The Lion's Den

Хоть и прошло немало времени, его вторая попытка заснуть обвенчалась успехом. Цумики сидела рядом, переплетя их пальцы, когда он задремал. Если Комаэда или кто ещё и приходил к нему ночью, она не говорила ему и не давала никому его будить. Время шло, и мир снаружи начал приобретать краски. В медпункте стояла тишина. Плюшевый кролик лежал под подбородком у Наэги, а игрушечное ухо находилось в опасной близости от слюны у него из уголка рта. Но продержалась она недолго. Микан протянула руку и аккуратно промокнула его лицо тканью, стараясь не разбудить. Макото слегка шевельнулся, но после нескольких движений рукой по волосам успокоился. Довольная медсестра вновь облокотилась на стул, продолжая своё безмолвное дежурство. Стоял мир и покой. Так что, очевидно, кто-то должен был их нарушить. Ничего не предвещало беды. Только Цумики стала думать, надо ли ей получше подоткнуть одеяло, как вдруг кто-то пинком распахнул дверь в медпункт. — Здоро́во, Абсолютное Отчаяние! Ибуки в здании! Дверь раскрылась не до конца, так что Миода Ибуки снова хорошенько пнула её. — Миода-сан! — Микан вскочила со стула и поспешила к ней, не понимая, что уже слишком поздно и Наэги проснулся. — Прошу, не злись на меня, но… можешь говорить п-потише? Макото спит… — О, Макото-чан! Где он? Где он? Сейчас как сожму этого милашку! — Миода-сан, я правда не думаю, что… — Микан, всё в порядке. …Наэги мог поклясться, что Миода стояла на другой стороне комнаты. Способности к телепортации от Абсолютной он не ожидал. И переживать по этому поводу ему не хотелось. Однако он не удивится, если окажется, что она умеет бегать настолько быстро. Абсолютная Музыкантка, казалось, была переполнена энергией. Она с энтузиазмом скакала на одном месте, а всё её тело пробивала лёгкая дрожь. — Гляди! У него ахог. — Ибуки тут же потянула за него. — Как думаешь, мы сможем ему второй такой же начесать? Тогда он идеально впишется в группу Ибуки! — «Ибуки»? — повторил Макото. — Это я! — гордо провозгласила Миода, уперев руки в боки. Макото не понимал как, но её нос стал таким же острым, как у Пиноккио. — Миода Ибуки, Абсолютная Музыкантка… Чуть не забыла тебя обнять! И она обняла. Было больно, но при этом приятно. — Микан-чан, конечно, говорила, что ты милашка, но чтоб насколько. Да ты прям плюшевый мишка! — Она так резко повернула головой, что один из её «рожек» чуть не порезал его. — Махиру-чан уже тут? Нам надо наклепать кучу фоток! — Н-нет. Я сомневаюсь, что они с Невермайнд-сан заскочат к нам. — Что, проблемки в Европе? Надо забацать концерт и показать его там в прямом эфире. Я сыграю свою коронную «Хватит Драться, А То Все Сдохнете!». Макото-чан, хочешь сыграть на барабанах? Серьёзно? В её интонации, никак не вязавшейся с произнесёнными словами, слышалось такое воодушевление и оживление, нехарактерное для остальных членов Абсолютного Отчаяния, что Макото на минуту потерял дар речи. — …Я не умею играть? — наконец выдал он. Миода разразилась смехом и снова уткнула палец в его волосы. — Да чего там уметь на этих барабанах? Просто слушай бит Ибуки и колошмать! Самозванец бы тебе показал как. Когда он ещё был весёлым пухляшом, он по ним колотил как бешеный. — Самозванец? О ком ты говоришь? — спросил Наэги. — Ну, Самозванец! Костлявый такой и… э… ну, больше про него и сказать-то нечего. Наэги приосанился. Одеяло присползло с его груди. — Вы что, больше ничего про него не знаете? — Так он же Самозванец! — Миода подмигнула; в другом её глазу сверкнула искра. Он всё равно ничего не понял. — Микан? — Ам, она говорит про Абсолютного Самозванца. Он всегда притворяется кем-то другим, поэтому… Миода отскочила от больничной койки в сторону Цумики. — Эй, он до сих пор притворяется тем мажором? «Мажором»? — Только если он не сменил образ со вчерашнего дня… — Микан вдруг съёжилась. — Не знаю. Я не проверяла. Прости! «Тем… мажором»? — Микан! — рявкнул Наэги резче, чем хотел, но сейчас не время извиняться за это. — Что значит «мажор»? Кем сейчас притворятся Самозванец? Цумики отвела взгляд. — Ну… ам… он… — Тогами Бьякуя! — весело объявила Ибуки. — Он один из его любимчиков. Ибуки тоже нравится; он всегда такой растерянный, если отобрать у него окуляры. Тогами… Он… …Тогами был самозванцем? — Это был не он, — прошептал Макото себе под нос. — Чего-чего? — спросила Миода, каким-то образом умудрившись расслышать каждое его слово. — Кто не был кем? — Тогами. Он был ненастоящий. Это был двойник. Он… Микан, он не член Абсолютного Отчаяния. Он меня не предавал. Когда эти слова вышли из него, что-то глубоко внутри него воспламенилось. Оно горело так ярко и интенсивно, что ему показалось, будто этот огонь отражался в его глазах. Он ощутил всесилие и мощь, хоть и сидел на больничной койке. Пелена мрака словно спала с его разума, и комната вдруг стала на тон ярче, а он сам ощутил, как едва осязаемые потоки воздуха шевелят волосы у него на руках. Он… он ошибся. Он никогда раньше не был так рад ошибиться! Прости меня, Тогами. Мне следовало быть умнее. Мне следовало верить в тебя. — Эй! Что это за странное энергетическое поле вокруг Макото-чана? — воскликнула Ибуки. Она загородила глаза руками так, словно оказалась в одной комнате с солнцем. — Я не знаю, о чём ты говоришь! — провизжала Микан. — Мы на курсах такое не проходили! Простите меня-я-я-я-я! Худший день в его жизни частично оказался недопониманием. Конечно же. Это было так очевидно! Он помнил Тогами на финальном суде; огонь надежды и решительности в его глазах; мощь его голоса, когда он объявил, что заново отстроит могущественную Корпорацию Тогами. Как такой человек мог сдаться? Как человек с такой смелостью, силой и амбициями мог так легко поддаться шептанию отчаяния? Он не мог. Это всё оказалось ложью. Они провели его первый и последний раз. Теперь у него хватит ума не сомневаться в своих друзьях снова. — Где сейчас Самозванец? — спросил он, стиснув кулаки. Он не знал, что собирается сказать, кроме как сообщить, что вывел Самозванца на чистую воду, но ему хотелось его увидеть. — А, он с остальными в церкви! Ибука за этим и пришла! Меня попросили вам об этом маякнуть… Макото-чан, ты чего такое делаешь? — Макото! — Цумики подлетела к нему. — Прошу тебя, аккуратнее. Тебе опасно делать такие резкие движения… — Я в порядке, Микан, — заверил Наэги, поднимаясь с кровати. — Я просто недоедал, помнишь? Я даже не болею. — Но от недоедания появляется слабость и усталость. Ты можешь споткнуться и п-пораниться. Я могу взять инвалидное кресло… — Не надо, — вымотонно сказал он. — Я справлюсь без него. — Н-но тебе всё равно надо в кресло, а то мало ли… Макото? Ты куда? Кресло здесь стоит! — Не переживай, Микан-чан. Ибуки всё разрулит! …Так Наэги и ринулся вдоль по коридорам, пока Цумики с Миодой гнались за ним с инвалидным креслом. На удивление, девочки мчались на приличной скорости. Вскоре он бежал не из чувства энтузиазма, а из страха, что его переедут. Цумики быстро сдалась, но Миода перехватила кресло и не собиралась отставать. У Макото болели ноги, хотя он едва отрывался от Ибуки, вопившей о предстоящей победе. Он споткнулся. Он повалился набок и впечатался лицом в стену. Миода с креслом с грохотом пронеслись мимо, зачем громко затормозила. Музыкантка пулей бросилась к нему и впечаталась ему в спину. Она тут же окликнула вскоре объявившуюся Микан с раскрасневшимся лицом и одышкой. Когда он увидел их взгляды, то скрестил руки и промямлил: — Я в норме. Они уже были на полпути к тому, чтобы усадить его в инвалидное кресло, как из-за угла появился Комаэда. — Наэги-кун, что ты делаешь? На секунду Макото застыл на месте, скованный страхом и виной, какие ощущает ребёнок, когда его уличили в чём-то запретном… Вот только он был далеко не ребёнок. Его больше не удерживали в больничной койке, комнате Камукуры или любом другом месте, куда его хотел бы упечь Счастливчик. Макото сбросил с себя девочек и расправил плечи, готовясь к тому, что выкинет Нагито. (Его пульс бился так же бешено, как пресс…) — Я знаю, что Тогами, которого я встретил, был ненастоящим, — сказал Макото. — Он двойник. Он пытался одурачить меня, но… но я знаю, что к чему! — Ах, — произнёс Комаэда. Он больше никак не отрегировал — только ждал, чтобы Наэги продолжил. — Ты пытался убедить меня, что это был Тогами. Что он один из вас. Ну, больше ты меня не обманешь. Настоящий Тогами всё ещё на свободе, и он до сих пор сражается вместе с остальными нашими друзьями. Он не пособник Отчаяния, и никогда им не станет, я знаю. — Наэги-кун… — Комаэда, волоча ноги, словно зомби, двинулся к нему. Макото тут же встрепенулся, вдруг чётко ощутив присутствие Микан около него. Комаэда подбирался всё ближе и ближе, уже преодолев расстояние вытянутой руки… И упал перед ним на колени. — Наэги-кун! Ты… ты… — Тихое хрипение вырвалось из стиснутых зубов Нагито. — Я чувствую её. Твоя надежда! Я вижу её. Она такая очаровательно яркая. Он подполз ближе и вцепился в джинсы Макото. — Как прекрасно, — пробормотал он. — Она пронизывает тебя полностью. Она… Да в ней можно утонуть! Нагито вдруг стал по-кошачьи тереться щекой о ногу Макото. Это было странно, жутко и мерзко, так что Наэги отпрянул от него, угодив прямо в инвалидное кресло. — Ам, Комаэда… — промолвила Микан. — Я так переживал за тебя, Наэги-кун! — промурчал Нагито, буквально змеёй ползя вверх по ногам Макото. — Я уж было подумал, что не рассчитал и чересчур рано показал тебе слишком много. Я даже нашёл тебе подарок, чтобы всё исправить… Но мне не стоило сомневаться в Абсолютной Надежде! Только взгляни на себя. Ты справился сам. В эту секунду Нагито подобрался к самому лицо Наэги. Счастливчик упёрся ладонями в колени Нагито, а сам как-то непонятно скрючился над ним. Колено его упиралось Макото в дрожащие голени. — А я ведь почти засомневался в тебе… Как высокомерно с моей стороны. Меня… меня надо наказать, так ведь? Ты хочешь этого, Наэги-кун? Хочешь меня наказать? Макото помотал головой, не в силах сказать ни слова. — Нет? — Комаэда прокатил это слово по всему рту. — Точно-точно? Ты можешь ударить меня. Или накричать на меня. Или придушить меня. — С этими словами он схватил ладони Макото и приставил их к своему горлу. — Я не против. Всё что ты хочешь, я только «за». Всё что угодно ради тебя… В этот момент Ибуки, к счастью, оттолкнула его. — Нагито-чан, опять ты паришь какую-то жуть! — Как Миода умудрилась произнести это с радостью в голосе, не укладывалось у Макото в голове. Почему Нагито ответил на это улыбкой и смехом, как на внутряковый прикол, тоже было за гранью его понимания. — Не буду я тебя наказывать, — пробормотал Наэги. Задержав ладонь на его бедре, Комаэда произнёс: — Ну, раз ты настаиваешь. Наэги отвёл взгляд и облизал губы, формулируя следующий вопрос. Ранее Нагито упоминал нечто, что прицепилось к нему, нависало над его головой, как гильотина. — Комаэда-кун, о каком «подарке» ты говорил? Нагито хихикнул, и вдруг снова завис над Наэги, подобравшись к его лицу. — Если с моей стороны не будет тщеславием так говорить, то подарок просто чудесный! Я устроил всё так, чтобы он подтолкнул тебя к восстановлению твоей надежды — я тогда был такой нетерпеливый и наивный. Он тебе и не понадобился! — Что за подарок? — осторожно поинтересовался Макото. Комаэда заулыбался шире. Он сделал шаг вперёд. В ответ на это Цумики хныкнула. — Я всё ещё могу тебе его подарить, — пробормотал Нагито. Он протянул обе руки и обхватил лицо Наэги. — Давай так? Если ты сегодня будешь хорошего себя вести, я подарю его тебе вечером. Ладненько? Надеюсь, ты будешь хорошим мальчиком, Наэги-кун. Я уже жду не дождусь! — Опять паришь жуть! — прощебетала Миода. Нагито выпрямился и наконец перевёл внимание на сопроводительниц Макото. — Надо выдвигаться. Нас все обыскались. Наэги беспокоило, что Цумики с Миодой обе немедленно согласились и не отвечали ему на вопрос, куда они направляются. Даже Комаэда не дал никаких подсказок, только кинул на него взгляд сверху и взъерошил его волосы. Наэги откинулся на кресле, что толкала Микан, и с каждым следующим метром его ужас нарастал всё больше. — Наэги-кун, ты ненавидишь отчаяние? — вдруг спросил Нагито. …Почему, Комаэда? — хотелось спросить ему. Это сам по себе был грузный вопрос, но в присутствии Цумики и Миоды — двух членов Абсолютного Отчаяния — он становился ещё опаснее. Ему пришлось помучиться и судорожно пораскинуть мозгами, чтобы собрать воедино ответ, который не сделает хуже. — Отчаяние естественно, — наконец выдал он. — Люди всегда будут его чувствовать. Его нельзя истребить, нет смысла даже пытаться. Но слишком много отчаяния — это проблема, и испытывать его слишком долго тоже нельзя. Существует естественный порядок, когда отчаяние нужно, а когда нет, и чаще всего… оно не нужно. — Конечно же не нужно, — поддержал Нагито. — Отчаяние — это лишь ступенька на пути к чудесной… — Но под отчаянием песни пишутся только так! — сказала Миода, ткнув Нагито логтём. — Если бы не отчаяние, у Ибуки не родилось бы хитов «Всем Грустно, и Мне Тоже» и «Я Ткнула Ножом в Лицо Лучшего Друга, и Мне Понравилось!» — Отчаяние соединило меня с моей возлюбленной, — вздохнула Цумики. Наэги почувствовал, как она гладит его по голове. — Оно подарило мне тебя! Эта фраза Нагито смутила. Счастливчик ринулся к ней, подняв руки, словно хотел оттолкнуть Микан от инвалидного кресла. Но он тут же одёрнул себя и яростно помотал головой. — Цумики-сан, прости, что возражаю, но тебе не следует путать. Он ребёнок надежды, а не отчаяния. — Но разве он не ребёнок Джунко-чан? — спросила Миода. — Ага! — …А, ну ладно! Комаэда стал шагать возле кресла и положил ладонь на плечо Макото. — Наэги-кун, я знаю, что тебя инстиктивно отторгает отчаяние, но ты будешь так добр оказать нам услугу и попытаться это скрыть? В церкви все на нервах и стараются не сболтнуть лишнего. Я не хочу, чтобы ты ненароком сделал из себя мишень. …Во что Комаэда его только впутывает? Дубовые двери в церковь были тяжёлыми. Нагито уже было хотел отворить их, но кто-то изнутри опередил его. Девушка в розовом цветочном кимоно выглянула из-за щели; её длинные светлые волосы свободно висели позади. Она хмурилась, но стоило её взгляду остановиться на Цумики, как её лицо стало ещё суровее. — Соизволили! — сказала Сайонджи Хиёко, Абсолютный Мастер Японского Танца. Она вышла наружу, и дверь закрылась у неё за спиной. — Я уж думала вас за уши притащить. — Прости! — ответил Нагито. — Это он-то? Какой… коротышка. Наэги скорчился. — У меня ещё не случился скачок роста. — Неважно! — Надутая Сайонджи скрестила руки на груди, сурово уперев взгляд в стену. — Эй, когда зайдём внутрь, попробуй только пискнуть об этой своей надежде, иначе по башке от меня получишь. — Я его уже предупредил, — успокоил Нагито. Наэги предпринял очередную попытку. — Что там происходит? Четверо Отчаянных глянули на него, но снова ничего не ответили. — Н-нам стоит зайти внутрь? — спросила Микан. — Стоит, конечно! — рявкнула Хиёко. Она разомкнула челюсть, словно хотела было сказать что-то ещё, но она только шагнула в сторону двери и рывком открыла её. Внутри находились остальные члены Абсолютного Отчаяния (включая того Самозванца. Не будь рядом Нагито, Макото бы ринулся к нему). Они разбрелись на небольшие группки в пределах апсиды, переговариваясь шёпотом или вообще храня молчание. Комаэда был прав: в помещении явно скопилась какая-то энергия, хотя Наэги не счёл её самой по себе опасной. Тем не менее, у него побелели костяшки, когда его покатили вперёд. Отчаянные, заметил он, смотрели на него с чем-то напоминавшим сочувствие. Он сомневался, что дело в инвалидном кресле. На алтаре церкви стоял продолговатый прямоугольный ящик. Бока были непрозрачные, но он видел, что верхушка была стеклянная. Странность состояла в том, что у него был установлен какой-то механизм. Наэги слышал исходящее от него тихое гудение. Что бы это ни было, оно являлось центром всеобщего внимания. Цумики подкатила его к выступу, потом зачем-то помогла ему проделать оставшийся путь. Наэги поднимался медленно, не понимая, что его ждёт, затем приблизился к ящику и заглянул внутрь… Оттуда на него посмотрел хорошо сохранившийся, замороженный труп Эношимы Джунко.