Дети пустого города

      — Как вы это увидели? — Спросил Дамблдор, по-прежнему не глядя на меня.        — Не знаю... — сердито ответил я (не все ли равно?). — Мысленно, что ли...        — Вы меня не поняли, — все так же спокойно сказал Дамблдор. — Я спрашиваю, помните ли вы, откуда наблюдали за этим нападением. Стояли рядом с жертвой или видели сцену сверху?        Вопрос прозвучал в упор, я изумленно уставился на директора. Как будто всё уже знает...        — Я был змеёй. — С трудом проговорил я. — Я видел её глазами.        Стало тихо.        Потом Дамблдор, глядя теперь на побелевшего Рона, резко спросил:        — Артур серьезно ранен?        — Да, — с силой произнес я. Почему они никак не раскачаются? Неужели непонятно, сколько крови потерял человек, если бок ему прокусили такие длинные зубы..?        И почему Дамблдор упорно отворачивается? Что происходит? Но Дамблдор встал с такой внезапностью, что я вздрогнул. Обратился к одному из портретов, висевшему под самым потолком.        — Эдвард! — Властно произнес он. — И вы, Дайлис!        Волшебник с землистым лицом и короткой черной челкой и его соседка, пожилая ведунья с длинными серебряными локонами, как будто бы крепко спавшие, мгновенно открыли глаза.        — Вы слушали? — Спросил Дамблдор.        Волшебник кивнул, волшебница сказала:        — Естественно.        — Он рыжий, в очках, — сказал Дамблдор. — Эдвард, вам надо поднять тревогу, позаботьтесь, чтобы его нашли наши люди...        Оба кивнули и боком ушли из своих рам, но не появились на соседних портретах, как это обычно бывало в Хогвартсе, а просто исчезли. На одной картине остался только задник — черный занавес, а на другой — красивое кожаное кресло. Я заметил, что другие директора и директрисы, мирно дремавшие и похрапывавшие самым натуральным образом, нет-нет да и поглядывали на него украдкой из-под полуопущенных век. Теперь стало ясно, кто здесь разговаривал перед нашим приходом.        — Эдвард и Дайлис были самыми прославленными директорами Хогвартса, — сказал Дамблдор, стремительно пройдя мимо нас к великолепной птице, спавшей возле двери. — Настолько знаменитыми, что их портреты висят во многих важных учреждениях волшебников. Они свободно перемещаются между своими портретами и поэтому могут сообщить нам, что происходит в других местах.        — Но мистер Уизли мог быть где угодно! — Сказал я.        — Садитесь, пожалуйста, все трое, — сказал Дамблдор, словно не слыша меня. — Эдвард и Дайлис могут на несколько минут задержаться. Профессор МакГонагалл, будьте любезны, вызовите стулья.        Профессор МакГонагалл вынула из кармана халата волшебную палочку и взмахнула ею. Из воздуха возникли три деревянных стула с прямыми спинками, совсем не такие, как уютные ситцевые кресла, которые наколдовал Дамблдор в Министерстве, когда слушалось моё дело о патронусе. Я сел и через плечо наблюдал за Дамблдором. Тот гладил пальцем Фоукса по золотой хохлатой голове. Феникс сразу проснулся, поднял голову и блестящими темными глазами смотрел на Дамблдора.        — Нам будет нужно предупреждение, — очень спокойно сказал Дамблдор птице.        Вспышка пламени, и феникс исчез. Дамблдор стремительно подошел к одному из тонких серебряных приборов (назначения которых я до сих пор не знал), перенес его на стол, сел и легонько постучал по нему концом волшебной палочки. С ритмичным позвякиванием прибор ожил, из серебряной трубочки наверху стали выходить маленькие клубы бледно-зеленого дыма. Я сразу ощутил его острый запах дыма от маго-химии, что всегда внушал мне безотчётную тревогу, почти такую же, как замкнутое пространство. Директор внимательно вглядывался в дым. Через несколько секунд дым пошел ровной струей, она сгущалась и закручивалась в воздухе... и вот уже вылепилась из нее змеиная голова с разинутой пастью. «Подтверждение моего рассказа?», — подумал я.        — Конечно, конечно, — пробормотал Дамблдор, по-прежнему наблюдая за дымом без малейшего удивления, скорее с нетерпением. — Но сущности разделены?        Вопрос прозвучал для меня загадкой. Между тем, дымная змея немедленно превратилась в две змеи, обе сворачивались и извивались в полутьме. С видом мрачного удовлетворения Дамблдор слегка постучал по прибору палочкой: позвякивание замедлилось и стихло, дымные змеи побледнели, расплылись в воздухе и пропали, остался только запах. Дамблдор перенес аппарат обратно на узенький столик. Я увидел, что многие прежние директора на портретах проводили его глазами, но, заметив, что я смотрю на них, тут же прикинулись спящими. В это время справа под потолком раздался крик: маг по имени Эдвард, слегка запыхавшийся, снова появился в своей раме.        — Дамблдор!        — Какие новости? — Сразу откликнулся тот.        — Я кричал, пока кто-то не прибежал, — сообщил маг, вытирая мокрый лоб о висевший сзади занавес. — Сказал, что слышал внизу какое-то движение... Они не сразу мне поверили, но спустились посмотреть... вы знаете, внизу наблюдать некому, портретов там нет. Короче говоря, через несколько минут его принесли. Вид неважный, весь в крови. Когда они ушли, я перебежал в портрет Эльфриды Крэгг, чтобы разглядеть получше...        — Хорошо, — сказал Дамблдор, а Рон в это время судорожно приподнялся. — Значит, Дайлис увидит, когда его доставят...        Через минуту на своем портрете появилась волшебница с серебряными локонами, она села в кресло, откашлялась и сказала:        — Да, его доставили в больницу святого Мунго. Пронесли мимо моего портрета... выглядит плохо.        — Благодарю вас, — сказал Дамблдор. Он повернулся к МакГонагалл: — Минерва, нужно всё-таки привести остальных детей Уизли.        — Конечно...        Профессор МакГонагалл встала и быстро пошла к двери.        Я скосился на Рона — на лице у того застыл ужас.        — Дамблдор, как быть с Молли? — задержавшись у двери, спросила МакГонагалл.        — Этим займется Фоукс, когда проверит, нет ли поблизости незваных гостей. Но, возможно, она уже знает... благодаря этим превосходным часам...        Я понял, что речь идет о ее часах, показывавших не время, а местонахождение и состояние каждого члена семейства Уизли, и с болью подумал, что стрелка мистера Уизли до сих пор показывает на смертельную опасность. Но время было позднее. Миссис Уизли, наверное, спит и не следит за часами. Но возможно они оповещают хозяйку, когда стрелки указывают на некоторые деления? Зачем-то же в часах есть те дверцы, откуда вылетает кукушка? Я похолодел, вспомнив, боггарт миссис Уизли на площади Гриммо. Призрак, обращающийся главным кошмаром человека, вместе с её "погибшими" детьми принял вид её мужа, бездыханного и окровавленного, в съехавших набок очках... Но мистер Уизли не умрёт... он не может...        Дамблдор, тем временем, рылся в шкафу поблизости от нас с Роном. Наконец он извлек оттуда закопченный старый чайник и осторожно поставил на письменный стол. Поднял волшебную палочку, тихо сказал: «Портус!» Чайник задрожал, оделся странным голубым сиянием, а потом успокоился, черный, как прежде.        Дамблдор подошел к другому портрету — волшебнику с умным лицом и остроконечной бородкой. Этот был одет в цвета Слизерина и видимо по настоящему спал, так крепко, что не слышал Дамблдора, пытавшегося его разбудить.        — Финеас, Финеас!        Люди на портретах перестали притворяться спящими, они зашевелились в своих рамах, чтобы лучше видеть происходящее. Умный с бородкой-клинышком по-прежнему изображал спячку, и некоторые тоже стали выкрикивать его имя:        — Финеас! Финеас! ФИНЕАС!        Прикидываться дальше было невозможно. Он нарочито вздрогнул и широко раскрыл глаза.        — Кто-то звал?        — Надо, чтобы вы еще раз посетили свой другой портрет, Финеас, — сказал Дамблдор. — У меня новое сообщение.        — Посетить мой другой портрет? — скрипучим голосом сказал Финеас с притворным зевком (при этом взгляд его обежал комнату и остановился на мне). — Ну, нет, Дамблдор, я сегодня ужасно устал.        Что-то знакомое почудилось мне в его голосе. Но вспомнить, где я его слышал, мне помешали другие портреты на стенах — слова Финеаса вызвали бурю негодования.        — Нарушение субординации, сэр! — Взревел дородный красноносый волшебник, потрясая кулаком.        — Неисполнение приказа!        — Честь обязывает нас служить нынешнему главе Хогвартса! — Воскликнул дряхлый волшебник, в котором я признал Армандо Диппета, предшественника Дамблдора. — Стыдно, Финеас!        — Внушить ему, Дамблдор? — Спросила остроглазая ведьма и подняла необыкновенно крупную волшебную палочку, смахивающую на трость.        — Ну, хорошо, — согласился волшебник по имени Финеас, глядя на её палочку с некоторой опаской. — Хотя вполне возможно, что он уже ликвидировал мой портрет так же, как разделался с большинством предков...        — Сириус знает, что не должен уничтожать ваш портрет, — сказал Дамблдор, и я сразу вспомнил, где он слышал голос Финеаса: этот голос шёл из пустой рамы в его спальне на площади Гриммо. — Вы передадите ему, что Артур Уизли тяжело ранен и что его жена, дети и Гарри Поттер скоро прибудут к нему в дом. Вы поняли?        — Артур Уизли ранен, жена, дети и Гарри Поттер остановятся у него, — скучающим голосом повторил Финеас. — Да, да... хорошо.        В кабинет ворвались близнецы, Джинни и вслед за ними вошла профессор МакГонагалл. Когда она прибежала в башню Гриффиндора, сперва позволила пойти со мной лишь Рону, но теперь привела остальных...        — Так что в результате?        — Папа правда ранен?        — Да, ваш отец был ранен при выполнении задания для Ордена Феникса, — сказал Дамблдор. — Его доставили в больницу святого Мунго. Я отправляю вас в дом Сириуса, это ближе к больнице, чем «Нора». Там вы встретитесь с матерью.        — Как мы доберемся туда? — спросил Фред. Сейчас он был не похож на себя. — Летучим порохом?        — Нет, — сказал Дамблдор. — Сейчас это небезопасно, за Сетью ведется слежка. Вы отправитесь через портал.        — Он показал на невыразительный старый чайник, стоявший на столе. — Мы ждем сообщения от Финеаса Найджелуса... Прежде чем отправить вас, я хочу убедиться, что путь свободен.        Посреди кабинета на миг вспыхнуло пламя, от него осталось золотое перо, медленно опускавшееся на пол.        — Это предупреждение Фоукса, — сказал Дамблдор, поймав его на лету. — Профессор Амбридж узнает, что вас нет в спальнях... Минерва, идите и отвлеките её, придумайте что угодно.        В развевающемся халате МакГонагалл устремилась к двери.        — Он сказал, что будет рад, — раздался скучающий голос за спиной Дамблдора: Финеас снова появился у себя, на фоне Слизеринского знамени. — У моего праправнука всегда был странный вкус по части гостей.        — Тогда подойдите сюда, — обратился Дамблдор к нам. Мы сгрудились возле его стола. — Вы все уже пользовались порталом?        Все кивнули, и каждый протянул руку к закопченному чайнику.        — Хорошо. На счет три: раз... два...        Все случилось в одно мгновение — раньше, чем Дамблдор произнес «три». Я посмотрел на него — мы были совсем рядом, — и ясные голубые глаза Дамблдора остановились на у меня на лице. И тут же мой шрам взрезало жуткой болью, словно рана открылась заново; и в душе вскинулась совершенно внезапная, беспричинная ненависть, такая лютая, что больше всего на свете захотелось броситься на этого человека, вгрызться зубами в шею, почувствовать вкус его крови...        Я мигом отвернулся, тряхнул головой, в ужасе прогоняя чужую эмоцию...        — ... три.        Меня дёрнуло под ложечкой, пол ушел из-под ног, рука намертво прилипла к чайнику, и, стукаясь друг о друга, увлекаемые чайником, все пятеро понеслись куда-то в вихре красок и шуме ветра...        — Прочь отсюда, отродье, предавшее свою кровь. Это правда, что ваш отец умирает?        — ВОН! — Рявкнул другой голос.        Я вскочил на ноги и огляделся. Мы были на кухне в цокольном этаже дома двенадцать на площади Гриммо.        Единственными источниками света были камин и оплывшая свеча. К двери в прихожую убегал Кикимер; перед тем как скрыться, он злобно оглянулся на нас и поддернул набедренную повязку. К нам уже спешил встревоженный Сириус. Он был небрит и в дневной одежде, от него пахнуло перегаром, как от Наземникуса.        — Что случилось? — Он протянул руку и помог Джинни встать. — Найджелус сказал, что Артур Уизли тяжело ранен.        — Спроси у Гарри, — сказал Фред.        — Да, и я хочу услышать, — сказал Джордж.        Взгляды скрестились на мне.        Шаги Кикимера на лестнице стихли.        — Это было... — заговорил я. Им рассказывать оказалось ещё труднее, чем Дамблдору и МакГонагалл. — У меня было... вроде... сна или...        Я рассказал все, что видел. Только... всё же изменил рассказ так, как если бы наблюдал за нападением змеи со стороны, а не смотрел на это её глазами. Рон, по-прежнему белый как простыня, глянул на меня, но ничего не сказал. Когда я закончил, Фред, Джордж и Джинни продолжали молча смотреть на меня. Я не понимал, мерещится это мне или нет, но в этих взглядах, кажется, было молчаливое осуждение.        Фред повернулся к Сириусу.        — Мама здесь?        — Она, может быть, еще ничего не знает. Важно было переправить вас до того, как вмешается Амбридж. А сейчас, я думаю, Дамблдор даст ей знать.        — Нам сейчас же надо в больницу, — выпалила Джинни. Она оглянулась на братьев: все в пижамах. — Сириус, одолжишь нам плащи или что-нибудь?        — Подождите, нельзя вам мчаться в больницу! — Воскликнул он.        — Нет, нам надо, и мы пойдем, — отрезал Фред.        — Это наш отец!        — А как вы объясните, откуда узнали про несчастье, если больница даже жене еще не сообщила?        — Какая разница? — Огрызнулся Джордж.        — Такая! — Сердито ответил Сириус. — Не дай бог кто-то узнает, что Гарри видит вещи, которые происходят за сотни миль! Вы представляете, какие выводы сделает из этого Министерство?        Фред и Джордж смотрели на Блэка так, как будто им плевать на любые выводы Министерства. Рон был бледен и молчал. Джинни сказала:        — Нам мог кто то другой сказать... Не обязательно же Гарри! Как они поймут, что...        — Кто, например? — Обозлился Сириус. — Слушайте, ваш отец пострадал, выполняя задание Ордена, обстоятельства и без того подозрительные - не хватало ещё, чтобы дети узнали об этом через минуту после происшествия. Это может серьезно повредить Ордену и...        Дальнейшие слова потонули в дружном оре близнецов.        — Плевать нам на ваш дурацкий Орден!        — Наш отец умирает - о чем мы вообще говорим?!        — Ваш отец знал, на что идёт, и он не поблагодарит вас, если вы навредите Ордену! — Перекрикнул их Сириус. — Вот как обстоит дело... вот почему вы ещё не в Ордене... вы не понимаете... есть дело, ради которого стоит умереть...        — Тебе легко говорить, тут сидя! — Взревел Фред. — Не вижу, чтоб ты рисковал своей шкурой!        Лицо Сириуса, и прежде бледное, стало пепельным. На миг показалось, что он сейчас ударит Фреда, но заговорил не повышая голоса. Едва слышно, однако с такой вкрадчивой злобой, что Джинни охнула и отступила назад, да и по всей комнате прошлась тревожная зябкость:        — Если бездействие - это по твоему так легко, то почему же ты сейчас бьёшься в истерике?        Фред, слегка напрягшийся, моргнул, но раньше, чем он бы ответил, Джордж справился с собой и взбешённо выпалил:        — ТОГДА ДАЙ ВНЯТНУЮ ПРИЧИНУ СИДЕТЬ НА МЕСТЕ!!!        — Сколько угодно!!! — Выпалил в ответ Сириус, словно был телевизором и в нём переключили канал. — Итак, если Орден накроют, то половину его членов во главе с Дамблдором поупрячут в Азкабан, а другую половину вырежут поодиночке Пожиратели Смерти! И тогда у него развязаны руки! Не говоря уже о том, что если ваш отец выживет сейчас в больнице, но Орден будет раскрыт, он всё равно попадёт в одну из категорий, а с ним и ваша мать заодно, и двое ваших братьев! А, да, не знаю, важно ли это для вас сейчас; но если вскроется, как вы узнали о произошедшем, одного вашего друга в лучшем случае запрут в Мунго или Отделе Тайн, а в худшем ликвидируют к чёртовой матери! Ну! Хотите всего этого?        Стало тихо.        Фреда и Джорджа потряхивало. Джинни махнула на всех рукой, подошла к ближайшему креслу и села в него, развернув боком. Мы с Роном на словах Сириуса о моей возможной судьбе переглянулись: тот сделал непонятное движение — не то кивнул, не то пожал плечами, и оба мы сели одновременно. Чтобы отвлечься, я гадал, что это значит "ликвидируют к чёртовой матери", но и без того было ясно, что ничего хорошего. Близнецы ещё минуту молчаливо жгли глазами Сириуса, но больше не спорили, а потом уселись по бокам от Джинни.        — Ну, хорошо, — с облегчением сказал Сириус. — Давайте... давайте теперь выпьем, пока ждём, что ли. Акцио, хвойное пиво!        С этими словами он поднял волшебную палочку, а из кладовой вылетело полдюжины бутылок; они заскользили по столу, раскидав остатки хозяйского ужина, и аккуратно остановились — по одной перед каждым.        Пили в тишине. Только потрескивали поленья в камине да изредка стукала по столу поставленная бутылка. Я взял бутылку просто для того, чтобы чем-то занять руки. Чувство вины наполняло меня, разрывало нутро... Если бы не я, они не сидели бы здесь, спокойно спали бы в своих постелях. И бесполезно было убеждать себя, что, не подними я тревогу, мистера Уизли не скоро бы нашли — некуда было деться от жуткой мысли, что я же сам и напал на их отца.        "Не дури, у тебя не змеиные зубы!", — я пытался успокоиться, но бутылка все равно дрожала в руке. — "Ты лежал на кровати, ты ни на кого не нападал!".        "- Но тогда что случилось в кабинете Дамблдора? Ты ведь и на него хотел наброситься."        Я опустил бутылку чуть резче, чем хотел, и навалился на лицом на стол, обхватив руками голову. Никто не обратил на это внимания.        Где-то над столом вспыхнул огонь. Все дёрнулись, на стол шлёпнулся пергаментный свиток, а вслед за ним опустилось золотое перо из хвоста феникса.        — Фоукс! — Воскликнул Сириус и схватил пергамент. — Почерк не Дамблдора - это, наверное, от вашей матери. Держи.        Он сунул письмо Джорджу, тот развернул его и вслух прочитал:        — «Отец ещё жив. Я отправляюсь в больницу. Оставайтесь на месте. Как только смогу, извещу вас. Мама».        Джордж обвел взглядом стол.        — Ещё жив... — медленно проговорил он. — Это надо понимать так, что...        Не было нужды договаривать до конца. Для меня эта фраза из письма тоже прозвучала так, что мистер Уизли одной ногой в могиле. Рон в оцепенении сидел рядом и я не чувствовал от него ни малейшего движения. Фред с шелестом выхватил пергамент у Джорджа, видимо прочёл про себя, а потом я ощутил на себе его взгляд.        Пальцы тряслись, я вцепился ими в волосы, чтобы унять дрожь. Никогда ещё ночь не тянулась так долго. Я всё сидел, скорчившись в своей позе отчаяния, изредка разгибаясь, чтобы разогнать кровь, мельком глянуть на остальных или встретиться глазами с Сириусом - тоже непрошенный свидетель семейного горя. Все сидели за столом по большей части молча, гипнотизировали глазами догорающие камин и свечи, изредка подносили бутылки ко рту. Ещё реже кто-то спрашивал время, вслух гадал, что сейчас происходит в больнице, или пытался успокоить других, говоря, что, если бы были плохие новости, мы бы знали - миссис Уизли давно уже там...        Фред задремал, свесив голову на плечо. Джинни калачиком свернулась в кресле, но не спала и её взгляд устремился в пустоту в стороне камина. Я видел в остекленевших глазах отражение огня. Рон сидел, спрятав лицо в ладонях. Спал или нет - не понять. И мы ждали... ждали... ждали...        Лишь в десять минут седьмого дверь распахнулась, и в кухню вошла миссис Уизли. Она была бледна, но, когда все повернулись к ней, а я, Фред и Рон привстали, слабо улыбнулась.        — Он поправится, — сказала она усталым голосом. — Позже навестим его. Сейчас с ним сидит Билл, утром он не пойдет на работу. О Мерлин, Джинни, что с твоей причёской?        — Так вот, что в ней изменилось. — Тихо сказал Сириус. — Я и не понял. Вижу, что что-то не так и не понимаю.        — Конечно, ты ж не мать. — Рассеянно усмехнулся я.        Если Сириус хотел неловкой шуткой отвлечь меня от мыслей, у него вышло так себе. Джинни не ответила, открыла было рот, но бессильно мотнула головой, растрепав стрижку и просто обняла мать. К ней присоединился Джордж. Фред упал в кресло и закрыл лицо руками. Рон неуверенно засмеялся и разом опорожнил бутылку, после чего чертыхнулся и поспешно прикрыл волосами левое ухо - то, в котором сейчас была серёжка какой-то девчонки с вечеринки. Я на автомате последовал его примеру, хоть это и было почти бесполезно - хоть у Рона волосы и адекватнее, чем у меня, они ещё длиннее.        Чёрт возьми, теперь вся вечеринка вспоминается как очень странное, нелепое своей реальностью событие. А ведь всего одна ночь прошла...        — Завтрак! — Громко объявил Сириус и вскочил на ноги. — Кикимер! КИКИМЕР! Где этот проклятый эльф? А, ладно, без тебя обойдемся. — Он пересчитал гостей. — Итак, завтрак на... семерых, яичница с беконом, чай, тосты...        Я молча рванул помогать у плиты. Я не хотел смущать обрадованных Уизли и до смерти боялся минуты, когда миссис Уизли попросит рассказать о сне. Но едва я вынул тарелки из ящика, как миссис Уизли отняла их крепко обняла меня.        — Не представляю, что было бы, если бы не ты, Гарри, — тихо сказала она. — Не знаю, через сколько часов его нашли бы, было бы уже поздно. Он жив благодаря тебе. А Дамблдор сочинил правдоподобную историю для объяснения, почему Артур оказался там. Не представляешь, какие нас ждали бы неприятности — вспомни беднягу Стерджиса...        Это мучительно было выслушивать, но, к счастью, она отпустила меня и стала благодарить Сириуса за то, что приютил на ночь её детей. Сириус ответил, что рад был оказаться полезным и надеется, что они поживут у него, пока мистер Уизли в больнице.        — Ох, Сириус, я так тебе признательна... они хотели бы тут побыть... ближе к больнице... значит, наверно, останемся и на Рождество.        — Чем больше нас, тем веселее! — Сириус так искренне обрадовался этому, что она просияла. Она надела фартук и занялась завтраком.        — Сириус, — тихо сказал я, не в силах терпеть дальше, — можно тебя на два слова? Прямо сейчас.        Я ушел в тёмную гостиную, и Сириус следом. Без всяких предисловий я рассказал обо всех деталях видения, о которых умолчал при Уизли. Я говорил рваными фразами, порой заставлял себя продолжать фразу, но выкладывал всё, что было в голове. Когда остановился, чтобы перевести дух, Сириус спросил:        — Ты сказал об этом Дамблдору?        — Да. Он не объяснил, что это значит. Теперь он мне вообще ничего не говорит.        — Уверен, он сказал бы тебе, если были бы причины для тревоги, — успокоил Сириус.        — Да нет же! — Тихо сказал я. — Это ведь не всё... Слушай, я будто схожу с ума. У него в кабинете, прямо перед тем, как отправиться через портал, я на секунду опять словно... подумал, что я - та змея. Вернее... почувствовал себя ей. И... шрам обожгло, когда посмотрел на Дамблдора... Сириус, я... никогда так не хотел никого убить...        Я не смел шевельнуться, глаза неподвижно уставились вникуда, я не мог заставить себя сфокусировать взгляд и посмотреть на него.        — Должно быть, последствия твоего видения, всё. — Как-то тревожно и словно с отрицанием сказал Сириус. — Ты... вспомнил сон или как его там назвать, и...        — Нет, не то. — Я замотал головой, продолжил, мучительно подбирая и выдавливая слова. — Во мне... как будто что-то поднялось, как будто... эта змея сидела у меня внутри. Причём давно... всегда! Это же просто самое сильное... я не знаю, как сказать... со мной что-то происходит, и в последнее время особенно, а даже не могу этого понять... я всегда... ну я не знаю. А теперь словно совсем становлюсь каким-то... совсем не тем..!        — Хватит. — Крёстный встряхнул меня за плечи, взлохматил голову. — Посмотри на меня!       Я с трудом поднял взгляд и посмотрел глаза в глаза.        — Тебе четырнадцать, Гарри. — Сказал Сириус. — Нормально, что ты меняешься, но в купе с твоей непонятной связью с Волан-Де-Мортом... да, это могло повлиять на тебя. Но, возможно, когда переходный возраст пройдёт связь тоже успокоится, снова станет стабильной. В любом случае, об этом стоит думать не сейчас. А пока тебе надо выспаться. Позавтракаешь, потом отправляйся наверх спать, а после обеда навестишь с остальными Артура. У тебя был шок, Гарри. Ты обвиняешь себя в том, что только наблюдал. И счастье, что наблюдал, иначе Артур мог погибнуть. Хватит себя мучить.        Он хлопнул меня по плечу и ушёл из гостиной.        Я остался стоять в темноте.