Инстинкт

— Трям! Здравствуйте! — первым делом выдал Андрей, как только Миша вышел из дверей. Обдало резкой волной ментоловых сигарет. Рука с игрушкой разочарованно опустилась, но Андрей тут же отвесил себе мысленную пощёчину. Он на днях посоветовался со своими родителями, и те сказали, что менять человека под себя, особенно того, который тебе так сильно нравится, ни в коем случае нельзя, иначе путь свернёт в никуда. Можно меняться вместе, и менять мир вокруг. — Привет, — Миша закурил, усиливая и без того густой запах табака, подошёл вплотную. Он снова казался крутым охуенным альфой, не смущался и не краснел, дышал всей грудью. — Это тебе, — Андрей, не принимая возражений, вручил ему игрушку и улыбнулся как можно искреннее, чтобы Миша не подумал, что это подъёб. — Спасибо, — Миша, повертев медведя в руках, сунул его в глубокий карман куртки и повыше приподнял воротник, широко расставив ноги в тяжёлых ботинках. Андрей засмотрелся на его отражение в луже и не стал спрашивать, понравилось ли. — Ты совсем уже в форме? — спохватился он, когда Миша, приглашающе мотнув головой, пошёл прочь со двора, и быстро догнал его. — Да, обошлось почти без последствий. Они пошли дальше, огибая апрельские лужи. Голубое вечернее небо было расчерчено следами самолётов, верхушки деревьев красиво золотились от садящегося солнца. Надо было, конечно, найти какую-то тему для разговора, но Андрей растерял все слова и мысли: серое и белое вещество мозга заполонили медведи и ромашки. Всю неделю так было. Андрей даже украдкой несколько раз залезал в батину машину и сидел там сзади, вдыхая не сразу выветрившийся запах ромашек. Мишка в ромашках, Мишка-ромашка, Мишутка-ромашутка. Андрей широко лыбился и лелеял перед глазами его образ. Весенний ветер будоражил кровь, и Андрей завидовал соседским сладострастно орущим котам. — Куда дальше? — спросил Миша, остановившись на перекрёстке. — Может, в центре погуляем? Миша смерил его насмешливым взглядом и пробурчал: — Ты ещё в кино меня пригласи или в кафе-мороженое. Мне не двадцать лет, Андрей. — Ну и не пятьдесят, чтобы быть таким ворчуном. Поехали, говорю, — Андрей взял всё в свои руки и вызвал такси. В итоге они вполне себе мило и цивильно погуляли по Невскому, послушали уличных музыкантов под забавные комментарии Миши, которые тот не стеснялся озвучивать в полный голос, постояли на мосту через Мойку и сели на скамейку в парке. — Вот видишь, ничего особенного, просто прогулка, — Андрей взял его за руку, и весь засветился, когда Миша не убрал ладонь. Тонко-тонко запахло ромашками. Андрей улыбнулся и потянул Мишу в чайную, где уже заказал церемонию на двоих. — Я надеюсь, ты любишь чай? — Чай? — удивился Миша и смешно сморщил нос. — Чай... Вскоре они уже сидели рядышком, касаясь друг друга плечами, и завороженно смотрели, как кружатся в горячей воде чайные листья, словно какие балерины. Лёгкий приглушенный свет, переливчатая китайская музыка и шторы, ниспадающие волнами, легко спрятали их здесь от суетного мира. А Андрей как раз этого и добивался. Пару раз он украдкой взглянул на Мишу: в его глазах отражались зачарованность и нежность. Обычно такой напористый и импульсивный, сейчас он стал необычно спокойным. С любопытством ребёнка рассматривал танец чаинок, воды и света, и расслабленно улыбался. Такой славный Мишка. Мастер разлил чай по пиалам, поклонился, сложив руки лодочкой, и отошёл. — Волшебно, правда? — Здорово, — согласился Миша, шумно швыркнул напитком, вздрогнул, как школьник, нарушивший мёртвую тишину урока. Андрей, оглянувшись, положил руку на его массивное колено. — Аккуратненько. Миша весело хмыкнул. Насладившись чаем, вышли на совсем уже вечернюю улицу. — Спасибо, Андрюх. Отлично посидели, — Миша закурил, затянулся, невероятно красивый в свете фонаря. — В следующий раз приглашаю я. Так и пошло: ходили на редкие свидания и потихоньку друг друга узнавали. Андрей совершенно никуда не спешил и радовался любой возможности побыть со своим любимым омегой. А возможностей было не так уж много: вскоре Миша с группой укатил в тур, и Андрей жутко заскучал, а с наступлением лета Сыны Одина вообще стали колесить по музыкальным фестивалям. Андрей нарочно с ними не ездил, чтобы не смущать Мишу, смотрел видео с выступлений, которые находил в интернете, восхищался и ревновал, куда ж без этого. В августе стало попроще: Миша засел в городе писать альбом, свидания участились: раз в неделю, два выходных подряд, два раза в неделю, через день. Миша, кажется, оттаял, и стал больше рассказывать о себе. Андрей-то уже давно выложил ему основные факты: родился, учился, сходил в армию, увлёкся фотографией, холост, детей нет, живёт в съёмной однушке в Купчино под боком у родителей. Миша слушал внимательно, болтал много, но всё не по делу: про музыку, про викингов, про скандинавскую мифологию. Торопился, шумел, глотал слова, но Андрей его понимал слёту. Мише нравилось. А ещё Михе очень понравились тупенькие шутки Андрея. Честное слово, никто никогда не ржал над ними так громко и так от души. Андрей стал шутить изысканнее и чаще. Биографию Миши Андрей буквально выуживал по деталькам и крупицам из сплошного потока его ёмоёкательной и не всегда печатной речи и собирал, как мозаику. Оказалось, что Мишкин отец — полковник в отставке, очень важный дядька, — всегда хотел мальчишку-альфу. Ну и, когда выяснилось обратное, разочаровался. Но тактику сменил и стал воспитывать Мишу как порядочного омегу, в лучших традициях, чтобы он был покорным, добрым, трудолюбивым и молчаливым. Знал своё место в обществе, не лез, куда не просят, не выставлял себя на показ, не вёл себя вызывающе. Естественно, ершистый и своенравный Миша сбежал из дома, как только ему стукнуло восемнадцать. Пил какие-то дешманские подавители, которые работали через раз, болтался по улицам, занимался музыкой. — Всякое там было. Квартиры, вписки, — негромко говорил Миша, когда они однажды валялись в парке на травке: Андрей организовал что-то вроде пикника и любовался Мишкой, который снял футболку и подставлял солнцу прекрасный животик. Опять едва уловимо пахло ромашками. Никто, кроме влюбленного альфы, не мог бы учуять. Андрей щекотал его грудь длинной пушистой травинкой и дышал глубоко и часто. — Миш. .. — не выдержав, он подкатился ближе к нему. — Можно? Второй по счёту поцелуй был в сто раз слаще первого и в двести — осознаннее, движения — нежными, касания — трепетными. В тот же вечер Миша сказал Андрею, что у него есть сын, который по большей части обитает у его родителей. Остановился и требовательно заглянул в глаза. — Я не прошу тебя... Короче, ё-моё. Если ты серьёзно надумал там... Просто знай это, ладно? И не дал ничего толком ответить, поцеловал и ушёл. Андрей долго придумывал достойный ответ, советовался с мамой, размышлял и в следующую встречу сказал Мише, притараканив с собой очень крутой гоночный автомобиль на пульте управления. — Миш, твой сын — это же часть тебя. Так что... Я рад, что у тебя есть ребёнок. И, если можно... Передай ему, ладно? Миша странно кашлянул, но подарок принял. И всё закрутилось дальше. Они встречались с Мишей всё чаще и чаще, целовались жадно и безудержно, и в конце концов Миша принял настойчивое приглашение Андрея и зашёл к нему в гости. Андрей опять никуда не спешил, и они просто сидели и смотрели фотографии, а после играли в Героев и азартно переговаривались. К концу сентября, в перерыве между концертами, Миша напросился в гости сам. — Мих, — Андрей, будто в первый раз, нервничал, бегая туда-сюда по прихожей, — вот, эт самое... Тапки, а то грязно. Осторожно, тут не запнись. Проходи. Ой... Миша рассмеялся, привычно запутавшись в бамбуковой декоративной шторке, что висела в дверном проёме, и занял его всем собой. Андрей в который раз восхитился, что Миша у него такой большой шкафчик, и принюхался: запаха табачного ментола не было, только приглушённой ромашки. — Миш? — Взял с собой, ё-моё. Обратно поеду, сбрызнусь. — Таблетку, надеюсь, ты выпил? — Не ври, ты надеешься на обратное, — Миша рухнул на диван и закинул руку на Андрея, едва не придушив. — Дурачок, я сам пью, ну, такие, лёгкие, кому нужен этот гон, бля. — Андрюх... Не гожусь я для семейной жизни. Я... Не тот выбор для тебя. — Ерунда. Мне, Мих, нафиг не сдался дом с тихой омегой, которая боится высунуть нос с кухни. Это всё неважно, ты можешь вести себя, как хочешь, главное, будь со мной, — зашептал Андрей, растворяясь в его запахе. — Понюхай, понюхай меня как следует. Разве ты не чувствуешь, что мой запах создан для тебя? Чтобы ты его вдыхал утром, днём, вечером, ночью, каждую минуту... Миша... Миша тяжело дышал, смотрел тёмными осоловелыми глазами и медленно раздевался: скинул футболку, расстегнул ремень. Андрей смотрел за ним, не отрываясь, и терял всё подряд: голову, совесть, рамки приличия. Какие же у него плечи, широкие, бесконечные, и грудь, которую так приятно сжимать и которая наверняка была такой сладко-припухлой в беременность, а ещё мягкий живот со складочкой и шрамом от кесарева... — Миша... Зверь внутри окончательно взревел, Андрей опрокинул Мишу, стянул с него джинсы вместе с трусами и обомлел: таких размеров он не видел у омег никогда в жизни. Рука сама потянулась нагладить это сокровище, эрегированное пока наполовину. — Я точно должен был быть альфой, — усмехнулся Миша, заметив взгляд и приоткрытый Андреев рот. — Но что-то в природе перемкнуло, нахуй. М-да... А так было бы всем проще. Не, не старайся, он не встанет полностью, как у тебя. Это максимум. Андрей помотал головой, мол, неважно, и так чудесно, и сосредоточенно приласкал Мишин половой орган ладонью. Ох, каким же он был нежным, пористым, бархатистым, соблазнительным... Андрей проворно расположился у Миши между ног и прошёлся языком от основания до головки, придерживая рукой. Миша громко выдохнул, Андрей лизнул ещё раз, поцеловал головку, пощекотал, опять всосал, создавая вакуум. Причмокнул, углубился, чумея от вкусов и запахов. — Миша... — пальцами он скользнул ниже, медленно наглаживая и массируя, наслаждаясь потихоньку выделяющейся смазкой. Самое время для того самого. — Не... Не вздумай, — Миша завертелся, и Андрею срочно пришлось убрать язык. — Что такое? — Андрей поднял голову, переполз выше, ложась щекой на Мишину грудь. — Не люблю это... Чувствительно, бля. — Хорошо, — Андрея это завело ещё сильнее, ему очень понравились отзывчивость и податливость Миши, который раскрывался на глазах и становился из грубого альфача желанным и нежным омегой, — как скажешь. Миша постанывал, довольно высоко, музыкально, маняще, пока Андрей ласкал его пальцами и вызывающе их облизывал. — Мишка... Миша был таким большим, что его хотелось облизать с головы до ног, вбирая губами солёность кожи и пропитывая своим запахом. — Мишаня, какой мокрый ты... Хочешь меня, да? Скажи, что хочешь... Миша упрямо сжимал губы, и Андрей перестал настаивать. — Бедный мой... Родной... Ты самый лучший омега, не стесняйся этого. И самый брутальный. Брутальнее всех альф на свете. После дурманящих ласк, жарко двигаясь в упоительно влажной тесноте, Андрей почти вцепился зубами в крепкую Мишину шею. — Эй-эй, — Миха резко прижал его голову, не давая пошевелиться, — Андрей, кусаться не дам. Я свой собственный. Андрей скрипнул зубами и повиновался. Он был уверен, что однажды сломит сопротивление и своим единственным укусом докажет, что они — истинная пара. По-другому и быть не могло. — Андрей... — Миша, распластанный под Андреем, вцепился в его спину сильными пальцами, — быстрее, быстрее, пож... Андрея, у которого давным-давно уже никого не было, накрыло следом буквально в одно движение. — Поздравляю, батенька, мы оба скорострелы, — пошутил он и лизнул Мишу в висок. С тех пор свидания стали заканчиваться ещё приятнее. Однажды утром, не в силах расстаться, совсем уже осмелевшие, они завтракали у Миши на кухне, как вдруг кто-то пришёл. Миша ломанулся в прихожую, Андрей замер с недонесённой до рта чашкой чая: — Пап, привет. А я к тебе. Только не говори, что забыл. Я напоминал тебе... раз шесть. А тут у тебя кто, дядя Андрей? Бабушка все уши уже мне про него прожужжала. — Кость, ну... Разве ж так говорят о людях в третьем лице? Пошли, ё-моё, знакомиться. Андрей торопливо натянул на себя вместе с футболкой улыбку доброго дядюшки и чуть не проглотил язык, увидев перед собой рослого парнишку на вид лет 12-13. — Костян, и это, вовсе я не забыл! — Миша вошёл следом за ним, сопя. — Это ты приехал раньше просто. — Соскучился потому что, — он облапил папку и повернулся к Андрею, сдёргивая бейсболку и протягивая руку. — Здравствуйте. Константин. Миша сзади сдавленно выпустил воздух, а Андрей подобрал слюни удивления и ответил на рукопожатие. — Эм... Привет. Я Андрей. М-да... — он тихо посмеялся. — Вряд ли тебе понравился тот автомобильчик, который я... — Нет, ничего, за ним здорово гоняется наша кошка. Спасибо. — Пожалуйста. Просто твой отец всегда называет тебя "мой мальчик", "мой малыш"... И я думал... — Это он может, малыш да малыш, — согласился Костя и ускакал в комнату. Миша виновато улыбнулся и застыл в проёме. — Мих, ты б сразу обозначил возрастной ценз, я ведь мог и пирамидку притащить. — Я... Не хотел... Грузить тебя этим. — Миш... А я хочу грузиться. Чё вот у меня, работа только да друзей с гулькин нос. Вот, это самое. А с тобой... Какой-то новый смысл появился. Что-то внутри на места встало. Миха хмыкнул и вдруг сказал почти неслышным шёпотом, наверняка нарочно вываливая самые страшные козыри: — Я не знаю, кто его отец. Внутренний альфа рыкнул, Андрей подобрался: — Миш... — Да нет, там всё по согласию было, — Миша легко прочитал мысли, — просто я был идиотиной. Андрей обнял его, несмотря на протесты, и прижал голову к груди. Миша шумно втянул носом запах и, наконец, притих и разомлел. Андрею от этого стало до чёртиков приятно. А Костян оказался славным парнем, Андрей весьма быстро сошёлся с ним, перестал дарить ненужные подарки и всегда был открыт к общению ровно до той грани, что определил ему Миша. К концу года страну шибануло каким-то очередным кризисом. Андрей не вникал, но Миша пожаловался вскоре, что таблетки, которые он пил, напрочь исчезли с полок, а отечественного аналога подобрать не удаётся. Ближе к весне он пришёл к Андрею совсем мрачный и сперва долго молчал, а потом раскололся. — У врача был. Он сказал отменять всё к хуям, если не хочу скопытиться. Опухоль там уже какая-то есть, ну эта, добрая. Доброкачественная. Андрей испуганно вскочил. — Не вздумай больше ничего пить! — Да не буду, — Миха задумчиво ковырял обивку дивана. — Я сыну нужен. И тебе. Да? — Конечно, Мишка. Конечно. Мих, да поверь, всем вокруг плевать, альфа ты или омега. Ты уже многого добился, какая разница, чем ты пахнешь и течёт ли что-то из твоей жопы? Мих... — он гладил его по волосам, закинув ногу на бедро, и инстинктивно подрыкивал. — Тебе легко, блять, говорить. Ты понимаешь, что будет, если течка начнётся где-то в дороге? Представляешь, как на меня будет смотреть зал, полный альф? — Понимаю. И я могу тебе помочь. Ты знаешь, как. Я не отдам тебя никому. Поставлю метку, и все сразу всё поймут. Я люблю тебя. Миша долго молчал, пальцем щекотно выводя узоры на груди Андрея, и наконец прошептал: — Хорошо, Андрей. Я... Тоже тебя... Люблю. В душе Андрея что-то перевернулось, рассыпалось бабочками, и альфа, тот, внутренний, погнался за ними, словно волчонок. С превеликим трудом, ласково убеждая, Андрей уломал Мишу отменить все гастроли и проекты, подключив Татьяну Ивановну, сам взял отпуск и они, затарившись продуктами, засели в его квартире. Валялись в обнимку на диване, смотрели фильмы, смеялись и похрюкивали. Миша ходил по дому в смешном банном халате, под которым больше ничего не было, и с каждой минутой пах всё сильнее, ярче, гуще... — Андрюх, ну... Давно не было, чтоб вот так, по-полной. Я с этими таблетками не расставался с тех пор, как Костяна кормить перестал. Андрей... — Страшно? Ложись, ложись, Миш, я чую, скоро уже. Сделаю тебе массаж, — хрипло попросил, даже приказал Андрей, но можно было даже не пытаться: вид и запах обнажённого Миши, у которого вот-вот начнётся, делал с организмом Андрея что-то такое, чего не было никогда. Андрей хотел брать, а Миша — отдавать, и в эти сумасшедшие минуты, которые незаметно складывались в часы, они совпали в своих желаниях на сто процентов. — Иди ко мне, Мишенька, иди сюда, — Андрей, приготовив презервативы, специально подходящие на случай течки, крепкие и надёжные, уложил его на бок, влажно зацеловывая открытую шею, и выпутал из халата. — Х-холодно, — Миша перестукнул зубами, задрожал. Лоб его покрылся мелкими капельками нехорошего пота, волосы взмокли. Андрей как можно скорее зарылся в них носом, попытался обнять со спины «большой ложкой», но Миха был слишком большим и объёмным. Бля, неудобно... — Ложись на меня, — Миша перевернулся на спину и сам приглашающе раскинул руки. Высунул язык, положил его лопаткой на покрасневшую нижнюю губу. Андрей тут же поймал его и целовал очень-очень-очень долго, полностью накрыв сверху всем собой. Мишин язык был таким настойчивым, наглым таким, настырным, навязывал борьбу, и Андрей, конечно же, включался, проходился кончиком по острым клыкам, вылизывал внутреннюю поверхность щёк, покусывал зубами и стремился изо всех сил сделать Мише приятно. Простыня под ними была уже насквозь влажной. Миша дышал очень шумно, тяжело, хрипло. Грудная клетка вздымалась и опускалась, Андрей переместился на неё, сжал в ладонях: сиськи что надо. Самый лучший размер нах. И эта ложбинка между ними, по которой стекают капли пота.. Блять! Миша сорвался на стон, подмахнул бёдрами. — Андрей... Давай, делай чё-нибудь. Я сейчас пиздец не человек. Я хочу тебя, хочу... Андрей упивался видом, запахом и гортанно рычал, извлекая из своей глотки абсолютно звериные звуки и мурашками пуская эти волны по его коже. Миша прикрыл глаза, согнул в коленях ноги — расхристанный, весь мокрый, блестящий, божественно красивый! Андрей покрывал поцелуями каждый миллиметр его обнажённого беззащитного тела, специально причмокивая, целовал и вбирал в рот соски, кусал их и катал языком, вылизывал шею, нарочно останавливаясь на остром выпирающем кадыке. Запахи смешались в один, Миша стонал, уже не скрываясь, и больше терпеть не было никаких сил. Андрей кое-как разделся, одной рукой наглаживая привставший Мишин член, повалился обратно на кровать, притягиваясь настоящим магнитом. Миша совсем раздвинул ноги, зовуще, маняще, показывая всю силу своего желания: раскрывшаяся розовая плоть пульсировала, заливая всё вокруг прозрачной тягучей смазкой. Член, подрагивая, тоже истекал капельками, пачкая бедро, и медленно увеличивался. — Андрей, ну?.. — Подожди. Любуюсь. Мих... Миша жмурился, щёки алели ярким румянцем, мокрые волосы блестели даже в тусклом свете ночника. Он не был теперь чужим опасным зверем, что метался по сцене, он был самим собой — восхитительно сладким омегой, раздвигающим ноги только для него одного, для своего единственного альфы! Андрей снова дико зарычал, расправился с презиком, с размаху ввинтился внутрь, туда, где жарко, обжигающе жарко, и очень-очень мокро, и задвигался сразу же быстро, разгоняясь с каждым толчком. — Миш... Любимый, невозможный, волшебный.... Миха... Андрей мял его грудь обеими руками, скручивая между пальцами соски, чувственно целовал подбородок и горел, горел, ярко, как комета, как метеор! Дорвался, добрался до своего омеги, и теперь никуда-никуда-никуда не отпустит. С трудом выскользнув, Андрей поцеловал любимую дырочку и абсолютно по-хозяйски похлопал Мишу по бедру: — Перевернись на четвереньки, пожалуйста. Вот так вот, вот так... Любимый мой... Ягодицы манили абсолютно царской белизной, а линия бёдер и вовсе выбила из Андрея дух. Он сразу же пристроился сзади и вошёл снова на всю длину, одним махом, крепко вцепившись в задницу. Влажные пошлые похлюпывания заполнили всю комнату, слились со скрипом матраса и жадными Мишиными стонами, сладко ласкающими слух Андрея. — Миша. Ты судьба моя, мм... ты моя жизнь и моя судьба, точно тебе говорю... Мой, мой омега, только мой, навечно, навсегда! Ускорившись совсем уже до каких-то немыслимых пределов, Андрей прижался к Мишиной спине, потянулся, лизнул плечо поближе к загривку и, урча, жадно вцепился зубами в натянутую светлую кожу, продолжая резко трахать. Миха крепко-крепко сжался на члене, захрипел, сматерился, во рту Андрей почувствовал вкус крови, на сердце — гигантскую радость, а внизу живота — настоящий фейерверк из ощущений. Стремясь продлить это невероятное чувство, он толкнулся ещё глубже. Мишина дырочка податливо раскрылась шире, впуская узел, стремительно набухающий, Миша застонал, забился в оргазме, и Андрей тоже кончил, так и не разжав зубы, вгрызаясь, рыча и захлёбываясь стонами. Обессиленный Миша, колени которого разъезжались, чуть не рухнул, но Андрей перехватился удобнее, разжал зубы и принялся быстро-быстро зализывать стремительно краснеющий и синеющий след. — Мой. Мой Миша... — жарко выдохнул Андрей, с восторгом наблюдая, как метка буквально вживляется в кожу причудливым узором, сплетая ромашку и мандариновые дольки: не вытравить, не стереть. Навеки. Когда узел ослаб, он выскользнул, перекатился на бок, снимая переполненный гондон, и в изнеможении потянулся к бутылке с водой, пока Миша, извернувшись, всё смотрел на метку. В груди звенело невероятное приятное осознание — теперь он точно мой, теперь никуда не сбежит, никуда не исчезнет. — Андрей... — Миша подполз к нему и ласково уложил подбородок на живот. — Это метка истинной пары, стопудово. Ё-моё, Андрюш... Где же ты был-то все эти годы? Андрюх... Глаза его были на мокром месте, и Андрей поскорее слизал слезинки, расцеловал, обнял, окутал собой. Миша снова задрожал, зашипел, потираясь, глухо и утробно поскуливая. Андрею много было не надо, он возбудился вспыхнувшей спичкой, подмял Мишу под себя и, кое-как вспомнив про презерватив, опять проник внутрь, в уже полностью раскрытую дырочку, толкаясь быстрее и быстрее. Они провели в этой постели пять долгих упоительных дней, наполненных не просто сексом, а самой что ни на есть настоящей искренней любовью. — Миша, ты не загоняйся, слышишь? — во время одного из перерывов Андрей лежал поперёк кровати и ласково гладил дорожку тёмных курчавых волос на его животе. — Теперь ты мой омега, но это не значит, что ты мой раб, или кухарка, или ещё кто. Ничего не изменилось. Пожалуйста, веди себя как обычно. Я хочу, чтобы ты это знал. Я ничего тебе никогда не буду запрещать. Я обещаю. — Чё, опять обещалка отросла? — хохотнул довольный, вдоль и поперёк оттраханный Миха. Глаза его блестели огнём, улыбка слепила, как солнечное отражение. — Это мы ещё посмотрим, у кого там чё отросло или отпало, — уркнул Андрей, целуя ямочку пупка. — Кайф же тебе сейчас, скажи? Реальный кайф? Миша дёрнулся слишком резко, Андрей едва не получил в нос его коленом. — Не... Не произноси больше эти слова никогда. — У-у, — Андрей снова улегся на него, размазывая по матрасу, — было чё-то, да? — Было. Я бросил сразу, как узнал, что жду Костяна. Хотя не совсем сразу... Отец... Отец нашёл меня, выволок из кабинета, куда я на аборт пришёл. Я думал, ему пофиг, а он — рожай, говорит. Забрал домой, потом, когда всё понял, в рехаб определил, в хороший, — Миша смотрел в одну точку, не моргая. Андрей почувствовал прилив любви и уважения к будущему тестю и холодную волну беспокойства за своего Мишку, будто полностью с ним погрузился в его воспоминания. — Мы жили типа как хиппи, слышь? Коммуна, свободная любовь. Но они были альфы, а я — омега. Ну а потом я решил — всё нахуй. Со всем завязал, за группу взялся. Понимаешь, да? Костяна, блин, жалко только иногда. Но, ты видел, мои родители души в нём не чают. Альфа, опять же, на радость деду. — Он сможет жить с нами, когда мы поженимся. Если захочет, конечно, — пожал плечами Андрей, целуя Мишу в свеженькую метку. — Что сделаем? — наигранно удивился Миша. — Поженимся. Ну или просто съедемся. Зачем нам кольца и штамп, — Андрей завис в миллиметрах от его лица. — Правда, Мишка? Давай вместе жить, а? У нас получится. Вдвоём, эт самое, у нас всё получится. Ты же ромашка моя, солнышко на тонкой ножке. Для всех остальных — медведь, а для меня ромашка. Я... Я тебе весь мир подарю свой. А ты мне — свой. Давай? — Давай, — улыбнулся Миша, и они рухнули в новый поцелуй