Отрицая судьбу

      Аполлон клянется, что если Перси выживет после войны с гигантами, он прикует ее наручниками к себе. Возможно, Посейдон его в этом только поддержит.       Наверняка.       Мысль о золотых цепях, змеями обвивающих загорелую кожу, возбуждает, и это всяко лучше того ужаса, который испытывает бог солнца, слушая рассказ полубогов о том, как героиня Олимпа вышла из Врат Смерти со стороны Тартара.       Из ЭТОЙ мясорубки ничто не возвращается неизменным. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что случилось нечто страшное, нечто важное, что надломило саму Перси и окончательно разорвало все отношения между нею и отродьем Минервы. Афины.       Как сказали бы смертные, профит, вот только с подвохом.       Да еще и собственная проклятая двойственность сознаний и действий.       В глубине своего бессмертного естества Феб ликует. Пусть Перси недолюбливает богов — глядя на действия Зевса-Юпитера, сложно не понять ее — но теперь у Аполлона есть надежда.       Стать ближе к дочери Посейдона-Нептуна, украсть ее сердце и разделить с ней хотя бы короткий отрывок беспросветной вечности.       Гнев при мыслях об отвергнутом бессмертии проходит, едва он вспоминает, что благодаря требованиям Перси у Феба теперь есть новая не проклятая Пифия (серьезно, Аид? Почему во всех виноваты прорицательницы, а не папа Зэ, хм?).       Аполлон все еще божество знаний и логики, хвала Мойрам, а то вряд ли бы в тот момент он смог удержаться и не запереть Перси насильно на Делосе до тех пор, пока она не съест фруктовый салат из золотых яблок Гесперид и гранатов из садов Персефоны.       Чтобы уж наверняка.       Не время думать о Перси, пусть одна из его частей, контролирующих домены, неотрывно следит за ней с высоты небесной колесницы, как подсолнухи следуют за ходом солнца до наступления ночи.       Все боги знают силу страсти, но никто из них не познал одержимость так, как Феб Аполлон, старший из божественных сыновей владыки Олимпа.       Не время.       Пусть Пифон закрыл ему способность к предвидению, Аполлон знает: их ждут сражения, в которой будут погибать дети и взрослые, смертные и герои. Битвы, в которой вновь решится судьба олимпийских богов и западной цивилизации.       Что может дать полубогам он, бессмертный и беспомощный Феб Аполлон?       Он дает Лео Вальдесу ключ к победе над Матерью-Землей и срывает Пилосскую мяту, даруя ее в обмен на изобретение героя.       «Лучше он, чем Перси», — малодушно признается сам себе Аполлон, памятуя о пророчестве.       «Пусть у них получится», — думает Феб, незримо благословляя всю Семерку и надеясь, что им удастся усмирить древнюю первосущность. А если нет…       То в лучшем или худшем миров, но он обязательно найдет Перси Джексон.       Возможно, размышляет Аполлон, когда избавленным от насильственного раздвоения божественной сути близнецам приходит время покинуть Делос и вступить в схватку с приспешниками Геи, об этом можно будет написать что-то большее, чем хайку.       Например, лимерик?