Сладкоежка

      – Сакура, данго.              Итачи лениво дергает девочку за руку, не давая той времени на размышления: сладости активно продавались, так что парню могло и не достаться, если Харуно не поторопится.              – Да знаю я! – Сакура, хмурясь, отсчитывает монеты. Она недовольно куксится, поглядывая из-под укороченной челки на темноволосого парня, притягивающего к себе взгляды абсолютно всех женщин на улице, и презрительно хмыкает.              – Две порции, – почти приказывает, черт подери!              «Я ему не слуга!» – девочка молча соглашается с Внутренней, но вслух сказать не решается: не потому, что боится, – просто покупать данго надменному Учиха стало уже чуть ли не традицией.              – Две порции, – повторяет торговцу сладостями, и тот, благодушно кивая, передает ей две палочки с моти, щедро политые соусом.              – Может, вам нужна салфетка или блюдце?              Сакура улыбается, отнекиваясь. Итачи просто специалист по поглощению данго: она еще никогда не видела, чтобы хоть один шарик или капля соуса соскользнули с протянутой Учиха палочки.              Парень стоит в сторонке: не любит лишнего внимания. Сакура, впрочем, с ним согласна.              Она подбегает к нему, радостно вынимая из-за спины спрятанные сладости, и, хмыкая, протягивает одну палочку с тремя разноцветными шариками моти. Итачи хмурится, а через секунду уже стоит, аккуратно придерживая изящными пальцами две порции обещанного лакомства. Правда, Сакура не думала, что ей ничего не достанется.              – А мне? – недовольно пищит Харуно, стараясь выхватить одну палочку. Итачи улыбается краешком плотно сомкнутых губ, но не делится сладостью.              – А тебе не положено, – говорит спокойно, будто отчитывает. Сакура отворачивается, нарочно не желая вести беседы. Вот еще!              И сама же не выдерживает установившегося молчания.              – Ну почему-у? – хнычет, стараясь ухватить последний шарик моти. Но Итачи не позволяет.              – Ты та еще сладкоежка, – констатирует он, проглатывая единственный оставшийся кусочек.              Сакура фыркает.              «Кто тут еще сладкоежка?»              – Раз ты так ведешь себя, значит, я больше не буду покупать тебе данго.              Она знает, что только это и может подействовать на внешне хладнокровного Учиха. И точно: Итачи морщится, будто не данго лопал, а пилюли, и неодобрительно смотрит на довольную произведенным эффектом Харуно.              – Хорошо-хорошо… чего ты хочешь?              Он часто так спрашивает, словно Сакура – ребенок, а он усталый и замученный родитель. Харуно прыскает в кулак, на ходу придумывая задание поизощреннее.              – М-м… поцелуй!              Шиноби, проходящие мимо, странно косятся на краснеющего Итачи. Один мужчина даже касается плеча Учиха, негласно поддерживая. Парень в ответ предупреждающе сверкает шаринганом.              – Зачем тебе? – грубо, но это всё, на что способен Учиха в данный момент.              Сакура нисколько не смущается.              – Твои тычки в лоб мне уже надоели!              Итачи смотрит пару секунд, а потом всё же начинает раздражаться:              – А поцелуи, значит, нет?              – Нет. Потому что я тоже хочу сладкого.              – При чем здесь это? – не понимает Итачи, и Сакура от досады закатывает глаза: кажется, Учиха хорош во всем, кроме отношений любовных.              – Да при том, что у тебя губы сладкие! – парня от такой прямолинейности аж мутит. Но Сакура не останавливается:              – Эй, ты обещал!              Желая скорее прекратить это безобразие (на них даже посматривать начали), Итачи всё же наклоняется к замершей девчонке, несколько скучающе наматывает прядь розовых, как недавно съеденные данго, волос и бережно целует. Он чувствует – Сакура улыбается, и Учиха даже ловит себя на мысли, что ему начинает нравиться сам процесс.              – Теперь за одну порцию данго буду расплачиваться поцелуем, довольна? – ставит точку он, осторожно отстраняясь от витающей в облаках девчушки.              Умиротворенная лыба Харуно была ему ответом.