Рабочее название

From the back of the room I saw her there I said she wants to be alone And I shouldn't dare But then she noticed me glance at her I had no choice, but to dance with her

Рождество. Лондон, бар “Стерео”.

Правда, со своими сценой и большим танцполом “Стерео” больше походит на самый настоящий клуб.

      Некоторые самцы птиц исполняют исполняют танец для привлечения партнёрши. Майлз не птичка, но у него в груди тоже что-то ёкает, когда на танцполе их со Шварцем взгляды пересекаются. Витольд двигается плавно, раскованно и самодостаточно, от происходящего явно получая удовольствие. Джиганте узнает, что, оказывается, даже под клубную попсу можно танцевать хорошо. И мерцающий свет, играющий на белом обтягивающем кропе, хуже уж точно не делает.       Он на Витольда откровенно пялится, и Шварцу это внимание нравится. Хотя, нравится — совсем, совсем не то слово. Он упивается каждой его секундой, танцует только для него, отчаянно при этом стараясь сохранить самообладание, сдержать в узде зудящее желание тепла чужих касаний. Даже не чужих, а вполне конкретных. Спойлер: у него не получается. — Уже соскучился? — парень останавливается, скрестив руки. — Ребята переживают, что тебя тут затопчут. — Майлз расплывается в улыбке. — Пф. Я вам что, ребёнок? Сам не разберусь? — Джиганте хочется съязвить и напомнить про тот случай, когда Витольду кто-то хорошо врезал коленом в живот, но он всё же мудро выбирает промолчать, — Да и я собирался возвращаться с минуты на минуту. Хотя…       Нужно быть слепым, чтобы не понимать, что он Майлзу симпатизирует. И у Шварца в этот самый момент рождается опасная, садистская идея границы этой симпатии нащупать, продавливая их в одном месте и поглаживая в другом. Он, правда, сомневается в том, что найдет там что-то особенное. Что-то интереснее обычного сексуального влечения.       Итак. Майлз до этого разрешал себе только смотреть. Надо же дать ему понять, что теперь он может использовать руки. — Станцуешь со мной? — Витольд кладет ладони ему на плечи, игриво поджимая пальцы, будто бы собираясь их размять. — С моей ногой из меня выйдет дерьмовый танцор. — Джиганте, не ожидавший такой наглости, скалится ещё больше. Теперь уже в качестве защитного механизма. — Брось, это же не джайв. Я помогу.       У Витольда очень красивые, ясные голубые глаза, и он так искушающе глядит на него, что Майлз в итоге сдается, как-то неловко беря его за талию. Здравый смысл возмущается и вопит где-то на задворках сознания, а Шварц одобрительно кивает. Джиганте, кажется, окончательно сходит с ума, потому что собственной чуйке предпочитает его похвалу.       Мята старается поспевать за энергичными движениями танца, пока Шварц мурчит себе под нос ритм доносящейся из динамиков песни, не сводя от него глаз. Майлз под этим внимательным изучающим взором чувствует себя раздетым. И, надо признать, чувствуется это хорошо. — Выглядишь так, будто стянул одежду со старшеклассницы. — Это называется «стиль», Майлз. Может, однажды ты поймёшь, — слова Витольда сочатся иронией.       Ага, стиль. Мята в последний раз видел что-то такое лет двадцать назад, в нулевые, когда подруга матери оставила у них модный журнал. Там тоже все носили вещи на размер меньше нужного. Тогда это показалось странным, сейчас Майлз мысленно благодарил того, кто до этого додумался. Ему страсть как хочется опустить руки чуть ниже и поласкать открывшийся участок кожи между задравшейся футболкой и джинсами, но это даже для сегодняшней ночи звучит как что-то запредельное, поэтому он довольствуется парочкой лишних взглядов на полосу волос, спускающуюся от пупка в самое пекло Ада. Он вообще не уверен, что до этого видел у Шварца хоть какие-нибудь волосы на теле. — Не жалеешь, что не с матерью отмечаешь? — Поверь мне, она и без меня развлекается на всю катушку. Да и я не обделён приятной компанией. — Ты это обо мне? — от утвердительного кивка Витольд отмахивается. — А почему нет? Я рад, что тебе удалось отметить сегодня со мной…и остальными. Ты хороший человек, и я благодарен тебе за многое. Так что да, мне твоя компания более чем приятна.       Витольд смотрит на него очень долго, удивлённо, после чего фыркает. Выглядит как отъевшийся, довольный кошара, для которого Майлз - яркое тёплое солнце за окном, в лучах которого можно погреться. — Звучит как хороший тост для брудершафта.       Он обвивает чужую шею руками, трётся лбом о плечо, дышит жадно и жарко. Выглядывая исподлобья, и не может не улыбаться, когда Майлз оступается. Рукой дотягивается до свежестриженого затылка и начинает подразнивающе его почёсывать.       Делать все по правилам было бы так скучно! Половина всей интриги пропала бы, начни они объясняться друг другу в чувствах, разбирать тараканов в голове. Да кому оно надо? Они тут, живые, горячие, с быстро-быстро бьющимися сердцами и пульсирующими висками, с желанием и возможностью.       Шварц успевает подметить, какая, оказывается, большая и мягкая у Майлза грудь. Как расширяются его зрачки, делая глаза почти чёрными. Они оба даже не пьяны (только если окружающей атмосферой и друг другом), но земля под ногами всё равно расползается. Особенно в тот момент, когда Майлз замечает на загривке Витольда засос, который явно пытались скрыть: тоналка так неудачно смазалась, ай-яй. Мята совершенно не по своей воле начинает воображать россыпь таких же кровоподтёков по всему телу его телу. Эта картина, чего греха таить, здорово взбудораживает, но и осадочек оставляет, заставляя поморщиться. — Нога?       Обеспокоенный тон Шварца делает только хуже. — Нет, просто задумался.       Ну и ладно. Они взрослые люди, в этом нет ничего удивительного.        Вообще это всё жутко напоминает медляк на выпускном в старшей школе. Только теперь Майлз танцует с мужчиной. Для него это не то чтобы впервые, но он всё равно не может отделаться от ощущения того, будто бы он вступает на скользкую дорожку. Хотя, казалось бы, ему-то куда скольже?        Во-первых, католическое воспитание матери дало свои плоды, налепив на его чувства клеймо извращения, и это не то чтобы было приятно. Во-вторых, если отставить в сторону все религиозные предрассудки, он просто-напросто не хотел всё запороть. Кадрить женщин он умел и любил, в то время как флирт с мужиком виделся целым квестом со всеми сопутствующими препятствиями и обязательным поражением в конце. Хотя, Витольд и без него прекрасно справляется. — Я где-то читал, что поцелуй в конце брудершафта - способ удостовериться, что напиток не отравлен. Даже как-то грустно получается. Ты этим буквально говоришь “я тебе не доверяю”.        Как же волшебно чувствуются пальцы на затылке, когда Витольд вот так вот непростительно близко, и приглушённый свет будто бы загораживает их ото всех остальных, и у Шварца такой хмельной, цепляющий взгляд…        Джиганте чувствует себя подростком, только учащимся целоваться втайне от отца и матери. И как же это хорошо, как же это всё правильно. Потому что он наконец-то дорвался до того, что ему снилось до этого лишь в редких влажных снах, после которых кровать казалась холодной и неприветливой, и было обидно, до того обидно, что зубы скрипели. Интересно, а он Витольду снился? Он хотя бы о нем думал? — А я тебе доверяю, Майлз.        Одной этой фразой он отправляет Мяту в нокаут. Не поцеловать его прямо сейчас кажется преступлением.        Пора признаться: да, его сводил с ума чёрный отлив волос Шварца и то, как они ложатся. Его запах, его тонкие губы, его изящные пальцы, густые ресницы, выгибающиеся брови, горбинка на носу, и вообще всё остальное. А ещё странная способность управлять ситуацией, буквально повелевать Майлзом, раздавая команды, при этом не произнося ни слова. И Майлз эти команды исполнял с большой радостью, как образцово выдрессированная собака. — Рад слышать.       Шварц не слепой, он замечает, с какой болью он на него смотрит. Ищет в движениях разрешения, приказа улизнуть на парковку и там вжать его в ледяную кирпичную кладку, да так, чтобы звёзды из глаз посыпались. Но так их и не находит. И Майлза это бесит, потому что это всё, в чем он так нуждается. В простой, незамысловатой, может даже дурацкой любви. И Витольд эту ревущую, бешеную нужду удосужился распознать только сейчас, раздавив все границы, разнеся их в щепки в попытке добраться до самых чувствительных и отзывчивых точек. Только стоя в этих руинах, он понимает, что натворил.       Он и сам-то не полностью осознает границы своей симпати к Майлзу. Когда они заканчивают танцевать, он как-то на автомате подставляет ему своё плечо, чтобы тому было на что опереться. Джиганте надеется, что этот жест значит, что ещё не всё потеряно. На языке вертится совершенно глупый вопрос: “Ты с кем-нибудь встречаешься?”       В качестве наказания язык пришлось прикусить.       Когда они возвращаются к барной стойке, компания активно что-то обсуждает. Витольд благодарно принимает из рук Джорджа какой-то некрепкий коктейль, заказанный им заранее. — Что-то вы долго. — Юкио почти беззлобно их подкалывает. — Заговорились немного. — Шварц как-то неоднозначно взмахнул стаканом в своей руке, то ли спрашивая себя о том, зачем он его держит, то ли о том, верит ли он вообще сам себе.