Зевс был муда(жи)ком

В доме царила не совсем понятная деспотия и локальный террор, от этого Нана-сан, попросившая называть себя «мама» — потому что Реборн, по её мнению, выглядел «очаровательно, такой милый карапуз, а уже репетитор, Тсуна-кун будет рада», — была как предмет интерьера в собственном доме. Точнее, это было первое впечатление Реборна, пришедшего утром, но не успевшего застать девочку — наследницу — дома. Сестёр, что примечательно, тоже не было, и захотелось вздохнуть с облегчением — они, видимо, достаточно ответственны, меньше мороки. Ведь Ноно, совсем поехав крышей, приказывал — ха, будто он может приказывать Реборну! — сделать что-то и с двумя другими девушками, мол, Консультационная семья в будущем тоже от босса-по-крови не откажется, да и за Занзасом не мешало бы следить. Когда мама ушла за продуктами, Реборн решил осмотреть дом — потому что мелкие детали и быт часто выдают куда больше тайн, чем даже самые болтливые предатели. Комната, в которую поселили его, казалась вполне себе обжитой, в ней был хороший ремонт, но также и мелкий слой пыли — будто в ней убирались, но не так часто, как, например, в зале или спальне родителей. Две другие комнаты были закрыты, обе выглядели необжито, пусто, хотя в одной из них была примечательно большая кровать — видимо, та самая, из рассказов Иемитсу. Родительская спальня отличалась от других комнат излишней европеишностью да коричневым трюмо, под завязку заполненным украшениями, кремами, маслами, косметикой — почти на всём были приклеены коротенькие записочки с признаниями в любви. Реборн плохо отличал почерки в этой проклятой стране, но казалось, будто некоторые из записок написаны разными руками. Первый этаж казался более живым, телевизор был относительно новым, приставка светилась красным мигающим огонёчком, на комодах и тумбочках стояли бутафорские цветы в вазочках. Кухня казалась настоящим центром дома, ванные были мелкими и заставили Реборна поморщиться — он в упор не понимал культ мытья на этих проклятых табуреточках! В прачечной пахло цветочным кондиционером, а под лестницей хранился маленький Адок: куча старых детских игрушек разной степени помятости и пучеглазости, мешки детской одежды, стопки кривых рисунков. Реборна смущал этот дом — большой, задуманный, как семейное гнездо, он выглядел, как театр одного актёра. В обеих ванных комнатах стояло по одной зубной щётке — одинаковых цветов причём! — на сушилке стояла одна тарелка, миска, пара палочек и кружка, все жилые комнаты выглядели нежилыми, будто здесь не было никаких тройняшек, а только одна Савада Нана. Нигде не было девчачьих вещей, плакатов, журналов, книг, не было ни-че-го. А потом наступил обед, и в заднюю дверь тонкой тенью просочилась девочка. Она была мелкой — вполне себе нормальной для японки, — тонкой, тело прятала торчащая из-под серой толстовки белая рубашка, шею закрывал вместе с воротником намотанный в несколько слоёв бант с широкой лентой, относящийся к форме; на толстовку, рукавами скрывающую даже пальцы, был накинут бежевый пиджак. Ноги прятали неподвёрнутая юбка и чёрные плотные гольфы, какие-то мужские туфли на ногах, отражающие свет лаковым покрытием. У девочки были короткие волосы, видимо, чистые, очень сильно пушащиеся даже в аккуратном небольшом пучке где-то ниже макушки. Она остановилась, стянула туфли за задники, прошла в дом и застыла с ужасом на лице, увидев Реборна: — Вы кто? — спросила она, отскочив. Её руки инстинктивно подбросились, стараясь прикрыть голову, а локти по инерции врезались в стену, но девочка так и не обратила на это внимание, даже не ойкнула для приличия. Словно Реборн пришёл, чтобы убить её. Очень смешно. — Я репетитор-киллер Реборн, — он запрыгнул на стол и сделал шаг в сторону девочки. Та попыталась сильнее отстраниться и со всей дури шандарахнулась головой в стену. — А ты Иетсуна? Девочка резко выдохнула и посмотрела грустно-грустно, как побитая дворняжка. — Меня зовут Савада Тсунаёши. Девочка не стала вестись на попытки Реборна заговорить и, вечно оглядываясь и дёргая руками, поднялась на второй этаж, перед этим вмазавшись в перила животом, и скрылась за дверью пустой пыльной комнаты. Когда Реборн заглянул туда через пятнадцать минут в надежде выйти на контакт с пусть и не наследницей, так хоть всё равно будущей шестерёнкой Вонголы, комната была пуста, а девочки не было, впрочем как и следов тумана. Ближе к трём во всё ту же заднюю дверь зашла девушка с колчаном стрел. Ну, судя по уверениям Иемитсу, это была девушка: с маленькой — видимо, утянутой — грудью, в стандартной рубашке, с мужским синим галстуком, с повязанным на талии бежевым пиджаком, в брюках и тяжёлых берцах на толстой подошве. Выдавали в ней девчонку тонкие и мелкие черты лица, линия челюсти. Даже коса, слегка растрепавшаяся, отдавала образом парня, хотя, скорее всего, это было из-за прочных ассоциаций с Фонгом. Что было примечательно в этой особе — чёрные тонкие очки, глаза под которыми всё равно были прищурены, впечатывая в лоб массивные складки. — Вы кто? — спросила девушка, стаскивая с плеч надетую на манер рюкзака школьную сумку. — Я репетитор-киллер Реборн. А ты же не Иетсуна? Девушка фыркнула и прошла к выходу с кухни, даже не задержав глаз на маленьком ребёнке. — Меня зовут Савада Натсуми, очень неприятно познакомиться. Она, судя по хлопку, зашла в ту же дверь, что и Тсунаёши. И, конечно же, точно также растворилась, не оставив и следа. Последняя из девушек зашла в дом тоже через кухню, но от сестёр отличалась кардинально — хотя бы тем, что запрыгнула через открытое окно. Взяла из миски яблоко, покрутила в руках, почти откусила, но просто облизала и положила на место. Реборн хмыкнул. У неё были относительно длинные волосы, подведённые белым карандашиком глазки с нарисованными синяками. Она щеголяла почти голыми ногами — способствовала подкатанная юбка и невысокие капроновые черные гольфы. Реборн внимательно пригляделся к пиджаку — как он и думал, женский, но чёрный, с красной повязкой. Под ним — аккуратно завязанный бант на тоже женской рубашке. Звонкий цокот ненормально высоких для подобного возраста каблуков, когда девушка ходила. — Меня зовут репетитор-киллер Реборн, и я сделаю из тебя Дечимо Вонголу, Иетсуна-кун. Девочка перевела на него смеющиеся глаза, до этого показательно игнорируя. — Мне не нужен репетитор, малыш. И скрылась за той же самой дверью, точно также пропав, заставляя Реборна скрежетать зубами. * Реборн проснулся в пять утра и услышал тихий-тихий скрип, но выглядывать в коридор в ту же секунду не стал — судя по реакции, все девочки не очень любили, когда за ними пытались наблюдать. И все, видимо, чувствовали какую-то опасность, исходящую от Реборна, хотя он ещё даже не успел ни одной пригрозить недовольным Леоном! Девочки сидели на кухне и тихо переговаривались будто бы ни о чём. Тсунаёши, вся закутанная в явно большую для неё пижаму, клацала что-то на серебристом ноутбуке с чёрной клавиатурой да попивала воду из прозрачного стакана. На Иетсуне была — Реборн тяжело выдохнул и помолился Деве Марии — преступно короткая сорочка на тонких-претонких бретельках, волосы, спутанные после сна, переливались в розовом свете утра, и голая нога отбивала мерный ритм о шкафчики с крупой. Реборн заметил, что ногти на ногах были накрашены черным лаком. Натсуми же сидела напротив Тсунаёши и точила стрелы, сильно щуря глаза даже под очками. Обычная футболка, много раз застиранная до выцветания рисунка, и спортивные штаны, подкатанные для удобства, очень много говорили о её приоритетах. Они не заваривали чай, не залазили в холодильник, можно было бы предположить, что встали очень рано и уже поели, но раковина и сушилка были такими же пустыми, как и вчера вечером. Тсунаёши закрыла крышку ноутбука, улыбнулась мягко и ласково — под губой растянулся белесый, незаметный на светлой коже шрам, — и встала у мойки, споласкивая стакан. Иетсуна выхватила его из её рук спустя минуту и протёрла полотенцем, тут же ставя на полку. Натсуми положила стрелу в колчан и поправила очки. — Ну что, собираемся? Сестры кивнули ей и вышли через заднюю дверь во двор также, как и зашли вчера. Реборн подождал секунд сорок и плавно скользнул за ними, чтобы увидеть мелькающую тонкую ногу с чёрными ногтями, исчезающую под самой крышей за спрятанной в домашней лозе и кроне платана дверью. * У Тсунаёши были проблемы с учёбой, и единственным предметом, на котором она почти что блистала, являлась информатика, во втором классе старшей школы преподаваемая достаточно кустарно, неинформативно и поверхностно. Её обижали, звали Никчёмной Тсуной и всячески подначивали те из детей, кто сам ничего из себя не представлял. Умные же люди видели, что Тсунаёши может дать поддержку и любовь — большая редкость в наши дни. Натсуми была очень умной девочкой, но занималась вполсилы, довольствуясь статусом хорошистки. Все её усилия были направлены на клуб кюдо и, в принципе, спорт — она регулярно участвовала в смежных турнирах, в легкоатлетических марафонах, вписывалась в соревнования по волейболу и баскетболу. Иетсуна же была одной из первых красавиц школы, носила статус секретаря Дисциплинарного Комитета, а ещё возглавляла список успеваемости по школе, сдавая все тесты либо идеально, либо почти идеально. В школе они мало виделись, хоть и учились в соседних классах, их интересы не пересекались, их круг общения не совпадал, они жили в своих мирках. Так и не скажешь, что за стенами их дома они были лучшими подружками — а именно такой вывод сделал Реборн, понаблюдав за девушками три дня. Реборн смутно представлял, чем закончатся все аферы, провёрнутые им как план обучения Иетсуны, учитывая то, что девочка оказалась абсолютно не такой, какой её описывал Иемитсу. Которому, кстати, Реборн выслал длинное письмо со всеми своими мыслями касательно того, куда Иемитсу стоит пойти и на что потом сесть без дорогих просиживаемых в офисе брюк. Дозвониться до этого ублюдка так и не получилось — после уймы гудков срабатывал автоответчик, а на главный телефон офиса Консультационной семьи отвечала Орегано, заученно повторяя, что босс не может говорить, но она готова передать любое сообщение. Где-то на восьмой звонок даже она громко выругалась и сказала Реборну звонить сразу дону Вонголе, если его что-то не устраивает. А вот Дымовая бомба на звонок от Реборна ответил спустя три жалких гудка, громко кашляя в трубку. И на монолог Реборна о том, чтобы убить наследника и ворваться в Вонголу с ноги, доказав отцу, что у его сына-полукровки есть итальянские яйца, отреагировал хриплым согласием и покупкой билетов на ближайший рейс в Японию. И это была очень странная битва. Для начала, Гокудеру отправили в класс Б, несмотря на удивительно хороший для гоповатого подростка лист оценок, поэтому он первым делом столкнулся с Тсунаёши, неверно приняв её за наследницу; в результате отвратительного роняния девочки на пол выяснилось, что Хаято зря быканул, за что тут же попытался исправить свой косяк попыткой заплатить за обед, но проебался, получив в ответ то, что у неё с собой домашняя еда. Пиздёж, подумал наблюдавший за этим цирком Реборн. Вы ж нихуя не едите с сёстрами. Гокудера оказался каким-то странным подвидом джентльменов, пытающихся пропихнуть свою благовоспитанность даже тем дамам, которым это нахуй не всралось, и Реборн с довольной ухмылкой отметил эту грубую попытку причинения добра, так похожую на фирменные подкаты Шамала с разницей в виде отсутствия каких-либо похабных намёков или, упаси Дева Мария, действий. Гокудера просто прилип к девочке, как банный лист, стараясь как-то помочь, чтобы не быть ей должным, а потом сказал: «Ой, да, мне ж нужно убить твою сестру». И был таков. Иетсуна в это время, кстати, сидела на уроках в классе А, проверяла бюджетный лист клуба сумо, уже переведя заданный учителем текст по английскому, и не подозревала о том, что где-то рядом по её душу бродит нарушитель порядка. А потом на столовой перемене Гокудера подошёл к ней, грубо вывел на улицу, привлёк тонну внимания к своей персоне и недовольно закатанные глаза Натсуми. Реборн, проанализировав поведение Иетсуны в школе и повседневной обстановке, считал, что она ни за что не будет драться с кем-то настолько вульгарным и даже немного пошлым по меркам классических драчунов. Как-никак, она была секретарём Дисциплинарного комитета, строила всех хулиганов в районе (скорее даже — во всём городе), а также явно была в почёте у непосредственного Главы своего комитета, всякой мелочью брезговала, опуская их на уровень грязи на её подошвах. И, конечно, даже тут Реборн полностью проебался. Она атаковала сразу же, как Гокудера сказал: «Начали». Дёрнулась ближе к Гокудере, оценив радиус поражения динамита, ударила куда-то в живот открытой ладонью, подхватила острыми ногтями за шею, двинула по паху. Недовольно пропыхтела на весь рассыпанный вокруг динамит и начала тушить его, пока парень лежал на земле, баюкая собственное достоинство. Но Гокудера оказался куда упорнее, встал и кинул увеличенную дозу динамита. Тсу прошипела что-то под нос и начала отходить, туша шашки, лежавшие ближе к школе. Гокудера оказался в собственной ловушке. Ужасная дама, подумал Реборн, но явно оценил её стратегию и приоритеты — она была секретаршей Дисциплинарного комитета, которая не знает нападающего на неё хулигана, её цели кристальны. А потом появилась Тсуна. Вылетела из двери, забегала глазами, не задумываясь кинулась сквозь динамит к Гокудере, надеясь вытащить его, а у Иетсуны тут же поменялись приоритеты, и они в четыре руки начали тушить шашки, стараясь спасти каждая разных людей. Гокудера, смирившийся со своей участью, увидев ожоги на маленьких руках Тсунаёши, открыл в себе второе дыхание и начал гасить собственный динамит с противоположной стороны. Реборн чуть не завыл на моменте, когда Тсу тушила шашки рядом с мусорными баками, а руки Гокудеры и Тсуны встретились: время застыло, как в манге, ветер перестал дуть — он и не дул, — искры посыпались из их глаз. Клише из ромкомов, подумал Реборн. — Кхм-кхм, молодые люди, Вы ахуели? — разрезал момент звонкий голос Тсуми, вышедшей во двор пару секунд назад и успевшей застать только неловкую сцену. Тсуна тут же покраснела, как и её спутник, резко отскочила, завопила и начала мяться, оправдываться перед сестрой. Тсу же только усмехнулась и начала собирать шашки с земли, таская их охапками прямо в бак — ибо нефиг на её территории мусорить. — Эй ты, травоядное недоделанное, — гаркнула она, как закончила. Для дамы с таким тонким и женственным образом разговаривала она слишком чётко и громко, внушая неосознанный страх собственными децибелами. — Ещё раз попытаешься взорвать что-то на территории школы, и я тебе яйца оторву. — Да что ты!.. — начал было возмущаться Гокудера, но Тсуна схватила его за руку, и вся спесь куда-то слетела. Реборн закатил глаза синхронно с Натсуми. Ну, теперь у Савады, кажется, есть хранитель урагана. Правда, не у той Савады, которой нужно, но, окей, сойдёт и на Консультационную семью. Наверное.