Дети пустого города

       — Он говорит, что видел, как Седрика Диггори убили...        — По его словам выходит, что он дрался Сами-Знаете-С-Кем...        — Да брось ты...        — Кому он мозги хочет запудрить?        — Ну не на-адо...       Эти взгляды были по всюду. Они скользили по мне и впивались, как чьи-то хищные зубы, получившие доступ к свежей плоти. Исследовали, пробираясь под кожу холодными, склизкими щупальцами.       С детства ненавидел чувствовать их на себе. Может потому, что они постоянно оказывались предвестником беды, может от природы, может по какой ещё причине. Особенно ненавидел, когда смотрели на шрам. Ну да, он у меня приметный, и если не знаешь, фиг поймёшь от чего он к тому же, но от того что причины взглядов были очевидны, мне легче не становились. В результате до Хогвартса я всё время смотрел одним глазом, пока второй был закрыт наполовину - кажется, услужливо отрастающей чёлкой. Это была единственная прядь моих волос, что не хаотично торчала куда-нибудь с в сторону, а свисала, причём куда надо. Приехав в Хогвартс я срезал её, понимая, что она здесь не только не спасёт, но и уже потихоньку становится предметом шуточек.       Теперь чёлка почти отросла обратно. Не как раньше конечно. Закрывала левую часть лба, но на бровь не заходила. Часть отметины всё равно можно было разглядеть, но именно разглядеть, не увидеть случайно. Не сказать чтобы так я привлекал сильно меньше взглядов, чем если бы щеголял шрамом, но по крайней мере создавалось чувство какой-то защищённости что ли. Словно не закрывая шрам я открывался спиной к любому незнакомцу. А так словно пытался сделаться невидимым. Незаметным. Исчезнуть. Сдохнуть наконец, только бы деться куда-нибудь от этих взглядов и их владельцев, от этого всего..!       Жутковатое такое чувство.       А сейчас я чувствовал себя так, словно на меня направлены огни рампы.       Новость о моей перепалке с Амбридж распространилась повсюду удивительно быстро. Даже по меркам Хогвартса И если раньше увидев меня, все хотя бы притихали, то теперь, похоже, надеялись, что я снова сорвусь и начну кричать, и тогда они смогут самолично услышать всё своими ушами.       Есть уже не хотелось. Наоборот, желудок будто отказывался принимать в себя что-либо. Когда я, голодный, сидел на уроке прорицаний, я думал что как только приду ужинать то уничтожу всё съедобное в радиусе метра от меня. Хотя нет, двух метров. На пару с Роном, который тоже жаловался, что булочки, по которой мы взяли со стола, когда шли с обеда, видимо сделаны были из воды. Теперь же...        — Я вот чего не могу взять в толк, — сказал я, положив нож и вилку, которые трудно было держать из-за нетвёрдости рук. — Почему они все, как один, поверили этой истории два месяца назад, когда услышали ее от Дамблдора?..        — Дело вот в чем, Гарри. Я совсем не убеждена, что они даже тогда ей поверили, — мрачно проговорила Гермиона. — Ты не до конца понимаешь, как обстояли дела после того, что с тобой случилось. Ты появляешься посреди лужайки с телом Седрика... Что произошло в лабиринте, никто из нас не видел... О том, что Сам-Знаешь-Кто убил Седрика, а ты сумел подраться и сбежать, Дамблдор сообщил нам на словах, и только.        — Ещё скажи, что и ты не в чём не уверена. — Буркнул я.        — На нас не бросайся, мы всё знаем! — Вступил Рон.        — Да, — устало поддержала его Гермиона. — Но я хочу сказать что это ещё как бы не утряслось у них в сознании, а потом они всё лето читали что ты идиот и псих, а Дамблдор выживший из ума старик.        Я не знал что ответить, и молча смотрел в пустую тарелку. Рон и Гермиона ели, иногда бросаясь друг в друга ехидными репликами.        — Привет, Гарри!        Я оглянулся.       К нашему столу подошла Чжоу Чанг, и, - чёрт возьми! - она снова была одна. Я вспомнил прошлый год, как постоянно пытался застать её одну, чтобы пригласить на святочный бал. Она тогда вечно была в стайке хихикающих подруг. А второй раз подряд застать её без них было даже странно.       — Здравствуй... — Я чувствовал что краснею. Что-ж по крайней мере я сейчас не был вымазан смердящим соком. Чжоу видимо тоже подумала о том же.       — Вижу ты избавился от этой зелени...       — Ага...        И я, по старой, давно позабытой привычке чуть не добавил "то есть, "да" ". Но вместо этого попытался неловко улыбнуться. Вспоминать о последней встрече было одновременно смешно и стыдно. Впрочем, второго больше.        — Ну... Как провела лето?.. — Ляпнул я первое, что полагалось при такой встрече и тут же понял, что в общем-то я та ещё тварь.        Она была подружкой Седрика. Как ты думаешь как у неё прошло лето после того как он умер?        В лице Чжоу что-то напряглось, но она ответила:       — Да, ты знаешь... Неплохо. А ты?       — Ммм... — Что-ж, по крайней мере мы квиты. — В целом почти как всегда...       — Понятно... Знаешь, Гарри, я хотела сказать... — Но тут уже она замялась и замолчала. А не успела продолжить как в разговор вклинился Рон.       — У тебя значок "Торнадос". Ты разве за эту команду болеешь?       — За эту. — Немного удивлённо сказала Чжоу.       — Ты всегда за нее болела или начала с тех пор, как она стала выигрывать первенство лиги? — спросил Рон совершенно неуместным здесь по моему, прокурорским тоном.       — Я болею за нее с шести лет. — Прохладно ответила Чжоу. — Ну ладно... пока, Гарри.        Подождав, пока Чжоу отойдёт к Когтевранцам Гермиона буквально обрушилась на Рона.       — Верх бестактности с твоей стороны! — Рявкнула она на него через меня.       — Почему? Я только спросил её...       — Разве непонятно было, что она хочет говорить с Гарри, а не с тобой?       — Ну и говорила бы, разве я мешал? — Уже громче ответил Рон.        Угораздило же меня сесть в середине.       — С какой стати ты напустился на нее из-за команды по квиддичу?       — Напустился? Ни на кого я не напускался, я только...       — Кому какое дело, если она болеет за «Торнадос»?       — А такое, что половина из тех, кто носит теперь эти значки, купили их только в прошлом сезоне...       — Ну, и?       — Это значит, что они не настоящие болельщики, а просто примазались...       — Знаете что? Заткнитесь оба! — Рявкнул я и рывком встал из-за стола. На нас заоглядывались, но это сделало мне только хуже. — Вечно друг с другом цапаетесь! Сил уже нет.        Я ушёл из большого зала. Сразу стало полегче, чем слушать их ругачку - но отдохнуть мне не светило.        Взгляды в коридорах. Взгляды, взгляды, взгляды. Чёёёрт... Хотел бы я сейчас оказаться под мантией-невидимкой. Надо будет носить её у себя в сумке, и надевать когда совсем хреново. А то я так скоро и в самом деле крышей поеду.        За окнами бил ливень. Я направлялся домой. Ну, то есть в дом факультета - Гриффиндорскую башню. Узнавшие меня студенты сбивались в кучки... на втором курсе тоже было подобное, да и в конце прошлого. И я, в какой-то степени, привык. В какой-то степени. Другой части меня всё ещё хотелось ощетиниться, заорать: "Вы чего? Почему? Я вам хоть раз, хоть что-то сделал?". Это было бы ещё более жалко, чем попытки их игнорировать, так что я предпочитал их - просто молчал и старался ни с кем не встречаться глазами.       — Пароль?       — Мимбулус мимблетония.        Чувство взгляда для меня было похоже на плотноватый, и в то же время несуществующий ветер. Эдакое излучение. Это излучение чувствовал я не телом - а скорее где-то на расстоянии от него, словно вокруг меня было что-то вроде незримого мыльного пузыря - и этим пузырём я мог осязать многое, что хотелось и не хотелось - взгляды, свет, материю... пространство. Словно самой кожей - но чуть по другому.        На факультативе по сенсорике (магосенсорике, если использовать полное название) я узнал, что как-то так ощущается собственное магическое биополе, но объяснения, почему я им ощущаю всё это, так и не нашёл. Не нашёл объяснения и многослойности "пузыря". И тому, что при долгом нахождении под "смотровым" или световым излучением, тот слой, что от них защищал, становился всё тоньше и слабее, и мог даже продырявиться и исчезнуть в конец - вот тогда взгляды я чувствовал уже кожей, и вместе с тем - нутром. И тому, как тогда становилось плохо - от каких-то взглядов хуже, от каких-то терпимее. И тому, что этот слой я мог напрягать, делая его защитным, и ослаблять, и тогда он и так пропускал всё это ко мне - чем сильнее усилял слой, тем быстрее он истончался.        Да и не искал. Не настолько мне было любопытно, чтобы выдавать свой интерес к этой теме и вызывать ненужные вопросы. Может, если бы это началось резко, я бы и начал перерывать справочники на такой счёт - но это было со мной всегда, продолжало как-то развиваться максимум лет до шести и было для меня делом привычным.        Хотя сейчас я попал с ним в ловушку. Думая о Доме, как об убежище - расслабился и тем, как на меня все уставились там, будто под дых получил. Одна Джинни сочувствующе улыбнулась мне уголком рта, и демонстративно продолжила болтать с девчонкой со своего курса, (кажется её звали Мэри, все студенты с одного факультета знали друг друга в лицо, но поимённо я большинство не помнил), которая даже отвечая ей что-то косилась на меня, словно я мог в любой момент обернуться соплохвостом.        Пришлось тащиться в комнату. Пойти бы сейчас на самый верх, в Учебную и разобраться там с домашним заданием - но там сейчас сто процентов сидят Дин и Симус. С ссоры первого числа, они негласно объявили нашу учебку своей территорией, где теперь спокойно реагировали только на девчонок и, в особо хорошем настроении Невилла. Мы же с Роном точно так же облюбовали спальню, но она могла быть нашей только днём - ночью мы конечно же не могли выражать недовольства за то, что они приходили ночевать к себе в комнату. Я с тоской вспомнил время "малолетней банды" как принято было именовать в Гриффиндоре особенно общные и шумные наборы первокурсников. Сложно мне с ними было - забитому и вечно молчащему, в дерзкой и громкой толпе - но если держаться Рона, не так уж страшно. Зато как весело...        Какое-то количество ребят отчислилось после первого курса. Какое-то - после третьего. После этих - первого, третьего и пятого курсов, потоки студентов всегда терпели убытки в своих рядах. Далеко не каждый здесь доучивался до конца, кого-то отправляли в школу ради базовых знаний и заклинаний, чтобы потом на дому или в деревенском сообществе обучать бытовой магии, нужной для специализации деревни. Именно среди таких, кстати, ребят было больше всего межвидовых полукровок. В еденичных случаях они оказывались обладателями достаточного потенциала, чтобы сдать экзамены и нормативы для перехода дальше - примером тому были Флитвик и Хагрид. При мне в Хогвартсе было трое таких полукровок - двое на Пуффендуе, и одна у нас - полу-русалка, Айви.        У неё были длинные пшеничные волосы, коротенькие перепонки между пальцами, водянисто-бирюзовые глаза и знаменитый трюк с покрыванием руки чешуёй при опускании в воду. В остальном она была совершенно обычной девчонкой. Я бы её и не запомнил бы, если бы та не училась вместе с Джинни. Они не особенно дружили, но Айви относилась к ней миролюбиво и была первой из их девчонок, кто стал разговаривать с ней и "возвращать её в коллектив" после истории с Тайной Комнатой. Она отчислилась после третьего курса и уехала обратно в свой полуволшебный портовый городок, но четверокурсницы, вместе с Джинни, вроде как держали с ней связь.        Не всё было гладко в нашей "банде". Были постоянные стычки со Слизеринцами. Были стычки друг с другом - о том, какие методы считать приемлемыми, а какие нет; считаться ли нам с девчонками одной бандой или всё же двумя; соблюдать ли требования к порядку в спальнях или забить на всё и бардачить сколько угодно; относиться ли серьёзно к факультетским баллам, или наплевать на них и делать, что хочется; насколько ревностно вообще относиться к чести факультета - на всё это чуть ли не у каждого второго было своё мнение, которое обязательно должно было быть выслушано и высоко оценено - а если оказывалось кем-то оценено невысоко...        Старшекурсники тоже не особенно спасали. Одни поучали так, другие сяк. Одни советовали концентрироваться на учёбе, другие подсказывали рабочие способы клепания шпаргалок. Одни велели если и драться иногда со Слизеринцами - никогда ничего не сообщать преподавателям, другие - наоборот, жаловаться на змей почаще...        Первые отчисления, хоть и оказались для меня процессом нервозным (всё боялся, что вылечу и я), принесли мне облегчение. Народу стало поменьше. А ещё, ушёл с нашего курса кузен Рона, Мартин, и с пятого - Джозеф Дож (стоп, родственник Элфиаса?!). Эти двое постоянно оказывались рядом со мной и относились с какой-то навязчивой опекой и ко мне и, заодно, к Рону. Было похоже, что их, как и Малфоя, кстати (по изначальному его плану мы вовсе не должны были оказаться врагами), заранее надоумили подружиться со мной взрослые.        После третьего курса, нас, Гриффиндорцев, на параллели осталось всего восемь. Пятеро мальчишек и трое девчонок. Я не очень скучал ни по кому из ушедших - хотя через Кая Джейдена раньше доставал кислотки и теперь мне его не хватало. Но вот ведь - угораздило же Симуса оказаться таким идиотом!        Или не идиотом? Или сквозь все попытки научиться себя вести нормально, я всё равно протащил за собой привычки, из-за которых действительно напоминаю психа? Мерлин, да не всё ли равно, Сим-то знает, что это не так! Мы живём в одной комнате четыре долбанных года! Я же не настолько...        Чёрт с ним. Надо начать хоть что-то делать с домашними заданиями. Через десять минут уже двигать на отработку у... у Снейпа...        И тут я понял, что ровно в это же время, я должен находиться в кабинете розовой шибзди.        Я бессильно расхохотался. Во ситуация! Первый день в школе, а я уже не могу выбрать к какому противному преподу на отработку переться. Вот ещё забота... мой хохот перешёл в уставший стон. Я с сожалением соскрёб себя с кровати, на которую рухнул не заметив, и вышел из комнаты. Надо было идти к Амбридж, и просить её отложить моё сегодняшнее наказание. И, так как она меня пошлёт куда подальше, рассказывать ей причину, и предлагать отбыть потом дополнительные дни, и всё это придётся делать мать-её-за-ногу-вежливо, хотя хочется врезать по морде первому же встречному!!!        — Мы с Гермионой кончили ругаться. — Сообщил Рон, когда я наткнулся на него у выхода.        — Мои поздравления. — Буркнул я.        — Спасибо. Но она считает, что было бы мило если бы ты не срывал злость на нас, и понял, что мы на твоей стороне.        — Если!.. — Но Рон меня перебил.        — Я просто передаю её слова. Но я с ней в целом согласен. Если все подряд на тебя наезжают, мы причём?        — Ни причём. — Искренне сказал я, и продолжил, уже с убийственным сарказмом, — и вообще, прости друг, я был не прав что сказал то что думаю, а не как обычно, и...        — Ты обычно и говоришь что думаешь. Только когда ты этого не делаешь, ты молчишь. То есть - всегда.        — Мне извиниться, что я вообще рот открыл?..        — Осмысли что я тебе сказал, идиот, ты что, тролль? И вообще. Куда. Ты. Намылился?        — К Амбридж. — Кратко, и всё ещё агрессивным тоном ответил я.        — Зачем? — Изумился Рон. — Вроде рановато ещё.        — А затем, что она мне наказание оказывается назначила на то же время что и Снейп. А маховика времени, чтобы находиться в двух местах, у меня нет.        Рон сочувствующе присвистнул. Потом оглядел меня с ног до головы, судя по взгляду счёл моё состояние неудовлетворительным, ещё немного подумал и сказал.        — Ситуация... А знаешь что? Я не согласен с Гермионой. Тебе нужно хоть на ком-то выпустить пар. А иначе ты прямо на отработке с катушек слетишь, и не понятно на чьей хуже.        — И к чему ты клонишь?        — Не знаю. Ну поругайся со мной, ты ведь этого хотел. Можем драку устроить, если тебе так легче.        Внутри меня поднялось раздражение.        — Так ругаться бесполезно. — Ответил я хмуро, но миролюбиво. — Когда противник сам же и... Ты меня понял.        — Ну тогда сделаем так. — И Рон, без последующих предисловий, втащил мне по лицу.        В левом глазу будто фейерверк взорвали. Разбитые очки отлетели в сторону, а я, от неожиданности пошатнулся и схватился за косяк. Рон оттолкнул меня в сторону от него, замахнулся опять, но в этот момент я инстинктивно врезал в ответ, разбив другу нос. Тот не остановился, и снова ударил меня, на этот раз под дых. Из меня выбило воздух, я согнулся от боли.        Как тогда, на кладбище...        И как ещё раньше, лет шесть назад, в той драке с Дадли, первой когда я просто смирился, что не смогу дать сдачи и даже не вынул руки из карманов чтобы защититься...        Чёрт бы его побрал, Рона. Серьёзно же взвинченным я ему показался, раз он так постарался вывести меня из себя - а он знал, куда для этого бить. Я ответил даже не задумываясь, что делаю. Во мне вскипело чистое бешенство.        Резко разгибаясь, я одной рукой схватил Рона за ворот и дёрнул на себя, а другой, в этот же момент всадил ему в печень, услышав как он подавился у меня над плечом. Мы сцепились как не поделившие территорию псы, покатившись по полу, сбивая в кровь костяшки, разрывая одежду и пытаясь толи забить друг друга до смерти, толи задушить, толи просто уложить на лопатки. Рон, всегда был, выше меня, а сейчас ещё и видел лучше, но из-за разницы опыта в области маггловских драк особого преимущества не имел.        Вскоре мы покатились вниз по ступеням.        Так как мы при этом друг от друга не отцепились, то прокатились вниз два пролёта, где оба крепко треснулись головами о ступень. Рон лбом, а я затылком. В глазах потемнело, всё вокруг закружилось, звуки стали какие-то смешанные, словно я слышал их из под воды, или из плохо настроенного радио. И прежде чем я пришёл бы хоть в относительную норму кто-то растащил нас с Роном за шкирки как нашкодивших щенят. Кажется, этот кто-то ругался. Я ощутил, что меня кто-то куда-то тащит, дёрнулся было, но не успел...        — Ааа!        — Бл*ть! Психи!!!       ...Меня окатило ледяными струями.        Как я понял, Рон с самого начала треснулся не так сильно как я, и понимал куда нас волокут близнецы, потому я и слышал звуки ругани и сопротивления. А притащили они нас в ванную своего курса, и засунули под холодный душ.        Чёртов сумбур. Это было даже весело - если не думать о последствиях и просто позволять случайным событиям происходить. Однако если не разберусь с Амбридж и Снейпом, последствия будут, и я всё же попытался освободиться и вылезти из под потоков воды. Но с Джорджем не так то легко было сладить. Рон с права от меня точно так же, только с потоком нецензурной брани, пытался вырваться из рук Фреда.        — Да пустите дас, уб***ки!!! — Гнусаво взвыл он когда ему почти уже удалось выкрутиться из захвата семикурсника, но Фред сунул братишку обратно под воду.        — Хватит! — Хрипло поддержал Рона я.        — Хватит? Полегчало значит!? — Рявкнул Фред, а Джордж встряхнул меня за шкирку. Судя по звуку с Роном сделали тоже самое.        — Да что за на х*р!? — Крикнул я.        — А то! Нашли время ссориться!        — А мы и не ссорились! — Хором рявкнули мы.        — Ах да! Они не ссорились! Джордж, отпусти ребёнка, ну что ты в самом деле, они же просто пытались друг друга убить к чёртовой матери! Они же не ссорились...        — Дам бдаслет ддужбы спдести чтобы вы поведии? — В голосе Рона проступило ехидство. Судя по всему он уже тоже притерпелся к ледяному холоду воды.        — Или может песенку дуэтом спеть? — Стуча зубами подключился я.        — А вот спойте! — Захохотал Джордж.        "Вот козлы!" подумал я. Хотя... раз уж такая хрень происходит, почему бы не спеть?        — А вод споём, суч*ды! — Рявкнул Рон, и вдруг гнусаво заголосил, ужасно фальшивя:       Сидед да озеде дыбак,       В додке с удочкой ддемал,       И потоду де забечал,       Как да воды лёг тубад,        — А потом увидел он, — подхватил я.       Белый пар со всех сторон,       Что мне делать, как мне быть?       Как узнать куда мне плыть?       Как узнать куда мне плыть?        Та-да, та, та-а-да-да,        Та-да, та, та-а-да-да, — с жуткой фальшью надрывались мы, изображая проигрыш на гитаре, и стараясь, чтобы у Фреда с Джорджем пошла кровь из ушей.        — Посмотрел вперёд-назад!!!        И поплыл он наугад!!!        Но коснулось дна весло!!!        Берег рядом - повезло!!!        И рррыбак пришёл домой!!!        Дверь толкнул своей рукой!!!        Видит - в комнате жена!!!        Словно статуя она!!!        И не смотрит на него она-а!!!        Та-да-да!        Та-да, та-а та-да-да! — Эти проигрыши было орать легче всего остального, так стучали от холода зубы. Секунду передохнув мы снова заголосили,        — За окном застыла ночь!!!...        — Что здесь... — В душ заглянул Ли Джордан.        Оглядел открывшуюся перед ним сцену, и тихонько вышел закрыв за собой дверь.        Мы набрали воздуха в лёгкие, собираясь было продолжить прерванный кошачий концерт, но близнецы торопливо сказали что-то вроде "чёрт с вами, только заткнитесь!", и отпустили нас, выключив воду. Мы одновременно сели прямо на месте, придвинувшись друг к другу, обоих колотило от холода.        — Тогда какого чёрта это было? — Задал резонный вопрос Фред.        — Неважно... — я криво улыбнулся, — эй, Рон, а я понял твой план. Мы теперь можем смело плестись в больничное крыло, а пока нас там будут латать глядишь я уже и к Снейпу и к Амбридж уже опоздаю, и их наказания придётся переносить.        — Обдащайдесь, сэд! — Рон, с той же кривой улыбкой отдал мне честь. Фред и Джордж переглянулись.        — Вам в больничное крыло и больше не наливать.        — И... Именем Мерлина даже мы не умудрялись заработать два наказания от разных преподавателей в одно и то же время, в первый же учебный день...        — Как?        Я вяло показал Фреду язык.        — Айда в кдыло, — Рон с трудом поднялся на ноги.        — Айда. Акцио очки. Репаро.— Я нацепил очки, предварительно вытерев скользкий от воды нос, и тоже попытался встать.        Повело.        Меня подхватил один из близнецов.        Крепко же я треснулся затылком.        — Вы, оба, как вообще? — Спросил Фред.        — Нормально, — буркнул я, стукнув зубами от холода.        — Нет мозгов - нет сотрясений. — Поддержал меня Рон.        В больничное крыло мы отправились под мантией-невидимкой. Всё таки странно бы мы выглядели, если бы просто так шли по коридорам, такие вот мокрые, окровавленные, дрожащие, с разбитыми костяшками и порванной одеждой. Для мадам Помфри мы ограничили версию событий падением с лестницы, и холодным душем, и хотя про драку она явно догадалась, спрашивать не стала. Она на многолетнем опыте отлично понимала, что если станет каждому ученику задавать вопросы, и докладывать деканам о их недоговорках, странных травмах, и явных следах драк и дуэлей, то они перестанут не калечиться, а ходить к ней за лечением. А поэтому, делала вид что поверила, даже когда мы пытались выдать ядовитый укус дракона за собачий, а последствия оборотного зелья с волосом кошки за шутку Слизеринцев.        Залатав нас, и написав мне объяснительную записку для учителей, она лишь посоветовала нам постараться больше не наворачиваться с лестниц так, чтобы они нас избивали, и отпустила. Раньше чем я надеялся если честно. Хотя я и опоздал на отработку у Снейпа, к Амбидж я опоздал всего на пол часа, и по правилам всё равно обязан был на неё явиться, при этом извинившись перед преподавателем. Так что я сейчас направлялся на четвёртый этаж.        Придя к кабинету я вздохнул, и стукнул в дверь. Костяшки отозвались саднящей болью, Мадам Помфри видимо принципиально игнорировала их, а мы не стали сами просить залечивать, иначе бы драка была слишком очевидной, а наше враньё слишком нахальным.        — Входите. — Сахарным голоском отозвалась Амбридж.        Я открыл дверь, и шагнул за порог.        Я помнил этот кабинет при каждом из четырёх его прежних владельцев. Пока здесь был Квирелл, кабинет был завешан дольками чеснока и пропах им, за исключением чего был абсолютно пуст; когда его занимал Златопуст Локонс, стены были оклеены его же собственными портретами и всё пропитано запахом дорогого волшебного одеколона; пока здесь обитал Люпин тут почти наверняка можно было увидеть какое-нибудь диковинное Тёмное существо в клетке или аквариуме припасённое для урока (запах в кабинете зависел от существа); при самозванце, выдававшем себя за Грюма, кабинет был набит разнообразными инструментами и приспособлениями для раскрытия тайных козней. В нём витал аромат лакированного дерева, впрочем, в этот период я запахи уже особо не выделял.        Теперь, однако, кабинет изменился до неузнаваемости. На все поверхности были наброшены ткани — кружевные или обычные. Стояло несколько ваз с засушенными цветами, каждая на своей салфеточке, а на одной из стен висела коллекция декоративных тарелочек с яркими цветными котятами, которые различались, помимо прочего, повязанными на шею бантиками. Котята явно предполагались как милые, но вышли такие мерзкие, что я ошеломленно пялился на них и пялился, пока профессор Амбридж снова не заговорила.        — Добрый вечер, мистер Поттер. Вы опоздали.        Я вздрогнул и обернулся. Не сразу заметил профессора. Её мантия с ярким цветочным узором уж слишком хорошо гармонировала со скатертью, и даже тонкий запах приторно-сладких духов и косметики возникавший у меня в носу при близком появлении Амбридж здесь наполнял всё помещение, и дополнялся ещё какими-то, дурманными и цветочными, напоминающими кабинет прорицаний.        — Добрый вечер, профессор Амбридж, — деревянным голосом отозвался я. — Я прошу прощения, вот записка из больничного крыла о причине моей задержки.        Тьфу, как заговорил! А ведь при подобном обращении к МакГонагалл или Флитвику мне так не противно...       — Ну что ж, садитесь. Но за опоздание я вас задержу. — Сказала она, показывая на маленький столик, покрытый кружевной скатертью, у которого она заранее поставила стул с прямой спинкой. На столике, явно дожидаясь меня, лежал чистый пергамент. — И если вы и в следующий раз опоздаете, то это уже кончится ещё одним вечером наказания. Вы наказаны, мистер Поттер, и если решите отлынивать, я вам не позволю.        — Вы... — Н-да. Моё счастье что Рон перед этим выбил из меня всю дурь, иначе я не знаю что бы я теперь наговорил. — Я был в больничном крыле! Потому что упал с лестницы, и ударился затылком. Я по вашему специально это сделал? И пришёл бы я к вам вообще если бы решил отл...        — Прекратить пререкания с учителем, мистер Поттер, иначе количество отработок удвоится. — Без особого выражения сказала Амбридж.        Наши взгляды скрестились.        — Извините. — Буркнул я.        — Теперь, мистер Поттер, вы напишете для меня некоторое количество строк. Нет, не вашим пером, — добавила она, едва я потянулся к сумке. — Вы воспользуетесь моим пером, специальным. Вот, пожалуйста. Я попросила бы вас написать: «Я не должен лгать», — мягко сказала она.        Я посмотрел на перо. Оно было длинное, тонкое, чёрное, с острым, как уголок лезвия канцелярского ножа, кончиком. Внутри заворочалось какое-то смутное, неприятное предчувствие.        — Сколько раз? — Спросил я, опять имитируя вежливость.        — Столько, сколько понадобится, чтобы смысл впечатался, — ласково улыбнулась Амбридж. — Приступайте.        Она отошла к своему столу, села и склонилась над стопкой пергаментов, которые скорее всего были сданными на проверку письменными работами. Я снова посмотрел на острое черное перо, но понял, что кое-чего не хватает.        — Вы не дали мне чернил...        — О, чернила вам не понадобятся, — заверила его профессор Амбридж с крохотнейшей смешинкой в голосе.        Не нравилось мне это...        Всё это было чувствовалось довольно сюрреалистично, возможно из-за лезущего в нос пересладенного аромата. Но Амбридж сверлила меня противным, липким каким-то выжидающим взглядом. Так и не поняв что это значило, я поднес острие пера к бумаге и, не зная что делать выцарапал:        «Я не должен лгать».        У меня вырвался судорожный, хриплый вздох. Начав царапать на пергаменте я заметил, но постарался не обращать внимания на странное саднящее раздражение в руке, но оно перешло в режущую боль. А те же слова, что оказались написанными на пергаменте чем то тёмно-красным, возникли и на тыльной стороне моей правой руки, будто вырезанные скальпелем. Не успел я отвести взгляда от свежих надрезов, как их затянуло гладкой кожей — осталась лишь небольшая краснота.        И словно это всё из-за дурмана мне померещилось. Кроме остатков саднящей боли. Я оглянулся на Амбридж. Она смотрела на меня, растянув в улыбке большой жабий рот.        — Да-да?        — Нет, ничего, — сказал я тихо.        Я снова посмотрел на пергамент, поднес к нему перо второй раз, написал: «Я не должен лгать» — и опять боль. Вновь слова были вырезаны на коже, и вновь надрезы затянулись секунды спустя.        — Вы пишите-пишите, мистер Поттер. — Сладенько сказала Амбридж. — Вы же не хотите, чтобы вас исключили за неповиновение преподавателю?        И так пошло дальше. Я раз за разом выводил на пергаменте эти слова, выводил, как дошло до меня, не чернилами, а собственной кровью. Раз за разом невидимый скальпель вырезал эти слова мне на коже, которая потом затягивалась, но только до того момента, как я снова касался пером пергамента. Задержка, с которой сперва появлялись надрезы исчезла. Теперь, выцарапывая надпись на пергаменте переносимой на перо кровью, я именно что вырезал её на своём запястье, которое, вскоре, начало сводить.        За окном кабинета Амбридж стало темно. Я не спрашивал ее, когда это кончится. Я ни разу даже не поглядел на часы. Я чувствовал на себе её взгляд, она дожидалась от меня признаков слабости, и я не собирался их выказывать, хотя время странно плыло и растягивалось в сладковатом запахе исходящем от стоящей на столе ароматической свечи. Специально что ли? А больно как... Всё равно. Я не спрошу об окончании, не посмотрю на часы, пусть даже придётся просидеть тут всю ночь, вспарывая этим пером собственную руку...        — Подойдите сюда, — сказала она наконец.        Собрав раздербаненное времявосприятие, я подумал, что скорее всего прошло несколько часов. Я встал. Правую кисть сильно саднило.        — Дайте руку, — промолвила профессор Амбридж.        Я протянул ей руку. Она взяла ее в свою. Когда она дотронулась до меня толстыми пальцами-обрубками, на которые были надеты уродливые старомодные перстни, я с трудом подавил судорогу.        — Увы, увы, увы, результаты пока скромные, — сказала она, с наигранным сожалением, — Что ж, продолжим завтра вечером, не так ли? Можете идти.        Я, без единого слова, вышел из кабинета. В школе было совершенно безлюдно; глянув из окна на большие часы я увидел, что уже перевалило за полночь. Я медленно двинулся по коридору. Дурман проходил. Моргая и поматывая головой, я всё сильнее её прояснял и... только теперь понял, что вообще только что произошло.        Вздрогнул и остановился, с ужасом уставился на руку. Никаких надрезов. Только вот кожа всюду красная, воспаленная, и кое-где отслаивается. Словно реагент на зельях на неё пролил. Разве она - доказательство? Зная, что отсюда она уже не услышит моих шагов, я бросился бежать. Я точно, помнил, что случилось в кабинете Амбридж. Я отчётливо мог вновь представить перед собой вырезанную надпись... неужели это такой трюк? Неужели это всё её дурманные благовония? Ждёт, как я побегу жаловаться профессору МакГонагалл и выставлю себя ещё большим психом?        Или всё же были порезы? Но почему я тогда не осознал, какую дичь она творит, заставляя писать ученика этим пером? Что это наверняка незаконно... и не смогла бы она меня исключить за то, что я отказался это делать!        Пойму завтра. А сегодня... сейчас главное просто оказаться подальше от её кабинета.