Через тернии к звёздам

За эти полгода привыкнуть к неожиданному повороту в виде живущих в Конохе Узумаки получилось, причём к новоявленным родственникам по материнской линии возникла и тонкая нить доверия, разрывать которую я не спешила. Наруто с ними было комфортно, всей своей солнечной душой он тянулся к родственникам, сжимал в объятиях нежную бабушку и вечно бдящую сестру. Никто двойняшек разделять и выделять не хотел, предпочитая уделять равное внимание и на похвалу никто не скупился. Узумаки воспитателями оказались хорошими. Больше всего времени с нами проводила бабушка. Женщина она достаточно нежная, говорящая мягкими интонациями и вместо ласковых прозвищ, предпочитала обращаться к внукам сокращениями имён. Так из Мегуми я стала «Ми-тян», а Наруто соответственно превратился в «Нару-тян». Это не мешало, мой умилительный писк, когда братец начал поворачивать голову на обращение и улыбаться должен считаться минимумом из того, что действительно может произойти. Разрыв сердца от столь милой картины гарантирован всем радиусе километра от этого чуда. Бабушка предпочитала играть не в развлекательные, а в развивающие игры. Обёрточная бумага, что укладывали в ноги, давала Наруто новый опыт в сенсорике. Братик отнесся к ней с интересом и бил по оранжевой бумаге с двойным усердием, радостно угукая, когда бабушка его хвалила. Проделывать это занятие приходилось, и от скуки избавлюсь, и отведу подозрения. Будучи взрослым человеком заниматься подобное ерундой необходимым не считала, и взрослые справедливо опасались, что со мной что-то не так. Испугавшись возможных последствий, стала заниматься вдвойне усерднее при следующей игре. Прадедушка свалил на всё банальное отсутствие интереса на погремушки и предлагать их мне перестали. Дальше шли книжки с картинками. Бабушка показывала животных, цветы и с интонацией пересказывала различные истории. Изредка я пыталась продемонстрировать звуки животных, после неё, конечно, стремясь разбавить красочные рассказы своим блеянием. Женщину этим удивляла знатно, а после она каждый раз расплывается в улыбке и хвалит, даже если выходит совсем дикость. Прогулки с Наруто назначались в период с трех часов дня и до четырех. За пределы квартала мы не выходили. С детьми ровесникам практически не играла, предпочитая бдеть спокойствие братца и с готовностью отгонять всяких там беспредельщиков. Такого не наблюдалось. Дети Узумаки были активными, как и Нару, к мальчику тянулись и вместе пытались заставить его двойняшку принять участие в игрищах, пусть чаще всего и считали себя по большей части наставниками из-за возраста. Стиснув зубы, присоединялась, но играла роль больше няньки, нежели участника. Желание Наруто засунуть что-то в рот с улицы сурово каралось взмахом пухлого пальчика и недовольным айканьем с моей стороны. Блондин прекрасно слушался, а после резко переключал внимание на недовольную мордочку сестры и всячески мазюкал лицо грязными руками. Это умиляло. Отчего маленькое солнышко тискала уже и я, и бабушка. Тамаё купала внуков уже не одна. На помощь приходила молодая девушка Каяо, чуть старше моего дяди Тоджи. В основном возилась она со мной, в открытую говоря о том насколько Ми-тян послушна и спокойна. Наруто купаться обожал, едва не выворачивался из рук бабушки в жалких попытках вернутся в воду. Я ржала с его выкрутасов, а испуганной его поступками бабушке было не до смеха. Когда начали лезть первые зубки на стену готовилась лезть уже я. У Наруто поднялась температура, пусть она и была небольшой, но для перепуганной меня она казалась адски горячей. Из-за этого я отказывалась спать, сидя возле брата и прикладывая свои ледяные руки к его горячему лбу. Мои зубы лезли с диким желанием что-то грызть и отсутствием аппетита. А для блондина в подарок шли ещё и небольшие покраснения вокруг рта. Обильное слюноотделение тому была причина. А мы были причиной плохого сна у бабули и Каяо. Ибо своим поведением ломали им шаблоны о младенцах. Дедушка Масаюки перед сном заходил всегда. Первое время долго смотрел на то, как внуки засыпают, хмурился и молча уходил. Со страху пару раз чуть не обделалась, когда увидела его хмурое лицо и со страдальческим вздохом пыталась уснуть. Потом то ли привык, то ли устал от моих вздохов, но садился рядом и рассказывал легенды из местной мифологии. Сцены с убийствами и страстной любовью не пропускала жесткая цензура бабушки. Когда уже пытались самостоятельно сидеть, нас усаживали на колени и вместе с дедом наблюдали за закатным или ночным небом. В тёплые ночи сидели на веранде, где, указывая пальцем, дед рассказывал о созвездиях и совсем тихо добавлял, что с небес за нами присматривают наши родители и предки. Каждый раз мне напоминает это о ушедших супругах Намиказе, их тёплые улыбки и прощальные слова. От вложенные в слова смысл душили слёзы. И во время этих сеансов со звездами мужское кимоно намокало из-за редких слёз. Тем не менее, прерывать эту традицию дед не торопился. И лишь потом я поняла почему. Я плакала за него и вместе с ним. Оба лили слёзы по тем, кто ушёл и больше не вернётся. Только вот ему этого делать по статусу было не положено, наследник должен быть крепок и душой и телом. А мне, младенцу, позволялось многое. И Масаюки этим пользовался. С прадедушкой и Тоджи мы практически не виделись. Прадед занимался кланом и его экономикой, уделять внимание двум правнукам физически не успевал. А Тоджи проводил всё своё время на миссиях и в отдалении от детей сестры. А если и оказывался рядом, то приходилось сдерживать рвоту, что медленно поднималась по горлу. От Тоджи пахло кровью и смертью, он даже не собирался скрывать алые пятна и разводы на теле, едва перед глазами показывался. Приходилось натянуто улыбаться, чтобы этот ледяной взгляд наконец перестал царапать моё лицо. Тоджи ужасал и я искренне рада, что этот человек в моей жизни практически не присутствует из-за занятости. Выдерживать его тяжёлую ауру каждый день было бы невыносимо. И всё же я боюсь оставлять этого человека одного. Из-за кровавых заданий Тоджи в скором времени человеком быть и вовсе перестанет, превратившись полностью в машину для убийств, что когда-то может стать моим палачом. Это подтверждали и его задумчивые холодные глаза, проникающие в самое нутро. Однажды вечером, когда Наруто уже спал, я решила испытать удачу и научиться ходить. Ноги дрожали и лишь стоящая рядом тумба, за которую я крепко ухватилась, не давала упасть. Перебирая конечностями, старалась делать мелкие шаги, шатаясь как алкоголик. С недовольным бурчанием поднимала попу, когда слабые ножки не выдерживали. И лишь на шестое падение замечаю высокого подростка, что притаивается в углу. Голубые глаза в темноте светились как лампочки, ассоциируясь лишь с демонами из сказок, что рассказывал дедушка перед сном. Дядя застывал со странным выражением лица и молчал. А мне и привлекать к себе ещё больше внимания не хотелось, поэтому лишь глазами хлопала, да улыбалась, сверкая единственным зубом. — Как тебя звать, личинка? К чему задавался этот вопрос было не ясно. Он будто хочет убедится в том, что я самый обычный ребёнок, не унаследовавший гениальность отца, что стоял ему поперёк горла. Что от меня можно не ждать каких-либо фокусов, какие вытворяла в своё время моя мать. Тоджи ждёт, когда мы с Наруто подрастём, вероятно, чтобы увидеть в нас унаследованные черты. Может чтобы жить дальше, видя отражение покойной сестры в нас, или презирать, отыскав сходство с отцом. Тоджи медленно, но, верно, запутывался в паутине тьмы и ненависти. Может быть оттого они с Какаши и недолюбливают друг друга, от этой схожести? Молчание затягивалось. И чем дольше я молчала, тем сильнее растягивалась на разбитых губах родственника горькая улыбка. Жалость. К Тоджи я испытывала только это. — Мегуми. Тебя ведь это злит, правда? Ты задал вопрос с целью убедится, что я обычная, такая же, как и все. Но мне, умершей однажды, дали второй шанс, Тоджи. Я не могу быть нормальной, потому что жить в другом мире и теле после смерти ненормально. Этот мир аномален, вы неправильные. Вы чертовы полубоги, Тоджи, большинство из вас чудовища, что встретить в реальности страшно. Существование аловолосого клана в Конохе неестественно, твоё присутствие здесь ошибка. Вас здесь не должно быть. — С таким именем тебе будет тяжело. — рыжеволосый глаз не отводит, предпочитая в очередной раз пробежаться по телу глазами и фыркнуть. — Хотя ты же благословленная, так что тебе должно быть плевать. Знаешь, мне плевать на мнение тех, кто умрёт в любом случае. Дети из академии, куда вы отправите меня в обязательном порядке, жители этой проклятой деревни, старейшины, Третий, они не важны. Большинство детей из академии пушечное мясо, обычная массовка. Жители деревни погибнут в нескольких столкновениях, просто потому что гражданские. Старейшины и Третий умрут в любом случае, только разными смертями. Третий от рук Орочимару, Данзо от рук Саске, а старейшины...вероятно от моих. Мне эти люди здесь ни к чему, они будут только мешать. А для моего выживания мне необходимы не только сторонники, но и сила. Вот здесь-то, ты и пригодишься, Тоджи. — Уси. — Что? По глазам вижу, что ты всё прекрасно понял. Ниндзюцу, фуиндзюцу и управление чакрой для меня не проблема, твоя, нет, наша семья любезно согласилась с трёх лет обучать меня этому. Моя ненормальность этому поспособствовала. Пожирание чужой чакры было редкой генетической мутацией, что передалась от Тамаё, а потому и лишённая чары душа так легко накопила силы для своего существования. Иначе бы у Минато дать первый импульс с помощью чакры для органов не получилось. Никогда не перестану благодарить победившие гены Узумаки. А что касается оружия и рукопашного боя, то тут только ты поблизости. Проползая мимо домашнего додзё, успела заметить, насколько хорош дядя в этих областях. Пусть и не Майто Гай, но таланта и упорства в Тоджи не меньше, тренировки до сбитых костяшек были минимумом того, на что этот ребёнок шел. Пугало ли это? Скорее внушало уважение перед чужой силой воли и начало тяжелого пути будущего мастера. И моё стремление к долгой жизни лишь подогревало желание начать учиться. Остаётся лишь уповать, что твои навыки будут столь же хороши, как у твоего тёзки, дядя. Тоджи же молчал. — Сперва перестань дрожать при моём появлении, карапуз. И ушёл, оставляя растерянную сидеть на полу. Надеюсь, тебе кто-то попадёт кунаем в зад, придурок. С того разговора прошло всего несколько дней, а уже все обитатели дома в курсе моих попыток самостоятельно делать шаги. Следили за мной теперь ещё внимательнее, только вместо нежной бабушки, теперь строгий прадед. Акихико настолько быстрое развитие поразило. Желание научится читать и писать было воспринято благосклонно. И при каждом чтении документации, мою тушку усаживали на коленку и вместе, по слогам, читали отдельно иероглифы, после превращали их в слова. Затем следовал урок каллиграфии, где прадед показал изготовленную собственноручно кисть для детей моего возраста. Выглядел он при этом довольно жутко, вроде и похвалы от меня хотел, но в тоже время и строил из себя непонятно что. На мой кивок старик так вообще сник и будь мы в аниме за ним бы был фиолетовый фон со значком уныние. Пришлось похлопать его по голове, когда тот склонился и попытаться сказать чёткое «деда лучший». Получилось это или нет понять так и не смогла. Тот сразу отвернулся и заметны были лишь дёргающиеся плечи. Злился, наверное, на неправильное произношение, вон, даже уши от гнева покраснели. Изящные дедовы иероглифы в сравнении с моими каракулями можно было продавать как редкой красоты картину. Пальцы слушались плохо, а сама рука дрожала, по итогу из всех махинаций нормальными получились лишь несколько иероглифов. Я была в ярости, причем безосновательной. Знала же, что тело не достигшего и года ребёнка слушаться будет плохо. Оставалось лишь молить Бога, что старик занятий не прекратит. — Запомни, Мегуми, каллиграфия требует терпения. — Акихико обхватывает мою ладонь и аккуратно выводит ею новую букву. — В карьере шиноби терпение столь же необходимо, как и навыки. Нетерпение губит, девочка. Иероглиф, что после этой фразы я вывела сама оказался лучшим из всех до этого. И прадедушка, которому я его преподнесла в качестве благодарности за жизненный урок, казался довольным. Последующие дни протекали мирно. Успехи полугодовалой малышки известны уже и за пределами поместья. Каяо, получившая от меня листок с собственным именем, была окрылена по подсчётам дедушки Масаюки больше четырех дней. В течении всех этих дней, показывала корявую надпись всему клану, улыбаясь при этом как блаженная. Мне плевать, на самом деле, такие листки есть и у дедушек, и у бабушки. Не досталось только Тоджи, что снова укатил на задание. Ну и Кагуя с ним, пока не согласится тренировать делать ничего не буду для него. Обойдётся. В часы отдыха, от скуки рисовала. Рисунки разбирались обитателями поместья с невероятной скоростью. Редкие картинки, что нравились уже мне приходилось отвоёвывать с боем и нести к скучающему без сестры Наруто. Тот неожиданный подарки принимал и в следующее посещение меня ждал рисунок, невероятно кривой, лишённый всякой логики красный и желтый круги, держащиеся за руки. Это было первое, что Наруто подарил мне в новом доме и первое, что позже будет лежать в небольшой шкатулке с надписью «Память». Помню, как крепко обнимала это солнышко, что дарило тепло даже тем, кто во тьме плескался уже слишком долго. Ладошки брата на спинке и его тихое дыхание на ухо. И как плакала, с ужасом понимая, какое дерьмо его только будет ожидать на пути к мечте. Чувств настоящей Мегуми после этого рисунка во мне больше не было. Наруто любила теперь уже я, его новая сестра и тень, что больше не уйдёт. Как и запечатлённый этот неловки момент чертовой Каяо, где я пытаюсь отодрать свои сопли от яркого комбинезона малыша. Развитие Наруто на мой взгляд продвигалось достаточно быстро, но витало в воздухе что-то неправильное, то, чего и быть не должно. Гости из кланового квартала, нанятые кухарки и прислуга, решившие отчитаться после миссий ниндзя клана. Все они смотрели на нас, словно на экспонаты. Пробегались взглядом вдоль тел, просили рассказать о нашем времяпрепровождении и здоровье. Я думала, что в основном эта проблема жила среди Учих, что никогда не были довольны своими результатами и оглядывались на других. Как оказалось нет. Чертово сравнение приживалось и среди Узумаки. Попытки Наруто ходить самостоятельно не вызывали среди красноволосых бурного ажиотажа. Если брат старался выговаривать целые слова, а не отдельные звуки, все лишь кивали и вновь обращали взгляды на меня и Тоджи, что в очередной раз крушил врагов за пределами деревни. Это было неправильно. Прадед это тоже понимал, а потому и запретил выносить информацию о развитии наследников за пределы поместья и стал обучать нас сам, ограничивая круг общения с прислугой и гостями. С Нару нас всё же разделили. Спали теперь мы отдельно, в разных комнатах и концах коридора. Если раньше об этом решении я и подозревала, то не думала, что произойдёт это настолько рано. И сказать по правде, решение повлияло на развитие Нару негативно. Заснуть один Наруто не мог, начинал плакать, когда не находил мою руку. Сердце кровью обливается, стоит только тихому всхлипу донестись до моих ушей. Прокрадываюсь в комнату брата ночью, ложусь рядом и вытираю слёзы, градом стекающие по пухлым щекам. Обнимает брат почти до хруста, прячет голову в основании шеи и тихо плачет, старается быть неуслышанным. Больше всего на свете было жаль именно его и Саске, Итачи, Кураму, всех тех жертв обстоятельств, что оползнем надвигались с каждым годом всё сильнее. Наруто, бедный ребёнок. Ты и представить себе не можешь, как бы мне хотелось избавить тебя от всего того дерьма, что ожидает в будущем. Как сильно я желала, чтобы все недопонимающие люди, обиженные случайной фразой, исчезли, чтобы всех этих Зецу не было, чтобы не было Ооцуцуки. Наруто, знаешь, пока в это мире в тебя никто не верил, миллионы верили в другом. За тебе переживали, плакали с тобой, росли вместе с тобой. В тебя верили, Наруто. С самого начала поверили мальчику-хулигану, поддерживали, когда ты был готов уже сломаться. И я продолжу верить. Продолжу верить в мальчика, что не любит яблочные дольки, которому не нравится забившийся в обувь песок. Буду верить в мальчика, что рисует разноцветные шарики и пытается сказать кто там изображён. Я верю мальчику с солнечной улыбкой, гораздо больше, чем всем, кто окружает меня сейчас. — Нару-тян, я тебя никогда не блошу и не отвелнусь...— проглатываю солёную жидкость и слюну, пытаюсь сказать так много, как не успели сказать родители. — Ты только не сдався, хорошо? — Нее-тян... Это было первое слово, что сказал Узумаки.

***

Цепочка странностей тянулась за человеком, мысленно называемого дзи-саном, да такая, что в пору было уже сломать голову от различных гипотез. Узумаки Тоджи мне знаком не был, ни по сюжету, ни по проживанию в этом доме. И узнать его возможности не было, задания ему намного важнее семьи. Являлось ли этом знаком свыше, что, мол, девочка, забудь, не знаю. Волнует больше его возможная опасность для жизни, причём исключительно моей. Но тем не менее, стоило только подростку переступить порог родного дома, многочисленные гости наведываться не торопились. Ограничивались письмами и короткими записками. Обитатели поместья и рады были, но всеобщее ликование родственников не разделяли слуги. Тоджи своей энергетикой давил не только на шиноби, но и каждого встречного человека. Мне плевать на это, честно. Волнует лишь собственное обучение у родственника, только и всего. Я могу, конечно, попытаться быть как настоящая куноичи, но мерзко будет целовать незнакомца, в попытках вырвать ему язык. Лучше уж по глотке лезвием. Тоджи пробыл дома всего неделю, прежде чем в очередной раз уйти на задание. Все попытки раскрутить вредного подростка не тренировки провалились сразу же при вторжении в его комнату. Дзи-сан смотрел в упор, кривил губы в едкой усмешке, обзывал «клопом» и мягко выпинывал за дверь. Этот невозможный человек был в числе первых, кому я искренне желаю получить кунай в зад. Не успокоили и новые книги, и свитки, что принёс Акихико-одзии-сан. Развивать чакру было рано, вся семья ещё не была готова воспринимать гениальность дочери Кушины адекватно, опасаясь разрушить неокрепшую СЦЧ неправильным подходом. В качестве утешения от отказа, мне выдали свитки с основами в управлении чакры, в создании фуина и ирьёниндзюцу. О своей идее с шинигами я рассказала без задней мысли Масаюки-одзии-сану и Акикихи-одзии-сану. Те покивали головой и убежали творить, изредка отвлекаясь на совместные занятия, приёмы пищи и...всё. Свалив реализацию этой мысли недалёкой дамочки, ухватываюсь за фуин, стараясь запомнить отдельно важные моменты и попытаться сотворить позже из всего этого что-то своё. Цепи чакры использовались Узумаки редко, лишь сильные волей и чакрой могли пользоваться ими, пусть и как часть фуина. Я же планирую сделать из них оружие или жалкое подобие абордажного крюка. Ох, идей слишком много, а возможностей реализации ноль. — Одзё-сама, не хмурьтесь так, а то сморщитесь ещё как изюм! Каяо улыбается над собственной фразой, сверкнув карими очами. Как человек она не настолько уж и плохой, чтобы думать над всеми её фразами, порой едкими и глупыми. Пока она присматривала за Наруто и делала это хорошо, меня не волнует ни её прошлое, ни отношение с другими людьми. Каяо всего семнадцать, а ведёт себя как пятилетний ребёнок. Дуется по-детски, смеётся. Каяо незапятнанный проклятием ненависти и жажды убийства шиноби, она не прогнила до крайней степени полного безразличия к чужим жизням. Она не была Тоджи, что смотрит глазами убийцы даже на свою семью. Она не Минато, что одним взглядом заставил Обито содрогнуться. Каяо слишком человечная для этого мира. И ей бы, всего лишь на мгновение, побывать там, где и убивать-то не нужно. В моём мире, где убийство считается преступлением. — Одзё-сама, вы такая маленькая, а уже пытаетесь прыгнуть выше головы. — она горько усмехается, ероша мои волосы дрожащей ладонью. — Вам не терпится окунутся в мир, где погибают ежедневно сотни, где каждый ваш вздох может стать последним. Молю, Одзё-сама, оставайтесь ребёнком подольше. Каяо, ты и представить себе не можешь насколько сильно я хотела бы жить среди гражданских. Как бы хотела избежать кровавой дорожки, приготовленной заботливой Кагуей, пожравшей плод чакры тогда. Наполненная алыми всполохами история шиноби её работа, работа её сына, людей. Убивать дико, страшно, неправильно. Смотреть в экран на этих моментах не страшно, ты просто смотришь и видишь то, что уже давно минуло. Остаётся лишь неприятно удивляться чужой жестокости, только и всего. А здесь... Для человека, выросшего в иных условиях, убийство было преступлением и грехом. В этом мире рассуждать о добре и зле бессмысленно, и тратить на это время я не собиралась. Но откажусь ли от собственных убеждения ради собственной жизни? Может быть. От природы в человека закладываются определённые качества, которые не исчезают на пути эволюции, а передаются каждому на генетическом уровне. От природы человек не всегда убийца или боец, для того чтобы убить нужен катализатор, если ты не псих, конечно. Я живу среди убийц, чем не стрессовая ситуация? — Одзё-сама, к вам пришли гости. Тоджи ушёл на задание, и гости начинают наведываться спустя только час после его ухода? Это рекорд. Обычно на огонёк заглядывают спустя часа четыре, не меньше. Даже странно, что гости пришли именно ко мне, не к дедушкам или бабушке, как обычно, а ко мне. Хотя, Каяо вон Наруто взяла на руки, следовательно гости пришли именно к двойняшкам. Что бы это значило? Советники решили проверить? Или узнали о быстром прогрессе малышей Намиказе? Всё равно расслабляться нельзя, чего ожидать от этих гостей не ясно, вдруг они несут угрозу? О чем я думаю?! Здесь всё несёт угрозу! Даже от летающей рядом мухи опасности больше, вдруг есть клан подобный Абураме во врагах Узумаки? Может я слишком много накручиваю себя? Стоит ли относится ко всему чуть проще? Так и нервные клетки сберегу для более важных дел, пусть они не «умирают» от напряжения, но так хотя бы менее истеричной стану. Да, определённо. Надо бы собрать все свои остатки апатичности и оптимизма, чтобы сохранить очаровательное лицо Мегуми для разбивания мальчишеских сердец. — Рад видеть вас в добром здравии, Фугаку-кун, Микото-кун. Как ваше здоровье? Что простите? Можно повторить, а то мне оптимизм уши заложил. — Благодарим за оказанное радушие, Акихико-сама, вашими молитвами у нас всё славно. С чего это вдруг некогда замкнутый клан дал добро на посещение семейству Учиха? Разве натянутые отношения у Узумаки со всеми не должны были препятствовать их приходу? Или они подсознательно опасаются повторного уничтожения? У Учих такого печального опыта не было, на них сильнее действовала попытка задавить их стремление к управлению деревни, так что их гнев и ненависть были понятны. Только для них самих. Кланы благородные, подобные Хьюга и пока ещё целым Учиха, были достаточно высокомерны, иногда даже перегибали. Не могу отрицать влияние клановых устоев, человеческого фактора и прочую белеберду, которую упоминать не хотелось и вовсе. На данный период времени, живём мы в относительно мирной обстановке, изредка отправляя отряды для зачисток на границе, не верить в это бесполезно. Тоджи одним своим видом это подтверждает. Только вот старые обиды забывать никто не торопился. А за эти полгода я вполне неплохо поработала в сфере шпионажа, ползая и шагая где только могла. Особая любовь была ещё между Узумаки и Хьюга, которых первые подозревали в диверсии во время падения кланового города. Видать, не повезёт паре Наруто и Хинате, старейшины, помнящие белые глаза во время падения, не то, что свадьбы, даже общения не допустят. Хорошо это или плохо, не мне решать. Вмешиваться в это не стану. А что касается Учих и Узумаки, то здесь в большей степени, вероятнее всего, играет родство. Учиха Эико приходилась Ашине внучкой, вскрывшийся факт Мадара воспринял знаком свыше и женился на девушке быстро. Однако, не имея под рукой клановой родословной Учих узнать приходился ли Саске Мадаре потомком возможным не представлялось. Может он принадлежал ветви Изуны, учитывая их схожесть? Кто его знает. Меня это не касается. — Итачи-кун, прости за наглость, но не мог бы ты присмотреть за детьми, пока взрослые разговаривают? Вы оставляете пятилетнего ребёнка следить за детьми? Серьёзно? — Конечно, Акихико-сама. Итачи, скажи ты можешь говорить «нет»? Какого хрена ты остаёшься за старшего, когда тебе самому, по сути, не помешает адекватный учитель и воспитатель? Из твоего отца родитель уж больно дерьмовый получился, хорошо хоть, Микото вроде адекватной была, пусть и с японским менталитетом, заложенным в корку мозга. Мы остались вчетвером. Каяо пришлось уйти по правилам поведения, а потому под внимательным взором старшего из братьев мы остались действительно одни. Что за дела творятся здесь? Родители долгое время не оставляли нас сестрой одних и не просили других детей приглядывать за нами, опасаясь недосмотра. Как можно доверить трёх детей другому ребёнку, пусть и старше на пять лет? Какой адекватный человек будет это делать? Я своих племянников друг другу не доверяла несмотря на то, что они были вполне сознательными детьми. Мне их редко доверяли, по причине излишнего количества заноз в заднице. А мне, на секундочку, было уже двадцать один! А тут ребёнок пяти лет! Как у Итачи ещё раньше не начала протекать крыша? Вздохнув, медленно поднимаюсь на ноги, под удивлённый вздох старшего красавца. Пытаюсь достать листы бумаги и карандаши, протянув их реинкарнациям. Услышав твёрдый приказ молча рисовать, Наруто за рисунки действительно засел, пока младший Учиха вовсю рассматривал такую же недовольную морду, как и его собственная. Сколько было в этом взгляде эмоций, словами не описать. Малыш уже пытался делать свой знаменитый взгляд с единственным смыслом «мусор». Было в Саске что-то такое, что просто кричало о том, что по заднице ему стоит всё-таки дать. Хотя, зная канон, одной поркой задницы здесь не обойдётся. — Мегуми-тян, меня зовут Итачи, давай не будем шуметь, хорошо? Благодаря многочисленным фанфикам большинству девушек моего мира известно даже то, что будет в твоих штанах. А ты мне тут про имя только говоришь. Показываю будущей жертве интриг своё искреннее послушание, утыкаясь в очередной свиток. Но сосредоточиться на тексте не получалось. Итачи беспокоил. В столь нежном возрасте увидеть последствия войны и нападение лиса, павших людей вживую лицезреть неприятно, даже страшно. И судя по глазам, ему эти картины не нравятся. Итачи пацифист, каждый раз сражающийся против своих убеждений, работая ниндзя и членом Акацки. Этому ребёнку от карьеры шиноби лучше отказаться. Его будет выворачивать, ломать кости, терзать душу, от которой оставались лишь жалкие лоскуты. Каково тебе было идти против самого себя? Страдал ли ты от осознания того количества сломанных жизней, на которых тебе указывали? Что ты чувствовал тогда, а, Итачи? — Мегуми-тян, интересно? Ты склоняешься чуть ближе, притягивая к себе пыхтящего брата. Вы любите друг друга, до боли в объятиях сжимаете. Ты был готов пожертвовать всем ради младшего брата, делал его сильнее самыми идиотскими способами, грозясь сломать его психику напрочь. Ты дурак, Итачи, но до сдавленных хрипов и конца своей жизни винить в чём-либо не смогу. Потому что теперь понимаю. Я была младшей, а теперь стала старшей сестрой. И так же, как и ты стремлюсь защитить. Только вот пути у нас разные. — Взгляни. Мальчишка дёргается, но книгу принимает. Пробегается глазами по строчкам. Ты удивлён, мальчик, можешь не скрывать. Ты уже сотый человек, которого удивляет полугодовалый ребёнок, можешь смириться. Вот только я не ребёнок, я не ты. В мире, где мне говорили, что убийство преступление я выросла, тебе бы там жилось может быть лучше. А здесь с ужасом понимаю, что уже убить готова. Всех тех, кто губит таких людей как ты. В этом мире, где убийство может стать заработком я проживу до самой смерти. — Ты хочешь лечить, Мегуми-тян? Хочу найти способ избавиться от людей чуть незаметнее, чем колотая рана на сердце, Итачи. Хочу найти способ спасти хотя бы одну светлую душу, что вот-вот погибнет в паутине интриг. Потому что светлого во мне ничего не останется. — В этом миле слишком много убиц. И как жаль, что детям приходиться марать руки в крови.

***

На что ты надеялась, глупая? Что о тебе забудут? Нет, кто угодно может и забыл бы ребёнка, говорящего слишком громкие фразы, смотрящий далеко не детским взглядом, но не Учиха Итачи, что был таким изначально. Другой, слишком человечный. И до скрипа в зубах верный собственной деревне, что подводила к краю пропасти. Это во всех вас и бесит. Я думала ты не хочешь сближаться, боишься привязываться. Так почему же ходишь почти каждый день к маленькой девочке, м, Итачи? Отчего тянешься к другому человеку, совершенно для тебя чужому? И видя эту детскую наивность, мягкий взгляд и уверенность в завтрашнем дне отказать мальчику сложно. Знаю, что достаточно слова и малыша больше не пустят. Вижу это в глазах прадеда, в движениях дедушки. Но лишь в очередной раз протягиваю руку Учихе, улыбаясь. Старший отпрыск главы Учих мне нравился. С мальчиком я могла вздохнуть чуть свободнее, не ощущая того давления, что взвалила на себя своей гениальностью взрослого. Плету венки из цветов, что чаще всего украшали мальчишке голову. Громко смеялась, обрызгивая водой из небольшого пруда. Учихе Итачи нужно было детство. И дарила ему его сейчас я, зарываясь пальцами в чужие волосы, восхищаясь их мягкостью. Не знаю, что он чувствует. Не могу разобрать эмоций в глазах, их там слишком много, и, кажется, затягивают куда глубже, чем ожидалось. Остатки разума кричат оставить тебя, позволить плыть по течению, надеть маску убийцы и предателя. Разум кричит прекратить протягивать тебе руку и говорить, что ты нормальный, Итачи. Но могу ли я сделать это? Взрослый человек, всё ещё добрый внутри, женщина, что сама должна была стать матерью когда-то, говорит обратное. Ты добрый ребёнок, Итачи, верный своей деревне, любимый братом и родителями. Только вот нужен ли ты кому-нибудь, кроме Саске? Благодаря деревне нет. Нужна ли она тебе так сильно? Видимо, да. И всё же, вас жаль по-человечески. С головой зарываюсь в новые свитки, чтобы забыть о тёмных глазах, что, казалось бы, видят душу насквозь. Всё больше занимаюсь, медитирую рядом с дедушками. Играю с бабушкой и Наруто. Стараюсь отвлечься от чертово Учихи, что мысли занимает с каждым днём всё больше. Как Наруто пытался спасти Саске, так и сердце желает этому человеку спокойствия и хорошей жизни? Буду бегать за будущим нукенином и кричать, что он не виноват и пусть возвращается в деревню. Только вот необходимости в этом нет. Не смотря на гордый вид, Учихи дорожат своими связями, семьёй. Мне многого не надо, за семь лет найти сильных кандидатов на роль будущей группы поддержки и дополнительной пары глаз будет пусть и сложно, но выполнимо. Загвоздка лишь в том, что кого выбрать не имею даже малейшего понятия. Но ведь есть Учиха Шисуи. Спасу его, подсунув тело другого человека в качестве трупа, смогу получить чуть больше информации и с его помощью найти ещё пару человек будет не сложно. Мне нужно лишь подождать и медленно расти. Нетерпение губит. И во избежание ошибок, придётся много работать. — Ты слишком быстро перестала дрожать. — Ты перестал пугать.