Дети пустого города

       — Вон он, смотри!        — Высокий и рыжий? Так это ж кто-то из Уизли!        — Да не, лохматый очкарик рядом.        — Да ну...        — Это точно!        — Ты видел его лицо? Там точно есть шрам?        — Да точно, говорю ж тебе! Он самый мелкий, среди малышей.        Проснувшийся Хогвартс смеялся, шептался, болтал и галдел многоголосьем ещё не отошедших от летней беспечности мальчишек и девчонок. Он грохотал, трещал и рассыпчато стучал их босыми пятками и твёрдыми подошвами о каменные полы коридоров и деревянные - спален и гостиных, о кафель туалетов, ванных и душевых, о ступени многочисленных лестниц. Он шуршал их мантиями и сумками; звенел и побрякивал значками, склянками для зельеварения и карманными монетками; поскрипывал тяжёлыми дверями, новенькими полуботинками, форменными ремнями и отмытыми коленками первокурсников. Возможно, на такой огромный замок, звуков было даже и маловато, чтобы казаться школой - но Хогвартс старался, а его коридоры эхом подхватывали его старания, повторяя их, и разнося по разным концам замка. Обладатель голоса, звучащего справа, мог на самом деле находиться от тебя слева, а порой, чтобы в пустом коридоре ты не чувствовал себя одиноким, неизвестно откуда вдруг прилетали звуки болтовни и смеха, ну или местный шальной полтергейст.        К здешней акустике нужно было привыкнуть. Даже немного привыкнув к ней, нужно было привыкать к вечному нахождению рядом кого-то, от кого не нужно спрятаться, а нужно наоборот, держаться поближе. Даже привыкнув к этому, нужно было привыкать к оглушительному шуму людных мест, которых не избежать. Даже привыкнув к этому - я никогда до конца не привыкну ко взглядам.        Прятаться за Рона больше не выходило. Наоборот, он стал для всех ориентиром. Изо всех сил держась рядом, мы смиренно принимали участь зверушек на выставке. Не понимая ужаса ситуации, к нам довольно часто пытались прибиться другие первокурсники, но долго им с нами, притихшими от всеобщего внимания, было скучно, да и это внимание им приходилось по душе лишь временно. Разве что Мартин продолжил оказываться неподалёку от нас довольно часто.        — Стойте! Нам в другую сторону!        Он был словно чья-то из нас бабушка, взявшая на себя долг вечно охранять нас от потенциальных ошибок, неприятностей, и неправильных путей.        — Вы куда?! Вы где?        А мы уже проскальзывали в очередной потайной пролаз, обнаружившийся за гобеленом или подозрительно низко расположенной вентиляционной решёткой. Проскальзывали, в надежде, что они ведут туда же, куда и вот этот коридор, только не так переполнены людьми и их проявлениями! И куда они только не вели, только, как назло, не туда, куда нам было надо.        Зато мы быстро обнаружили очень много потайных комнатушек. Чаще всего безоконных и тесных - Рон рвался их изучать, а меня брала паника и иррационально-гнетущее ощущение, что ещё немного и мы застрянем здесь навсегда. Так что я то хриплым, то напротив, противно-тоненьким голосом, просился поскорее уйти. В этих коридорчиках мне тоже было страшновато - но не настолько, как в чуланах и комнатушках. От них меня буквально колотило!        — Ну не могу я! — Подавленно и отчаянно объяснял я Рону. — Оно будто уменьшается всё время, тут дышать тесно!        И всё равно, из очередной пронзающей меня взглядами толпы, я первый начинал всем своим существом шариться по стенам в поиске провала в камне. Я быстро научился их чуять - так же, как всегда чуял сами стены. Вот окружающее меня поле, похожее на скорлупу, вот оно касается стен, вот из него будто бы уползают нервы, проникают в материю, начинают ощупывать, ощупывать её на продолжительность - и вот, здесь не камень! Или камень, но за ним - провал коридора. Осталось уже только обшарить стену взглядом, найти проход (в этом часто помогал найденный в чемодане теннисный мячик с нарисованной улыбкой) и...        — Что вы здесь делаете, двое паршивцев?! Фамилии!        ...И, например, попасться в лапы школьному завхозу Аргусу Филчу, оказавшись в проходе, ведущем к Запретному коридору. Услышав наше испуганное "Поттер и Уизли", он почему-то озверел настолько, что просто перестал нас как либо слушать, отвечая невпопад так, будто мы только что не мямлили оправдания, а с чулками на головах орали, что захватим школу. Сколько Рон не пытался доказать, что мы просто заблудились (я онемел от испуга и лишь послушно перебирал ногами), Филч упрямо тащил нас за капюшоны мантий куда-то в подвал. Благо, за нас заступился профессор Квиррел.        — Мы правда не хотели! — Отходя от случившегося, благодарно оправдывался перед ним Рон. — Мы просто прятались, понимаете?        Я, не зная, что делать, но пытаясь помочь Рону оправдаться зачем-то показал Квиррелу мячик.        Мячик был старый и грязный, с вытертым ворсом, весь в серых пятнышках пыли, бурых - крови, и зелёных (сам мячик почти что уже не казался зелёным он выцветания и грязи) травяного сока. Он был невероятно удобным в руке, возвращался с неё, отскакивая от пола, будучи кинутым в любой траектории, а при потряхивании им, внутри что-то стукало. Этот мячик был где-то рядом со мной практически во всех моих воспоминаниях. В кармане, в руке, в школьной сумке... и он, и то, что было у него внутри. Раньше оно было не внутри. Отдельно. Я точно это знал, но... что это было?        Должен ли я думать об этом?        — Бу-буд-дте осто-ро-ро-рож-жнее. — Заикаясь, сказал Квиррел.        Мы дружно закивали.        Профессор Квиррел был странный, но довольно добрый дядька. Однако уроки его, начавшиеся во вторник, оказались, честно говоря, сущим цирком. Даже мне это было очевидно.        В понедельник же у нас было пять уроков. Предметов, на самом деле, три, но уроков - пять. Один из них занял классный час, а ещё, один из предметов шёл не уроком, а "парой". Раньше я о таком и не слышал! А другие маггловоспитанные потом сравнивали Хогвартс с университетами.        Классный час провела профессор МакГонагалл. Думая о том, чтобы не оказаться в её классе, я знатно накаркал. Классных руководителей здесь не было - но были деканы факультетов. И вот на её факультете я вполне себе оказался - минут десять она рассказывала историю факультета и его создателя. Она оказалась очень интересной, и мне понравилось её слушать. Потом МакГонагалл рассказывала девизы факультетов, как у нас будут проходить уроки и экзамены, раздала всем расписание, зачитывала, кто зачислен на какие репетиторские занятия. Я оказался на "курсе адаптации", "перьевой каллиграфии", английском, и "арифметике". Рон попал со мной только на английский и ужасно расстроился, услышав, свои фамилию и имя в списке.        — Для рождённых нашем мире они платные. — Шёпотом объяснил он мне. — Репетиторские по обычным предметам - счёту там, языку и так далее. Недорогие, но... Значит, где-то как-то не дотянул по результатам и тебя собираются подтягивать. А отказаться нельзя. Так как дальше пойдут расчёты и рефераты - а их надо как-то рассчитывать и писать... чёрт...        — Но я же тоже родился здесь, для меня тоже будет платно?        — Не знаю. Возможно, тут учитывается не рождение, а взросление, тогда тебе, будет льгота, как маггловоспитанному.        Вечером, когда мы пришли на занятие, льготы для маггловоспитанных, но не рождённых у магглов, там не оказалось. Зато, была сиротская - и платить мне действительно не пришлось. Я попытался отдать припасённые деньги Рону, тем более, что сумма действительно шла небольшая - пять сиклей за месяц - но тот отказался и заплатил сам.        Но пока был день.        После классного часа профессор МакГонагалл вдруг велела мне остаться. Я до ужаса перепугался и сжал мячик в кармане так, что у меня наверняка побелели костяшки пальцев. Слегка потряс им там, чтобы ощутить, как стукнется о его внутреннюю стенку нечто внутри. Рон хотел остаться со мной, но МакГонагалл сказала ему идти. Я ждал чего-то плохого, сам не зная чего, но профессор МакГонагалл вдруг сказала уставшим, неожиданно мягким тоном:        — Послушай, Поттер, помнишь, ты сдавал анкету для школы?        — А-ага. То есть "да, профессор МакГонагалл". — Торопливо поправился я.        — В графе, "каким магическим созданием мне нравится себя представлять", ты... указал, что призраком. — Задумчиво сказала она. — Почему?        Я поморгал. Я не особенно задумывался над этим вопросом, просто вписал первое же создание, которым, кажется, неплохо оказаться.        — Я не знаю. — Честно сказал я. — Просто... подумал, что им хорошо.        — Почему? — Спросила МакГонагалл. — Обычно дети выбирают существ, которые могут быстро летать, или владеют какими-то неподвластными нам силами. Например, драконов, вейл, сов, единорогов... почему призракам хорошо?        — Извините! — Быстро сказал я. — Профессор, я понимаю, просто не знал. Я всё перепишу, если надо.        — Не надо ничего переписывать, мистер Поттер. — Сказала МакГонагалл и в её голосе наконец-то проступили её обычные железные нотки. — Мне нужно, чтобы вы ответили на мой вопрос.        Я замялся.        — Ну... призраки ведь могут уже ничего не бояться. — Тихо объяснил я. — Они могут летать где хотят и делать что хотят. Вот что им можно сделать? Сквозь них пролетит любой предмет. И их нигде не запрёшь! В пылесос затянуть? Не думаю, что это правда работает.        Профессор задумчиво нахмурилась.        — Ты думаешь, это стоит того, чтобы всегда быть... бестелесным наблюдателем? Призрак ведь не может никому помочь и ничего изменить. Он просто... существует.        — А... зачем ему что-то менять? — Удивился я. — В нашем-то... мире. Он ведь может просто ходить где хочет и всё. Хотя... — торопливо сказал я, — я не знаю, привязаны ли они к месту или нет. Но если привязаны, то не к месту же смерти... тогда получилось бы, что все призраки вокруг умерли здесь, в школе. А это же не так?        — Не так. — Согласилась МакГонагалл. — Но всё же, многие имеют привязку к месту. Чаще всего, это место, которое было для призрака, которое больше всего запечатлелось в памяти человека при жизни.        — Простите, профессор, я об этом не думал. И... я не думал о том, что они больше не чувствуют вкуса еды. — Вспомнил я Почти-Безголового-Ника. — Просто подумал... что ничего не бояться, это здорово. МакГонагалл вздохнула и сказала, снова перейдя на официальный тон:        — Хорошо, мистер Поттер. Идите на ваш первый урок. Не обижайтесь, что отняла у вас фрагмент перемены, но я отвечаю за детей своего Дома, так что должна была спросить.        Под дверью меня ждали Марти и Рон.        — Что случилось?        — Всё хорошо! — Сказал я Рону. — Небольшой вопрос про анкету.        Почему-то так хорошо стало. Суровая профессор МакГонагалл оказалась строгой, но способной просто получить ответ на вопрос и отпустить. Рон не ушёл со всеми искать новый кабинет, а ждал меня. А я сейчас... пойду учиться творить то, что здесь называют не чертовщиной - а чудесами!        — Мистер Уизли... хм... Мартин Уизли. Вы, пожалуй, тоже, зайдите ко мне! Я напишу записку для Флитвика, что это я задержала вас, покажете, если опоздаете. — Попросила профессор МакГонагалл.        После этого нас впервые ждала эта наисложнейшая задача - самостоятельно найти в Хогвартсе кабинет, под сбивающие с мысли шёпотки студентов обо... мне. Причём найти его до того, как три удара колокола из Часовой башни оповестят о конце перемены! Слава богу, вскоре мы наткнулись на Почти-Безголового-Ника. Как оказалось, первые дни учебного года, приведения Хогвартса часто проводят за указаниями дороги младшекурсникам своих факультетов.        Первым уроком после классного часа, шли заклинания у профессора Флитвика. Он был ростом чуть ниже меня и чем-то смахивал на гоблина - чтобы смотреться внушительнее, преподавал со стопки громадных, толстенных книг. Прочитав мою фамилию в списке, радостно крякнул и, потеряв равновесие, чуть с неё не свалился. На уроке, он объяснял нам, как создаются заклинания, и что чтобы наложить на что-то чары, нужно знать смысл и намерение каждого их элемента и вкладывать его в слова и в высвобождаемую магию.        Весь этот урок, к нашему дружному разочарованию, был посвящён теории.        После него же, и по дороге обратно в кабинет профессора МакГонагалл на урок трансфигурации, у нас и случился конфуз с завхозом Филчем.        Трансфигурация оказалась - самая сложная наука за весь день. Сложнее поиска кабинетов! Чтобы что-то сделать чем-то другим, оказывается нужно было изучить каждый материал, который собираемся подвергнуть трансформации, запомнить его обозначение в формулиристике, используя обозначения материала, формы и цвета, написать формулу по образцу, а потом и ещё и правильно её произнести, выполняя подходящие движения волшебной палочки! Весь первый урок трансфигурации мы только записывали обозначения и характеристики разных металлов и видов виды древесины; на втором чертили на пергаментах вспомогательные круги и разбирали уже готовую формулу обращения спички в зубочистку; и только под конец нам позволили попытаться применить эту формулу на практике.        Сколько же спичек бы погнули, поломали и сожгли, а заострились кончики одной из них лишь у Гермионы Грейнджер, которую профессор МакГонагалл наградила призовым баллом на счёт Гриффиндора и... улыбкой.        Вот уж что было неожиданно.        — Она... умеет улыбаться. — Шёпотом отметил я.        — Кто бы говорил. — С двух сторон отозвались Симус и Рон.        После трансфигурации, колокола выдали не обычные свои три удара, а целую небольшую мелодию - по три удара в каждую из трёх нот (или в каждый из трёх колоколов).        — Это полуденный перерыв! — Объяснила профессор МакГонагалл. — Сейчас двенадцать двадцать, а следующий урок начнётся в четырнадцать ноль-ноль.        Обычные приёмы пищи здесь не были столь разнообразны, как праздничные, но тоже не отличались скудностью. На обед был грибной суп и рис со рваной свининой и несколькими подливками на выбор. Каждый наливал и накладывал себе сам, а ещё мог брать сколько угодно добавки. И хлеба - утром он был в тостах, но сейчас горками возвышался в хлебницах мягкими и ароматными, толсто порезанными ломтями нескольких видов. Его ели в прикуску с супом (оказавшимся безумной вкусноты), а в прикуску со вторым блюдом оказалось принято хрустеть разнообразной зеленью. Огурцы, помидоры, морковь, болгарские перцы; просто салат, у магглов звавшийся айсбергом; и даже странные, похожие на зелёный лук, но имеющие привкус чеснока травяные стрелки, которые называли черемшой. Это можно было взять как в перемешанном с заправкой виде, так и по-отдельности, в нарезанными на дольки.        — Всё равно, порезанный помидор, это не помидор вовсе! — Категорично заявил Рон, оскорблённо посмотрев на него и взяв себе морковь.        — Рыжий рыжую грызёт. — Беззлобно усмехнулся второкурсник Кай Джейден.        Так же, в неограниченном количестве можно было брать и посыпать еду крошенной зеленью.        После обеда была перьевая каллиграфия - где маггловоспитанных учили сносно писать чернилами. А после - всех первокурсников отпустили отдыхать и выполнять домашние задания.        — А давайте, сначала...        И мы, сбежавшись вместе с выросшей в волшебном мире половиной ребят, ведомые счастьем долгожданной свободы, высыпали во внутренний двор замка, где, несмотря на все предупреждения и ухищрения старост, бесились и играли до темноты. Кроме нас, в форме с алым, выбежали гулять почти все Пуффендуйцы, несколько Слизеринцев, и даже парочка Когтевранцев побросала сумки - но все они разошлись по Домам раньше нас.        А когда пришли в башню и мы, обнаружилось, что у нас никуда не делись домашние задания. Слава богу, единственным предметом, уже у нас случившимся, но обещающим повториться во вторник, оказались заклинания. Не игравшая с нами Гермиона, к этому времени уже выполнила всё и зарылась в середину учебника вообще у нас не случившейся ещё астрономии - но другие, даже девчонки, таким рвением не обладали, и, зевая, прочитав и пересказав друг другу по главе "курса по начальным заклинаниям", все мы отправились по своим комнатам.        Замотавшись, я шёл, еле передвигая ноги. Да и, если честно, тоже зачитался учебником - в волшебном мире они были такие, есть чем зачитаться. Я даже понял Гермиону - тем более, что за этот день неимоверно устал. Как бы я на неё не бесился - надо признать, что она вела себя по отношению ко мне... по крайней мере, более сносно, чем многие. Она-то меня и разбудила, когда я задремал в почти опустевшей учебной, приголубленный мягкой после всего этого галдежа тишиной.        — Тебе ещё в душ идти! В следующий раз не носитесь по двору, как малые дети, а сразу идите учиться! — Сердито сказала она.        Зато, из-за моей задержки, почти все в моей спальне душ уже приняли и мне не пришлось сражаться за кабинку - а ещё, так как в душевых никого не было, можно было оставить чуть приоткрытой дверцу, чтобы не замыкать себя в кольцо. Я почти сразу вспомнил очерёдность всего, что надо с собой делать с помощью всех этих средств... и вдруг, меня что-то толкнуло. И я... попробовал, "очищаясь", ощутить себя так, как когда выполнял заклинание.        И тут же ощутил эти сгустки, приставшие к коже и к волосам - даже к крошечным, незаметным волоскам на всём теле. Дрожащие и будто звенящие, вызывающие во всём теле еле заметный зуд. Какие-то остались от чьей-то попытки рядом что-то во что-то превратить, какие-то ещё от чего-то...        Это даже почти не утаскивала обычная вода. Я сделал всё как можно быстрее, со всеми этими концентратами и растворами. И когда закончил, мне показалось, что я избавился от налипшей паутины. Это всё было настолько странно, настолько... живо, что мне показалось, что я вышел из кабинки совершенно другим человеком. Стало вдруг до смерти обидно, что всю жизнь я такие ощущения старался игнорировать и не чувствовать. Вот с чьей лёгкой руки мне пришлось совершенно впустую потратить практически всю свою жизнь? По сравнению с тем, сколько могут жить люди, какие-то девять лет могут показаться пустяком и даже позабавить - но когда это всё твоё прошлое - и ты всё это время ты наполовину просидел где-то в чулане, а в другую половину учился выживать в мире, знания о котором вдруг резко стали бесполезны - становится не до смеха.        Я понял, что у меня наконец-то возобновил работу принцип "добора", никогда не дававший мне просто мириться с отставанием от других. Вернее, что он наконец-то опомнился от потрясений и стал прежним - деловито ищущим, варианты компенсации. Для его привычной работы нужно было сделать ещё многое - но по крайней мере, он прекратил попытки послать меня к чёрту. Новые же, но в то же время давно знакомые ощущения, хотелось впитывать и глотать, как самый свежий на свете воздух.        Я потряс головой и остановился у большого зеркала рядом со входом, хватая падающее полотенце. Это полотенце, я, как это делали мальчишки в Оттиральнике, повязал на поясе, но сделал это как-то не так, и оно всё время с меня падало - не говоря уже о том, что волочилось по полу. Взял с полки над умывальником оставленные здесь очки и надел. В зеркале сфокусировалось моё тощее и мокроволосое, челкастое отражение со здоровенным беловато-волнистым пятнищем на плече и похожей на стиральную доску груди. Видимо, про него говорили вчера старшекурсники, кажется, решив, что остались с Инцидента. Откуда оно на самом деле? Кажется, перевернул на себя сковородку с кипящим маслом...        Висячая прядь над глазом ужасно выбивалась из общего буйства. То, что она здесь только для того, чтобы что-то за ней прятать, было настолько очевидно, что я чуть не расхохотался от жалости к стоящему за стеклом. Потом сходил к своему чемодану, достал оттуда ножницы. Полотенце с меня вновь упало, но я не обращал внимания, так как в спальне все уже дрыхли. Я срезал прядь над шрамом под корень. Посмотрел на трещину на лбу. Бывший ожог на полгруди, плечо, немного шеи и, я знал это, хотя не видел, значительную долю спины. Шов от пореза на ноге. Нашёл взглядом каждый, даже самый мелкий и совершенно незаметный рубчик, от многократных неудачных падений с высоты или разбившихся рядом стёкол. Зло прищурился.        — Я не буду специально вас прятать только по тому, что вам этого хочется. — С нажимом и вызовом произнёс я. — Таскать из-за вас длинные брюки и высокие воротники, обматываться шарфом, отращивать чёлку, отказываться ходить босиком. Такого у всех полно - никому вы нахрен не сдались, кроме налобного. А на него... кто хочет, пусть пялится. Меня это больше не колышет.        Зеркало будто усмехнулось в ответ.        Моя решимость наутро немного спала, но я нарочно изо всех сил не давал чёлке отрасти обратно. Ведь я не говорю просто так.        Так и проходили дни. Постепенно, я привык к шумной толпе одноклассников. Привык к тесным проходам и уже не так в них боялся. Нашёл несколько относительно не тесных потайных мест, где можно было спрятаться, перевести дух, восстановить запас сил на перенесение окружающего галдежа. Здесь сыграло усиленное изучение замка вместе с Роном. Рон, тот иногда был не прочь и пойти с ребятами доставать старших или поиграть в плюй-камни со второкурсниками - не всегда он был доволен нашими странствиями по лабиринтам коридоров, но я был как ищейка. Мне просто нужно было напасть на след какой-нибудь закономерности, по которой изменяется замок. Изучить его, вникнуть даже в маршруты, абсолютно ненужные первокурсникам, хотя нам бы сперва разобраться в своих. Не любил я, тайн и запретов в месте своего обитания. Как зверь не может лечь спать в новой клетке, не обнюхав её и не обшарив. Не изучив.        Испытывая виноватость друг перед другом за то, что тянем друг друга за собой на якобы неинтересные второму дела (хотя мы оба любили и резвиться с однокурсниками, и изучать замок, просто я больше любил одно, а он другое), мы с Роном старались делить внеурочное время на пополам. Иногда мне требовался отдых даже от Рона - но я его получал с лихвой. Ведь взамен частой сонливости на уроках и засыпаемости на переменах (знал бы я, что когда-нибудь всё будет наоборот), я позже других засыпал ночью. Обычно, я читал колдовские книги в Учебной, или забирался на подоконник в спальне, открывал окно и слушал ветер, крики ночных птиц и шуршание деревьев, доносящееся с запретного леса. Ко мне сюда прилетала Хедвиг и тёрлась башкой о мои руки, а я доставал её припрятанные под подушкой лакомства, и щедро ими кормил.        Позже, я полюблю ещё широкий (не свалишься, если не постараешься) карниз под окном на лестнице. Там можно было сидеть, прислоняясь к каменной стене и кутаясь в уличный плащ. Сюда долетают практически все звуки Гриффиндорской башни. Ненавязчиво и отдалённо, но отчётливо. Можно было просто под них успокаиваться. Можно было слушать и узнавать голоса. Голоса планирующих шутки Фреда и Джорджа, голоса устроивших собрание старост, голоса играющих в плюй-камни... их разговоры не очень запоминались, но мне это было и не нужно. Я не подслушивал. Я просто растворялся. Становился Гриффиндорской башней.        Вместе со всеми её обитателями. Даже занудой-Грейнджер, неуловимыми близнецами и непонятным Мартином Уизли. Даже со старшеклассником Беном, что разбил мне нос на платформе 9, 3/4, а узнав меня в башне посмотрел взглядом коллекционера, обнаружившего, что раздавленная им мимоходом гусеница, должна была позже обратиться в редкую, краснокнижную бабочку.        Оба наших с Роном занятия приносили свои плоды. Благодаря играм с ребятами мы заимели среди в "малолетней банде" как нас вскоре прозвали старшие, неплохой статус. Рон добился этого задиристостью, необидчивостью и остроумием - несмотря на неуверенность, вместе со всеми он становился даже преувеличенно самонадеянным, и хотя не стал кем-то из самых авторитетных мальчишек, ребятам нравился. Я напротив, чаще всего молчал, но зато практически никогда не становился водящим в игре, а если и становился - то ненадолго. Мне самому нравилось моё умение "летать на бегу", быстро везде залезать и практически бесшумно передвигаться. Поймав себя на этом, я даже подумал - может, это правда моё и я бы и без необходимости этому бы научился? По всему выходило, что это очень даже может быть так. И мне стало грустно от того, как я этому обрадовался.        Мы играли в обычные салочки, прятки и жмурки. Играли в иногда упоминаемую и в маггловских книгах, но из их дворов уже исчезнувшую чехарду. Играли в лукотрусы-бобры, в архимагов, в мракоборцев и прочие игры волшебной ребятни, о которых я никогда прежде не слышал. Играли просто так, играли "девочки против мальчиков", "факультет на факультет", и даже "поток на поток" со второкурсниками. Со второкурсниками объединялись часто. Третий и четвёртый курсы брали нас в игру по большим праздникам. Пятый изредка участвовал во всём этом, но чаще был с шестым и седьмым. Шестой и седьмой курсы имели свои дела и свои, очень редкие из-за их занятости игры, к которым младшие не допускались даже зрителями. В отместку, любимой игрой банды был шпионаж и мелкие пакости старшим. Старшие посмеивались и вяло нас за это запугивали, однако их угрозы были настолько не-в-серьёзными, что пугали только меня, Невилла, да одну из девчонок - и то лишь сперва.        Изучая же замок, уже в пятницу мы с Роном победно вошли в большой зал уже через семь минут после выхода из башни, ни разу не сбившись с пути. Господи, как же много всего может случиться за пять дней! Теперь они казались мне вечностью. Я одновременно не верил, что они прошли, и не верил, что прошли только они. Ведь мы шли к своему столу, под аплодисменты Фреда, Джорджа, и ещё кучи народу, не находя взглядами за столами ни одного другого первокурсника!        Так же, этот день стал днём, когда я получил своё первое в жизни, не считая Хогвартского, письмо. Вообще, совиная почта была главным событием каждого завтрака. Шумная, но когда посмотришь вверх и увидишь количество птиц, пикирующих к столам из высоких, открытых окошек - думаешь "а почему так тихо-то?".        — Сова - одна из самых тихих птиц в природе. — Поведала Гермиона Грейнджер. — А волшебные совы наверняка ещё тише - им же нужно быть незаметными магглам!        Моя Хедвиг, названная в честь святой из учебника по истории магии, уже прилетала ко мне сюда. Ластилась, клевалась, таскала у меня из тарелки еду и пила из моего стакана. Проносила мне к завтраку придушенных мышек и сусликов, вызывая вокруг перепуганные девчачьи визги, и требовала, чтобы я оценил её добычу. Когда я восторгался размерами добычи и предполагаемой виртуозностью охотницы, она активно кивала, махала крыльями и возбуждённо топталась на месте, радостно танцуя. Иногда мне удавалось вручить безжизненную тушку ей обратно, а иногда она наотрез отказывалась её брать, настойчиво пихая мне в лицо, а после улетая, оставив её на моих коленях. Возможно, она была бы больше довольна, если бы я угостился подарком, но я всё же не был настолько всеяден, так что приходилось её расстраивать.        Я уже заметил, что большинство ребят обращались с почтовыми птицами (будь то обычные для этого мира совы, редкие филины, служебные вороны чьих-то родителей, или другая, самоприручённая пернатая живность) строже и не позволяли им притрагиваться к человечьей еде. Кормили специальными лакомствами для сов, или хотя бы, как, к примеру, Перси и ещё несколько человек, откладывали им угощения в отдельные плошки и зачем-то измельчали. Возможно, по той же элементарной брезгливости, по которой и у магглов не принято есть из одной посуды с собаками и котами. Я почувствовал себя неловко, когда это понял, но за в основном благовоспитанное поведение Хеви, и её симпатичную окраску, наши любезности нам прощали.        Один Малфой не преминул громко объявить:        — Мерлин, что за мерзость они творят! Ещё бы в клювы поцеловались... хотя, мамочки так не целуются, а эта сова явно возомнила Поттера своим детёнышем.        — Это она мой детёныш. — Хмуро ответил я. — Мне её ещё без перьев дарили.        — Плюнь на него. — Посоветовал Марти.        — Ого, ты ж говорил это в июле было! Так она ещё птенец? — Удивился Рон.        — Угу. Хагрид сказал, что этого быстро станет не видно, только размером. Это сейчас она других сов меньше - должна вырасти довольно крупной.        — Так положено, если сова первая и должна обязательно быть всю жизнь у одного хозяина. — Встряла Гермиона. — Но ты бы не поощрял её совать тебе тухлятину, Гарри, она же так всегда будет делать.        Я слегка разозлился.        — Она мне не тухлятину суёт, а пытается поделиться добычей! И вообще, охотиться я её учил, вот она и результат показывает мне, а не кому-то другому.        — Как учил? — С восторгом спросил Рон.        — Да просто... тренировал. — Сказал я. — Подкидывал предметы, мячик по полу катал, чтобы она училась их на бегу и на лету хватать. Она их ловила, а я ей лакомства давал. Она правда быстрее срока охотиться начала! — Быстро проговорил я, чтобы Рон не успел засмеяться.        Сегодня же, Хедвиг принесла мне письмо. Записку, строго говоря - но я всё равно был безумно рад и позволил ей склевать почти весь свой бекон.        "Дорогой Гарри",— было написано в письме неровными буквами. — "Я знаю, что в пятницу после обеда у тебя нет занятий, поэтому, если захочешь, приходи ко мне на чашку чая примерно часам к трем. Хочу знать, как прошла твоя первая неделя в школе. Пришли мне ответ с Хедвиг. Хагрид."        На обороте письма, растерявшись от его неожиданной правильности, я нацарапал одно единственное слово: "Спасибо". Потом спохватился, что это не ответ и ниже добавил ещё два: "Я приду".        — Что ж не "ага" или "угумс"? — Усмехнулся Рон. — На бумаге эти междометия выразить трудно, но можно, если хочешь.        — Не надо, я стараюсь меньше так говорить. — Попросил я.        — Да ты чего, я же просто так! — Удивился Рон. — Говори сколько хочешь! Почему это плохо?        — Не знаю... — Сказал я. — В прежней школе, учителям не нравилось почему-то...        — Ладно, если ты с учителями так общался, то умываю руки. — Сказал Рон. — По крайней мере, не делай так сегодня пожалуйста, а то у нас зельеварение, а про зельевара нашего слухи ходят жуткие.        Я тут же вспомнил, кто этот зельевар и встряхнулся. С этим типом стоило быть начеку.        — Что ты знаешь о нём? — Спросил я, зная, что несмотря на показные насмешки над "младшеньким", Фред и Джордж (и наверняка, остальные), рассказывали Рону о Хогвартсе до хрена.        — М-м-м... — Рон поморщился. — Кажется, его зовут Снейп. Слизеринский декан. Говорят, выгораживает их перед всеми, и виноваты после его уроков всегда все, кроме его Змеят. Хотел бы я, чтобы МакГонагалл к нам так относилась, но...        — Тогда про неё говорили бы так же. — Вздохнул я. — По крайней мере, она нормальнее, чем выглядит. Никогда не кричит и не дерётся.        — Боюсь представить, что для тебя будет "ненормально" с такими-то мерками.        С "ненормальным" мы познакомились в этот же день. Правда он тоже в этот день не дрался, и почти не кричал. Наоборот, говорил тихо, так, что его сложно было расслышать - особенно с последней парты. Не зная ещё ничего про мешающие обзору и обвалакивающие линзы зельевы испарения, я привычно забрался на неё. Большинство преподавателей перехватывало меня при попытке туда уйти - то причиной был рост, то зрение - но этот не перехватил. К нашему восторгу, он вообще не обратил внимания на рассадку. Я даже посчитал это хорошим знаком. Конечно, так сосредотачиваться, чтобы разбирать каждое его слово было сложно - но можно приноровиться со временем, а абсолютная тишина в его классе станет тому помощником. Тем более, что он оказался любителем зловеще-непонятных речей о важности своего предмета - то есть ловить абсолютно каждое его слово было необязательно.        В первые же минуты, я так пропустил начало переклички и задремал - у профессора обнаружилась привычка переходить с неважного на важное абсолютно не меняя тона. И даже не меняя тона называть фамилии. Так я и пропустил свою - сбив монотонное "фамилия"-"я"-"фамилия"-"я" с нормального ритма, от чего мне стало очень не по себе.        — Я! — Громче, чем привык, от неловкости, спохватился я и, пытаясь не выглядеть ни чем смущённым, попытался улыбнуться.        Под взглядом профессора Снейпа, эта улыбка, превратилась в мимолётную, кривоватую конвульсию на лице, так и не успевшую принять приятный облик. Лицо Снейпа исказилось в похожей, натянуто называемой людьми улыбкою конвульсии - только даже не пытающейся казаться миролюбивой. Неторопливой, даже отвратительно замедленной, как эпичные моменты в кино. После этого, лицо перетекло в ещё более кислый вид, чем до этого.        — О да. — Успел сказать во время замедленной конвульсии Снейп. — Гарри Поттер. Студенты могут приветствовать новую знаменитость.        Зелёные галстуки тоже заухмылялись. Бледнолицый (это слово Малфою очень подходило, не только из-за внешности - из-за чего-то ещё) несколько демонстративно хихикнул. Я с усилием заставил себя отвести взгляд в парту. Я не должен был думать плохо о чём-то в этом месте. Иначе место могло для меня оскверниться - а допустить этого было никак нельзя. Вполне возможно, преподаватель высказался не насчёт меня лично, а насчёт ситуации в целом - а ведь я тоже был ей недоволен и был бы рад более спокойному отношению. Значит всё ещё есть вероятность, что мы на одной стороне. И всё же... я так не думал.        — Итак, глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки, — продолжил Снейп. — Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но все это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки.        На этом моменте мы с Роном обменялись недоуменными взглядами. Неизвестно, обладал ли зельевар способностью говорить заученный текст не заученным тоном, либо же просто феноменальным красноречием - но его манера речи начала меня пугать - и судя по всему, сбила с толку всех присутствующих. Одна Гермиона заёрзала на месте - видно всей душой желая поскорее доказать, что уж её-то никак нельзя отнести к стаду болванов.        Посмотрев на Снейпа, чтобы понять, заметил ли он это, и как отреагировал, я случайно встретился с ним глазами и тут же пожалел.        — Поттер. — Внезапно, и вновь не меняя тона - но взглядом проткнув, как рыбёшку крючком, вызвал Снейп.        Я тут же встал, еле удержавшись, чтобы сохранить естественную позу, а не застыть, как солдат навытяжку.        — Что будет, если смешать измельчённый корень асфоделя и настойку полыни?        "Корень чего с настойкой чего?" — Подумал я.        Полынь... трава, что используют для очищающего раствора... ну, положим, о ней я что-то знаю. Она дикая с коричнево-розоватыми стеблями и белыми соцветьями. Солнечно-пыльная на запах и горькая на вкус. Её белёсые маковки здорово растирать в ладонях, а пауки и другие насекомые после этого будут поспешно ретироваться подальше, как только поднесёшь к ним пахнущую полынью руку. Одна из многих любимых мною летних трав, обнаруженных в справочнике по магическим растениям. Но асфодель? Я и слова-то такого не слышал...        "Если скажу сейчас что-то про насекомых, только выставлю себя большим идиотом. А так баловаться с полынью тут может оказаться так же непринято, как и есть из одной тарелки с совой."        — Будет что-то... очень горькое на вкус, я... так... полагаю, сэр. — Сказал я, пытаясь взвесить каждое слово и всё равно вызвав приступ смеха даже у своих. — И... если вам это подходит.        — Очевидно нет. — Холодно сказал Снейп. — Что-ж, известность уму не помогает, не так ли мистер Поттер?        Я вздохнул. Хотел было сесть, но заставил себя стоять. "Нельзя" — Решил я. — "Имеешь возможность, так говори, а не только думай.".        Попытался объяснить. Так же тихо, как говорил и он. Отстранённо и интеллигентно так, с видом, будто понял его буквально.        — Очевидно, не помогает, профессор Снейп. К сожаленью, такой функции у неё нет. Иначе бы зачем же мне нужна была школа, сэр?        Вновь послышались смешки. На этот раз местами даже одобрительные. Гермиона тихо застонала и посмотрела на меня с укором. Рон подмигнул мне, мол "так держать", и расплылся в улыбке. Но это были явно не те слова, которые устроили бы преподавателя. Глаза тоннели сузились. Их взгляд умело перехватил мой и под как под дулом невидимого пистолета, я уставился в них в ответ, хотя моей голове стало как-то холодно.        — Очень остроумно. — Скучным голосом сказал он, по прежнему не замечая руку Гермионы. — Ладно, попробуем ещё раз, мистер Поттер. Если я попрошу вас принести мне безоаровый камень, где вы будете его искать?        И тут я чувствую, как остро хочу исчезнуть отсюда, настолько, что кружится голова. Голос сдавливает привычными колючками в груди, и в отчаянном нежелании больше им поддаваться, я позволяю себе мысленно осуществить желаемое. Исчезнуть, провалиться, убежать по тёмной и разбитой асфальтовой дорожке в чащу леса, бежать так и бежать... пока не замечаю, что за мной и здесь что-то наблюдает, и мысленной пощёчиной не возвращаю себя в душное подземелье.        — Я не знаю, сэр. — Коротко прокашлявшись, сказал я.        — Похоже, вам и в голову не пришло почитать учебники, прежде чем приехать в школу, так, Поттер?!        И тут, головокружение проходит. Всё встаёт на свои места, когда я просто больше от этого не отмахиваюсь.        Этот тип меня заваливает. Он работает в школе не первый год, чтобы всерьёз полагать, что случайный ученик, даже читавший летом учебник, за месяц способен выучить справочник, так и зовущийся "1000 магических растений и грибов". А я его читал. И читал достаточно, чтобы точно знать - задаваемые им вопросы мелькали далеко не на первых страницах.        И тяга как-то оправдываться, у меня сразу пропадает. Я почти улыбаюсь.        — Видимо, я читал недостаточно внимательно. — Примирительно сказал я.        — Вот как. — От Снейпа никаким примирением не пахнет. Он поднимает брови. — Хорошо, Поттер, тогда, последняя попытка. В чём разница между волчьей отравой и клобуком монаха?        Гермиона, не в силах больше сидеть спокойно, встала, вытягивая руку к потолку. Я почувствовал, как рядом напрягся Рон и наступил ему на ногу под партой.        — Я не знаю. — Всё так же тихо и очень вежливо сказал я, наконец оторвав взгляд от профессора и оглядев класс. — Но мне... хм... кажется, что это знает Гермиона Грейнджер. И ещё, профессор... мне почему-то кажется, что она единственная в этом кабинете, это знает... кроме вас, конечно. Думаю, она сможет удовлетворить ваш интерес, сэр.        Смех. Я нервно оглянулся - смеялось уже больше десятка человек. Среди них снова были свои - и как ни странно, составляли большинство. Ребята в зелёных галстуках тоже ухмылялись - криво, и без веселья. Улыбались и смеялись все. Веселились при этом только наши. Мне это понравилось.        Снейпу - нет.        — Сядьте оба! — Рявкнул он. —А вы, Поттер, запомните: из корня асфоделя и полыни приготавливают усыпляющее зелье, настолько сильное, что его называют напитком живой смерти. Безоар — это камень, который извлекают из желудка козы и который является противоядием от большинства ядов. А волчья отрава и клобук монаха — это одно и то же растение, также известное как аконит. Поняли? Так, все записывайте то, что я сказал!        Все стали в спешке хватать перья и чернила. Я буквально скорчился над своим свитком, прикусив кончик языка. Ручкой я привык писать в таких случаях быстро и резко. Позже сам не разбирал половины написанного - зато выплёскивал на бумагу нервозность. С пером такое не провернёшь, даже когда научишься им нормально пользоваться. Пока толком этого и не умеешь - придётся вырисовывать буквы дрожащей рукой как можешь, дополнительно нервничая при этом. Рон слегка пихнул меня в бок:        — Хорош.        — А за вашу наглость, Поттер, — услышал я над своей головой металлический голос, — я снимаю с Гриффиндора штраф... начнём, с пяти очков.        В желудке у меня стало плохо. Ох не любила "банда" тех, по чьей вине факультет терял свои баллы...        Правда, позже новый учитель сделал то, что окончательно отвратило от него всех. Даже святую Гермиону. А именно...       — Идиот! — Прорычал Снейп, одним движением ладони сметая в угол пролившееся зелье Невилла. — Как я понимаю, прежде чем снять котёл с огня, вы добавили в зелье иглы дикобраза?        Зелье Невилла только что рвануло из котла, окатив его разъедающей, пенящейся синей жидкостью. Кожа отреагировала на химикат мгновенно - ужасающего вида красными волдырями. Девчонки визжали от ужаса. Кого-то начало тошнить.        — Хватит разводить панику, это всего лишь ожог! — Надрывался Снейп. — Мистер Финниган, проводите Лонгботтома в больничное крыло! А вы, Поттер...        — А что я? — Изумился я.        — Не придуривайтесь! Это ведь вы подсунули ему эти иглы, так? Решили, что в результате происшествия будете выглядеть лучше?!        В первый миг я только и сумел, что разинуть рот, как рыба и застыть так, не говоря не слова.        — Итак, пожалуй, берём ещё... десять очков штрафа с Гриффиндора. — С отвращением сказал он.        Я попытался ответить твёрдо, но смесь возмущения и непонимания всё-таки проникли в голос и испортили его.        — Да если бы я так и хотел - своего-то мне зачем подставлять?! — Почти выкрикнул я. — Я что, совсем кретин по вашему?        Уже успевший отвернуться, Снейп снова посмотрел на меня. И глаза его не сулили ничего доброго... ***        — Не страшно. Десять очков, даже два раза - штраф минимальный - не штраф даже. Просто нам до этого делали большую скидку на возраст, вот с непривычки и кажется, что это много. — Рассуждал Рон.        — Привыкнем, я слышал, старшие у него баллов под сотню могут терять за один урок. Что тут твоя двадцатка? — Поддерживал Дин.        — Двадцатка с пятёркой, и первая отработка в придачу. — Сочувственно возражал Марти. — Но ты молодец, что ответил!        — Так и надо! — Кивнул кто-то из девочек, их имена я до сих пор не запомнил чётко. — Вот же хмырь, а! И на Невилла наорал, хотя ему и так больно...        — Надо его навестить, и найти Сима. — Сказал Дин.        Мою потерю баллов банда восприняла благосклонно. Не потому, что я был Гарри Поттером - они об этом не вспоминали даже, что особенно грело душу. Все просто дружно считали, что я поступил правильно. И я был рад, что сделал это. Ещё ни разу в жизни я в таком тоне не спорил с преподавателем, разве что, то давнее "А я сатана, да?!". Хотелось иногда, но я думал, что никогда не решусь. А тут и решаться оказалось не надо, всё произошло само собой! Я потерял за урок двадцать пять баллов, схлопотал наказание, но был счастлив, как... не знаю даже, кто.        Одно мучало. Грызло душу смятенным беспокойством - ведь причины мгновенного попадания в немилость я так и не понял. В Литл-Уингинге всё было понятно, чужой есть чужой, если кому-то особенно не нравишься, значит он просто острее это чувствует. Но здесь-то что? Что я успел сделать? Он же меня даже не видел никогда до первого сентября... Хотя, делать что-то, чтобы люди создали обо мне своё впечатление, здесь мне не нужно. Оно у всех уже есть.        Так почему у профессора Снейпа оно иное, нежели у всех остальных?        Всё, что обо мне всем известно, это то, что я - возможная причина исчезновения Волан-Де-Морта. Может, в отличии ото всех, кого я видел, Снейпу он нравился? Как раз про него тоже есть слух о тёмной магии... хотя странно, если бы он был одним из его избежавших наказания сторонников, что он тогда делает в школе? Как кто-то допустил, чтобы такой человек работал с детьми... а тут дело было ещё страннее. Ведь кто-то откровенно заставил работать с детьми человека, который их не может терпеть...        Стоп, стоп, стоп, в маггловском мире тоже немало учителей, которые ненавидят свою работу! Не все же они работают по принуждению...        — Рон, насколько легко в нашем мире заработать зельевару? — Решительно шепнул я.        Рон даже не стал задумываться.        — Смотря какому. Но хорошие специалисты - во всех сферах на вес золота. Главное выбрать сферу - целительство, мракоборчество, авантюризм, изучение драконов... куда ни ткни - нужны зельевары.        — И как им платят? Неужели меньше, чем школьному учителю?        — Да не думаю... работая вдобавок на заказ, можно, пожалуй, заработать в разы больше. А тебе зачем?        — Зачем мог устроиться работать в школу тип вроде Снейпа, если детей он ненавидит, а в любом другом месте может заработать куда больше? — Прямо спросил я.        — Ну... — протянул Рон. — Чтобы попасть на должность зельевара в какой-то сфере, нужно пройти обучение по специфике. Хотя это легче лёгкого, старые колдуны любых профессий всегда ищут ученика, которому можно передать кабинет. Может, просто суеты не хотел - а Хогвартс, это и постоянное жильё, и питание?        Я задумался. Версия Рона звучала логично... но как такой расхваливаемый директор как Дамблдор не распознал в человеке того, кто претендует на кресло преподавателя исключительно из-за стабильного обеспечения? Или настолько мало сейчас зельеваров стремится преподавать, что хоть кто-то согласился и ладно? Но если в Хогвартсе такие выгодные условия, что тот же Снейп добровольно пожертвовал своими нервами и возможностью заработать больше денег ради них, то, собственно, почему бы таким, как он не ломиться сюда пачками?        — Кстати! — Вырвал меня из размышлений Рон. — Ты же вроде обещал Хагриду зайти к нему? Можно мне с тобой?