Любовь к яблокам

Мосян Тунсю «Магистр дьявольского культа» (Основатель тёмного пути) Неукротимый: Повелитель Чэньцин
Джен
Завершён
PG-13
Любовь к яблокам
автор
Описание
Возможно, если бы не любовь Вэй Ина к яблокам, они с Лань Чжанем никогда бы не познакомились, дядя Цижень сохранил бы множество нервных клеток и не обрёл бы любимого зятя… Или: 100500 раз, когда Лань Цижень был недоволен другом племянника, и 1 раз, когда он был счастлив.
Примечания
Пейринг стоит, но слэша как такового нет, потому что дядя Цижень, очевидно же, ничего не замечал. Или предпочитал не замечать.
Посвящение
Мечтательнице, которая сказала про эту историю: «не хотелось бы ее хоронить в недрах компьютера». Очень долго этот фф лежал незаконченный. Я дописала и решила выложить 😅

Часть 1

Лань Цижень всегда старался жить по справедливости. Судьба не слишком его баловала, постоянно подкидывая на пути трудности и препятствия, но мужчина достойно преодолевал все тяготы. Когда в молодости он остался без брата и был вынужден забрать двух племянников на воспитание, то постарался и им привить добродетели, которые чрезвычайно ценил и которым старался следовать. Умеренность. Любовь. Усердие. Терпение. Доброта. Смирение. Сам дядюшка мог без преувеличения сказать, что овладел всеми шестью. Пока в его жизни не появился Вэй Ин. Вернее, Лань Цижень даже и не понял сразу, что судьба таким образом подкинула ему новое масштабное испытание. Началось все с того, что кто-то повадился воровать у них яблоки. Яблони, за которыми Цижень ухаживал с особой любовью, росли за надёжным высоким забором — по крайней мере, он так думал. Вначале дядя и не заметил кражи драгоценных плодов — но когда понял, что яблоки стали исчезать, решил подкараулить воришку. Однако, как только Цижень отлучался по делам, яблоки тут же пропадали. Может, стоило бы завести собаку в качестве охранника (как он узнал потом, этот метод борьбы был бы весьма эффективен), но мужчина был против каких-либо животных в доме и вообще на участке. Как ни странно, первым преступника заметил младший племянник, который вообще понятия не имел, что у них с ужасающей регулярностью пропадают фрукты. Шестилетнему Лань Чжаню дядя прививал усердие в учебе и усидчивость — так что мальчик сидел на подоконнике жарким августовским днём, вслух читая книгу. Дядя как раз отлучился со своего наблюдательного поста немного передохнуть под кондиционером. Поглощённый созерцанием страшного чудовища (на всю страницу!) из древнекитайской легенды, Лань Чжань краем глаза уловил движение, поднял голову и вдруг увидел мальчишку, который срывал яблоки у них с дерева, растущего прямо перед окном его комнаты. На миг их глаза встретились. Застигнутый на месте преступления, незнакомый мальчик имел наглость ухмыльнуться, а затем сразу же спрыгнул с яблони и бросился бежать. Дядя потребовал подробное описание преступника — но ни один из окрестных мальчишек не подходил под портрет, составленный племянником. Может быть, А-Чжань просто не успел его толком разглядеть и запомнить? В конце концов, он видел воришку пару секунд. Во второй раз, когда Лань Чжань увидел незнакомца, он старательно повторял стишок, который вечером нужно было рассказать дяде. И в этот раз другой мальчик сбежать не успел. В спешке он зацепился за забор, порвал штанину, поранил ногу, а яблоки рассыпались по земле. Лань Чжань не позвал дядю. Он принёс вату и зеленку, обработал рану мальчишки, и когда тот собрался удрать, предложил ему забрать яблоко. Дядюшка Цижень как раз накрыл на стол и позвал детей. В доме хорошо знали, что опоздать — значит остаться без обеда, но когда старший племянник уже ел, такой же послушный и дисциплинированный младший все не шёл. Потеряв ребёнка, которого не оказалось во всем доме, Лань Цижень вышел на улицу, увидел рассыпанные яблоки, детей, и сразу все понял. Он тут же начал ругать воришку, и тот сбежал. Младший племянник казался разочарованным: дядя заметил, что они едва начали разговор. Он похвалил племянника за проявленную доброту, поворчал на воришку и мысленно удивился, что тот и слезинки не проронил от боли. Через пару дней яблоки пропали незаметно, вора никто не поймал и даже не увидел. Но буквально на следующий день в калитку постучали, и открывший Цижень увидел на пороге смущенного мальчика, который протянул ему пакет с ворованными яблоками. — Госпожа Юй велела вернуть, — пробормотал он сконфуженно. — И… извините. — Что? — фыркнул Цижень. — Не расслышал! — Извините! — выпалил мальчик. — Я больше не буду. — Что не будешь? — допытывался Цижень. — Воровать яблоки не буду, — пробубнил мальчик, переминаясь с ноги на ногу. — Надеюсь, твоя мать тебя примерно наказала, — проворчал Цижень, но его уже не слушали. Из-за его спины выглядывал Лань Чжань, и незнакомый мальчик ухмылялся ему. Не церемонясь, Лань Цижень захлопнул калитку перед носом незнакомца и ушёл по своим делам. Он не знал, что через несколько мгновений калитка вновь открылась, и к раскаявшемуся воришке вышел Лань Чжань. — Привет! — оживленно воскликнул незнакомый мальчик, как будто не стоял только что пристыженный перед взрослым. — Привет, — кивнул ему Лань Чжань. Выяснилось, что мальчика звали Вэй Ин, он жил в трёх кварталах отсюда, у самого озера, сегодня они с сестрой должны были собирать лотосы. — Хочешь с нами? — предложил Вэй Ин. Лань Чжань колебался: надо спросить у дяди. Дядя, услышав об этом, естественно, ответил решительным «нет»: он не собирался отпускать племянника с местным хулиганом. — Ладно, — пожал плечами Вэй Ин. — В другой раз. По лицу А-Чжаня дядя понял, что ему очень хотелось пойти. Еще бы, он никогда не собирал лотосы, наверняка мальчику было интересно, что это такое. Но спорить со старшим он не стал, и Цижень мысленно похвалил себя: он успешно воспитывал в ребёнке смирение. Бедный дядя, он не знал, что это его судьба учила смирению! Потому что на этом визиты Вэй Ина не закончились. На следующий день он снова появился, с тяжёлой сумкой, которую еле дотащил. В ней была маленькая кастрюлька, как раз на три порции супа, которую он торжественно вручил Лань Чжаню. Вэй Ин не стал рисковать, стуча в калитку, зная, что может нарваться на его дядю — кидал камешки в окно Лань Чжаня, пока тот не вышел. — Это для тебя, твоего брата и дяди, — заявил Вэй Ин. — Сестра варила, очень вкусный! Когда в конце дня он явился за посудой, Цижень отдал ему пустую кастрюльку, велев передать сестре спасибо. Немного подумав, ушёл и вернулся с половиной яблочного пирога — горячего, сладко пахнущего — и сунул его мальчику. Когда Вэй Ин пришёл в другой раз, то предложил Лань Чжаню пойти поиграть с ним и его братом — поплавать в озере, понырять. Лань Чжань признался, что плавать не умеет и знает, что дядя его одного не отпустит. Дядя и не собирался отпускать — но посмотрев на погрустневшего мальчика, уступил и согласился отпустить его со старшим братом. Вечером, когда довольные племянники вернулись домой, дядя потребовал полного отчета. Сичень не мешал детям барахтаться в воде, охотно включался в игру, когда от него этого требовали, и проследил, чтобы малышня не замёрзла. А в конце дня, когда он поджарил им зефир, Вэй Ин восхищенно заявил: — Какой у тебя классный брат! Лань Чжань был счастлив. Он тоже любил своего старшего брата. Цижень посчитал, что ему необходимо познакомиться с семьей друга младшего племянника — узнать хоть, что за люди. Казалось, та же мысль пришла в голову и госпоже Юй — приёмной матери Вэй Ина, и всех Ланей пригласили на ужин. Лань Цижень остался вполне доволен — госпожа Юй разделяла его взгляды на воспитание детей, главное — строгость и дисциплина. Однако шебушной Вэй Ин все же вызывал у него опасения, как бы он не оказал на племянника дурного влияния. Но время шло, дети росли, Лань Чжань полностью оправдывал надежды дяди, а вот Вэй Ин — не очень. Слишком активный ребёнок, слишком ветреный и недисциплинированный — только природный талант помогал ему не скатиться в учебе, был уверен Цижень. Но это по-прежнему был лучший друг Лань Чжаня. Они учились в разных школах, но после уроков всегда были вместе, все выходные катались на велосипедах, смотрели кино, помогали друг другу со школьными проектами. Лань Цижень смирился с другом младшего племянника, так непохожим на него. Терпение и смирение — Лань Циженю казалось, что он уже освоил эти добродетели, но судьба продолжала его испытывать. Дружба ребят была так сильна, что они захотели вместе ходить в одну школу, вот только за Вэй Ином хвостиком увязался его брат, требуя и его перевести в новую школу, а госпожа Юй заявила, что всем довольна и не собирается менять учебное заведение детей. Лань Циженя не спрашивали, его поставили перед фактом: племянник хочет в другую школу. Дядя узнал о новой школе поподробнее, пришел к выводу, что она действительно престижная и обучают там на должном уровне, послушал уговоры старшего племянника, и сдался. Перевёл А-Чжаня в школу его единственного друга. А-Чжаню исполнилось десять, и весь год до дня рождения дядя подвергался постоянным просьбам купить кроликов. Или хотя бы одного! «Ну пожалуйста, пожалуйста!». Но дядя был непреклонен: никаких животных в доме! Он не позволил Сиченю оставить маленькую спасённую малиновку в своё время (сплавил службе спасения животных). А тут кролики! Иногда Лань Цижень думал, что судьба появлением Вэй Ина в его жизни отыгрывалась за идеальных послушных племянников. Конечно же, прекрасно зная о запрете дяди, мальчишка подарил другу на день рождения двух кроликов. — Дядя, ты же не выкинешь их на улицу? — поинтересовался Сичень, разумеется, зная ответ. Трепетный восторг на лице его младшего брата был так очевиден, что запретить кроликов сейчас — значило запретить ему дышать. Дядя, естественно, ворчал весь день. Но кролики остались. Мальчикам было по двенадцать лет, когда Циженя (впервые в жизни!) вызвали к директору. Он преспокойно пил чай, когда раздался телефонный звонок, и мужчина в шоке услышал, что его младший племянник разбил нос другому школьнику. Цижень мчался в школу, ничего не понимая. Это не могло быть правдой, это какая-то ошибка, его примерный мальчик не мог так поступить… Так думал Цижень, пока не увидел мальчика с красной содранной кожей на костяшках пальцев. — А-Чжань, как это понимать?! Цижень был возмущён до глубины души. Рядом с племянником сидел его закадычный друг, притихший, но без ран. — А-Чжань! Племянник хранил гробовое молчание. — Ты меня разочаровал, А-Чжань. Как можно было!.. Даже Вэй Ин не ввязался в драку, а ты… — Господин Лань, — вдруг заговорил Вэй Ин. — Не ругайте Лань Чжаня, пожалуйста, он полез в драку из-за меня, это я виноват… — Я даже не сомневаюсь, — фыркнул Цижень. — Идём, А-Чжань. Он увёл племянника домой, попытался узнать, из-за чего была драка, и Лань Чжань наконец признался: — Он обижал его. — Кто? Кто кого обижал? — допытывался дядя. — Вэй Ина. Старшеклассник смеялся над ним, говорил, будто его мама… что его мама была с господином Цзяном, что она была его… и что Вэй Ин его… О боги. Цижень покачал головой. — И что? Он полез драться? Полез к твоему другу? — Дядя, он дразнил Вэй Ина, а ты ведь знаешь, эти слухи… Цижень знал. Слухи давно ходили, будто бы Вэй Ин — незаконный сын Цзян Фэнмяня, это не новость. — Этот старшеклассник так дразнил его, он так оскорблял его маму, ты бы слышал… — И что дальше? Вэй Ин ему ответил? — Он не успел, я врезал раньше. Цижень поморщился от выбора слов. Племянник даже не выглядел виноватым. Цижень вздохнул. — А-Чжань… — Дядя, я ведь правильно поступил! Кто-то должен был заступиться за Вэй Ина! — Неужели обязательно было драться? Мальчика надо было наказать, и Цижень выполнил свой долг. Позже он узнал, что Вэй Ина тоже наказали дома. За что? Вроде как он начал заварушку, чем-то обидев старшеклассника. Цижень не интересовался подробно. Дела чужой семьи его не касались. Через пару лет он неохотно отпустил племянника в школьный поход, и выяснилось, что тревожился он не зря: Лань Чжань вместе с Вэй Ином и ещё одним одноклассником умудрились заблудиться в лесу. Их искали, не могли найти четверо суток, в конце концов, они вышли на лагерь сами. С лесной канарейкой в самодельной клетке. Некий Не Хуайсан выслеживал и ловил приглянувшуюся птичку, Вэй Ин, разумеется, не мог пропустить это развлечение, а Лань Чжань, конечно же, пошёл с ним. Они ушли с рюкзаками, полными еды, так что когда потерялись, не унывали: жгли вечерами костры, запасались водой из речки и спали в спальниках. Из подслушанного разговора младшего племянника со старшим Лань Цижень понял, что А-Чжаню понравилось. Ему понравилось. А дядя чуть не поседел. Цзян Фэнмянь так вообще по приезду чуть в обморок не грохнулся и родного сына от себя ни на шаг не отпускал. Такой серьёзный проступок, несомненно, требовал серьёзного наказания, но, во-первых, ребята хоть и ушли далеко, но потерялись не специально, а во-вторых… Лань Цижень ощущал такое колоссальное облегчение, что А-Чжань нашёлся, что дома смог только посадить племянника под домашний арест и запретить общаться с Вэй Ином. Это, конечно, не сыграло никакой роли. Однажды вечером, проглотив очередную таблетку успокоительных (решил пропить в качестве профилактики) и дыша свежим воздухом в окружении любимых яблонь, Лань Цижень пораженно наблюдал полёт тренировочной стрелы для лука — она влетела точно в открытое окно комнаты племянника. Может быть, ему привиделось в сумерках? Но нет — он даже разглядел нанизанную на стрелу бумажку и яркий фантик с конфетой. Недоуменно моргая, дядя ждал, что будет дальше. А дальше стрела полетела обратно — опять с прикреплённой бумажкой и… булочкой! Несомненно, это была булочка — одна из тех, что он испек этим утром. Стрела летала туда-сюда несколько раз. Самого Вэй Ина Лань Цижень не видел из-за листьев. Вот и пригодились уроки стрельбы, на которые госпожа Юй записала родного сына, приёмного, а потом, по его просьбе, и Лань Чжаня! Цижень подумал о том, чтобы забрать у племянника лук, но решил, что они найдут другой способ, и махнул рукой. Однако наказание не снял. Через месяц мальчишки радовались встрече так, будто действительно все это время не общались. А-Чжань — сдержанно, в своей манере, но улыбаясь, а Вэй Ин… тот выражал радость бурно, обнимал друга и прыгал вокруг него, без конца тараторя. Цижень фыркнул, отвернулся и позволил им думать, будто они и в самом деле обвели дядю вокруг пальца. В конце концов, вскоре Лань Чжань прекратит видеться с Вэй Ином, по меньшей мере, на три года. Согласно традиции, члены семьи Лань обучались в Облачных Глубинах — колледже, принадлежавшем их семье. Сичень тоже благополучно отучился. А в этом году Цижень собирался уехать туда вместе с младшим племянником — чтобы занять пост директора. Осторожно дядя завёл разговор с А-Чжанем: понимает ли он, что скоро расстанется с привычной жизнью, расстанется с Вэй Ином? Племянник лишь поджал губы и промолчал. Дядя не раз торопил мальчика пойти попрощаться с другом, но тот все оттягивал, и Вэй Ин однажды сам заявился к ним домой. — А я еду с вами! — объявил он весело. — И Цзян Чэн тоже, и сестрица! Лань Цижень, наивный он человек, все это время считал, что госпожа Юй совершенно не уступчива. И был жестоко обманут. Госпожа Юй сочла Облачные Глубины подходящим заведением для учебы детей (ну ещё бы!) и отпустила обоих мальчишек вместе с дочерью. Цижень уже свыкся с мыслью, что его племянник неразлучен с этим ходячим несчастьем — Вэй Ином — но чего он совершенно не ожидал, так это того, что Вэй Ин протащит алкоголь в поезд и напоит своего брата, лучшего друга и того самого одноклассника, с которым охотился за канарейкой — да, Не Хуайсан тоже ехал с ними, но этот нарушитель правил все же казался Лань Циженю куда безобиднее. Физические наказания предыдущее руководство школы отменило, но Лань Цижень посчитал, что это исключительный случай. Цижень смирился с другом племянника, ведь почти никогда с ним не сталкивался лично — но на уроках, которые он вёл, невозможно было избегать этого мальчишку и дальше. Казалось, Вэй Ину в одно ухо влетает, в другое вылетает, но как ни спросишь — он все знает. Это не мешало мальчику нарушать все правила Облачных Глубин, одно за другим. Раз у Вэй Ина было время на шалости, значит, его недостаточно нагружали, вот к какому выводу пришёл Цижень. Да и воспитание госпожи Юй, видать, не пошло впрок. Цижень завалил ученика домашней работой и велел сидеть в библиотеке, переписывая правила. И когда он заметил в библиотеке Ванцзи, то удовлетворенно кивнул: наконец-то его примерный племянник окажет влияние на друга, а не наоборот. Однако в следующий раз, проходя мимо, учитель услышал смех — подумать только, в библиотеке, где должна быть идеальная тишина! — и окаменел. Осторожно заглянув в приоткрытую дверь, он увидел выпрямившегося в полный рост племянника, красного, как рак, и Вэй Усяня, ухахатывавшегося за столом. — Чего ты смущаешься, Лань Чжань? Как будто не видел такого никогда! Мы с тобой ведь уже взрослые, а ты так серьезно к этому относишься! «Взрослые, — мрачно подумал Лань Цижень, — я вам дам взрослых». Он решительно толкнул дверь, и Вэй Усянь, к его мимолётному удовольствию, застыл на месте, а Ванцзи покраснел ещё больше. — Что это? — учитель указал на листочек между ними, подходя ближе, чтобы взглянуть, но племянник схватил бумагу, смял в шарик и отправил в рот. — Ванцзи! — воскликнул Цижень. Вэй Усянь и сам смотрел на друга с широко распахнутыми глазами. — Выплюнь! — велел дядя, но племянник помотал головой. Цижень посмотрел на второго мальчика — без сомнений, виновника такого поведения племянника. — Оба не выйдете отсюда, пока не перепишете все правила. Сто раз! И закрывая за собой дверь, он услышал: — Зачем ты это сделал? — Тебя хотел спасти. Представляешь, если бы дядя это увидел? — Ну и что такого? — Как «что»? Знаешь, как бы он среагировал? — Забрал бы себе, чтоб полюбоваться? — предположил Вэй Ин и засмеялся. — Вэй Ин! Лань Цижень подумал, что, наверное, это была заготовленная шпаргалка на контрольную. Написанная разборчивым почерком — редкость для Вэй Ина. Иначе зачем учителю ею любоваться? Лань Цижень пришёл к неутешительному выводу: Вэй Ин умудрялся даже в библиотеке заниматься всякой чепухой, на неё он всегда находил время. Поэтому Цижень сменил тактику: пусть Вэй Ин отвлекается на ерунду сколько хочет, но Ванцзи должен учиться. Дядюшка нагрузил племянника так, что у того совершенно не осталось свободного времени, ни на что. Теперь, видя лишь тройку друзей, слоняющуюся по территории — Вэй Ина, Цзян Чэна и Не Хуайсана — учитель Лань с облегчением прикрывал глаза. Его племянник учился в библиотеке, все в порядке. Он понял, что перегнул палку, когда однажды заспанный, с синяками под глазами, Ванцзи признался, что не успел сделать все задания дядюшки. Но и тогда Лань Цижень не собирался щадить племянника — в конце концов, он не для того придумал наказание, чтобы сразу же его отменить. Но едва директор школы открыл рот, как к нему в кабинет (без стука, естественно!) влетел Вэй Усянь. — Учитель Лань! Лань Чжань забыл домашку… то есть, домашнее задание в библиотеке на столе, не ругайте его! И он протянул десяток исписанных листов. Аккуратный каллиграфический почерк. Лань Цижень взглянул на нахмурившегося племянника, затем — на Вэй Усяня, у которого тоже залегли синяки под глазами. Этот мальчишка никогда не старался писать разборчиво, но ради друга сделал все возможное, чтобы скопировать его почерк. Лань Цижень открыл рот, чтобы отругать Вэй Усяня, но племянник вмешался раньше: — Вэй Ин, это же неправда, — с укором сказал он. — Зачем ты врешь? Вэй Усянь моргнул и тут же кивнул: — Хорошо, ладно, ты прав. Я не на столе их взял — эти листки на полу валялись. И как тебе не стыдно, Лань Чжань — мало того, что ты забыл своё эссе, так ещё и на полу бросил! Какое неуважение к заданию! И почему ты так говоришь со мной — я пошёл навестить тебя в библиотеку, увидел забытую домашку, принёс… я, между прочим, завтрак сейчас пропускаю! И никакой благодарности! Он так напустился на Ванцзи, что тот не успел вставить ни слова. Лань Цижень хотел резко оборвать Вэй Ина и пристыдить его — ведь очевидно, что все это была сплошная ложь, — но неожиданно поймал себя на том, что улыбается. — В самом деле, Ванцзи, — произнёс он, просматривая сочинение. — Поблагодарил бы ты друга. Не каждый ради тебя на такое пошёл бы. «Не каждый бы не спал ночью, выполняя задание на пятерку, ещё и твоим почерком», — осталось недосказанным. Дядя отменил все дополнительные задания. В конце-концов, два с половиной года — и эти закадычные друзья расстанутся. Они отметили выпуск полетом на воздушном шаре и… в самом деле расстались. Поступили в разные университеты. Лань Чжань все-таки пошёл учиться на врача, а Вэй Ин… Вэй Ин захотел стать летчиком. Лань Цижень всегда подозревал, что ему не хватает экстрима. Тем не менее, они виделись. Часто. Даже слишком часто, по мнению дяди — чуть ли не каждый вечер, и по выходным — учились в одном городе. Иногда они даже завтракали вместе — Вэй Усянь притаскивал два кофе, а Ванцзи готовил омлет — об этом дядюшка узнал случайно, позвонив по видеосвязи и увидев, как Вэй Ин (рубашку надел наоборот и воротник не расправил, он ведь вроде не был таким неряхой!) щедро посыпает свою порцию перцем и уминает за обе щеки. А потом Вэй Ина за какую-то провинность выселили из общежития, и они с Лань Чжанем вместе сняли квартиру. Лань Цижень думал, что Вэй Усянь, вероятно, дебоширил в комнате, что и стало причиной выселения, но позже узнал от Сиченя, что юноша поселил к себе в комнату девушку с ребёнком. Это стало ужасной новостью. Цижень немедленно позвонил младшему племяннику и принялся допытываться: что за девушка, что за ребёнок, сколько ему лет и признаёт ли Вэй Ин ответственность за свои действия… — Дядя, — медленно и спокойно произнёс Ванцзи. — Это не ребёнок Вэй Ина. А-Юаню и его маме просто временно жить было негде, отец мальчика избивал их… Сейчас уже все в порядке, они у бабушки. — Они точно не живут с вами? — Нет, дядя. — Откуда ты знаешь, что это не сын Вэй Ина? — допытывался Цижень. — Просто знаю. — Как? Он делал тест ДНК? — Дядя, я знаю, что он не изменял мне. На этом Лань Цижень застыл, не в силах вымолвить ни слова, а потом решил, что ему послышалось. — Ванцзи, на линии какие-то помехи, очевидно… я не расслышал, что ты сказал. Послышался вздох. — Дядя, ты все верно расслышал. Мы с Вэй Ином встречаемся. И очень любим друг друга. Уже давно. Ванцзи говорил что-то ещё, но дядя уже не слышал. Его сил едва хватило на то, чтобы замогильным голосом позвать старшего племянника и горестно причитать, пока Сичень капал в стакан корвалол. — Дядя, но ведь я говорил тебе, когда они съехались. — Что-о-о?! Ты говорил?! Не может такого быть! — Я сказал: ничего удивительного, что они не смогли жить друг без друга. — Да, но… я не думал, что в этом смысле! — Они на выпускном впервые поцеловались, в открытую, на воздушном шаре. И до этого… они уже давно симпатизировали друг другу, неужели ты не замечал? Нет, Лань Цижень не замечал. Или предпочитал не замечать. В любом случае, теперь он хотел только одного — чтобы Ванцзи прекратил эту… связь, и как можно скорее. Прав был он, ох, как был прав, считая, что этот Вэй Усянь не доведёт племянника до добра! Теперь дядя одолевал племянника звонками и сообщениями, голосовыми сообщениями, письмами по электронке и по обычной почте. Бросал телефон, когда трубку брал Вэй Ин. Пару раз слышал, как старший племянник успокаивал брата по телефону, что «дядя скоро привыкнет и беспокоиться не о чем». Но Лань Цижень не собирался привыкать. Как же он был прав, увидев Вэй Ина в первый раз и подумав, что ничего путного из воришки яблок не выйдет. И ладно бы, он на яблоках остановился! Но вот ведь что выросло! То, видать, уже был тревожный звоночек, в шесть лет-то. — Дядя, — как-то раз сказал Ванцзи после очередных увещеваний, и тон его звучал непривычно резко. — Прекрати относиться к Вэй Ину как к преступнику. Я очень люблю его и мне больно, что ты не можешь принять это. После этого племянник весьма эффектно завершил разговор, повесив трубку — чего раньше никогда себе не позволял — и дядя пришёл к выводу, что это, опять-таки, дурное влияние Вэй Ина. Они окончили университеты, устроились на работу — каждый по специальности — но так и не разъехались. К восторгу дяди, они все же стали видеться реже. Вэй Ин устроился работать в вертолётную компанию Цзянов, а Лань Чжань вступил в организацию «Врачи без границ» и несколько раз летал на Гаити и Ямайку оказывать помощь пострадавшим после землетрясения. Лань Цижень гордился племянником, и в то же время его сердце каждый раз замирало в тревоге, пока Ванцзи не звонил и не сообщал усталым голосом, что с ним все в порядке. В конце концов, он ездил не в горячие точки вроде Афганистана, но на душе у дяди все равно было неспокойно. Однажды тёплым майским днём Лань Цижень вернулся с работы (он все ещё занимал должность директора школы) и понял, что младший племянник за весь день так и не позвонил. Дядя не понимал, в чем дело. Ванцзи должен был ещё днём сообщить, что все в порядке — он уехал в соседний Непал, чтобы помочь местным врачам — после землетрясения больницы были переполнены, очень много людей пострадало, многих ещё не вытащили из-под завалов обрушившихся зданий. Но Ванцзи не позвонил. Может быть, все ещё обижался из-за их последнего разговора? Лань Цижень поставил ему ультиматум — или расстаёшься с Вэй Ином, или домой никогда не возвращайся. Должно быть, обижался. Настолько, что совсем не жалел дядю и его старое больное сердце. Цижень немного поворчал и набрал старшего племянника. Он сразу уловил, что что-то не так. Сичень старался говорить спокойно, но по его тону Цижень сообразил, что он что-то не договаривает. — Что-то случилось, Сичень? — Нет, дядя, что ты. Все в порядке. Ванцзи просто сильно устал, я уверен, он перезвонит позже… Старший племянник, когда хотел, был таким же упрямым, как младший. Как дядя ни бился, он ничего не смог вытянуть из Сиченя. Сдавшись, Лань Цижень попрощался, снял костюм и, переодевшись в домашний халат, сел у телевизора. И новости показали ему то, что не хотел рассказывать Сичень: — Вчера ночью в Луклу экстренно вылетели три сотрудника международной гуманитарной организации «Врачи без границ». На вертолете врачи поднялись до четвёртого базового лагеря на Эвересте, для оказания помощи альпинистам, пострадавшим от обморожения и переломов конечностей при опасном спуске. Всех раненых удалось разместить в двух вертолетах, они уже пребывают в больницах Катманду. Однако ожидавшаяся на Эвересте метель началась на два дня раньше. Почти все туристы и экскурсоводы уже на пути к первому базовому лагерю, им не угрожает опасность, однако на высоте восемь тысяч метров остаётся гид экспедиции «Горы — это жизнь» американец Уильям Морстен, а также чета французских альпинистов, Жорж и Мари Дюбуа. С ними находится врач из Китая Лань Ванцзи… На этом моменте Лань Циженю стало плохо. Он смутно слышал, что месье Дюбуа и Уильям Морстен были ранены, и доктор остался с ними, и вертолёт не успел прилететь, а теперь погодные условия были не лётные… он слышал, что кислорода было мало, и на высоте восемь тысяч метров даже подготовленным людям очень тяжело, ведь это «мертвая зона», организм отказывается нормально функционировать. Слышал, что непонятно, как долго продлится метель и как ее выдержат запертые на горе, словно в ловушке, люди… А потом Лань Цижень поднялся, как в трансе, и позвонил старшему племяннику. Сичень ещё пытался скрывать, пытался успокоить его, но Циженю было плевать на старое больное сердце. Его сердце требовало, чтобы его мальчика, А-Чжаня, этого ребёнка, которого он в глубине души считал своим и воспитал, как сына, немедленно вернули домой. Целого и невредимого. Сичень уже подключил всех друзей. Он всеми правдами и неправдами добился внимания к этой ситуации большого числа людей, добрался и до посла Китая в Непале, чтобы они достали вертолёт. Но ни одна вертолётная компания не соглашалась подняться на такую высоту в такую погоду. Лань Цижень провёл бессонную ночь у телефона и с включённым телевизором. Его телефон постоянно был на зарядке: временами, едва задремав, мужчина вздрагивал и принимался снова рыться в Интернете, проверял сообщения от Сиченя, и надеялся… надеялся… Он так радовался, когда Ванцзи объявил о желании стать врачом! Хоть изначально дядя думал о другом будущем для младшего племянника, он не мог спорить с выбором такой благородной профессии. Надо было спорить! Надо было уговорить, заставить его выбрать что-то другое… Не такое опасное… Сичень позвонил в пять утра. Судя по голосу, и он не спал всю ночь. — Я говорил с Ванцзи, дядя. У них есть рация, его коллеги в Лукле просто приложили рацию к телефону… — С ним все в порядке? — взволнованно перебил Цижень. — Сичень, прошу, не скрывай от меня ничего! — У него высотная болезнь… из-за этого они хотят спускаться. Им в любом случае придётся — вертолёт ни за что не поднимется на восемь тысяч метров в метель. — Но… это безопасно? Сичень молчал несколько секунд. — Лучше это, чем сидеть там и ждать, пока им станет хуже. Циженю тоже понадобилось время, чтобы осознать значение этих слов. — Но… когда они спустятся… вертолёт ведь заберёт их? — Дядя… я не нашёл никого, кто согласился бы подняться даже до первого базового лагеря. — А первый лагерь… — Чтобы дойти до него, Ванцзи и остальным требуется пройти чуть более трех тысяч метров. — Но три километра — это… — Дядя, это горы, это другое. Это не три километра от твоего кабинета директора до водопада в Гусу. Цижень потерянно промолчал. Да и что на это можно было ответить? — Я буду держать тебя в курсе, дядя. Сразу наберу, как только что-то узнаю. А пока — обещай мне, что попытаешься отдохнуть. — Сичень… — Обещай мне. И Цижень пообещал. Он даже приволок одеяло из спальни и завернулся в него, продолжая сидеть в кресле. Но за весь день он не смог сомкнуть глаз. Теперь ему не удавалось задремать даже на несколько секунд. Он все думал, думал… Что он в этой жизни сделал не так? За что судьба так наказывала его? Почему, в таком случае, его бедный мальчик должен расплачиваться за его грехи? Цижень отдал бы все на свете, лишь бы А-Чжань вернулся домой, охотно и с радостью поменялся бы с ним местами, умер бы на той проклятой горе, если нужно… лишь бы его мальчик был здоров и в безопасности. Телевизор так и остался включённым. Цижень ничего не ел, только забрал полный чайник и цедил уже остывшую воду. Он отлучался только в уборную и, едва помыв руки, бежал обратно в гостиную — в надежде на хорошие новости. И ждал, ждал… В два часа ночи раздался звонок. — Вэй Усянь в Катманду, — без предисловий напряжённо сказал Сичень. — Он попробует их спустить. Цижень не сразу осознал значение этих слов. А потом до него дошло: Вэй Усянь, он же закончил лётное училище… — Он сможет? У Вэй Усяня мало практики. Явно недостаточно для такой операции. Что, если у него не получится?.. — Он попробует, — повторил Сичень. — Ему нужно подняться до второго базового лагеря. Они все не могут идти дальше. Это шесть тысяч четыреста метров. — Может быть, другой лётчик, более опытный… — Дядя, никто другой не согласен. И Цзяны тоже не сразу дали Вэй Усяню вертолёт… — Но почему? — Дядя… При такой скорости ветра и разреженном воздухе… — Ну? Это проблема? Послышался вздох. — Что они сказали? — требовательно спросил Цижень. — Что это — самоубийство. И вновь он слышал слова племянника как сквозь толщу воды: что Вэй Усянь прилетит в Луклу и там дозаправится, и потом, уже оттуда, полетит ко второму базовому лагерю, что погода по-прежнему отвратительная, хотя метель уже не такая сильная, и что у Вэй Усяня не будет с собой снаряжения… Дальнейшее дяде уже не нужно было рассказывать, он додумал сам: вот Вэй Усянь, не долетев до цели, разбивается о скалы, а Ванцзи замерзает насмерть… вот Вэй Усянь садится, а взлететь не может, и они оба погибают от обморожения… вот летят, вот уже видна взлетно-посадочная полоса в Лукле, а вертолёт неисправен, начинает дымиться и взрывается в воздухе… или даже не так, оба уже в столице Непала, но ведь там недавно произошло землетрясение, больницы переполнены, и Ванцзи с Вэй Усянем никто не оказывает помощь… Что-то из этого приснилось Циженю, когда сон все же коварно сморил его. Мужчина проснулся с гулко колотящимся сердцем; ему пришлось положить под язык валидол. Ни телевизор, ни Интернет не сообщили ничего нового. Телефон молчал. Цижень смутно вспомнил, что есть ещё школа, он совсем забросил дела… но это его сейчас совсем не волновало. Он привык полагаться в жизни только лишь на себя одного, но теперь пытался вспомнить слова молитвы. Он не мог вспомнить, потому что никогда их не знал, но слова, приходившие ему в голову, были самыми честными в его жизни и шли от сердца. Пожалуйста, пусть он вернётся домой живым. Они оба. Сичень позвонил в четыре часа дня. В его тоне сквозило облегчение и крайняя усталость; тем не менее, племянник говорил бодро. — Дядя, Ванцзи в порядке. Вэй Усянь — тоже. И остальные. Они уже в Лукле. Все в порядке. Все… все будет в порядке. Я вызвал такси до аэропорта, полечу в Непал, встречу их в Катманду. Дядя, я… — он прервался, сглотнул, и Цижень взволнованно подхватил: — Сичень, я тоже. — Дядя, — справившись с эмоциями, продолжил старший племянник. — К тебе сейчас придут, принесут еды — поешь, пожалуйста, мне сказали, ты не выходил из дома все это время… А потом ложись спать, слышишь? Все закончилось. Наконец-то… все кончено. Он спасён, он вернётся домой. Плача и велев племяннику написать, как доберётся, Цижень положил трубку. Буквально через минуту раздался звонок в дверь, и один из учеников протянул ему поднос с едой, видимо, из столовой. Цижень поблагодарил, забрал поднос и закрыл дверь. Он лёг спать только после того, как заказал рейс Пекин-Катманду, вылетающий на следующий день. А вечером уже встал, чтобы успеть на поезд до столицы. Позже старший племянник будет выговаривать ему за то, что дядя не бережёт себя. Позже младший племянник будет смущаться, когда дядя будет его осматривать со всех сторон на предмет повреждений, и без конца бормотать, что с ним все в порядке. Позже Цижень узнает в подробностях, насколько рискованным и опасным был полёт Вэй Усяня. И позже Лань Цижень увидит этого мальчишку — скромно стоящего в сторонке, будто он не член семьи, — подойдёт и горячо расцелует его в обе щеки. Увидит, как тот покраснеет, удивится, что его ещё можно чем-то смутить, и порадуется, что когда-то Вэй Усяня так привлекли их яблоки.

Награды от читателей