По ком Смерть никогда не плакала

      3 сентября 1989       — Паршивец! Вон из моего дома! — истошно верещала побелевшая от ярости Петунья Дурсль, стоя посреди гостиной. — Убирайся сейчас же, неблагодарное отродье! И не возвращайся, пока не осознаешь своё место!       Входная дверь дома №4 по Тисовой улице с грохотом распахнулась, и Вернон Дурсль под аккомпанемент пронзительных воплей жены сначала отвесил виновнику её истерики сильную оплеуху, а затем силой выволок за калитку тощего мальчишку, напоследок проорав ему прямо в ухо:       — Дармоед! Глаза мои чтоб тебя больше не видели!       После чего мужчина запер калитку, тяжёлой походкой вернулся в свою обитель и захлопнул за собой дверь. В тот же миг крики смолкли, и Литтл-Уингинг вновь погрузился в привычную для воскресного утра тишину. Мальчику, оставшемуся в одиночестве посреди улицы, она показалась оглушительной, особенно по сравнению с громкими голосами родственников, от которых у него всё ещё немного звенело в ушах.       С трудом подавив желание заплакать, он поправил болтавшийся на нём, как на вешалке, растянутый свитер, отряхнул пыль со старых штанов, протёр свои огромные очки-велосипеды, после чего, вновь водрузив их себе на нос, печально вздохнул и пошёл прочь от дома.       За восемь лет жизни с дядей и тётей Гарри Поттер чётко уяснил для себя один важный момент: просить прощения стоит после того, как родственники немного остынут, тогда можно будет отделаться лишением еды или запиранием в чулане. Иначе могут и побить.       Гарри был сиротой, оставленным на попечение своей тёти Петуньи, родной сестры его матери. Тётушка никогда не любила племянника: кормила его объедками со стола, нагружала непосильной для ребёнка работой и держала в чулане под лестницей, где хранились швабры. При этом она постоянно говорила ему, что он должен быть безмерно благодарен ей и её мужу, Вернону, за то, что они приютили его после того, как его родители, «непутёвые алкоголики», погибли в автокатастрофе. Свою нелюбовь к родителям мальчика тётя с удовольствием переносила на своего племянника.       Но всё же основной причиной для ненависти Петуньи к племяннику была его так называемая «ненормальность». Иногда Гарри мог силой мысли притягивать к себе объекты, не прикасаясь к ним, несколько раз при нём столовые приборы превращались в змей и пауков, а его волосы после стрижки неизменно возвращались к стандартному для них состоянию вороньего гнезда, какие бы усилия ни прикладывали парикмахеры или даже сама Петунья… Имели место и другие странные случаи. Для Дурслей, являвшихся образцом нормальной семьи и чрезвычайно гордившихся этим фактом, подобная ненормальность Гарри была бельмом на глазу.       В итоге, сколько мальчик себя помнил, он никогда не получал никаких подарков, ласки или похвалы и вечно был на побегушках у семьи своей тётки: готовил завтрак, делал уборку, ухаживал за садом, красил забор и гараж, мыл машину, отрабатывая своё право на жизнь в их доме и периодически получая тумаки и словесные оскорбления, в основном за неправильно выполненную работу.       Сегодняшний скандал разгорелся из-за того, что Гарри, готовя завтрак, умудрился спалить бекон. Он прекрасно понимал, что тётя рассердилась весьма оправданно, но что он мог сделать, если уже которую ночь совершенно не высыпался из-за постоянных кошмаров? Пожаловаться на своё состояние мальчик не мог, так как его слова в доме Дурслей не имели никакого веса, а жалобы попросту игнорировались, однако от недосыпа удерживать концентрацию день ото дня становилось всё труднее, и как итог — сегодняшнее происшествие…       Да, он спалил бекон, но разве за такую оплошность обязательно было выгонять его на улицу? Обычно всё бы ограничилось голодовкой, но по каким-то причинам именно сегодня его выставили за дверь… И ведь даже куртку взять не дали, хотя на дворе начало сентября, и ветер, хоть и лёгкий, но всё же пронизывает до самых костей…       От несправедливости такого отношения Гарри снова захотелось плакать, но он сдержался. За слёзы ему тоже часто попадало.       Мальчик понуро брёл по улице, погрузившись в свои невесёлые размышления. Почти дойдя до парка, Гарри резко очнулся и напряженно замер, заметив, что дорогу ему перегородила группа мальчишек почти на голову выше и в полтора раза крупнее его. Возглавлял группу его кузен Дадли, толстый и донельзя противный белобрысый мальчик, ужасно разбалованный и ни разу в жизни не делавший никакой работы, в отличие от самого Гарри.       Дадли гаденько ухмыльнулся, предвкушая отличное утреннее развлечение в виде травли собственного двоюродного братца, и с презрением поинтересовался:       — Что, Потти, выгнали тебя наконец? Придуркам не место в нашем доме! Как думаете, ребята, — сказал он всё с той же ухмылкой, обращаясь к своим товарищам, — стоит ли нам преподать ему ещё один урок?       Гарри нервно сглотнул и непроизвольно отступил назад, инстинктивно понимая, что сейчас кузен со своей бандой снова его побьёт. Он никогда не упускал возможности поколотить его. Дадли вообще рос жестоким и не знающим границ, так как родители, души в нём не чая, потакали любым его капризам.       Действия Гарри подействовали на кузена, как красная тряпка на быка. Мальчишка громко скомандовал:       — Начинаем «охоту на Гарри»!       И ребята всем скопом кинулись на свою жертву. Тот, в свою очередь, бросился бежать.       Да, Гарри прекрасно понимал, что сильно уступает им в физической силе и выносливости, и что вряд ли сумеет уйти от противников достаточно далеко, но при этом ясно чувствовал, что обязан хотя бы попытаться избежать очередной драки. Он отчаянно не хотел сдаваться на милость шайке кузена, зная, что ни о какой милости и речи быть не может. Его снова изобьют с особой жестокостью. И раз так, то он должен хотя бы попробовать оказать сопротивление, чтобы хоть немного облегчить страдания собственной гордости, вернее тех её остатков, которые не позволяли ему терпеть унижения от сверстников без боя.       Свернув на соседнюю улицу, Гарри в отчаянии оглянулся на своих преследователей, с гиканьем и улюлюканьем нагонявших его, несмотря на все силы, которые он вкладывал в бег, и из последних сил мысленно крикнул «Пожалуйста, помогите!», совершенно не рассчитывая на то, что кто-то откликнется на зов. Никто никогда не откликался на его зов.       Он не заметил, как врезался в другого человека.

***

      Прохожий пошатнулся и сделал полшага назад, чтобы удержать равновесие, параллельно удерживая за плечи впечатавшегося в него мальчика. Дадли вместе со своей шайкой выбежал из-за поворота на полсекунды позже и тут же замер, посмеиваясь над неловкостью своего кузена, не решаясь довести начатое до конца при посторонних, а Гарри, слегка ошарашенный, поднял глаза на своего невольного спасителя.       Им оказалась красивая девушка лет на десять старше самого Гарри. На ней было длинное чёрное пальто с высоким воротником и серый вязаный шарф. Её тёмно-каштановые волосы мягкими волнами спускались до середины спины, длинная чёлка была аккуратно заправлена за левое ухо. По каким-то непонятным причинам мальчик не стал смотреть незнакомке в лицо, словно какой-то дремучий инстинкт говорил ему не делать этого без её чётко выраженного разрешения.       Девушка окинула беглым взглядом глумливо хихикающих чуть поодаль мальчишек, затем изучающе посмотрела на Гарри, которого всё ещё придерживала за плечи, как бы оценивая сложившуюся ситуацию. Заметив на щеке мальчика свежий след от удара и отметив то, как он напряженно дёргался от смешков других, она едва заметно нахмурилась. Затем сделала полшага вперёд так, чтобы оказаться между хулиганами и их жертвой, и чётко проговорила, глядя на стайку детей:       — Брысь отсюда, малолетние болваны. Чем быстрее, тем лучше.       Дадли, явно не ожидавший, что случайная прохожая станет защищать его придурковатого кузена, мгновенно взбесился от строго тона незнакомки и завопил под стать своим родителям, кричавшим на своего племянника сегодня утром:       — Да кто ты такая, чтобы указывать! Иди, куда шла, тётя, тебя это всё не касается!       Мальчишки согласно загомонили, поддерживая своего лидера, и воинственно начали наступление на неизвестную, закрывавшую от них их добычу, полагая, что, даже если она старше, чем они, ей не справиться, если вся шайка набросится разом, а нажаловаться их родителям она не сможет, так как вряд ли является одной из местных жителей. Ей просто не поверят.       Видя действия детей, девушка саркастично усмехнулась, после чего добавила уже жёстче, выделяя каждое слово:       — Я. Сказала. Пошли. Вон. Отсюда.       Мальчишек обдало резким порывом ледяного ветра. На секунду они замерли, как истуканы, а затем с диким визгом и перекошенными от ужаса лицами разбежались кто куда, оставив своих «жертв» стоять посреди улицы в одиночестве.       Гарри, всё это время наблюдавший за происходящим из-за спины девушки, тихо пробормотал:       — Спасибо.       Он чётко осознавал, что если бы она сейчас не заступилась за него, то кузен со своей бандой точно бы его побил, а получать второй раз за утро ему категорически не хотелось. В ответ на его благодарность незнакомка обернулась и, посмотрев мальчику в лицо, слегка наклонила голову:       — Не за что.       То, что она посмотрела прямо на него, Гарри счёл разрешением смотреть в ответ, и наконец поднял взгляд на лицо спасительницы.       Мягкие черты, красивые, как у древнегреческих статуй, которые мальчик несколько раз видел по телевизору, когда тётя Петунья пыталась приобщиться к высокой культуре через просмотры документальных фильмов об искусстве, несли на себе отпечаток задумчивости и печали. Такие же следы Гарри иногда замечал на лице соседки Дурслей, миссис Фигг, полусумасшедшей старухи, жившей в окружении несметного количества кошек, на попечении которой родственники оставляли племянника, уезжая на выходные в Лондон или куда-нибудь ещё.       Гарри подумал, что, наверное, эта девушка повидала много грустных вещей за свою жизнь, и ему невольно захотелось чем-нибудь её утешить, но он не знал, что может сделать.       Разглядывая лицо девушки, он случайно посмотрел ей прямо в глаза. По цвету они напоминали утренний туман в пасмурную погоду, а их взгляд словно препарировал душу, тщательно разглядывая все потаённые мысли и желания. От такого внимательного взора Гарри потупился и чуть отпрянул.       Заметив его реакцию, незнакомка только насмешливо хмыкнула, но не сказала ни слова, продолжая пристально разглядывать ребёнка, стоявшего перед ней.       Через какое-то время Гарри решил прервать затянувшееся молчание, которое в смеси с тишиной улицы уже начинало действовать ему на нервы, и вежливо, но очень тихо и неуверенно спросил:       — Эм, мисс… А что вы сделали?       Почему-то он был абсолютно уверен в том, что именно незнакомка была причиной появления ветра, прогнавшего шайку его кузена, и этот факт казался ему намного волшебнее всех тех странностей, которые происходили вокруг него самого. В том, что эти странности как-то связаны с магией, Гарри, несмотря на слова тёти и дяди, вопивших о его ненормальности и психических отклонениях, ни капли не сомневался.       Девушка, услышав вопрос, резко оторвалась от каких-то своих размышлений и удивлённо вскинула брови:       — Сделала? В каком смысле? — и через секунду, поняв, о чём идёт речь, протянула, — А, ты о тех паршивцах…       Она небрежно махнула рукой:       — Так, ничего особенного. Просто показала им на секундочку их самый сокровенный кошмар. Они этого даже не вспомнят, не о чем беспокоиться.       Какое-то время незнакомка продолжала рассматривать Гарри, а затем вдруг спросила серьёзно:       — Как тебя зовут, мальчик?       — Гарри. Гарри Поттер, — ответил он, и тут же протянул руку, вспоминая, как дядя Вернон приветствует некоторых своих гостей, — Приятно познакомиться, мисс.       — Взаимно, Гарри Поттер, — кивнула она, совершенно серьёзно ответив на предложенное рукопожатие, — Меня зовут Хейзел. Можешь обращаться на «ты».       Задумчиво прищурившись, девушка оглядела пустую улицу, и добавила, снова повернувшись к своему юному собеседнику:       — Я думаю, нам с тобой не помешает немного поговорить.       Гарри удивлённо распахнул глаза: с ним редко добровольно выражали желание поговорить. Мальчик счёл, что отказывать спасительнице в разговоре будет невежливо, так что согласно кивнул.       Девушка, представившаяся как Хейзел, видимо, удовлетворившись таким ответом, развернулась и неспешным, но довольно широким шагом двинулась в сторону ближайшего парка, едва заметно махнув своему юному спутнику рукой, чтобы он следовал за ней. Гарри удивился тому, как уверенно она передвигается в чужом районе, но ничего не сказал и торопливо зашагал следом, чтобы её нагнать.

***

      Придя в парк, Гарри и Хейзел устроились на одной из скамеек. Со стороны они смотрелись довольно странно: высокая со вкусом одетая девушка, излучающая ауру, наводящую на мысли о высшей аристократии, и тощий мальчик, болезненно бледный, весь потрёпанный, взъерошенный и одетый в какие-то обноски, которые явно были ему велики, да ещё и без куртки, несмотря на осеннюю прохладу. Случайному наблюдателю эта пара могла бы напомнить то, как детей из бедных приютов посещают состоятельные спонсоры.       Подсознательно Гарри ощущал некоторую абсурдность такого соседства, поэтому беспрестанно ёрзал от неловкости, хотя никаких свидетелей не наблюдалось. Саму же Хейзел ситуация, судя по всему, ни капли не смущала. Она сидела с ровной спиной, слегка откинувшись на спинку скамьи, скрестив ноги и сложив руки на коленях, и с философским видом рассматривала окружающую их обоих природу, время от времени задерживая задумчивый взгляд то на редких желтеющих листьях в кронах деревьев, то на пыли, гонимой ветром вдоль дорожек парка, то на ярко-голубом сентябрьском небе без единого облачка.       Какое-то время Гарри сохранял молчание, ожидая, когда его новая знакомая начнёт разговор, однако от очередного порыва холодного ветра он поёжился и чихнул. Отсутствие верхней одежды всё же брало своё.       Хейзел резко обернулась на звук и как-то растерянно посмотрела на мальчика, словно не помня, откуда он тут взялся. Встрепенувшись, она отогнала свою задумчивость и со вздохом обхватила хрупкое детское запястье своими тонкими пальцами. Гарри тут же ощутил, как по венам разливается ласковое тепло, согревая всё тело, и не сдержал удовлетворённого выдоха, но в то же время почувствовал, как пальцы девушки, держащие его руку, стали обжигающе холодными. Он поднял на неё недоуменный взгляд, но в ответ она лишь разжала хватку и сказала:       — Делиться проще, чем делать заново. Да и со стороны внимания привлекает меньше.       Смысла её слов Гарри не уловил, так что решил просто согласно кивнуть. Немного помолчав, он нерешительно окликнул вновь задумавшуюся девушку:       — Ммм… Хейзел? О чём Вы… ты хотела поговорить?       Вместо ответа Хейзел одарила ребёнка очередным пристальным взглядом, который он, к своей гордости, на этот раз выдержал. Затем она прищурилась и, едва заметно качнув головой, вкрадчиво проговорила:       — Не я, а ты.       — Я? — мальчик очень удивился. — О чём?       — Мало ли, — неопределённо пожала плечами собеседница. — Может, о родственниках. О тех балбесах, от которых ты бежал. О своих снах. О странностях, окружающих тебя. О твоих родителях, в конце-то концов… Много вариантов. Тебе лучше знать.       Гарри подумал, что ему, наверное, стоило бы испугаться постороннего человека, с которым он познакомился хорошо если час назад, с ходу перечислившего все самые волнующие его проблемы, о которых сам мальчик никому никогда не рассказывал, да к тому же спокойно упомянувшего его родителей… Но страха почему-то не было.       Наоборот, он почувствовал, что их с Хейзел что-то связывает, что она не случайно появилась сегодня за поворотом и спасла его от банды кузена, а откликнулась на его мысленный крик о помощи… И это таинственное ощущение породило в душе замкнутого, забитого, затравленного, ужасно одинокого сироты удивительное доверие к девушке и крепкую уверенность в том, что она не предаст. Что она тоже ощущает эту загадочную связь, и потому никогда не предаст.       Он рассказал Хейзел абсолютно всё. Говорил о Дурслях, об их пренебрежении и жестокости, об оскорблениях в адрес его и родителей, о побоях за малейший намёк на провинность, о жизни в чулане, о преследованиях Дадли и его шайки, о травле в школе… О своих странностях, которые кажутся ему волшебством. О разговорах со змеями в саду. О странных кошмарах со вспышками зелёного света и ледяным хохотом. О том, что ему рассказали о родителях родственники, и о том, что сам он не верит в эту «автокатастрофу», о том, что иногда ему снится весёлая женщина, обнимающая его, напевая какую-то колыбельную… О тоске по семье, об одиночестве… И о невероятно сильном желании уехать из скучного Литтл-Уингинга, чтобы кто-нибудь забрал его из дома №4 по Тисовой улице и увёз далеко-далеко…       Гарри всё говорил и говорил, ничего не скрывая. Впервые за восемь лет своей жизни мальчик по имени Гарри Поттер откровенно разговаривал с другим человеком. Хейзел слушала его внимательно, не прерывая, словно позволяя выложить всё, что беспокоит несчастную детскую душу. Когда он закончил рассказ, солнце стояло в зените, что ничуть не прогревало осенний ветер, но Гарри не было холодно, ничуть. Его по-прежнему грела та таинственная теплота, передавшаяся ему от Хейзел. Выговорившись, мальчик почувствовал, что ему стало легче. Словно с плеч неожиданно сняли тяжесть, к которой он уже успел привыкнуть, и оттого обычно не замечал.       Гарри поднял взгляд на свою слушательницу, ожидая реакции. Лицо девушки было абсолютно бесстрастно, но мальчик заметил, что её пальцы судорожно сжимали ткань пальто, а в глазах плескалась тяжёлым свинцово-серым океаном едва сдерживаемая ярость. На ребёнка она не смотрела, видимо, чтобы не пугать. Прикрыв глаза, она медленно выдохнула, заставляя себя успокоиться, после чего тихо-тихо прошептала, вкладывая при этом в каждое слово тонны холодной стали:       — Альбус. Персиваль. Вульфрик. Брайан. Дамблдор. Клянусь, ты за это ответишь.       — Кто такой Альбус… Думбльдор? — неуверенно полюбопытствовал мальчик. Он не знал, о ком она говорит, но по её голосу почувствовал, что она на него невероятно зла, причём, как ни странно, из-за Гарри. Ему даже стало немного жаль этого неизвестного человека, но он подумал, что раз Хейзел на него сердится, то он это заслужил: девушка не выглядела как кто-то, кто мог бы злиться без причины. А оттого, что причина была связана с ним самим, мальчик ощутил какое-то незнакомое, щемящее, но приятное чувство в душе. Впервые в жизни Гарри кто-то злился не «на него», а «из-за него». Волновался за него.       — Дамблдор, — на автомате поправила Хейзел. — Человек, который своими «благими намерениями» вымостил мне дорогу в Ад… Впрочем, это сейчас не имеет значения.       Девушка достала из кармана своего пальто старинные часы на цепочке, судя по тусклому блеску, латунные, и посмотрела на время. Вздохнув, она торопливо поднялась со скамейки и, развернувшись к Гарри, присела прямо перед ним на корточки так, чтобы их лица находились на одном уровне. Сумрачно-серые глаза Хейзел смотрели прямо в изумрудно-зелёные глаза мальчика.       — Послушай меня, пожалуйста, очень внимательно, Гарри Поттер, — сказала она негромко. В её взгляде читалось сожаление и грусть напополам… с нежностью. От такого взгляда Гарри растерялся. Хейзел тем временем продолжила:       — Прямо сейчас я не могу тебе помочь. Ничем. Мне нужно сделать кое-что очень важное и подготовить всё заранее… Если бы я всё сделала раньше… — девушка резко мотнула головой, отгоняя лишние мысли, — Нет, раньше нельзя было, никак. Я объясню тебе всё позже, обещаю. А пока что я хочу попросить тебя об одной важной вещи. Ты должен подождать ещё какое-то время. Не сбегать от этих… людей. Подождать. Потерпеть.       Заметив, что с каждым её словом мальчик всё больше мрачнеет, она заговорила чуть быстрее и серьёзнее:       — Понимаю, что поступаю нечестно по отношению к тебе, сначала вынудив раскрыться, а теперь бросая так, но я прошу тебя понять: ситуация слишком сложна, чтобы в ней разобраться одним махом. Чтобы всё решилось благополучно, тебе нужно ещё немного потерпеть жизнь у родственников… Взамен я обещаю: всё кончится так быстро, как это только возможно. Понимаешь? Всё это закончится. Пообещай ничего не предпринимать самостоятельно и никому не говори о нашей встрече. Те мальчишки ничего о сегодняшнем происшествии не помнят, так что дело только за тобой. Никто не должен знать, что ты видел меня, что мы говорили… Ты справишься?       Гарри посмотрел на неё, недоверчиво прищурившись, но та суровая тяжесть, та серьёзность, с которой девушка говорила, заставили его поверить в правдивость её слов. И потом, что он теряет? Он не мог ожидать, что кто-то посторонний спасёт его от хулиганов, поделится своим теплом и выслушает его душевные терзания… Просить о большем было бы самонадеянно, а молчание не являлось в глазах мальчика большой ценой за, пусть и временное, но всё же облегчение, которое ему принесла Хейзел. Тем более, что рассказать о сегодняшней встрече ему некому. Не Дурслям же всё это выкладывать?       А что до побега… А куда он пойдёт? Кому нужен сирота, вокруг которого то и дело происходят странные вещи?       С грустной улыбкой Гарри кивнул девушке:       — Хорошо. Я не убегу и никому не расскажу о тебе.       Хейзел горько усмехнулась и, напоследок сжав пальцы Гарри, поднялась, отряхивая пальто от пыли и поправляя шарф. Затем она развернулась и пошла к выходу из парка. За несколько шагов до ограды она обернулась и сказала:       — Можешь мне не верить. Но я сделаю всё, что в моих силах. Клянусь, — и, немного подумав, с хитрой усмешкой добавила:       — Пусть магия будет мне свидетелем.       Воздух вокруг девушки на долю секунды озарился серебристым сиянием, а затем она, сделав решительный шаг вперёд, с лёгким хлопком исчезла. Шокированный произошедшим Гарри какое-то время сидел на скамейке, сверля взглядом пустое пространство, где секунду назад стояла Хейзел, а потом встряхнулся. Слишком много странных событий для одного утра.       Печально вздохнув, мальчик поднялся с насиженного места и побрёл домой. Возможно, тётя с дядей уже немного остыли, и ему разрешат войти.

***

      4 сентября 1989       С того загадочного воскресного утра и разговора с Хейзел прошло два дня. Отношения Гарри с родственниками по-прежнему были скверные, но он изо всех сил старался не унывать: что-то подсказывало ему, что тот таинственный свет, появившийся вокруг девушки, каким-то образом не позволит ей нарушить своё обещание. А значит, есть надежда на то, что что-то изменится.       В этот день, вернувшись в дом на Тисовой после школы, Гарри до самого вечера занимался уборкой: протирал пыль, чистил ковёр в гостиной и мыл полы. В какой-то момент мальчик, задумавшись, рукоятью швабры случайно сшиб со стоявшего возле дивана столика расписную керамическую вазу. Любимую вазу тёти Петуньи. Та, в свою очередь, с громким звоном разбилась.       На звук с кухни тут же прибежала тётка. Увидев любимую вещь, разбитую на сотню мелких осколков, и стоящего над ней испуганного племянника, она взвыла:       — Моя ваза! Моя любимая ваза!!! ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ, МЕРЗКИЙ МАЛЬЧИШКА?!       — Тётя Петунья, — в панике попытался оправдаться мальчик, — я… Я не специально… Клянусь, не хотел…       На крик жены со стороны коридора прибежал, запыхавшись, только что вернувшийся с работы дядя Вернон:       — Петунья, дорогая, что случилось?       — ЭТОТ ПАРШИВЕЦ УНИЧТОЖИЛ МОЮ ЛЮБИМУЮ ВАЗУ!!! — завопила женщина.       — ТЫ?! — проорал Вернон, мгновенно краснея от ярости. — АХ ТЫ ГАДЁНЫШ! НУ ПОГОДИ, ТЫ У МЕНЯ СЕЙЧАС ПОЛУЧИШЬ!!!       В дверном проёме показалось злорадное лицо Дадли, примчавшегося, заслышав скандал с участием придурковатого Потти, но Гарри не заострял на этом внимания, потому как в данный момент у него была проблема куда серьёзнее — на мальчика надвигался разъярённый дядя, явно настроенный побить паршивого племянника. Опять. В который раз.       Гарри знал, что ему нельзя убегать, иначе наказание будет ещё более суровым. Знал, но не смог сдержать страха и отступил на два шага назад. Заметив попытки ребёнка к бегству, Вернон заорал ещё громче:       — НЕГОДНЫЙ МАЛЬЧИШКА, ТЫ ЕЩЁ СМЕЕШЬ УБЕГАТЬ ОТ НАКАЗАНИЯ?! Я ПРИБЬЮ ТЕБЯ!!!       В ужасе мальчик сделал ещё шаг назад, но резко упал на спину, запнувшись о ковёр. Он не смел отвести взгляда от перекошенного гневом лица дяди. Ему казалось, что тот и правда может в этот раз выполнить свою угрозу и прибить его насмерть. Как клопа. На глаза против воли наворачивались слёзы. Гарри одними губами прошептал, потеряв голос от страха:       — П-пожалуйста… Пожалуйста, не… не надо…       — ЗАТКНИСЬ! — заверещала тётя Петунья. — БУДЕШЬ ЗНАТЬ, КАК ПОРТИТЬ ЧУЖИЕ ВЕЩИ, НЕБЛАГОДАРНЫЙ МЕРЗАВЕЦ!!!       Дядя с силой схватил Гарри за волосы и потянул на себя, занося вторую руку для удара. Внутри у мальчика всё сжалось. В разуме билась одна единственная мысль: «Мама… Мамочка, помоги! Он убьёт меня!»…       И тут всё замерло.       Воздух ощутимо задрожал от напряжения. Из коридора донёсся тихий звук шагов. Кто-то медленно, нарочито медленно, растягивая каждую долю секунды в этом замершем без звука и движения моменте, приближался к гостиной. Инстинкты всех присутствующих так и вопили: опасность!       Шаги тем временем доносились от дверного проёма гостиной. Послышался глухой удар: видимо, неизвестный грубо пихнул стоявшего в проходе неподвижного Дадли. Точно что бы то ни было увидеть Гарри мешал, во-первых, силуэт дяди, перегородивший обзор, а во-вторых — паника, всё ещё сковывавшая сознание.       Неизвестный подошёл вплотную к спине дяди Вернона, и до слуха Гарри донёсся смутно знакомый голос, вкрадчиво, но настойчиво шепчущий в ухо мужчине:       — Сейчас же. Отпустите. Мальчика.       Дядя резко разжал пальцы, которыми удерживал племянника, и мальчик рухнул на пол. Дядя при этом остался неподвижным и по-прежнему не мог произнести ни звука, только в страхе пытался скосить взгляд и посмотреть на источник угрозы.       Из-за спины мужчины вышла Хейзел. В отличие от прошлого раза, на ней не было шарфа, а пальто, хоть и было таким же чёрным, на этот раз было длиннее и имело высокий воротник. В остальном девушка выглядела также, как и два дня назад, во время их с Гарри первой встречи… Вот только лицо было совершенно безэмоциональной маской, а в глазах сверкал арктических холод.       Она смерила презрительным взглядом сначала дядю, потом тётю, а после проговорила бесстрастно, словно вынося приговор:       — Вернон и Петунья Дурсли. Вы — никчёмнейшие из людей. Подумать только, вы, взрослые, сознательные… существа. И вы поддались страху. Поддались зависти. Это. Просто. Отвратительно.       Я знаю, что вам навязали нежеланного ребёнка, но. Вам нет оправдания. Подобному поведению просто не может быть оправдания. Ваше счастье, что я не могу вас испепелить здесь и сейчас.       Закончив свою короткую речь, она бросила взгляд на Гарри, затем развернулась и пошла к выходу, на ходу бросив:       — Поднимайся и иди за мной. Больше тебе здесь делать нечего.       Замешкавшись на секунду, мальчик вскочил на ноги и кинулся следом за девушкой, опасливо покосившись на родственников, замерших, как статуи, с искажёнными злобой и ужасом лицами.       Хейзел двигалась широкими стремительными шагами и остановилась только возле самой калитки. Дождавшись, пока Гарри покинет дом следом за ней, она коротким кивком головы указала ему на место справа от себя. Всё ещё пребывавший слегка не в себе мальчик беспрекословно подчинился, встав возле девушки и замерев. Теперь он позволил себе оглядеться. Ему показалось, что замер не только дом №4, но и вся Тисовая улица: не было слышно ни звука, даже шелеста ветра. Только яркое закатное солнце постепенно опускалось за горизонт.       Тем временем Хейзел с по-прежнему ничего не выражающим лицом вынула из кармана тонкую длинную палочку и, проделав ей несколько лёгких витиеватых взмахов, произнесла что-то похожее на заклинание на отличном от английского языке:       — Vis scire. Vis audire. Vis videre. Vis sentire. (1)       Затем той же палочкой она рассекла себе ладонь и капнула несколько капель на калитку, не прекращая говорить:       — Da virtutem. Nunc hoc mihi magia. Suus mea officium. Obedire. (2)       Напоследок девушка подняла голову и резко вскинула руку с палочкой к небу:       — Sed promissio mea vas. Esse testis. Sic fiat. (3)       Яркое сияние, переливаясь, словно расплавленное золото окутало всю Тисовую улицу, особенно дом №4, но через пару мгновений всё исчезло. Гарри растерянно поморгал, затем настороженно покосился на Хейзел. Та, постояв несколько секунд в прострации, резко встрепенулась и огляделась по сторонам, словно забыв, где находится. Заметив порез на руке, она, нахмурившись, взмахнула палочкой, заставляя его мгновенно затянуться. Затем девушка посмотрела на Гарри. В её глазах больше не было холода, только усталость и лёгкое беспокойство. Она обессиленно одними уголками губ улыбнулась мальчику и, потрепав его свободной рукой по и без того растрёпанным волосам, убрала палочку в карман, после чего, не говоря ни слова, бесшумно отворила калитку нараспашку и замерла перед ней, стоя за пределами дома. Хейзел смотрела Гарри прямо в глаза, и вдруг просто протянула ему руку.       — Всё кончилось, мальчик по имени Гарри Поттер. Я же обещала, не так ли? Всё наконец-то закончилось… Пойдём. Больше ничто тебя здесь не держит.       Гарри посмотрел на неё, не веря в свою удачу.       — Это… это не сон?       — Нет. Это реальность.       — Что… что ты сделала? Что это было?       — Древняя магия, — на этих словах Хейзел поёжилась. — Невероятно древняя. Скорее даже не магия, а магическая клятва… Я обещала тебе помочь, не так ли? Не всё ли равно, как я это сделала? Теперь ты можешь уйти отсюда. Впрочем, если, например, завтра ты не потеряешь интереса к этому вопросу, я, быть может, когда-нибудь расскажу тебе об этом. Но не сейчас… Ты идёшь?       Девушка по-прежнему стояла с протянутой рукой, выжидая. Гарри смотрел на неё, зачарованный. Вот он, путь на свободу. Он может покинуть этот кошмар. Хейзел не обманула его. Пока неясно, что же она всё-таки сделала, но сейчас это действительно не имело значения. Важно было лишь то, что он, Гарри Поттер, освободился от гнёта Дурслей.       Мальчик решительно шагнул за калитку, ни на секунду не оборачиваясь. Зачем, если больше он не имеет к этому месту никакого отношения? Он уверенно сжал руку девушки.       Хейзел загадочно прищурилась, а затем, крепко ухватив своего юного спутника за руку, сделала полшага к нему и встала за его спиной, вторую руку положив мальчику на плечо. Чётким, уверенным голосом она скомандовала:       — Шагай вместе со мной и не отпускай руку ни на секунду. Глаза лучше закрыть.       Гарри кивнул, показывая, что понял, и послушно прикрыл веки. Девушка и мальчик сделали два шага вперёд, а затем вдруг исчезли, давая замершей на улице жизни ход. Исчезли, чтобы никогда не возвращаться на Тисовую улицу, в город Литтл-Уингинг, графство Суррей.