
Пэйринг и персонажи
Описание
Магическое AU: Ремус не учился в Хогвартсе, а без него Джеймс и Сириус не стали дружить с Питером, и стали «золотой молодёжью».
Примечания
Кажется, я всегда хотела написать именно это.
Трейлер от Вульфстарщицы: https://vm.tiktok.com/ZSeU7Jus7/
Если кто-то будет делать клип (умоляю, сделайте, я влоть до кадра вижу его в своей голове), лепите под Billie Eilish – Happier Than Ever, потому что эта песня от меня ничего не оставила.
На интернет и валерьянку автору: 2202201079887937
Рейтинг (возможно) поднимется до NC-17 в процессе написания, будьте осторожны.
Посвящение
CarinaStrega. Знаю, ты живёшь в мире немагических AU, поэтому я хочу подарить тебе наш собственный канон.
Акт II. Часть 2.
14 января 2022, 02:26
Сорванный от криков, наполненный слезами голос сбился на поскуливание.
– Пожалуйста, хватит! Прекрати!
Регулус чувствовал в груди дребезжащую пружину. Волна его воли прошла по руке и вылилась в снопом красных искр с конца волшебной палочки. В голове тупой азбукой Морзе билась мысль: «Ему должно быть больно. Ему должно быть больно».
Луч взорвался, ударившись о тело лежащего перед ним человека. Он всегда был очень худ, но за последние несколько недель от стройного Ремуса Люпина остались кожа да кости. Ведь кормить его могли лишь оборотни, приходящие после того, как Регулус закончит пытку. Регулус изредка кормил его по утрам, если входил в комнату без чьего-либо сопровождения. Ремус жался к стене от страха: он знал, что за голодной и беспокойной ночью последуют пытки. И всё же был настолько вымотан и слаб, что позволял Регулусу взять его голову в костлявые руки, и жадно давился принесённой едой. Иногда после пыток его рвало, но Регулус знал, что Люпин был всё равно благодарен за возможность съесть хоть что-то.
Его посеревшее от недостатка солнечного света лицо обросло щетиной, тёмной от грязи. Оборотни не мыли Ремуса. Лишь сам Регулус иногда, улучив минутку перед приходом Сивого, мягко, почти нежно умывал Люпина тёплой водой. Обычно после пыток тот лежал неподвижно и позволял Регулусу делать с ним всё, что угодно.
На грязной коже отчётливо были видны дорожки слёз, заливающих лицо Ремуса и каменный пол под ним. Иногда он не плакал – возможно, просто не оставалось слёз. Но ни единого дня не проходило, чтобы Ремус не выплакал как минимум жизненную норму самого Блэка. По утрам, когда Регулус приходил к нему, его глаза опухали и воспалялись, но смотрели на Регулуса с надеждой, которую он каждый раз втаптывал в холодный пол камеры.
Новый красный луч ударил по Ремусу и он закричал так, что всё-таки смог вырвать Регулуса из его сосредоточенности на боли. Пытка прекратилась. Такое случалось. Секрет Круциатуса был прост: ты должен хотеть сделать больно. А Регулус не хотел причинять ему боль. Он бы сделал что угодно, чтобы избавить своего друга от этих страданий. Порой ему хотелось просто убить его, тем самым прекращая это. Ведь после дрессировки Ремус уже никогда не будет прежним. Он уже не тот. Будь Ремус обычным человеком, просто волшебником, он бы давно сошёл с ума от боли. Но силы оборотня удерживали его от помешательства. Пожирателям давно было известно, что оборотни быстро восстанавливаются. Вся стая Сивого прошла через это и ни у одного не возникло проблем с головой. Эффект всегда был одинаков.
Ненависть в мучившему волшебнику, к тем, кто носит волшебные палочки и может причинять такую боль. Любовь и преданность стае, заботящейся и утешающей после долгой пытки.
Регулус сознательно вызвался на это. Он не мог позволить Ремусу потерять себя окончательно. Сириус бы ни за что его не простил. Регулус сам бы себя никогда не простил.
Он оставил лазейку. Ту самую, которая дарила надежду и не позволяла ему убить друга прямо в этой холодной камере. Ту самую, которая должна была однажды вернуть Ремуса. Регулус надеялся на это. Только это позволяло ему спать по ночам.
Он заботился о Ремусе. Пытал его, причинял боль, но каждый день позволял себе крохотный, незаметный для других жест, располагающий оборотня к нему самому. Кормил его чуть вкуснее, никогда не отказывал в воде, гладил дрожащие в агонии кости во время передышек. Если пытка заканчивалась быстрее, если Ремус ломался быстрее, чем приходили оборотни, Регулус даже позволял себе обнимать его. Ремус скулил, но жался к нему как собака, которую пнул любящий хозяин. Он искал тепла, и Регулус дарил его, то и дело оглядываясь на дверь.
Каждый день Регулус страдал вместе с ним, уговаривая собственное сознание, заставляя самого себя желать эту пытку. Каждый день его сердце черствело сильнее. Не могло не черстветь, наблюдая, как близкий человек лежит в его ногах и умоляет прекратить.
Он устал. Он так чертовски устал.
Регулус мало ел, хотя Нарцисса, у которой он гостил, с тревогой подкладывала ему побольше еды в тарелку. Её красивые голубые глаза внимательно подмечали все изменения в его поведении, нервный тремор его рук, то, как он напряжён утром перед пыткой и молчалив вечером после. Она нежно гладила его лицо, когда видела как воспаляются его глаза после тяжёлых кошмаров, но никогда ничего не спрашивала. Регулус был ей благодарен.
Ещё больше он был благодарен её непреклонным спорам с Люциусом. Нарцисса не позволяла устраивать из Малфой-Мэнора лагерь Пожирателей Смерти. Тёмный Лорд, как было известно, большую часть времени проводил в особняке Лестрейнджей, но другие его приспешники порой воображали, что Люциус с удовольствием приютит их в своём поместье.
Регулус был рад, что Нарцисса не позволяла мужу сделать это. Его уже порядком достало отношение Пожирателей к его персоне. Конечно, чистокровный идеальный принц Блэков. Тёмный Лорд выделяет его, Тёмный Лорд нежен с ним, считает Регулуса едва ли не своим наследником. Это давно не тайна. Именно из-за этого ненормального и не поддающегося логике отношения многие подобострастно лебезили перед ним, ещё больше – завидовали и ненавидели, а некоторые – пытались найти в его поведении хоть что-то, что настроит Тёмного Лорда против своего маленького принца. Противостоять им в его разбитом состоянии было слишком сложно.
Даром что неделю назад в гости приехал Барти. Как ни странно, у них сложились отношения, которые в воспитании Регулуса легче всего было назвать дружбой, но сейчас младший Блэк был как никогда не рад приятелю, сующего свой маленький нос в воспитание Ремуса.
Ужин был выматывающим. Люциус трепался о том, как идут дела в министерстве, Нарцисса едва ли в рот ему не заглядывала, а Барти прожигал в Регулусе такую дыру, что тот почти не мог есть. Не то чтобы у него был аппетит после всего, что он делал с Ремусом.
Регулус не попрощался с другом, обогнав его на лестнице. Хотелось поскорее запереться в своей комнате и попытаться сбежать от всепоглощающего чувства вины и отвращения к самому себе в тяжёлом сне.
Регулус запечатал дверь изнутри заклинанием и опёрся на неё спиной, прикрывая глаза. Мышцы во всём теле словно одеревенели от напряжения. Это состояние не было в новинку, но за последний месяц не было и вздоха, ради которого ему не пришлось бы прикладывать титанические усилия.
Регулус не знал, сколько простоял так – просто прижался к двери, пытаясь спрятаться от невыносимой ноши вины и страха.
В какой-то момент под веками начали взрываться серебристые блики. Пора было ложиться спать. Если он завтра будет не в состоянии продолжать дрессировку, за неё возьмётся Барти. Или пришлют кого похуже.
Регулус открыл глаза и замер, не успев расстегнуть и одной пуговицы лёгкой рубашки. Перед ним застыл олень, сотканный из сверкающих серебром нитей. Патронус открыл рот и Регулус тут же узнал звонкий голос Джеймса, шепнувший лишь два слова.
– За мной.
Олень тут же потерял очертания и превратился в сгусток энергии, после чего устремился к окну и ожидаемо прошёл через него. Регулус рванул за ним и остановился у подоконника. Свет скользнул по обширной придомовой территории особняка Малфоев и скрылся в фруктовом саду.
Не теряя времени и не задумываясь о последствиях, Регулус распахнул окно и прыгнул. У самой земли взмах палочки поставил его на ноги. Он старался действовать тихо, но всё же оглянулся на выходящие во двор окна. В темноте было плохо видно, но, кажется, за ним не следили.
Стараясь производить как можно меньше шума, Регулус устремился в сад. В ушах грохотало от страха. Если это то, о чём он думал, он сам убьёт Поттера, Сириуса и всех, кто позволил им сделать это. Один неосторожный взгляд из Малфой-Мэнора – и они пропали.
Регулус нырнул в увитую плющом арку. Серебристый олень уже ждал его. Заметив своего адресата, Патронус мощным прыжком устремился вглубь сада. Регулус рванул за ним. Вскоре поместье скрылось за тёмными верхушками деревьев.
Через несколько минут олень привёл Регулуса к небольшому озерцу, окружённому кипарисами, и растворился в ночной тьме. Как только серебристый свет окончательно погас, звуки окружающего мира словно выкрутили на максимум. Над его головой оглушительно стрекотали цикады, шелестели верхушки деревьев, в листьях кувшинок надрывалась лягушка, а мягкое волнение расходилось по тёмной глади озерца.
Регулус едва мог дышать от страха. Напряжение, сковавшее его тело, грозилось разорваться в нём тротиловым зарядом.
– Страшно, Блэк?
Регулус дёрнулся от громкого шёпота, раздавшегося у самого уха, но сильная рука перехватила его за талию, прижимая к чужому телу, а вторая ладонь легла на его рот, не позволяя крику вырваться из груди. Регулус издал задушенный хрип и повернул голову. К своей груди его прижимал никто иной, как улыбающийся Джеймс Поттер.
Заметив почти панический страх в глазах Регулуса, Джеймс улыбнулся ещё солнечнее, тряхнул отросшими волосами и в следующую секунду ладонь, закрывающая Регулусу рот, исчезла. Её сменили тёплые жесткие губы. Регулус почувствовал, как напряжение разрывается в его костях и тело слабо обмякает в руках Джеймса. Парень перехватил его за пояс, аккуратно разворачивая в своих объятиях. Регулуса не слушались ноги: все его мысли занимали лишь тёплые губы, ласкающие его совсем не глубоко, но с такой нежностью, что колени предательски подгибались.
За спиной раздался робкий всплеск: лягушка нырнула под воду. Регулус отстранился. В голове беспорядочно роились мысли.
– Что ты делаешь? – прошептал Регулус едва слышно, не зная с чего начать.
Джеймс улыбнулся. Его ладонь скользнула по плечу Регулуса и остановилась на затылке. Пальцы прошлись по тёмным кудрям и остались в копне волос.
– Целую тебя.
Регулус чувствовал себя совершенно беспомощным. Он уснул? Он был хорошим сегодня и за это ему полагается приятный сон? Потому что в происходящем, в том как Джеймс стоит вплотную, держит его лицо в руках и смотрит на его губы так, будто именно он, а не Регулус, мечтал об этом весь последний месяц, не было никакого смысла.
– Зачем?
Джеймс вновь улыбнулся, и Регулус испугался, что внезапное солнце его улыбки сейчас осветит сад и выдаст их местонахождение.
– Потому что я скучал по тебе, – широкая тёплая ладонь легла на правую щеку Регулуса. В крепких руках гриффиндорского охотника посреди пьяной от шальной улыбки летней ночи он чувствовал себя невыносимо маленьким и слабым. Джеймс же выглядел так, словно ему всё нипочём. – Потому что мы не виделись месяц, война в разгаре, а я не хотел, чтобы тот пьяный поцелуй был нашим последним.
Когда Джеймс вновь притянул его к себе, ловя его губы своими, Регулус лишь слабо дёрнулся в знак протеста. Джеймс его попытку оценил маленькой улыбкой, и углубил поцелуй. Почувствовав осторожное прикосновение чужого языка, Регулус ахнул. В висках застучало: низкий земляной запах кожи Джеймса пробирался в лёгкие, мешал думать, мешал не игнорировать кислород.
Тело Регулуса предало его: непослушные пальцы скользнули по широким плечам Джеймса, поднялись вверх, зарылись в лохматые волосы, перебирая, слегка оттягивая вниз, пока их хозяин целовал младшего Блэка так, что в костях разрывались снаряды, заставляя тело дрожать.
Неожиданно тепло его губ исчезло, и Регулус как слепой котёнок ткнулся в подбородок Джеймса, ища прикосновения. Раздался нежный смешок, быстрое касание губ. Пришлось открыть глаза.
– Ты дрожишь, – прошептал Джеймс, отводя тёмные кудри со лба Регулуса.
Осознание происходящего ворвалось в мысли Регулуса, заставляя волну паники подняться вверх по рукам и сконцентрироваться в груди. Он попытался отстраниться, но руки Джеймса держали слишком крепко, а его собственное тело слишком не хотело лишаться объятия.
– Ради Мерлина, почему ты здесь? – едва ли не простонал он, сжимая костлявые пальцы на плечах Джеймса. – Что-то случилось с Сириусом?
Карие глаза за стёклами очков сошлись в хитром прищуре.
– Я же сказал. Я соскучился, – Регулуса ощутимо тряхнуло и он обвинил собственное тело, прижавшееся к Джеймсу вплотную, в зверском предательстве. – И у тебя скоро день рождения.
Регулус скорее почувствовал, чем проконтролировал, как губы сами растягиваются в улыбке.
– Через несколько дней.
– Я не мог ждать.
Бедное сердце Регулуса безнадёжно забилось где-то в горле. Стремясь избавиться от щемящего чувства в груди, он прильнул к Джеймсу сам, неопытно и быстро касаясь его губ своими. От Джеймса пахло тёплой землёй и табаком. Когда широкие ладони пробрались под футболку Регулуса, смыкаясь на пояснице, Блэк понял, как пахла бы его амортенция.
Он успел несколько раз утонуть и захлебнуться в ласке, прежде чем Джеймс разорвал поцелуй и прижал его к себе. Внешне он оставался спокоен, но Регулус слышал, как в широкой груди заполошно бьётся сердце.
– Что у вас нового? – тихо спросил он, сцепляя пальцы на животе Джеймса.
– Я сдал аттестацию по трансгрессии, – хрипло ответил Джеймс, щекоча дыханием волосы на затылке Регулуса. – У меня хорошо получается, даже без расщеплений. Сириус пока не рискует, но думаю через пару недель будет можно попробовать. А ещё мы переехали.
Регулус положил голову ему на плечо. В росте он догонял Джеймса.
– Куда?
– Я хотел бы тебе сказать, – вздохнул Поттер. – Я говорил Дамблдору, что ты должен знать…
– Дамблдору? – Регулус резко отстранился, но не вырвался из крепкой хватки Джеймса. – Ты всё ещё слушаешь этого маразматика?
– У тебя волосы отрасли. Очень красиво.
Регулус не повёлся на провокацию, возмущение накрыло его с головой, вытесняя непрошенную нежность.
– А Дамблдор сказал тебе?..
– Давай не будем о нём сейчас? – прервал его гневный поток Джеймс, чуть хмуря широкие брови. – У нас и так не много времени.
Глаза Регулуса расширились в осознании. Он тут же отступил на шаг, вырываясь из рук Джеймса, и заозирался по сторонам. Сад хранил молчание, но это вовсе не значило, что в любую секунду сюда не нагрянет Люциус или Барти.
– Чёрт, – выругался он под нос, коря себя за неосмотрительность, – ты должен уходить. Если тебя кто-нибудь здесь увидит…
– Всего несколько минут, – Джеймс подступил к нему, разом теряя браваду. Он больше не улыбался. За стёклами очков Регулус различал лишь нужду. – Пожалуйста.
Он просяще протянул к нему руки. Регулус сжал зубы. Он должен был оттолкнуть Джеймса. Заставить его больше не приходить и забыть о том, с какой готовностью Пожиратель Смерти таял в его объятиях. Он должен был защитить Джеймса. Но как же хотелось стать эгоистом и побыть в его руках лишнюю минутку!
– Джеймс, ты должен уйти, – прошептал он. Напряжение, оставившее его в объятиях Поттера, вернулось вновь, заполняя каждую клеточку тела.
Руки Джеймса дрогнули, но не опустились.
– Ты ведь уедешь в Хогвартс? – произнёс он, слабо улыбаясь. В темноте было слишком сложно различить выражение его лица, но протянутые руки дрожали от надежды. – Мы ещё долго не увидимся.
Регулус чувствовал себя слишком слабым, поэтому обхватил себя руками, заставляя непослушное тело стоять на месте и не рваться к гриффиндорцу всем своим существом.
– Дольше побудешь живым.
Джеймс подступил ближе. Регулус поймал его тёплое дыхание с горькими нотами табака на своём лице.
– Один поцелуй. И я уйду.
Он так устал от сопротивления, от секретов и преследующей его боли. Устал от вечно сковывающей маски, от сжимающих судорогой мышцы устоев. От невозможности получить то, чего хочет.
Регулус не знал в жизни ничего другого. Не верил в то, что бывает по-другому. Да и зачем? Любовь должна быть такой, как показывали ему мать и отец: расчётливой, с холодной головой, играющей «за» тебя, а не «против». Объятия должны быть по делу, человеческое тепло переоценивают, нежность бессмысленна. Значение имеет власть, деньги, всеобщее уважение. Остальное – блажь для бедных и полоумных, как Дамблдор.
Когда Сириус поступил в Хогвартс, когда познакомился с проклятым Джеймсом Поттером, когда показал брату, что любовь бывает самоотверженной, а улыбаться можно просто так, потому что хочется, Регулус впервые почувствовал, как всё то, что было ему доподлинно известно, пошатнулось. Он удивлялся, когда Джеймс Поттер смеялся без причины, улыбался тем, кому хотел, а не кому нужно, когда обнимал свою команду на поле для квиддича, когда во всеуслышание заявлял Сириусу, что любит его. Когда принял сбежавшего Блэка под свой кров, даже зная, что тот больше не наследник чистокровного рода.
Зачем? Что ему с этого? Регулус долго гадал, он всегда пытался добраться до истины, совершенно не умея останавливаться. Но Джеймс Поттер не раскрывал перед ним тайны. Догадаться о крестражах было проще, чем понять, в чём секрет Джеймса Поттера. Разгадать суть кусочков души Тёмного Лорда оказалось легче, чем понять, почему Регулус постоянно думает о нём.
Он смотрел на него чуть сверху своими невозможными карими глазами под пологом девчачьих пушистых ресниц. Держал за плечи не крепко, словно позволяя отстраниться, если захочется.
– Вымогатель.
Регулус, если честно, не хотел. Прижался к губам Джеймса, глотая его несмелую улыбку. Взял его лицо в свои ладони, чувствуя колючую щетину под пальцами. За их спинами на берега озерца тихо набегали слабые волны, над головой стрекотали цикады, и Регулус чувствовал, как растворяется в слишком нежном поцелуе. В воздухе разливалось тёплое летнее марево ночи, но он чувствовал лишь обжигающие прикосновения сильных рук, стреляющих молниями по тонкой коже.
Поцелуй стал глубже: Джеймс проник в его рот языком, душа своей страстью, хватка рук стала откровеннее, превращаясь в пытливую ласку. Регулус чувствовал, как горело тело напротив, как он был возбуждён, как слегка дрожали вырывающие огонь из его кожи ладони.
– Уходи, хорошо? – прошептал он во влажные губы, получая последний поцелуй.
В тёмных глазах Джеймса улыбались звёзды. Регулус мог бы поклясться, что даже когда он скрылся за деревьями, одна из звёзд продолжала светить Джеймсу Поттеру ярче всех, оберегая его путь с ночного неба.