Голос моря

— Но это всё ещё не то, о чём я хотел поговорить. — Не то? — Цинсюань удивлённо захлопал глазами. — О чём же ты тогда хотел поговорить? Тяжело вздохнув, Ши Уду сказал: — Я подумал, что тебе бы следует знать, как я стал пиратом.

***

— Я буду тебя ждать! — Да-да. — Возвращайся скорее! — Ровно через три года вернусь. — Ты должен вернуться. Слышишь, гэ?! Я буду вечность ждать тебя на этом причале, покуда ты не вернёшься! — А-Цин, А-Цин, конечно, я вернусь. Не переживай. Солёный морской ветер щекотал нос, голубое небо светлость, отражаясь в синих волнах, а торговое судно, куда Ши Уду устроился юнгой, должно было вот-вот отчалить. Оставалось меньше палочки благовоний — матросы прощались с женами и детьми, с отцами и матерями. А Ши Уду прощался с братом. Путь предстоял долгий — впервые за всю жизнь Ши Уду будет так далеко от Цинсюаня, впервые он оставит его одного на такой большой срок. — Тебе не о чём волноваться, А-Цин. Я обязательно вернусь. Я же твой гэ. Со мной всё будет хорошо. А вот ты как без меня… Вздохнув, Уду погладил брата по щеке. Такой хрупкий, такой молодой — Цинсюань едва переступил порог детства: год назад девицы из дома удовольствий, которые всегда с охотой присматривала за Цинсюанем (естественно, за плату, благо, небольшую и больше символическую, спасибо очарованию младшего Ши), отказали в этой услуге. Цинсюань был ребёнком, а потому Уду мог оставлять его с девицами на весь день, а под вечер забирать. Но только год назад Цинсюань перестал быть ребёнком — он перешёл порог, и стал юношей. Юношей совсем молодым, неопытным, глупым — только на вид юноша, а в душе всё ещё несмышлёный наивный ребёнок. Правильно ли Уду делает, что оставляет его одного в этом новом для них городе? — Ох, А-Цин, наверное, зря я согласился на эту работу… — Нет, не зря! — топнув ногой, Цинсюань сжал руки в кулаки и затряс им воздухе на уровне своей груди. — Гэ, не зря! Это отличная возможность! Отличный шанс! И карьерный рост возможен! А ещё ты свет повидаешь, разве не здорово?! Отведя взгляд, Уду хмыкнул. Платили, конечно, за работу неплохо, но и не так уж и много. Да и работа обещала быть адской: целями днями гнуть спину, выполняя самые грязные и противные поручения, за которые никто браться не захочет. Да и повидать Уду мир сможет разве что из трюма: едва ли кто-то, кроме капитана и помощников, будет выходить в портах с корабля не для отгрузки товара, а для туристических прогулок. — Здорово-то здорово, А-Цин, но как же ты?.. — А я уже взрослый, я сам всё смогу! Задрав нос, Цинсюань упёр руки в бока и горделиво выпятил грудь, но заметив, как Уду смешливо смотрит на него, рассмеялся и игриво повел одним плечом, потом другим, словно танцевал. — Не переживай, гэ, я уже нашёл себе работу. С проживанием! — Да-да, — Уду прикрыл глаза. — Прости, что я не сходил и не проверил, всё ли там нормально. — Всё нормально, не переживай! — И всё же, если у тебя хотя бы сомнения появятся, то не жди доказательств. Просто сразу уходи. Хорошо? — Знаю, знаю, знаю, — словно от назойливой мухи, Цинсюань отмахнулся от слов брата. — Нет, А-Цин, послушай! — Уду резко схватил брата за плечи и встряхнул, чтобы сбить с него всю эту весёлую мишуру. — Послушай меня внимательно. Ты ещё совсем юный. Тебя могут продать в рабство или в дом удовольствия. Тебя могут продать на органы — не только магических тварей разбирают по кусочкам, людей тоже разбирают, помни об этом! Да тебя просто могут поймать в переулке ночью и ограбить, а чтобы ты не кричал, ударить камнем по голове и всё! Ты понял меня? Округлив глаза, Цинсюань ошеломленно уставился на брата и медленно кивнул головой. — Поэтому, А-Цин, не жди, когда тебе поступит дурное предложение, уходи тогда, когда видишь, что другим делают такое предложение или тебе делают намёки. Будь внимательным. Думай наперёд. Понял? — Понял, гэ, понял, — Цинсюань кивнул головой. Несколько секунд Уду пристально смотрел на брата, а потом повержено выдохнул, прикрыв глаза. — Когда я вернусь, покажешь мне свою таверну, где ты официантом устроился, хорошо? Естественно, если будешь там работать. И да, вот что ещё: как раз на случай неожиданного ухода с работы, всегда держи небольшую денежную сумму на чёрный день. Понял? — Конечно, покажу, и да, конечно, буду копить деньги, не переживай, — Цинсюань кивнул и мягко улыбнулся. — Ты только вернись ко мне, хорошо? — Вернусь. Как бы Цинсюань не пытался храбриться, но ему всё равно было страшно. Страшно оставаться в этом огромном враждебном и жестоком мире совсем одному. Страшно было не год прожить без брата, страшно было потерять его в синем море и больше никогда не увидеть. Губы у Цинсюаня дрогнули, и он закусил нижнюю до крови, лишь бы не расплакаться. Не сейчас, не перед гэ. Этот момент должен остаться в их памяти светлым и счастливым, а не полным горечи и слёз. — П-правда? — невольно вырвалось из Цинсюаня. — Правда-правда, — от Уду не скрылось, как его брат намеренно ерошился, но он делал вид, что не замечает, что глаза у Цинсюаня на мокром месте. Всё же Цинсюаня так старался, Уду не мог разрушить его веру в то, что у него выходит прятать свои эмоции. — Тем более из нас двоих ты не умеешь плавать, а не я, — хмыкнул Уду и похлопал брата по плечу. — Так что в крайнем случае я просто доплыву до тебя. Похлопав себя по щекам, чтобы собраться, Цинсюань криво улыбнулся и постарался себя развеселить. — Вот так? Младший Ши принялся размахивать то одной рукой, то другой, да топать ногами по земле, подражая плаванию. — Да, да, именно так, — хохотнул Уду. — А когда и ты научишься плавать, то я тебя на свой корабль возьму. — На свой? — глаза у Цинсюаня расширились от удивления. — На свой, — подтвердил Уду и победоносно хмыкнул, словно мечта уже завтра должна была стать реальностью. — А ты что думаешь? Я вечно в юнгах мотаться буду? Ну уж нет, крюк им в глотку! Цинсюань скривился — уж больно неестественно прозвучало это странное морское ругательство, но Уду ведь так старался стать моряком, что Цинсюань не посмел его расстраивать. — Вот увидишь, уже скоро я продвинусь по службе и стану помощником капитана, а там до своего судна рукой подать! Будем торговать! — Тканями и вином! — в восторге подхватил Цинсюань. — Шелковыми тканями, самыми нежными и изысканными, и терпким вином лучшего качества с тонким изящным ароматом! Посмотрев друг на друга, братья разулыбались и дружно засмеялись. Помечтать они любили — это придавало им веру в лучшее, ставило цели на будущее, помогало переживать невзгоды и тяготы и идти в следующий день, чтобы добиться своих целей. — Да, А-Цин, всё именно так и будет. Просто дождись моего возвращения. — Время, время! — послышался крик с корабля. — Отчаливаем! Уду обернулся, чтобы посмотреть, кто кричал, но так и не увидел, ведь Цинсюань набросился на него с крепкими объятиями. — Дождусь. Обязательно дождусь, — прошептал он, пряча лицо на груди брата. Погладив Цинсюань по голове, Уду оставил невесомый поцелуй на его кудрявых волосах. — Пора. — Угу. Но Цинсюань не выпустил брата из кольца рук: лишь глаза зажмурил и уткнулся носом в плечо Уду. — Я буду передавать тебе письма. — Угу. Вздохнув, Уду невесомо чмокнул Цинсюаня в макушку. — Мне пора, А-Цин. — Угу. Лишь сейчас Цинсюань послушно отстранился: он остался на земле, а Уду поднялся на борт. — Попутного вам ветра! — крикнул Цинсюань, когда корабль поднял паруса. Цинсюаню ничего не осталось, как смотреть на удаляющийся корабль брата, которому было суждено уже скоро стать пиратом.

***

— А-Цин, помнишь тот день? — Конечно, помою, гэ. А что? — Я ведь на торговое судно поднимался. Помнишь? Цинсюань нахмурился, потёр виски, жмурясь. — Да, торговое. Точно, торговое! Помню, там флаг ещё был: судно-то принадлежало какому-то родовитому богачу с семейный гербом! — Вот, — Уду кивнул. — Так что, А-Цин, я никогда тебе не врал. Я действительно был юнгой, я действительно хотел стать моряком и капитаном. Но никогда не думал, что стану капитаном пиратского судна.

***

Работа действительно оказалось адской. Адски тяжёлой. Каждый день ложился спать Ши Уду далеко за полночь, а вставал ещё до первых лучей солнца. Каждый день в его обязанности входило следить за чистотой и порядком: блеск палубы и камбуза был на его совести, а если в трюме находили крысу, то побивали за это его — его промах! Но на этом его беды не заканчивались. Всякий моряк на судне был по званию выше, чем он, а потому каждый не без удовольствия помыкал им, иногда просто сваливая на него свою работу, а иногда откровенно издеваясь. Но как бы тяжело не было, Ши Уду трудился в поте лица: он собирался заработать денег и вернутся к брату, а дальше — а дальше, что будет, то и будет. Может, он уйдет на другой корабль, может, останется, а может и вовсе больше в море никогда не сунется, хотя соленый воздух ему приходился по душе, а плеск волн рождал в его груди чувство восторга — нигде и никогда Ши Уду не чувствовал себя таким свободным, как в тихие тёмные утренние часы на палубе, когда между своими делами он находил миг, чтобы остановиться и посмотреть на горизонт. Но судно их оказалось неудачливым. На четвертый месяц плавания на их корабль напали пираты — гроза морей, пират по прозвищу Преподобный Пустых Слов. Товары были забраны пиратами, торговое судно безжалостно потоплено со всеми убитыми моряками, в том числе — и капитаном. От него осталась лишь шляпа, старая треуголка, которую Ши Уду крепко держал в руках, стоя в рядах пленных: тех, что выжили во время боя, забрали на борт «Преподобного». — Кто не хочет стать кормом для рыбы — кто хочет всю жизнь праздновать и творить лишь то, что вздумается? Лихой ветер да буйное море — вот наши судья, вот наши наставники! Кто желает присоединиться к моей команде, шаг вперёд. Пустослов оказался весьма уродливым человеком — и довольно старым, но при этом сноровки ни в движениях, ни в речах не потерял. Лить в уши он умел, потому его так и прозвали: ещё в самом начале своего пиратского пути, заработав себе имя льстивыми обманчивыми речами, он так с ним и не расстался. Пленные стояли в ряд, не шевелились. Никто из них не собирался марать своё честное имя — каждый из них желал умереть с гордо поднятой головой, а не жить, пресмыкаясь. Однако… Ши Уду был единственным, кто шагнул вперёд. Он ведь обещал вернуться брату. Цинсюань его ждёт. — Что ж, — на лице Пустослова появилась широкая улыбка, и Уду больших сил стоило не поморщиться, увидев ряд кривых гнилых зубов. — Юнец, ты принят. Остальных — за борт. Хай Фэй, этот лопух теперь твоя ответственность. Взгляд Уду, вовсе не испуганный загнанной в угол жертвы, а хищного зверя, начавшего свою охоту, горел ненавистью. Он отомстит. Отомстить за семью. Отомстит и за всех тех своих товарищей, которые сейчас летели за борт с криками проклятий и тонули в морской пучине, находя там своей последний приют. Отомстит за нищее детство брата, выросшего на улице и не помнящего родителей, отомстит и за себя — за свой позор, которому он подвергается, становясь подчинённым Пустослова. Ши Уду обязательно воздаст сполна Пустослову: надо лишь немногие выждать, чтобы поймать подходящий момент. Надо лишь немного пресмыкаться сейчас, чтобы потом насладиться кровавым пиром мести. — Эй, как тебя зовут? Молодой человек, высокий и худощавый, с широкой и беззаботной улыбкой, чем-то напоминающей улыбку Цинсюаня, но только без капли невинности в глазах, подошёл к Ши Уду, поправив доули на голове. — Добро пожаловать на судно.

***

— То есть ты пошёл подчинённым к этому гнусному пирату?! — в возмущении воскликнул Цинсюань. — Н-н-но ведь он… — Да, пошёл, — Ши Уду виновато отвёл взгляд. — А-Цин, сейчас послушай меня внимательно и не перебивай. Я знаю, что Пустослов стал причиной, из-за которой мы всё потеряли. И именно поэтому я должен был пойти к нему в подчинённые. Цинсюань растерянно захлопал глазами. Скинув обувь, он закинул ноги на кровать и сел в позу лотоса. — Гэ, я не понимаю. Мне кажется, одно противоречит другому. Ши Уду покачал головой. — А-Цин, если бы я не шагнул вперёд тогда, я бы умер. Если бы я умер, то я бы не смог отомстить Пустослову за семью: за родителей, за себя, за тебя. За всё. Понимаешь? Нахмурившись, Цинсюань старательно пытался уловить логику брата — с трудом, но у него получалось, хотя всё его существо сопротивлялось выводам, которые делал Ши Уду. Цинсюань молчаливо, сосредоточенно кивнул. — Если бы я тогда погиб, то Пустослов бы одержал над нами победу. Я не мог этого допустить. К тому же, — Уду пожал плечами, — это был отличный шанс, чтобы разузнать про него побольше. Я хотел собрать информацию, а потом сбежать — на корабле, который сможет отбиться от «Преподобного» или в первом попавшемся порту. Но, так уж сложилось, Пустослов так сладко и так долго водоросли всем на уши вешал, что в итоге это стало играть против него. Команда у него была гнусная, несплочённая: все друг друга во всём подозревали, никто никому не доверял. А Пустослову — в особенности. Никто не верил ему. А мне — поверили. Так что мне не составило труда собрать вокруг себя группу мятежников и поднять бунт… — …а потом ты убил Пустослова, вздёрнув его тело на крюке, — припоминая рассказ Хай Фэя о кончине прошлого капитана, сказал Цинсюань. — И его тело обгладывали птицы… или рыбы? — Да, — растерянно сказал Уду. — А потом ты стал постепенно избавляться от старой команды и набирать новую, — добавил Цинсюань. Уду молчал, лишь губы поджал. — Откуда ты знаешь? — Хай Фэй рассказал, — Цинсюань беззаботно пожал плечами, хотя его в дрожь бросало от мысли, каким безжалостным может быть брат. — Вот негодный болтун, — фыркнул Уду. Пусть Хай Фэй когда-то и был тем, кто отвечал за него, однако Уду никогда с ним не сближался, а потому не ощущал никакой неловкости, когда уже не Хай Фэй отдавал ему приказы, а Уду — Хай Фэю. Только вот сейчас, когда этот вечный юнга погиб от поцелуя сирены, на сердце Уду стало печально: во многом он смог так быстро осуществить свою месть благодаря болтливости Хай Фэя, который, не подозревая того, своими словами приближал кончину Пустослова. — Значит… — Цинсюань опустил взгляд и принялся выводить пальцем понятные только ему одному узоры на кровати, — …ты из-за желания мести стал пиратом? — Не только, — Уду ласково накрыл ладонью руку Цинсюаня, стирая его невидимые рисунки. — Ещё я обещал вернуться к тебе. Цинсюань вздрогнул, остолбенело смотря на брата. — Из-за меня? — Я не мог нарушить слово. Цинсюань сглотнул, а Уду крепко сжал его ладонь в своей. — Ты разочарован во мне? Ты злишься? Я знаю, я не смог стать примерным гэ, и вовсе не пирата ты хотел бы в старшие братья, но… так сложилось. Цинсюань дёрнулся и энергично закачал головой. — Нет, вовсе нет! Я не разочарован, и я не злюсь! Я… я просто рад, что ты у меня есть! Этого уже достаточно! Улыбнувшись, Уду поманил Цинсюань к себя, который с удовольствием прильнул к брату, осторожно его обнимая. Братья сидели, неподвижные и молчаливые, и обнимали друг друга — держались друг за друга, цеплялись, хватались, ведь ничего более ценного, чем их братские узы, для них не существовало. — Прости, — первым нарушил тишину Цинсюань. — Я наговорил тебе много ужасных слов, не зная всей ситуации. Прости. Уду прижался щекой к макушке брата и прикрыл глаза: — Забудь. Это в прошлом. Это ты меня прости, что так всё получилось. Тихо хохотнув, Цинсюань пробормотал: — Не надо извинений: вроде бы всё не так уж и плохо… не считая трупов. — Кстати, говоря о трупах: те моряки… — Гэ, — предостерегающе сказал Цинсюань. Но Уду продолжил: — …которых ты пытался спасти… — Гэ, не надо, — мрачно изрёк Цинсюань, но Уду не послушал: — …я их правда отправил за борт, но не убивал. — Гэ… — Цинсюань уже хотел возмутиться, да только когда смысл сказанных братом слов дошёл до него, то юноша подскочил на месте, ударив макушкой по щеке брата. — Что?! Как это — не убивал?! — Не убивал, — повторил Уду. — Я высадил их всех в лодку, отдал им пресную воду с их корабля и часть еды, и оставил. Несколько недель они точно протянут, а там уж их кто-нибудь подберёт. — Н-н-но… — пробормотал Цинсюань, круглыми от удивления глазами смотря на брата. — Зачем же ты их так пугал смертью? — Понимаешь, А-Цин, только те, кто при своих товарищах готовы спасать свои жизни, пусть даже показавшись трусами и предателями в их глазах, настоящие смельчаки. И именно такие мне и нужны. Отчаянные. Поэтому я никому лично не предлагаю тихо в сторонке присоединиться к экипажу — я предлагаю всегда вот так публично, ища своих смельчаков. — Вот оно что… — пробормотал Цинсюань. — Ох, гэ, а ты невероятно хитёр! Вновь прильнул к брату, Цинсюань крепко его обнял. — Я так рад, что ты не убиваешь торговцев. Спасибо! — Глупости, — отмахнулся Уду, поглаживая не раненной ладонью брата по спине. — Это всё глупости, А-Цин. Я ведь из семьи торговца — да и весь экипаж тоже раньше были торговцами. Разве можем мы убивать тех, кем сами когда-то были? — Действительно, — прикрыв глаза, Цинсюань улыбнулся, всё ещё прижимаясь к брату с объятиями. — Но я всё же убиваю, — голос у Уду стал мрачным, серьёзным. Если уж говорить с братом, то совершенно честно. А потому Уду не мог умолчать о том, что он всё же является убийцей. — Иногда. Во время захвата кораблей. Так выходит. Приходиться иногда убивать, чтобы самому выжить. — Это ничего, — Цинсюань уткнулся носом в грудь брата. — Это ничего. Теперь мы оба пираты, теперь между нами нет секретов и… больше не будет. Теперь мы начнем новую пиратскую жизнь, без утаек, и теперь всё будет хорошо, да? Чуть отстранившись, Цинсюань поднял взгляд на брата: в его светлых глазах плескались искры надежды. Мягко улыбнувшись, Уду заправил прядь непослушных кудрявых волос за ухо Цинсюаню. — Да, теперь всё будет хорошо. Мы постараемся приложить все усилия, чтобы в нашей новой жизни всё было хорошо.