и зачем тот отправился и встретил его возвращение с улыбкой. Тонкой, но, несмотря на это, теплой.       Удивительно, но красные розы кто-то выкупил. Все, причем даже со склада: продавщица как раз говорила с неизвестным чудаком по телефону, когда Геллерт зашел в магазин. Впрочем, белые сегодня тоже отлично подходили.       Он вручил Альбусу огромный букет:       — Теперь идем, — и, вопреки своим словам, притянул его к себе, невинно прижался губами к холодной щеке.       С наслаждением вдохнув запах лимонного парфюма, он хотел отодвинуться, но Дамблдор удержал.       Его негромкий голос, казалось, шел от самого сердца, а глаза были похожи на расплавленные осколки моря. В другой ситуации Гриндевальд фыркнул бы от поэтичности сравнений, которые неожиданно влезли в голову, но здесь и сейчас замер, вслушиваясь в мягкий бархат.       — Спасибо, Геллерт. До этого… мне никто не дарил цветы. Оказывается, это очень приятно, получить их от мужчины, который тебе нравится. Давно нравится. И очень сильно.       Подумать только. Дамблдор только что признался ему в симпатии. Оснований не доверять ему не было.       Настоящее вдруг показалось гораздо интимнее всего того, что они творили в машине и еще обязательно сотворят после. В этот момент Геллерт уже не был так уверен в своем решении относительно завтрашнего дня.       Он прочистил горло. Все еще не до конца понимая, уместно ли, поинтересовался осторожно:       — Отчего же? — и закусил губу, ожидая ответ.       — Никто не дарил или почему ты мне нравишься? — усмехнулся Альбус, насмешливо приподняв бровь, чем вдребезги разбил волшебство момента.       — Да блять! — закатил глаза Геллерт.       Перекинув цветы в левую руку, Альбус подхватил его под локоть и повел к «Уан Гайд Парку». В жилую часть, к квартирам — не к отелю.       Поздоровавшись с консьержем и — разумеется! — разлюбезничавшись с ним насчет Нового года, он уверенно прошел в лифтовую зону.       «Ну точно пора менять место работы!» — подумал Геллерт и зашел в подоспевший лифт.       Сзади прильнуло сильное тело, Дамблдор обхватил его руками, и букет оказался перед носом.       Двери плавно закрылись.       В объятиях было тепло. Зеркальные стены лифта отражали богатую бордово-золотую обстановку, неяркий желтый свет. Постепенно отогреваясь, мысленно Геллерт признал, что напару с Дамблдором они, двое взрослых, состоятельных и находящихся на пике своей молодости мужчин, облаченных в такой разный, но одинаково тяжелый люкс, смотрятся просто чертовски хорошо.       Хотя, брендовые шмотки, баснословно дорогие цацки и прочая мишура вряд ли будут значить хоть что-то, когда они их снимут.       Останутся лишь Альбус и Геллерт, Геллерт и Альбус, смешаются лимон и ветивер, расплавятся тела на простынях цвета… кстати.       — А вообще… Нажми на последний этаж пожалуйста, — Дамблдор провел носом по местечку за ухом, заставив поежиться. — Я отвечу тебе на оба вопроса, конечно же.       — Вопрос был один! — возмутился Геллерт и тихонько шмыгнул носом.       — Да, — не стал спорить Альбус. — Однако я решил, что хочу рассказать тебе и то, и то. Если тебе интересно, конечно.       — Интересно, — ответил Геллерт, прикрывая веки и прижимаясь теснее. — Очень интересно. Некстати, но какого цвета у тебя простыни?       — Черные. Это важно?       Геллерт отрицательно покачал головой. Черные так черные.       Альбус погладил свободными пальцами его запястье.       — Как же ты замерз! — руки обняли еще крепче. — Ты не будешь против горячей ванны? Я бы с удовольствием присоединился к тебе.       Теплые губы ласково, без пошлости, прижались к уху.       Сердце снова пропустило удар.       Чертов ты нежный пройдоха! Ладно.       Не за деньги, но купил ты меня. Купил всего Геллерта Гриндевальда, с головы до пяток, со всеми циничными потрохами.       — Я только за, — не открывая глаз улыбнулся Геллерт.       Будут тебе и рассказы, и ванна и завтра.       Звякнул лифт. Они прибыли на последний этаж.