О птичках и немного о любви

Тёплое летнее солнце слепило глаза. Где-то вдали кричала напуганная кем-то чайка. Близость реки создавала хоть какую-то прохладу в этот сумасшедший день. Девушка, развалившаяся под тентом, всеми силами прикрывая аристократически-бледную кожу панамой, лениво перевернулась на другой бок. Поинтересовалась в пустоту: — Вот скажи мне, зачем мы вообще сюда приехали? — Потому что ничего лучше родного города нет. Резкий, чуть хрипловатый голос заставил рыжую, как огонь, девушку подскочить и мгновенно стянуть с себя панаму. Вниз, к маленькому тёплому пляжу, спускалась статная худощавая женщина в лёгком белом платке. Он был забавно переплетён с её тёмными, чуть подёрнутыми сединой волосами. Весёлые глаза, обрамлённые сеточкой морщин, смотрели с добротой и непривычным этой суровой женщине спокойствием. Наташа, завидев её, успокоилась и со страдальческим вздохом рухнула обратно на полотенце. Протянула, высовывая ногу с лежака и зарываясь пальцами в тёплый песок: — Тут жарко… — Иди домой, — мгновенно отреагировала Мелина, не желая вестись на это нытьё. — Скучно, — Романофф хитро прищурилась, испытывая приёмную мать на прочность нервов. — Иди в огороде поработай, — женщина советской закалки беззлобно замахнулась на спецагента полотенцем, — разлеглась тут. — Ну мам… — недовольно буркнула Романофф, гадая, куда запропастилась любимая жена и одновременно названная сестра. — Не мамкай, — Востокова поставила на песок корзину с какими-то пакетами, бутылками и банками. — Ну товарищ старший инженер! — раздался с другого конца пляжа смеющийся голос Елены. Мелина притворно-сердито взмахнула руками: — ужас какой. Уж лучше мамкайте. Рыжеволосая девушка с довольным видом выползла из-под тента и с довольным вздохом упала в объятия младшей вдовы. Жёны дали друг другу «пять» и со смехом упали обратно на горячий песок. Мелина Востокова лишь цокнула языком, закатывая глаза. Пусть девчонки дурачатся. После того, как все юридические проблемы со взрывом станции и победой над Таскмастером были улажены, вся странная семья определённо заслуживала отдых. Уходя и оставляя за спиной новоиспечённую семью, женщина ещё раз улыбнулась про себя. Её усталость требовала отдыха, напряжённое до боли сознание только-только начинало расслабляться после долгих лет побегов и унизительного служения Дрейкову. И вот они были здесь — на тёплой, немного перестроенной и подремонтированной даче под Питером. Россия, ставшие какими-то родными берега реки и светлые тонкие берёзки. Может, старшая из чёрных вдов уже в силу возраста хотела быть поближе к родному краю, может, и правда было в этом что-то чарующее. Одно было понятно определённо: Питер — совершенно особенный город. Здесь время как будто замирает, начиная течь медленнее. Дышится легче. Живётся тоже. Девушки, лежавшие на тёплом, немного колючем песке, о мыслях её не знали, но догадывались. Наташа, взгромоздившись сверху на Белову, положила голову ей на живот и поинтересовалась, смешно морщась от солнца: — Как думаешь, она счастлива? — А ты? — вместо ответа Лена легонько щёлкнула молодую жену по носу и усмехнулась её реакции. В волосах её скоро должен был собраться песок с берегов всей Невы, но это мало кого волновало. — А что я? — Романофф покосилась на извилистую тропинку, ведущую вверх, от берега и через деревья — к дому названной матери этой странной семьи. — Я в порядке. Мне тут нравится. Всё-таки, — она зевнула, сдувая с живота Беловой прилипшие к нему песчинки и вызывая у младшей вдовы смешок, — родная страна. Да и спокойно тут. — Как твои отнеслись к тому, что ты решила податься в Россию? — Елена перебирала пальцами рыжие волосы названной сестры, не выражая никакого желания вставать. Понимая, что под «её» Лена имеет в виду Мстителей, Романофф осторожно ответила: — Тоже нормально. Вроде, пока никто вселенную не рушит, террористов поймают Стив с Клинтом. А мне дали отгул, — она приподнялась на локтях и показала пальцами кавычки, — на медовый месяц. — Ну и здорово, — Елена усмехнулась, роняя голову обратно на песок и блаженно прикрывая глаза. — Вечером осмотримся и решим, что делать дальше будем. — А обязательно нужно что-то делать? — Наташа страдальчески закатила глаза. Сонно усмехнулась и подтянула к себе полотенце. Всё же обгореть на неожиданно жарком солнышке северной столицы ой как не хотелось. — Не обязательно, — Белова потянулась и пощекотала девушку под подбородком. — Можем просто отдыхать. Девушки задремали почти одновременно, подставляя бока тёплому солнышку. Над головой и всем широким берегом Невы разносился крик чаек, повествующих о том, началась новая, какая-то совсем другая жизнь. Но никто из них ещё не знал, что так оно на самом деле и было…

***

Ветер завывал в редких деревьях на берегу реки. Песок пересыпался под ногами, мешая бежать. Рыжий, растрёпанный парнишка улепётывал со всех ног от мальчишек постарше. Довольно длинные волосы развевались по ветру, попадая в глаза, мешая бежать. Дыхание было частым и резким, как у спринтера, забежавшего за финишную линию. Синяя с красными полосками, абсолютно не по размеру большая куртка мешала рыжику, вздуваясь, как парашют, у него за спиной. Но мальчик продолжал бежать, — задыхаясь в истерике и отчаянно глотая ртом воздух. Возле самой кромки воды он неожиданно свернул в сторону и понёсся вдоль берега. Сзади доносились шаги преследователей и их неразборчивые крики: «Гадкий», «Трус» и самое обидное «Тряпка». Так Разумовского ещё никто не звал. Как-то не приходилось. Вообще в конфликты ему влезать не приходилось до этого дня. Он всегда старался спрятаться, решить миром или просто уйти. Но сегодня… Сегодня пришлось. Лучшего друга, который был как брат, крепко задел один из старшеклассников, и Разумовский, конечно, не мог не вступиться. И вот сейчас убегал от тех, кто так бессовестно привёл с собой друзей вместо того, чтобы драться на равных. Впрочем, само понятие «на равных» было весьма размывчатым, особенно, когда речь шла про мальчишку одиннадцати лет и других — пятнадцати. Увы, жестокость среди этого коллектива была не в новинку: таким было здесь всё — мир, дети, взрослые. Рыжий мальчишка напрягал все силы, уже поравнявшись с редкими деревьями. Здесь маленькая рощица уходила вверх, куда-то по берегу, к дороге. Самая окраина города буквально примыкала к реке, вступая в неё безо всякого стеснения. Может, лет через десять здесь и будут проложены тротуары, лягут, как и в центре, гранитные плиты набережных. Но это будет потом. Пока здесь редкая лесополоса и речка подступали к городу и жилым домам. Ничего удивительного, что детский дом — старая постройка, которой давно требовалась реставрация, — размещался именно здесь. Но вот место, куда Серёжа забежал, спасаясь от погони… Разумовский затормозил, споткнувшись о какую-то железную балку, неизвестно кем и когда сюда выброшенную, и чуть не влетел в ствол высохшего дерева. Кора царапнула руки, и мальчик неожиданно прижался к дереву, прислоняясь к нему щекой и пытаясь заглушить собственный хрип. Горло беспощадно пекло от недостатка кислорода, ноги подкашивались. Неизвестно как, но он смог-таки оторваться от преследователей на каких-нибудь несколько секунд. Ребёнок затравленно огляделся, пытаясь понять, куда он всё-таки попал. Вокруг шелестели деревья, чуть поодаль сгущаясь. Там склон уходил вверх, и растительность склонялась ближе, как будто силясь укрыть от людских глаз что-то. Так далеко от детского дома он ещё не убегал. На секунду страх заполз под одежду, сковывая движения, но затем мальчик усилием воли сбросил морок и бросился туда. Это скопление деревьев было его последней надеждой. Может, они могли спрятать и его? Сердце стучало как бешеное, когда Серёжа, обдирая руки и срываясь, полез по склону вверх. Набившиеся в ботинки мелкие камушки мешались, больно кололи ступни. Ноги скользили, и лишь торчащие корни деревьев помогали взбираться выше. Голоса были слышны уже близко: видимо, его преследователи совещались о том, куда бы мог деться шустрый малец. Разумовский затаил дыхание, почти взобравшись наверх и сжимая побелевшие ладони на стволе какого-то гибкого побега, — в ботанике Серёжа не был силён. Носками ботинок рыжий мальчишка опирался на какой-то шаткий выступ, жмурясь от страха и стараясь дышать как можно тише. Ненадёжная опора постепенно начинала проседать под ногами Разумовского, и больше держаться лишь руками не представлялось возможным. Да и он сам устал, вымотался от изнурительного бега и страха… Не за себя. За друга. За Волкова он боялся куда сильнее, чем за самого себя. Волчик сказал ему не высовываться, а он не послушал… И вот что из этого вышло. Искреннее детское сердце трепетало болью и сжималось от ужаса, когда перед глазами невольно вставали картины произошедшего. Вернее, того, что могло произойти с Олежей. Что-то внутри, хрупкое и жаркое, как передержанное в огне железо, которое в раз становится обжигающим и ломким. Что-то, что звалось, наверное, как-то иначе, чем дружбой; но сейчас об этом нельзя было думать. Только вперёд. Ноги мальчика сами собой нащупали новую опору, руки в последнем рывке позволили телу подняться и взобраться, наконец, на отвестный край склона. Камень, на который он опирался до этого, с противным скрежетом выскользнул из земли и покатился вниз. Шум мгновенно заставил старших детей вскинуться. — Вон он, там, — глухой крик коснулся слуха Разумовского. Загрохотали шаги, затрещали под ногами мучителей сухие ветви. Парнишка грохнулся на колени, быстро выпрямился и бросился сквозь густые заросли травы и кустарника. Волосы попадали в рот и в глаза, перед взором мелькали какие-то всполохи света. Он бежал из последних сил, с отчаянием загнанного зверя. Неожиданно что-то попалось Разумовскому под ноги. Что-то большое, тяжёлое и, очевидно, живое. Сергей запнулся о странное существо, которое издало оглушительный вопль, и полетел кувырком через голову, прямо в высокую жёсткую траву. Перед глазами всё закружилось, плечи и спину пронзило тупой болью от удара. Разумовский рухнул в траву, покатившись по ней вместе с существом, о которое споткнулся. Пятнистая упитанная свинья, которая бог знает как оказалась на берегу реки близ окраин Санкт-Петербурга, тоже плюхнулась в траву, не удержавшись на коротких толстых ножках. Она забарахталась в густой растительности, повизгивая и бешено молотя ногами в воздухе. Одно из острых копытец оставило узкую, но довольно глубокую царапину на лодыжке у Разумовского. Серёжа тут же вскочил, но не удержал равновесия от испуга: плюхнулся на пятую точку, странно дёргая левой ногой. Как будто пытался сбежать, но от страха не мог пошевелиться. Только откинулся на разодранных грязных локтях, отползая в сторону. Страх парализовал, сковывая движения, а свинья, случайно попавшаяся на пути, показалась чуть ли не самым жутким чудовищем из Преисподней. Мальчик замотал головой, со страхом глядя на «чудовище», пытаясь нащупать хоть что-нибудь, чем мог бы защитить себя. Но как назло под руку ничего не попадалось, а погоня всё приближалась. Пятнистая хрюшка нехотя поднялась на ноги, посматривая на выбегающих из зарослей рослых парней. Мальчик, лежавший рядом с ней, неожиданно задрожал, закрывая нижнюю часть лица руками. Боялся себя выдать, что ли. В любом случае, свинка могла лишь наблюдать, как подростки вальяжно, как будто нехотя и с презрением, подходили к худенькому детдомовцу, закатывая рукава. Хруст веток под их ногами заглушил шаги другого человека. Да так, что тот — вернее, та — остался почти незамеченным. Только разнёсшийся над зарослями зов: — Алексе-е-й, куда ты запропастился? — заставил людей вздрогнуть и обернуться. Свинка быстро заковыляла на зов, вертя хвостиком. Из-за куста шиповника шагнула высокая темноволосая женщина в походных сапогах и застёгнутой наглухо ветровке. Со стороны могло бы показаться, что сейчас перед кучкой парней стояла обычная дачница, но что-то в её позе, в том, как она держалась, было особенным. Осанка — прямая, как будто линейку проглотила, — внимательные глаза казались искусственным следящим устройством, но не глазами живого человека. Незнакомка окинула цепким взглядом полянку, поджимая губы и призывно хлопая себя по колену. Одними губами пробормотала: — Вот ты где, Алексеюшка, что ж ты убегаешь… А затем спросила уже громче, почти властно: — Что здесь происходит? Повисла мрачная тишина. Трава, до этого примятая, теперь с тихим шелестом распрямлялась и похрустывала. Наконец, один из старших мальчишек, отойдя от впечатления, которое производила незнакомка, сплюнул на землю: — Да так, шкета проучить надо. — Разве надо? — обычно мягкий голос советской инженерки звучал холодно и даже зло. Она терпеть не могла насилия ради насилия, тем более над теми, кто был в несколько раз слабее. А этот ребёнок… Сколько ему было? Десять от силы? А уж рядом со взрослыми, здоровыми парнями он выглядел и вовсе крохой. Таких не бьют, нет. Вдовы были солдатами без принципов и морали, но даже Мелина не стала бы трогать… Ребёнка. Может, возраст и воспоминание о собственной, пусть и не кровной семье взял своё, но факт оставался фактом: старшая вдова не пошла бы на такое предательство. Тем худшим ей показалось в этот момент уйти, проявить равнодушие и безразличие к добиванию слабого. Прерывая её мысли, старший из парней, всё ещё сохраняя остатки вежливости по отношению к безусловно красивой женщине, бросил короткое: — Не лезла бы ты, тёть. Он заслужил. Востокова неуловимо повела плечами, расправляя их и разгоняя кровь. Ответила, делая последний, предупреждающий шаг вперёд: — Оставьте мальчика в покое. Слова слетали с тонких красиво очерченных губ, подобно хрусту льда. Хрюшка, повинуясь мысленному приказу Мелины, исчезла с поля боя ещё до его начала. Подростки переглянулись и гаденько заулыбались. Один из них сделал шаг в сторону, обходя вдову со спины. Женщина уловила это движение боковым зрением, двигаясь вперёд. Заметила, как рыженький, подобно лисёнку, мальчик за спинами старших ребят сжался в комочек. Дальше всё было для хулиганов решено. Мелина выбросила руку в сторону, с силой дёргая за запястье замахнувшегося на неё пацана. Ловкой подсечкой отправила его в ближайший кустарник, не слушая протяжного воя. С остальными было по накатанной: нескольких сильных ударов хватило, чтобы ещё трое свалились ей под ноги с хриплыми стенаниями и воем. Била Мелина не сильно, но больно — так, чтобы не навредить и отбить всякое желание драться с хорошо подготовленной женщиной. Когда последний обидчик оказался на земле, она лишь лениво вздёрнула уголки губ вверх: тоже мне, подвиг для спецагента — победила подростков-хулиганов — и громко объявила, сверкнув глазами: — Чтобы духу вашего здесь не было. Следя за тем, как убегают мальчишки, порой прихрамывая, и как смыкается за ними лесок, женщина повернулась к неизвестному рыжику, который всё так же сжался в одной позе и не подавал признаков жизни. Мелина, подумав, присела на корточки и легонько погладила мальчика по острой коленке, вынуждая открыть глаза и посмотреть на неё. Постаралась сказать как можно мягче: — Не бойся, — и, подумав, добавила, — солнышко. Они больше не вернутся. Может, от общения с детьми Мелина и отвыкла, но вот даром убеждения на кулаках всё ещё почти в совершенстве владела. Нужно было попытаться поговорить с дрожащим, явно вымотанным пареньком. Востокова пожевала нижнюю губу, отчаянно вспоминая, как общаться с маленькими детьми в экстренной ситуации, и, наконец, выдала, медленно, но твёрдо: — Я — тётя Мелина. Хорошо? Дождавшись нерешительного кивка, она продолжила: — Не бойся меня. Я просто прогнала плохих людей. Тех, кто обижает слабых. — Я… — голосок был тихим и хриплым, но всё же безумно смелым в такой ситуации, — я не слабый… Старшая вдова улыбнулась про себя, довольно щурясь. Метод был не ахти, но ей удалось разговорить мальчика. — Отлично, — она облизала сухие губы, мысленно подзывая к себя Алексея, пока тот не успел уйти на расстояние, на котором бы ментальная связь не работала, — а как тебя зовут, сильный мальчик? — С… Серёжа… Рыжий — ну ей-богу лисёнок — поднялся, цепляясь за протянутую руку. Он оказался довольно высоким, но очень худощавым мальчиком, и Мелина не удержалась от вопроса не по делу: — Хорошо, а сколько лет тебе? Восемь? Десять? — Одиннадцать, — доверительно пробормотал Сергей и забавно шмыгнул веснушчатым носом. Он оглядывался по сторонам, и заметно было, что несмотря на отступивший страх что-то очень волновало маленького путешественника. Он обратил внимание на хрюшку Алексея, но только улыбнулся ему, не пытаясь погладить. Мелина тем временем придирчиво осматривала его. Откуда такой взялся? Ведь вблизи её старого дома не было никаких дач, а до города он бы один, наверное, не дошёл. Неужели из детского дома вниз по течению Невы? В это верилось с трудом, но других вариантов не оставалось. Вдруг на ближнем конце поляны что-то зашуршало, как будто через ветви пробирался небольшой зверь или человек. Серёжа напрягся, прирастая к одному месту, и видно было, как каменеют его плечи, да и он сам застывает то ли от ужаса, то ли от ожидания. Алексей призывно хрюкнул, обращая внимание на выскочившего на поляну мальчика. Темноволосый, в драных очевидно естественным путём джинсах, он был похож скорее на чёртика из табакерки, нежели на человека. Да и вёл себя так же. Завидев рядом с Серёжей чужую женщину, мгновенно выставил вперёд взятый где-то кусок острой проволоки в качестве меча и с тихим рыком рванулся к другу. Сильным для его возраста рывком — а может, просто Серёжа был лёгким, как пёрышко, — оттащил в сторону, на противоположный край и оттуда прокричал, бешено сверкая глазами: — Только попробуйте Серёжку тронуть! Мелина сделала над собой усилие, чтобы не рассмеяться этим словам. Такой грозный мальчишка: в псевдо-боевой стойке, с горящими глазами и раскрасневшимся лицом. Герой, ничего не скажешь. Прибежал спасать своего «Серёжку». Женщина задумчиво склонила голову на бок. Так близко держатся, друг за друга в огонь и в воду. Неужели братья? Хотя внешне не похожи… Но сообразить, что к чему, женщине никто не позволил. Рыжий мальчишка, назвавшийся Серёжей, высвободился из рук друга и громко отрывисто бросил: — Не надо. И добавил, помолчав: — Тёть Мелина меня от хулиганов спасла, — с губ его сорвалось тихое «спасибо», после чего он обнял прибежавшего за ним парнишку. Тот взъерошил рыжие, немного вьющиеся волосы и положил голову на огненную макушку. Только сейчас стало видно, насколько он выше своего незадачливого приятеля. И только после, мягко отстранив Серёжу, неизвестный протянул Востоковой руку: — Я Олег. Олег Волков. Спасибо, что Серому помогли. Мелина с интересом приподняла бровь, пожимая узкую, но крепкую ладонь мальчика. Откуда они здесь? Почему оказались так далеко от цивилизации? Тот, который назвался Олегом, ей тоже понравился. Действительно волчонок — взъерошенный, готовый напасть, но так трогательно защищающий рыжего лисёнка. Непрошенная улыбка тронула её губы, и, заметив это, несмело заулыбались и дети. Серёжа первый сообразил, что нужно что-нибудь сделать. Вежливо и немного смущённо выдавил из себя: — Вы извините… Что я вашу свинку… Чёрная вдова лишь рукой махнула: — Алексея? Да ерунда. Ты же ничего, по сути, и не сделал. Он иногда убегает, так что очень кстати, что вы одновременно тут оказались, — она по-доброму подмигнула детям и поинтересовалась в ответ: — вы откуда, мальчики? Как далеко живёте? Может, вас проводить? Тот, который был явно постарше, — Волков, — испуганно затряс головой: — Не надо. Вы лучше потом в гости приходите, — он вскинул голову, прислушиваясь к далёкому шуму. То звенели колокола местного собора, стоящего одиноко на самой окраине Питера. Гулкий заунывный звон разносился на большие расстояния, какой-то чисто русской тоской ложась в сердце. Мальчишки почти одновременно подскочили от осознания, и Серёжа пробормотал, во все глаза глядя на Мелину: — Вы извините… Нам бежать пора. — Совсем-совсем пора, — кивнул Волков, сжимая руку рыжика в своей, — спасибо вам, пожалуйста. Вы настоящая героиня. Мальчишки сорвались с места и кинулись по ближайшей тропинке вниз, к берегу. Чёрная вдова проводила их странным взглядом, с примесью грусти и некой тоски. А ведь совсем недавно её Наташа и Лена были такими. Совсем детьми, даже не успевшими шагнуть за порог подросткового возраста. Было немного жаль отпускать этих ребят — весёлых, дружных… Каких-то домашних, что ли. От них веяло спокойствием, жизнью без погонь и перестрелок. Чем-то романтично-добрым, сугубо питерским. Они ведь так и не успели сказать, где живут и куда ей, в случае чего, нужно приходить. Кстати о Питере. Мелина щёлкнула пальцами, подзывая к себе хрюшку, и быстро шагнула назад, откуда пришла, в заросли шиповника. Нужно будет двух названных дочерей протащить по Питеру, приобщить к культуре, невзирая на явно предстоящие протесты. Ну а что? Нечего просто так в гамаке лежать. Пусть привыкают. Россия — она такая Россия.

***

Солнце неумолимо клонилось к закату. Нева, закованная в гранитные набережные, тихо шумела, переливаясь волнами в свете. В стёклах домов отражались золотисто-оранжевые всполохи. Лето горело огнём, зарождая в сердцах людей пьянящее чувство свободы. Питерские улочки, ровные и правильные, но совершенно очаровательные в этой прямой правильности, вели троих людей прямиком к Неве. Уже успев вдоволь нашутиться про собор, памятники и исключительно вкусную питерскую шаурму, двое молодых девушек и женщина постарше, очень напоминавшая их мать или тётушку, шагали вниз по улице. Поближе к окраинам. Пора было возвращаться, хотя бы потому что натруженные ноги болели, а быть узнанными хоть кем-то в этом городе спецагентам в отставке не хотелось. Мелина лишь щурилась на солнце, как сытая кошка, поглядывая на своих названных детей. Наташа и Елена держались за руки, уйдя чуть вперёд и увлечённо что-то обсуждая. Может, говорили о небезызвестном Будапеште, может — о том, что будут делать после отпуска. Питер был чертовски красив, но даже романтика Северной столицы не могла заставить девушек полностью отвлечься от дел. Проходящие мимо люди провожали улыбками рыжую шевелюру Романофф, которая горела на солнце, подобно олимпийскому огню, и невольно притягивала взгляды. Счастливая троица миновала очередную тихую улочку, весело поминая «папашу-Алексея» недобрым словом за его лень и отказ идти вместе со всей семьёй. Постепенно асфальт сменился мелким щебнем, а затем — простой колеёй, на удивление ровной и протоптанной. Видно было, что тут частенько бывают люди. Елена вопросительно покосилась на Мелину, которая поравнялась с дочерьми и кивнула, приглашая их куда-то. Город медленно сменялся пригородом — пропадали высокие строения, потянулись двух-трёхэтажки с низкими заборами. Впереди, среди десятков других, проступило большое светлое здание. Пусть старое и явно нуждающееся в ремонте, оно было по-своему красивым. Атмосферным. Невысокий забор окружал здание детского дома, стоявшего на весьма живописной окраине. Дальше показалась высокая башня, чем-то напоминающая маяк или пожарную каланчу. Наташа, заметив виднеющееся строение, с удивлением покосилась на Востокову: — Это зачем ещё? Мелина лишь хитро сверкнула на неё глазами и мурлыкнула: — Я знаю, что вы часто бываете на большой высоте. Ну там, самолёты-вертолёты, космические станции. Но как насчёт запрещённых высот? Посидим за заграждением? — Мам… — Белова выглядела не менее сбитой с толку. Мелина только фыркнула: — Думаешь, я слишком стара для человеческих шалостей? Романофф прыснула со смеху: — И эта женщина учила нас не лазить по соседским садам! — … Тётя Мэл! Громкий крик прервал лениво текущий разговор, заставив всех троих стремительно обернуться. Девушки даже не успели ничего сообразить. Наверху, на местами раскрошившемся бетонном заборе сидел темноволосый мальчишка, по-ковбойски оседлав балку и размахивая руками. Золотое солнце подсвечивало худощавую фигурку и делало её похожей на какой-то изящный рисунок, выполненный чёрной краской по холсту. Парня ничуть не смутило присутствие двоих молодых девушек. Более того, сиди рядом с ним сейчас сторонний наблюдатель, он мог бы заметить, как загорелись его глаза при виде рыжих кудрей Наташи. Как будто воспоминание или морок нахлынули на Олега, но Романофф ему показалась безумно похожей на Разумовского. Как две капли воды. Как брат и сестра. Волков даже заёрзал на своём «насесте», ожидая, пока на лице Мелины не отобразится полное понимание происходящего. Замершие рядом с ней Наташа и Елена лишь удивлённо переглядывались, не в состоянии понять, что же, собственно, происходит. Старшая вдова всмотрелась в тонкие, но суровые черты на юном лице, в яростные и одновременно честные глаза. Губы сами собой изогнулись в недоумённой улыбке: — Олег? — Так, Волков! Прекращай! — калитка распахнулась, пропуская женщину средних лет, которая сердито взмахнула полотенцем и прокричала снова: — Это уже ни в какие ворота! Слезай! Но, заметив остановившихся неподалёку женщин, незнакомка недовольно поджала губы и замолчала, не желая, видимо, портить собственную репутацию. Романофф отметила это про себя, следя за тем, как её названная мать подходит к женщине. До девушек долетел отрывок разговора, среди которого были разборчиво слышны лишь два имени — Олег Волков и Сергей Разумовский. А после Мелина жестом позвала своих великовозрастных детей за собой, под довольный визг уже названного Олега. Поймав весьма красноречивый взгляд Лены, в котором буквально читалось немое: «Можно подумать, я знаю», Наташа последовала за старшей вдовой. Серо-белые каменные стены, узкая калитка и достаточно унылый, хотя и не заброшенный дворик поприветствовали спецагентов холодным молчанием. Детей почти не было видно — только голоса раздавались поодаль, за углом массивного строения, именуемого детским домом. Навстречу им выбежал темноволосый, загорелый мальчишка, у которого на шее болтался не по возрасту серьёзный кулон — волчий клык в серебряной оправе. Олег остановился, во все глаза глядя на девушек, но затем, под взглядом воспитательницы, состроил серьёзную мордашку и протянул руку: — Очень приятно. Белова хихикнула, пожимая ладонь, а незнакомая женщина тем временем только руками всплеснула: — Нет, ну надо же. — Что? — Романофф развернулась к ней со странным выражением лица, которое заставило работницу с невольным страхом отступить назад. Видимо, было в глазах Мстителя что-то, что не могло остаться незамеченным даже простым человеком. Какая-то незримая угроза. — … Я всего лишь рада, что Олежек себе друзей нашёл, — нехотя отозвалась женщина, явно сбитая с толку резким поведением чёрной вдовы. — А то кроме Серёжи ни с кем так и не общался. А вы, собственно, кто вообще? — неожиданно прищурилась она, глядя, как подросток запросто беседует со взрослой женщиной и благодарит её за что-то. — Мои дочери, которые только из-под венца. — мурлыкнула Востокова, неожиданно появляясь за спинами чёрных вдов. Она лучезарно улыбнулась и подтолкнула девушек в спины, следом за приветливо улыбающимся Волковым. С секунду воспитательница недоверчиво пялилась на странную семейку, но затем губы её дрогнули в нерешительной улыбке: — Что ж… Проходите. Познакомитесь с детьми поближе. Наташа лишь могла удивлённо моргать, поражаясь хватке и дипломатическим способностям матери, которая сейчас ненавязчиво изображала простую-простую женщину, очень обеспокоенную детками, солнышком и счастьем. И ей верили. Воистину — Мелина Востокова могла бы стать великим политиком. С её-то даром убеждения. — Пойдёмте! — мальчишка поманил их всех за собой, уже стоя на светлом широком крыльце, — Серёжка в комнате, опять со своими программами засел. Старшая из трёх вдов улыбнулась ему и кивнула дочерям: — Идёмте. — Ты хоть расскажешь, где его нашла? — укоризненно буркнула Наташа, шагая по узкому коридору следом за матерью и женой. Детский дом вызывал в ней какие-то смешанные чувства — то ли грусть, то ли наоборот — что-то далёкое, до боли неправильное и родное. То, как обучали чёрных вдов, заставляя быть сёстрами и работать в команде, на благо общего дела. Олег Волков ей неожиданно нравился. В непосредственности мальчика, его уверенности и умении давать отпор ей виделась она сама — такая, какой она была до получения антидота. — Вытащила этого Серёжу от хулиганов, — Мелина говорила тихо, одними губами выговаривая слова, — Алексей, негодник, опять убежал дальше положенного. Пришлось идти, спасать. Там и нашла этих двоих, — женщина прищурилась, испытующе глядя на приёмную дочь, и улыбнулась, — Разумовский такой же рыжий, как и ты. — Да ну, — девушка прыснула, проходя в одну из комнат, и тут же застыла как вкопанная. Да. Буквально. Он был рыжим. Как огонь, как льющее свои лучи в полуоткрытое окно закатное солнце. На них смотрел худощавый мальчишка, чьи колени и локти уже были залеплены синими пластырями, а чуть вьющиеся волосы собраны в кривоватый хвостик. Видно было, что завязывал он их сам, — не слишком аккуратно, но с чисто детским старанием. Он сидел на подоконнике, подобрав под себя ноги и отложив тетрадь, испещрённую математическими символами и кодами. Сергей Разумовский. Рыжий, как само воплощение небесного огня. — А я говорила, — самодовольно шепнула Мелина и улыбнулась ребёнку: — Здравствуй, Серёж. Ты как? Она опустилась на кровать, окидывая цепким взглядом светлую комнату. Указала глазами на ошарашенных сходством дочерей и весело потёрла рукой переносицу: — Это мои девочки. Мы тут мимо проходили, решили в гости заглянуть. Вы не против? Говорила она просто, дружелюбно, даже весело. Ну ей-богу — обычная средних лет женщина из средней полосы России. Не лучший советский инженер, не специалист биотехнологий, нет. И видеть то, как она общалась с детьми, было для Романофф ново… И при этом так знакомо и так больно. Медленно подходя к рыжику, девушка тонула в голубых глазах, проваливаясь в воспоминания. Дом, детство, самолёт. Бег наперегонки, содранные коленки, дом. Дом… Семья. Маленький нерушимый мир. Она могла поклясться — у неё дрожали губы, когда она присела на корточки напротив Разумовского, протягивая ему руку для знакомства: — Наташа. — Очень приятно. Глаза горели интересом и бесконечным любопытством. Ребёнок сполз с подоконника, садясь на другую кровать и не отрывая взгляда от странной девушки, изучающе вглядываясь в её лицо. Тонкий нос, острые скулы, чуть угловатый подбородок, только придававший ей очарования. Сердце стучало часто-часто, то проваливаясь в район желудка, то снова подскакивая под самое горло. Тётя Наташа, неожиданно вошедшая в его комнату, напоминала о чём-то, чего он помнить был не должен, но что сладкой тянущей болью отзывалось в сердце. Она была такой незнакомой и такой… Странно узнаваемой одновременно. Как будто боясь, что это солнечное наваждение вдруг исчезнет, Серёжа со страхом схватил её за руку и выпалил, не зная, как начать разговор: — Хочешь, я покажу программу, которую пишу? Тебе понравится, правда. Романофф заворожённо кивнула. Она не заметила обращения на «ты», она не заметила вообще ничего. Только краем глаза уловила, как Олежек руками и ногами вцепился в Белову, увлечённо рассказывая ей о каком-то оружии и с восторгом выслушивая от неё ответные рассказы. Маленький рыжий ураган метнулся к ней, чуть не споткнувшись о коврик у кровати. Романофф отреагировала, как и полагалось чёрной вдове: поймала, удержала, усадила. Неожиданно прижала к себе не оказывающего сопротивления и даже, кажется, довольного ребёнка. Положила голову на узкое плечо, чтобы было удобнее смотреть, и вместе с ним взглянула на стройные ряды циферок, столбики ковычек и хитромудрых символов языка программирования. Серёжа хмыкнул довольно, глядя на тетрадь как на что-то почти божественное, и тихо, как будто боясь спугнуть интерес молодой женщины, пробормотал: — Я очень люблю с техникой… Возиться. Вот правда. Я могу компьютер починить или даже короткую программу написать. Веришь? — он тревожно поджал губы, в глубине души боясь, что взрослая тётя только посмеётся над ним, как смеялись до этого. — Верю, — так же тихо выдохнула Наташа, осторожно, чтобы не задеть ребёнка, убирая выбившуюся прядь своих волос за ухо. И неожиданно сказала, стремясь поддержать хрупкую нить разговора, — у меня есть один знакомый дядя. Занимается компьютерами и всякого рода техникой. Тони Старк. — Тони… — задумчиво протянул мальчик, придвигаясь ближе к тёплому женскому плечу и переворачивая страницу для наташиного удобства. — Это как Толя, только лучше, — простодушно пожал он плечами, переводя взгляд на Наташу. Романофф тихо рассмеялась такому выводу, не в силах наглядеться в глубокие синие глаза. Покачала головой, поднимая руки и снимая резинку с волос мальчика. Разумовский сидел тихо, не шевелясь, пока девушка переделывала ему причёску на новый лад. — Тони — просто другое имя. — Ладно, — ребёнок вновь пожал плечами, желая лишь продлить прикосновение рук рыжеволосой девушки. Видно было, что он не очень ей поверил. Романофф снова перевела взгляд на бесконечные ряды цифр. Она осторожно листала тетрадь, доверенную ей новым маленьким другом, который берёг её, как зеницу ока. В душе мало-помалу поднималась какая-то волна — странная, тёплая и сносящая всё на своём пути. Наташа неожиданно пообещала севшим от волнения голосом: — Я вас обязательно познакомлю. — Правда? — Разумовский поднял на неё огромные глазищи, в которых помимо виденного ею ранее незнакомого чувства теперь сиял абсолютно детский восторг. — Правда, — шепнула Наташа, уже не пытаясь глядеться в плывущие перед взором строчки. В носу щипало, и, силясь скрыть внезапно севший голос, девушка пробормотала, ткнув пальцем почти наугад: — Серёж… Подскажи, пожалуйста, зачем здесь так важен этот элемент? Мальчик самодовольно заурчал, чувствуя себя в своей стихии и радостно принимаясь объяснять. Чёрная вдова могла лишь гладить его по голове, теряясь в восторженном детском голосе, и тщетно стараться унять подступающие к горлу слёзы. Она не знала, что с ней происходит. Не знала и того, почему хитрая интриганка-судьба свела её с этим маленьким человечком и его другом. Она знала только одно: без Серёжи она уже отсюда не выйдет.