Олимпийцы

      Страшно. Сердце колотилось как бешеное, несмотря на дыхательную гимнастику. Она считала от нуля до десяти и обратно на всех языках, которые знала. Она чувствовала, как истерика подступала к горлу, готовясь завладеть ее, заставить потерять контроль над собой. Но Аннабет знала, что нельзя.       Она пробиралась по туннелям Малфой-мэнора, стараясь не смотреть на тело, летящее перед ней. Но взгляд то и дело натыкался на окровавленные руки Селины. Аннабет никогда еще не чувствовала столько боли и страха. Она боялась не успеть, и именно это и случилось. Она чувствовала, как надежда умерла там, в той камере, где они нашли Селину.       Богард не заслуживала такой смерти. Она не должна была уходить замученная, ослабленная, одинокая. Аннабет ненавидела себя. Она должна была лучше следить за слизеринкой, зная, какой подавленной она была после «предательства» Драко. Аннабет могла бы винить Перси и Малфоя, даже хотела этого. Но Чейз не просто так училась на Рейвенкло. Она знала, что они не виноваты.       Еще хуже было то, что она ушла. Аннабет была одной из лучших не только на курсе, но и во всем Хогвартсе. Она была сильна и умна, она могла бы помочь своим друзьям. Она боялась, что Селина будет не единственной. Аннабет видела, какими глазами на нее смотрели Перси и Драко. Видела, как в них клубилась тьма, желание убить и отомстить. Слизеринцы могли натворить глупостей, и этого Чейз страшилась.       Аннабет гордилась собой и своими способностями. Она могла увидеть шахматную доску целиком, но в этот раз все было по-другому. Блондинка думала, что они смогут выйти без потерь, ведь все было предусмотрено. Но они не учли новую, неизвестную фигуру на доске. Им не нужен был Невилл, которого они так усиленно защищали, наплевав на собственную безопасность. Исабелле нужны были они сами.       Аннабет увидела небольшой просвет вдали. Она пошла на него и наткнулась на старую дверь, которая была закрыта на обычный замок. Блондинка быстро разобралась с ним и открыла дверь, из которой сразу повалил снег. Аннабет выбралась, аккуратно передвигая в воздухе Селину. Ее тут же ослепило солнце.       Девушка оглянулась. Они оказались на окраине какого-то леса, совершенно одни. Стояла тишина. Не было даже ветра. Вокруг было так красиво, что захватывало дух. Аннабет усмехнулась. Погода была отличной. Почему-то это никак не увязывалось с тем, что творилось в Малфой-мэноре и внутри нее самой.       Еще одно доказательство, что Богу или Создателю, или кто бы он там ни был, было плевать на то, что творилось на Земле.       Аннабет огляделась в последний раз и трансгрессировала вместе с Селиной. Они оказались у ворот Хогвартса. Они были дома, Селина была дома. Аннабет грустно улыбнулась, смахивая слезы и пошла в замок. Ей нужно было сообщить профессору МакГонаггл и Флитвику, что одна из Олимпийцев теперь в лучшем мире.

***

      Два парня отлетели к стене, больно ударившись. Они были вымотаны и ранены. Удар о стену на секунду выбил из них дух. И если Гарри после такого полета задумался о том, что им нужно перегруппироваться, потому что очевидно они немного проигрывали, то Перси встал, вытер кровь с уголка губ и рассмеялся. Его смех эхом отскакивал от стен.       Гарри посмотрел на своего лучшего друга, мысленно проклиная этот день. Блэк все больше терялся в себе, уступая место той части себя, которая жила глубоко-глубоко внутри него. Он видел, как парень винит себя в смерти Селины. Он видел, как настоящий Перси все больше закрывается, искренне веря, что ему нет места в их мире. Казалось, будто Персей Блэк исчезает прямо на их глазах, испаряется.       Но то, что творилось с Драко Малфоем было еще ужаснее. Его рука ни на секунду не дрогнула, когда приходилось убивать Пожирателей. Он мастерски управлял своей палочкой и сносил все на своем пути. Драко, казалось, не чувствовал боли или усталости, идя напролом к двери, отделяющей их от главного врага. На его лице не было никаких эмоций, даже ярости. Он был холоден, как лед, и равнодушен, как меч. Ему не было дело до тех, кого он разил. Самый настоящий Аид, бог смерти.       Они все были здесь. Олимпийцы почти полным составом стояли бок о бок, сражаясь с толпой Пожирателей. Они не знали, где остальные, но на самом деле им было плевать. Они яростно боролись, охваченные гневом из-за смерти Селины, желая отомстить. Они выливали всю боль, которая была внутри них на ублюдков, давая возможность почувствовать сотую долю того, что они испытывали.       Было страшно, действительно страшно. И не потому, что они находились в центре жестокой, кровавой битвы, а потому что они потеряли часть себя. Они перестали походить на прежних семикурсников, будучи поглощенными тьмой, которая всегда была внутри них. Она щупальцами охватывала их сердца и души, нашептывая мысли о мести, несправедливости и желании убить.       Всегда спокойный Джейсон сейчас выглядел не хуже серийного убийцы из какого-нибудь ужастика. Он весь был покрыт кровью, своей и чужой, лицо напряжено, а палочка порхала, словно бабочка. Он не гнушался самыми темными проклятьями и непростительными. Вокруг него лежало несколько Пожирателей, буквально вывернутых наизнанку.       Готов ли ты потерять человечность, если твоего близкого убили? Джейсон всегда думал, что нет. Он стремился быть лучшим человеком, помогать другим, понимать и принимать их. Он из тех, кто бы прошел с улыбкой на лице, слушая оскорбления в его спину, помог бы вчерашнему врагу и подставил вторую щеку. Он способен был простить самые гнусные поступки, предательство. Он так думал.       Смерть Селины сломала его. Уничтожила. Он не способен был такого простить. Джейсон изучал темную магию лишь для самообороны, потому что их программа тренировок, составленная Зевсом и Деметрой, включала их. Но Грейс думал, что никогда не применит их. Он был слишком добр и мягок для этого. Но посмотрите на него сейчас. Кровавый воин, убивающий всех жестоко, не проявляющий милосердие и сострадание. Когда-то солнечный мальчик Аполлон погас. Но сможет ли солнце снова засиять?       Джейсон был поглощен битвой. Смерть стояла за его спиной, пожиная его плоды. Он чувствовал, как она дышала ему в затылок. Вот только он не думал, что она пришла и за ним.       Джейсон пустил проклятье фиолетового цвета в Пожирателя, с которым сражался. Он не чувствовал удовлетворения, не наслаждался убийством. Он вообще ничего не чувствовал. Поэтому, когда его насквозь пронзило острое ледяное копье, он лишь с удивлением посмотрел на него, распахнув голубые глаза. Он не слышал ничего. Ни криков Талии и остальных, ни звук падения собственного тела, ни топот ног. До него все доносилось будто сквозь толщу воды.       Он лежал на боку, чувствуя, как кровь потихоньку стекалась под ним, образовывая лужу. Было больно, но не так сильно, как тогда, когда ему сказали, что Селины больше нет. Он чувствовал, как жизнь покидала его, и он ни капли не жалел.       Он сможет быть там с ней. Со своей первой, но не последней любовью.       Талия быстро оказалась рядом со своим близнецом. Она рыдала, щеки обжигали слезы. Девушка чувствовала, как сердце сдавливало тиски. Только не он, только не вторая часть ее души. Ее любимый, солнечный Джейсон, всегда защищающий ее и одаривающий теплом. Он был слишком ярким, слишком хорошим, чтобы умереть вот так.       Она перевернула его, как только копье исчезло. Судорожно принялась колдовать, пытаясь залечить смертельные раны. Вот только все было бесполезно. Ее горячие слезы капали прямо на отверстие в груди брата. Но они не были в сказке, и чуда не случится. Слезы не оживят человека.       Талия смотрела прямо в голубые, пустые глаза Джейсона. Она дрожащей ладонью прикрыла их и провела рукой по щеке. Талия плакала. Говорят, когда рождаются близнецы, у них одна душа на двоих. Только что половина умерла, и девушка не знала, как сможет жить дальше.       Она поцеловала брата в лоб, мысленно желая ему упокоения. Она знала, что он в лучшем мире, там же, где и Селина. Их осталось одиннадцать, и кто знает какое число будет в итоге?       Талия подняла глаза на Олимпийцев, которые прикрывали их двоих, образуя круг. Она посмотрела в зеленые глаза Гарри, горящие Авадой, столкнулась с Пайпер, которая напряженно следила за своей девушкой, стиснув зубы. И снова посмотрела на Джейсона. Ее сердце разрывалось между мертвыми и живыми.       Она накинула защитные заклинания на Джейсона и поднялась. Кажется, только что осколки полетели в стороны, задевая все на своем пути.

***

      Марволо открыл дверь, оказываясь под прицелом трех палочек. Он поставил щит, о который разбились заклинания. Он запер дверь мощными чарами и стал медленно двигаться, грациозно и изящно. На него смотрели серебряные пустые глаза. О, Марволо знал этот взгляд. Каждый раз видел в зеркале.       Он посмотрел на другого парня. Взбешенного, разъяренного, сумасшедшего. Улыбающегося во весь рот. Марволо знал и это. Таким он был, когда только получил силу, когда перестал быть Лукой Кастелланом, когда тьма внутри него вышла наружу и объединилась с Волдемортом.       Третий же смотрел на него настороженно, спокойно. Он был собран и сосредоточен. Казалось, дернись Марволо, в него тут же полетит что-нибудь противное. Он внимательно следил за каждым движением своего противника.       Марволо усмехнулся. Гремучую смесь составляли эти трое парней. Мужчина чувствовал силу, исходящую от них, эмоциональный диссонанс и мощную ауру. Они могли бы стать действительно великими волшебниками. Но, к сожалению, их путь закончится здесь и сейчас.       Гонт поднял свою палочку, готовясь атаковать. Он думал, что парни будут наступать все вместе, ведь тогда шансов было бы больше. Марволо уже приготовился напрягаться, ведь знал, что обычным бой с тремя семикурсниками не будет. Но каково же было его удивление, когда взбешенный и спокойный отошли чуть в сторону, оставляя холодного принца один на один с ним.       — Почему? — спросил он неожиданно. Его голос был глубоким, чистым, твердым. — Это же избиение младенца, — недоуменно прокомментировал он. Марволо не был сторонником честности и справедливости, но почему-то сегодня хотелось этого. Хотелось насладиться боем, сильным и равным.       — И этот младенец ты, — прошипел Перси.       — Это не честно: трое на одного, — спокойно произнес Гарри. — Мы никогда не сражаемся не на равных.       — Вы глупцы, — усмехнулся Марволо, на секунду сверкая красными глазами. — Я величайший волшебник этого столетия. Вы же никто. Как семнадцатилетний мальчишка сможет быть со мной на равных?       — А ты проверь, — раздался хриплый голос блондина.       Они разговаривали, когда вокруг них горел огонь, летели заклинания, текла кровь. Это было за спинами троих парней, которые умудрились подобраться к двери. Олимпийцы сражались как звери, прикрывая троицу. Они жестко и быстро расправлялись с Пожирателями, которые как тараканы все прибывали и прибывали.       Седрик и Терри бились спиной к спине. Так же, как это делали всегда. Так же, как шли они по жизни — бок о бок, рука к руке. Они играючи посылали заклинания, вертясь в разные стороны и прикрывая друг друга. При каждом удобном случае парни обменивались усмешками и ухмылками.       — Арес, сегодня явно твой день. Ты удивительно хорош, — подначивал Бута Диггори.       Он язвил, когда сердце разрывалось. Это был их с Терри защитный механизм, притвориться, будто все это огромная шутка, будто не существует крови, смерти, насилия. Будто они в какой-то игре, где нужно уничтожить побольше врагов. Но сможет ли это защитить их? Позволит ли выйти живыми?       — Атмосфера влияет. Я как смотрю на тебя, так мне хочется выложиться на полную, чтобы никто не заметил твою некомпетентность.       — Какие мы умные слова знаем. Некомпетентность. Но разве не я пять минут назад спас твою жалкую душонку от того, кто целился в твою спину? — они резко развернулись на сто восемьдесят градусов, одновременно посылая заклинания и ставя бетонную стену, которая разрушилась, осыпая их пылью.       — Тьфу, — откашлялся Терри, отряхивая пыль. Хотя это было бесполезно. Они и так были грязными, хуже некуда. — Не мог придумать что-нибудь получше, Дионис?       — Не мог. Знаешь ли, когда в тебя летит Авада, выбирать не приходится.       — Те два придурка на пять часов, за колонной, — незаметно кивнул Бут. — Они крадутся к Лео и Оливеру. Нужно прикрыть.       — Зайдем с двух сторон? — поинтересовался с сомнением Дионис. Не хотелось расставаться, когда уже двоих не было с ними.       — Да. Один отвлекает, другой устраняет.       — Окей, Арес. Будь осторожен.       — Ты тоже, Дионис.       И они разошлись в разные стороны. Стараясь быть тихими и незаметными, они крадучись подбирались к колонне, где находились два Пожирателя. Лео и Оливер даже не смотрели в ту сторону, будучи поглощенные борьбой с другими тремя противниками.       Седрик выскочил перед ними неожиданно, хищно скалясь. Пожиратели, совсем еще молодые, неопытные, но полные злобы и ненависти резво подняли на него свои палочки, готовясь убивать.       — Ну что же вы такие невежливые, — проворчал наигранно Седрик. — Поздоровались бы для начала. Привет, я Дионис, — и тут же увернулся от заклинания, брошенного левым парнем.       — Нам плевать, как тебя зовут, ничтожество, — прошипел тот, что был справа, колдуя.       — А это зря, — блокировав удар и нанеся ответный, хмыкнул Диггори. — Видите ли, вам было бы неплохо знать имя того, кто вас отымеет, — и тут же отправил целую цепочку сложных и каверзных заклинаний. Пожиратели явно не были готовы к такому. Они были еще совсем юными, зелеными, только-только примкнувшие к Волдеморту. Но страстными и яростными. Два волшебника готовы были грызть глотки всем, кто станет у них на пути, не жалея и не сожалея. Им было страшно умирать вот так, молодыми, но это ничего. Они смогут, они справятся.       Пока они увлеченно сражались с Седриком, набравшись немного уверенности, когда задели его плечо и заставили его защищаться, Терри подходил к ним со спины. Они были прямо перед ним, ничего не подозревающие. Он хотел выпустить в них смертельное проклятие, чтобы убить, уничтожить, отомстить за друзей. Но Олимпийцы ведь не убивали налево и направо. Терри видел, что они явно были недавно выпустившимися школьниками, что они повелись на идеалы Волдеморта.       Терри замешкался. Все мы совершаем ошибки. Не карать же нас за это смертью. Он мог бы дать им шанс, дать уйти живыми. Он вспомнил, что Селине и Джейсону этого шанса не дали и тут же разозлился. Его глаза налились кровью, он уже поднял палочку, когда заметил блеск черных волос. Терри посмотрел в ту сторону, но там никого не было. Он вздохнул.       Селина и Джейсон не одобрили бы. Они ценили жизнь, любую, будь то врага или друга. Пусть Грейсу и снесло в конце крышу, но внутри он оставался все тем же солнечным мальчиком. Бут знал, что они бы приняли другое решение, будь здесь вместе. Но заслуживали ли эти начинающие убийцы жизни? Терри думал, что нет. Он взмахнул палочкой.       Седрик уставился на парней, которые упали, как подкошенные. Он посмотрел на Терри, который был напряжен и глубоко дышал. Диггори снова уставился на оглушенных Пожирателей и добавил еще сонных чар, чтобы они не смогли проснуться и навредить. Дионис взглядом поинтересовался у Ареса, все ли нормально, и тот согласно кивнул. Все хорошо, просто отлично. Он сделал выбор и смог сохранить свою душу.       Они не говорили. Лишь молча отправились снова в бой, прикрывая спины друг друга.

***

      Какое же это прекрасное, волнительное чувство — любовь. Во всех сказках, историях, стихах, поэмах, песнях она есть. Одна из самых вечных тем для вдохновения. Любовь двигает горы, строит города, лечит души. Любовь причиняет боль, делает несчастным и даже убивает. Две стороны одной медали.       Вот только к Исабелле любовь не имела никакого отношения. Точнее, не та, о которой обычно говорят.       Исабелла родилась в семье полукровки и магглорожденной, на юге Испании. Она всегда была энергичным, привлекающим к себе ребенком. Лидер в любой компании, зачинщица всех приключений. С детского возраста от нее веяло харизмой, обаянием, каким-то светом, который привлекал всех без исключения.       Девочка была талантлива, чем не стеснялась пользоваться. Она хороша была в зельях, чарах и рунах. И с каждым годом все больше развивала свои способности. Родители ею гордились. Вот только Исабелла не могла остановиться. Она хотела быть лучшей, хотела развиваться, становиться сильнее и умнее. Скажете, что плохого иметь такие амбиции? Проблема была в том, что у Исабеллы не было тормозов. Она всегда чего-то хотела. Сильная женщина.       Родители научили ее тому, что слово — то, чем стоит дорожить. Нельзя бездумно о чем-то болтать, рассказывать слишком много о себе. Слово — это золото, которого много, а когда его много, оно обесценивается. Поэтому Исабелла никогда не разговаривала о ничего не значащих вещах. Только по делу или если хотела поиздеваться. В этом она себе отказать не могла.       Исабелла всегда следила за тем, что говорит. Она фильтровала свою речь, не заговаривала о личном и не давала обещаний. Потому что данное слово значило для нее все. Ради обещанного она готова была даже умереть или убить. Было всего пару случаев, они почти ничего бы не значили для обычных людей, но не для нее.       Исабелла не интересовалась людьми, у нее не было друзей, скорее знакомые, не было парней, если только на одну ночь. Она не видела смысла в человеческих отношениях, когда все, что ей было нужно — было в ней самой или в книгах. И девушку все устраивало. Пока в двадцать пять она не встретила Катерину Кавалли.       Катерина была той еще сучкой. Она не цеплялась ни за что. У нее не было принципов или желаний. Ей вечно было плевать на всё и всех. Жизнь ее не прельщала. Она никогда не улыбалась, ни на ком не задерживала взгляд, а если и смотрела прямо, то настолько равнодушно, что собеседник сам отводил взгляд.       Она ходила в черных вещах, закрывая полностью свое тело бесформенными толстовками и футболками. Единственным ярким пятном были ее рыжие, словно огонь, волосы.       Катерина ничем не интересовалась, она просто плыла по течению, рассматривая мир ничего не значащим взглядом. Он ей ничего не был должен, и она ему ничего не должна. Так она и жила.       Они столкнулись случайно взглядами и прошли мимо. В памяти даже и не отпечаталась эта встреча. Простой прохожий. Но после того, как они стали все чаще встречаться, они поняли, что ходят в одни и те же места. Девушки стали оставлять записки, в которых не писали ничего важного.       Круассаны тут мерзкие на вкус.       Нужно купить молока.       Черный цвет лучше синего.       На улице дождь.       И все в таком духе. Они писали очевидные факты или то, что знали все. И им это нравилось.       Ничего не значащие записки стали заделом чего-то значащего.       Они стали садиться вместе или стоять вместе. Девушки не разговаривали, просто молча находились рядом друг с другом. Казалось бы, незнакомые люди, такие разные, но было в них и что-то общее. Они ни в коем случае не были друзьями. Они были никем.       Это продолжалось год, пока Исабелла не заговорила с ней. Она просто озвучила то, что писала в своих записках. Снова ничего не значащая фраза, но только вслух. Никто не мог догадаться, что для них это станет важным.       Катерина оживала. Она переставала походить на холодную куклу без чувств. Девушка словно вдохнула воздух, который оказывается ей был необходим. Но она знала, что долго это продолжаться не сможет. Какая ирония, она почувствовала вкус к жизни, когда Смерть уже стояла за ее спиной.       Люди ничего не значили для Исабеллы. Но Катерина стала исключением из правила. Девушка стала для нее чем-то важным. Она впервые почувствовала, что такое дружба, о которой писали в книгах, о которой говорили другие люди. И ей понравилось это чувство.       Исабелла никогда не задумывалась, почему Катерина была такой. Какие обстоятельства послужили ее равнодушию и отчужденности. У девушки не было привычки лезть в душу. Она просто принимала Катерину такой, какая она есть. Ведь это и зацепило Исабеллу в Кавалли.       Катерина рассказала свою историю только непосредственно перед смертью. Она выложила Исабелле все. Брюнетка была потрясена. Ее впервые вывели на эмоции, заставили усомниться в уверенности завтрашнего дня.       И она сделала то, что никогда не делала.       Дала обещание снять проклятие.

***

      Кровь. Огонь. Дым. Разрушения. Разбитые души.       Исабелле было плевать на все. Ради слова, данного умершей подруге, она сделает все.       Рунный круг был уже готов. Оставались последние штрихи и можно было начинать ритуал. Она взяла большую пиалу, которая тоже была зачарована. Исабелла была серьезно настроена. Она не проиграет. Ее обещание будет исполнено.       В пиалу женщина стала вливать кровь Олимпийцев, одну за другой, смешивая. Потом достала флакон с зельем и добавила его. Кровь стала подсвечиваться, словно в них были маленькие звездочки. Исабелла усмехнулась. Завораживающее зрелище. Она стала отсчитывать время до добавления последнего ингредиента. Целых шесть минут.       Она слышала грохот за дверью. Но Исабелла приказала себе не отвлекаться. Она чувствовала, как уровень адреналина в ее крови повышался. Она была взволнована. Победа почти была в ее руках.       Шесть минут. Почти ничего. Всего лишь десятая часть часа. Всего лишь триста шестьдесят секунд. Это ведь так мало. Но Исабелла все равно волновалась. В любой момент все могло пойти не так.       К счастью, отведенное время прошло, и Исабелла влила кровь Катерины. Содержимое пиалы забурлило, словно море в шторм, и утихомирилось, все так же подсвеченное звездочками. Исабелла улыбнулась. Впервые так искренне и радостно. Женщина взяла пиалу в руки и подошла к рунному кругу. Остался последний штрих, и проклятие будет снято. Ее обещание исполнится.       «Это для тебя, Рина», — мысленно произнесла Исабелла и вылила содержимое пиалы на рунный круг. Кровь растеклась по всему полу. Руны впитали ее, становясь красными, все так же подсвеченные звездочками.       Исабелла открыла было рот, чтобы начать заклинание, как почувствовала жар, исходящий от двери. Она обернулась. Все начинало гореть Адским пламенем. Исабелла впервые испугалась. Но не дала страху овладеть собой. Она развернулась к рунному кругу и продолжила зачитывать заклинание.       Дверь с грохотом распахнулась.

***

      Драко проигрывал. Марволо был силен, чертовски силен. Малфой сражался из последних сил. Стиснув зубы, он бросал заклиная, уворачивался. Он как мантру повторял про себя: «Селина, Селина, Селина», напоминая, почему он это делает. Драко чувствовал, как пелена красного накрывала его, как темнота внутри поглощала. Ему не было до этого дела.       Блондину было глубоко плевать, потеряет ли он себя, поглотит ли его тьма. Он уже потерял самое дорогое, что у него было. Любовь, нескольких друзей. Олимпийцев больше не существовало. Потому что их должно быть тринадцать. Нет одного, нет всех.       Мир перестал существовать для Драко. Какая разница, что будет дальше, если он не видит никакого будущего? Он и жить-то не хочет. Зачем ему жизнь, где нет Селина, где от дружбы остаются лишь осколки. Нет гарантии, что они смогут что-то из них склеить.       Драко было так больно. Он чувствовал, как внутри все горело, обжигало. И этот огонь подпитывал его тьму. Совсем скоро, если он не остановит это, она поглотит его и убьет. Но Драко было плевать.       Он посмотрел на своего противника. Марволо Гонт был потрясающим. Драко всегда трезво оценивал людей вокруг себя в любом состоянии. И он видел, каким сломленным внутри был Марволо, он видел то, что было спрятано глубоко-глубоко. Печаль, боль, сломленность. Марволо мог бы стать великим, Но Драко не даст ему жить. Он убьет его. За Селину, за друзей.       Он краем глаза заметил Перси и Гарри. Они прикрывали его, сражаясь и не давая подступиться к ним с Марволо. Состояние Блэка его пугало, но он решил разобраться с этим позже. Он надеялся, что Перси справиться.       Драко вернулся к бою с Марволо.       — Признаться, ты меня удивил, — почти с удовлетворением произнес мужчина. — Не каждый может похвастаться такими способностями в семнадцать. Жаль только, тебе придется умереть.       — Или тебе, — пожал плечами Драко, посылая цепочку из трех самых зверских родовых проклятий Поттер-Блэк-Малфой, идя ва-банк. Для этого маневра ему пришлось задействовать все свои ресурсы. Как только проклятия были выпущены, он упал на колени, слабо держа палочку. Он чувствовал, как начинает падать, как силы покинули его. Он упал на пол.       Гарри подскочил к нему, проверяя. Он вздохнул от облегчения, когда понял, что сердце Драко еще бьется, что это всего лишь истощение. Он показал жестом остальным Олимпийцам, что все в норме.       Драко чувствовал руки Гарри на себе. Он терял сознание, поэтому посмотрел в сторону Марволо, желая знать, получилось ли у него. Перед тем, как окончательно закрыть глаза, он заметил, что Марволо лежал на полу, мертвый. Драко с облегчением отправился в мир грез.       — Он в порядке? — взволнованно спросил Перси, подлетая к ним. На сегодня с него хватит потрясений. Он и так держался непонятно на чем все это время. Он был виноват. Во все, что сегодня произошло, была только его вина. И Перси не видел, что так считает только он один. Никто не винил его, даже ни на секунду не усомнился в вере в него. Вот только Блэк не замечал ничего.       — Да, просто магическое истощение. С ним все будет нормально, — кивнул Гарри, внимательно наблюдая за Перси. Он не готов был потерять своего лучшего друга, почти брата. — Использовал нашу родовую связку.       — Ту самую?! Он больной, что ли? Она была только для самого крайнего случая! Она опасна для жизни! Мы были идиотами, когда создавали ее.       — И он посчитал, что крайний случай наступил. Это сработало. Марволо мертв, — кивнул в его сторону Гарри. — И это ты придумал объединить наши родовые проклятия.       — Я же не думал, что он всерьез ими воспользуется!       — Хватит истерить, Перси! — отрезал Гарри. — Это не в твоем стиле.       — Ты прав. Это не в моем стиле. А вот это, — он подскочил, взмахивая палочкой, — как раз в моем.       Гарри почувствовал, как его руку обвила, словно змея, кожаный ремешок. Он взглянул на него. Черный, с золотой буквой «В» на нем. Он непонимающе посмотрел на него, а потом снова на Перси.       — Что это? — он нахмурился. Гарри заметил, что такой же браслет обвил руку Драко.       — Запасной план, — ответил Перси, смотря на лучшего друга.       — Какой еще план? Тебе не надоели все эти тайные планы?! — Гарри готов был кричать. Он знал, что добром это не кончится. Блэк был безумен, эпатажен, с шилом в заднице, но он также был предан, готовый сражаться за друзей до последней капли крови.       — Такой, который спасет вас всех.       — Нет! Не смей! — Гарри поднимался с колен, осторожно опуская Драко. — Не смей жертвовать собой! Нет!       — Это наш единственный шанс, — почти шепотом сказал Перси. — Простите меня. Это все моя вина, — и он взмахнул палочкой вновь, посылая Адское пламя в дверь, отделяющую их от Исабеллы. Одновременно с этим Гарри почувствовал, что его уносит из поместья. — Простите.       Перси кинулся к двери. Он послал взрывное, срывая дверь с петель. Пламя сразу же проникло в комнату. Он уставился на руны, на женщину, читающую заклинание. Перси уже знал, что ему делать. Он сделал красивый вензель, запирая дверь так, что только Блэк мог их открыть.       Вот они и столкнулись. Два человека, действиями которыми движет любовь к друзьям.       Блэк в последний раз взмахнул палочкой, и Малфой-мэнор взлетел на воздух.

***

      Они оказались на опушке Запретного леса. То самое место, где они проводили пикники, наслаждались теплым временем года, проводили часы вдали от шумных учеников Хогварста и преподавателей. То самое место, где они были одни, только друг с другом. Где не было никаких масок, были только они. Олимпийцы.       Гарри растерянно огляделся. На него смотрели всего шесть пар глаз. Он зарычал, падая на колени и закрывая лицо руками.       — Что произошло? — недоуменно спросил Седрик. — Драко? — с замиранием сердца спросил он.       — Он в порядке, просто без сознания, — ему ответила Пайпер, уже успевшая проверить Малфоя.       — Где Лео? — Оливер стал искать его глазами, пока не наткнулся на него глазами. Он лежал на холодной земле неподвижно. Легкая улыбка играла на его устах, глаза смотрели вверх, мертвые. — Нет-нет-нет, — Оливер подлетел к нему. — Вальдес, ты не можешь умереть. Не можешь! — он тряс холодное тело друга, плача и не веря в происходящее.       — Вашу мать, — Терри присел на холодный снег, затравленно озираясь. — Он мертв. Они мертвы. Селина, Джейсон, Лео, Перси….       — Нет! Это все сон. Игра моего тупого воображения, — Оливер не переставал трясти Лео. — На самом деле, мы все живы. Это просто страшный сон. Нам нужно проснуться, — он с надеждой посмотрел на ребят.       — Это не сон, Оли, — прошептала Талия, запрокидывая голову, чтобы слезы не текли.       Они были сломлены, уничтожены. Их душу разорвало, сердце разбилось на тысячу осколков. Они чувствовали, словно попали в Ад. Их боль объединилась, ни капли не становясь легче, лишь тяжелее. Они смотрели друг на друга и видели своих мертвых друзей. Семилетняя дружба разрушилась. Смогут ли они снова быть опорой друг друга, зная, что некоторых они не спасли? Смогут ли снова быть друзьями, проводить время друг с другом, разговаривать, зная, что они живы, в отличии от их друзей?       — Что с Перси? Как мы здесь оказались? — спросил Седрик, питая надежду, что Блэк не мертв. — Гарри?       — Этот идиот пожертвовал собой! — почти заорал Поттер. — Он выкинул нас порт-ключами сюда. Он решил взорвать Малфой-мэнор к чертям. Тупой Перси. Снова его тайный дурацкий план, — Гарри заплакал, впервые на глазах Олимпийцев. Для них он всегда был стойким, непоколебимым лидером. Гарри был их опорой, силой, поддержкой.       — Он винил себя, — прошептала Пайпер, отлично зная, на что способен их друг. — Но он ведь ни в чем не виноват!       — Да, — кивнул Гарри, успокаиваясь. Его голос дрожал. — Вот только он все равно считал себя виноватым. Он просил прощения.       — Нам не за что его прощать!       — Мы бы и могли его простить, — Талия все еще смотрела на небо, стараясь не замечать мертвые тела друзей и брата. — Но он себя не простил бы.       — Потому что Блэки не прощают, — согласился с ней Гарри.

***

      Как только они оказались в Хогвартсе, к ним тут же выбежала Аннабет, осматривая их. Она закрыла рот рукой, боясь устроить истерику прямо здесь. Она посмотрела на Гарри, глазами спрашивая, где Перси. Он покачал головой.       Аннабет выбежала из холла, на ходу вытирая слезы. Она задевала учеников, но ей было плевать. Сейчас бы сбежать, убежать от своей боли, закрыться, ничего не чувствовать. Она такая дура. Тоже мне умнейшая ведьма.       Ее любимый Перси. Ее любимый, веселый парень. Она помнила его сумасшедшие выходки, искренние улыбки и наплевательское отношение к мнению других. Он жил, веря в свободу.       Он был таким засранцем, таким придурком. Перси вечно что-нибудь вытворял. Его вечными напарниками в идиотских идеях были Гарри и Драко. Она не знала, как теперь сможет жить, смотря на этих двух и не находя глазами третьего.       Аннабет была виновата. Она не сказала, что не винит его. Не сказала, как много он для нее значит. Она не успела с ним поговорить, сказать, что любит его и только его, что готова быть с ним даже в Тартаре.       Она запрещала ему целовать ее на людях, но сейчас бы она отдала все, чтобы вновь почувствовать вкус его губ. Она бы продала душу дьяволу, лишь бы снова услышать его голос, обнять, почувствовать любимый запах.       Аннабет была разбита. Она захлебывалась в собственной боли. Казалось, будто по ее венам течет лава, заставляя гореть изнутри. Ее душу разрывало на кусочки.       Аннабет тонула в боли.

***

      — Мерлин, — профессор МакГонаггл побледнела. Ей сообщили, что семикурсники вернулись. Они вместе с Дамблдором и Флитвиком тут же оказались в холле, смотря на покалеченных, разбитых Олимпийцев.       — К мадам Помфри, — скомандовал Дамблдор, тут же беря левитацию погибших на себя. Он наколдовал белые простыни, накрывая ими мертвых.       Такие молодые. Такие талантливые. Их ждала вся жизнь впереди, яркая, долгая, великая. Но Судьба решила по-другому.       — Где мой отец? — спросил Гарри, вспоминая, что они были не одни в Малфой-мэноре. Его волновала судьба папы, крестного и остальных Ангелов ада. В процессе битвы их разделило, и они оказались в самом эпицентре, в то время как Джеймс и остальные сражались в коридорах и других комнатах.       — Я не знаю, — честно признался директор, с сожалением смотря на семнадцатилетнего парня, которого жизнь потрепала не на шутку.       Гарри кивнул. Он не чувствовал уже ничего. Казалось, будто бездна, пустая и холодная, развернулась в его душе. Только недавно он был счастлив, влюблен, окрылен. И вот ему отрезали эти крылья, отняли самое дорогое, что у него было. Друзей.       Он вспомнил их одиннадцатилетних. Беззаботных, искренних, верящих, что им суждено стать великими волшебниками. Они работали для этого, несмотря на то, что говорили за их спиной. Они были в собственном мире, там, где они могли быть собой. Сейчас он видел лишь разбитых, опустошенных оставшихся друзей. Их мир разлетелся на сотни осколков. Но смогут ли они его собрать?       Они оказались в Больничном крыле. Олимпийцы больше не говорили, молча выполняя указания мадам Помфри. На них смотрели с сожалением, но им это было не нужно. Им было тошно от этих взглядов. Они мечтали только уснуть, искренне веря, что там они встретят своих друзей, что они снова будут счастливы.       — Бедные дети, — покачала головой мадам Помфри, смотря на уснувших от зелья семикурсников.       — Цена за победу всегда высока, — ответил Дамблдор. — Порой, слишком высока.       — Они не должны были сражаться, — горячо прошептала Минерва.       — Это был их выбор, — директор был спокоен, но его голос был напряжен. — Ничто не остановило бы этих детей. Они приняли решение и следовали ему.       — Нам нужно было их остановить, — слабо возразила МакГонаггл.       — Вы знаете этих детей семь лет, Минерва. Уверен, вы успели их изучить.       Минерва ничего не ответила. Она знала их, как собственных детей. Олимпийцы стояли до конца. До победного. Они не знали, что значит сдаться или отступить. Они не ведали о том, что значит остаться в стороне, когда обладали такой силой. Олимпийцы стремились защищать слабых, и они сделали это.       Она вернулась к себе в кабинет, молча и тихо, игнорируя шепотки учеников. Они не ведали, какая трагедия произошла. Минерва достала бутылку огневиски, хотя не пила уже двадцать лет. Женщина налила себе стакан, залпом выпила и расплакалась. 5 лет спустя. Вместо эпилога.       Женщина стояла у могильных плит, рассматривая имена и даты. Шел дождь, в руках у нее был обычный черный зонт. Она не хотела использовать водоотталкивающие чары. Сегодня без магии.       Она с грустью смотрела на десяток могил, среди которых были и ее любимые ученики.

Лео Вальдес Гефест 1978-1995 «Сияй, черт возьми»

      Веселый, шебутной мальчишка. Безумно талантливый, безумно преданный. Он любил изобретать, слушать на полную громкость музыку, шутить над друзьями. Он готов был помочь им чем угодно и когда угодно. Он сиял, черт возьми.

Джейсон Грейс Аполлон 1978-1995 «Всегда будь Человеком»

      Храбрый, умный парень. Он светился, как солнце. Он был добр ко всем, но не к себе. Он стремился защитить своих друзей. Он любил историю, квиддич и тишину. Он был спокойным, он был всепрощающим. Он был Человеком.

Селина Богард Афродита 1978-1995 «Себя не находят, себя создают»

      Первая красавица Хогвартса. Девушка, чья жизнь была жестока, но она шла с гордо поднятой головой. Первая магглорожденная студентка на Слизерине за последние двести лет. Она любила ломать стереотипы, доказывать всем, что она чего-то стоит. Она создала себя такой, какой хотела быть.

Персей Блэк Посейдон 1978-1995 «Звезды не сияют без тьмы»

      Эпатажный, немного сумасшедший, амбициозный и хитрый. Так бы его охарактеризовал каждый, кто знал его лично. Преданный до мозга костей. Готовый на все ради близких. Даже отдать жизнь. Он любил шутки, веселиться на вечеринках, танцевать и создавать неприятности. Он был звездой.       Минерва смахнула каплю с щеки. Она приходила сюда каждый год, в годовщину их смерти. Приносила им белые цветы лилий. Она раскладывала их у могильных плит.       Каждый раз женщине было холодно, и дело далеко не в погоде. На нее равнодушно взирали гранитные камни, увековечивающие даты жизни этих четырех ребят. Она вспомнила об остальных Олимпийцах. Об этих добродушных, милых, талантливых ребятах. О сломленных, разбитых подростках, которые превратились в юных парней и девушек.       Минерва стояла в тишине. Она услышала, как кто-то приближается к ней. Она уже знала кто.       — Здравствуйте, профессор.       — Здравствуй, Гарри.       Поттер повзрослел. Его глаза больше не сияли так ярко, но все еще были живы. Точнее, теперь были. Он выглядел более мужественным, чуть выше. Он был одет в черные брюки и пальто. В руках держал такой же зонт, как у Минервы.       Они молчали. Каждый думал о своем. Тишина не давила на них. Гарри подумал о том, что Минерва немного сдала в последние годы. Но он понимал, что это было неизбежно. Она любила Олимпийцев.       — У меня свадьба через месяц, — Гарри протянул ей приглашение. — Я был бы очень рад вас видеть на ней. Все придут.       Минерва взяла приглашение. Обычный белый лист бумаги в конверте, на котором черными чернилами была написана вся основная информация.       — Дафна Гринграсс, — с улыбкой произнесла Минерва. — Помню, какие баталии вы устраивали. Как она вообще согласилась?       — Это и для меня загадка, мадам, — усмехнулся Гарри. — Отец с крестным шутят, что я ее заставил.       Минерва улыбнулась. Дафна была той, кто поднял Гарри на ноги, кто показал ему, что жизнь не кончена после гибели друзей. Она была рядом, когда он ее отталкивал, она его поддерживала, когда он думал, что никогда не сможет улыбнуться.       — Я рада, что ты счастлив, Гарри.       — Спасибо, профессор. Приходите, пожалуйста. Соберутся все наши, — Минерва встрепенулась на этих словах.       — Олимпийцы? — женщина похлопала мысленно себе. Голос даже не дрогнул. Гарри кивнул.       — Драко возвращается из поездки. Его интернат для магглорожденных детей пополняется. «Селина» принимает всех, особенно тех, кто живет в приютах. Они могут жить там круглый год. Мы все вложились в его проект. Он находит в этом утешение.       Минерва кивнула. Это был огромный скандал, когда Драко заявил о постройке интерната. Все чистокровные семьи возмутились, даже министерство взбунтовалось, но Малфой просто послал всех нахер. Его поддержали близкие. Этого было достаточно.       — Пайпер и Талия приедут ненадолго из Африки. У них там постройка школ идет полным ходом, но они обещали вырваться к нам на свадьбу.       После смерти брата Талия решила помогать другим. Пайпер ее поддержала.       — Аннабет заедет за Гроувером, и они вместе двинутся из Нью-Йорка. Она взяла отпуск в школе. Гроувер сказал, что заповедник продержится без него десять дней.       После выпуска Аннабет уехала в Америку и устроилась в школу Ильвермони. Она одна из лучших профессоров. Гроувер же последовал за ней, вот только решил заняться тем, что любит. Растениями. Он устроился в заповедник.       — У Оливера нет тренировок и матчей в эти дни. Так что он полностью будет нашим. Седрик и Терри тоже будут свободны.       Оливер Вуд стал профессиональным спортсменом в квиддич. Он был одним из лучших вратарей Англии, и с каждым годом доказывал это все больше и больше.       Седрик Диггори открыл свою винодельню и теперь занимается тем, что ему нравилось всю жизнь. Пьет вино.       Терри Бут долго не мог определиться с тем, что ему нужно. Пока не решил преподавать математику в обычной маггловской школе.       — Они все будут здесь, — прошептала Минерва. — Вы снова будете вместе.       — Да. Мы разъехались сразу же после выпуска, не в силах смотреть в глаза друг друга. Мы и последние месяцы седьмого курса не были вместе, решив закончить на дому, — Гарри печально вздохнул. — Нам было так больно.       — Я знаю, Гарри. Вы очень сильные ребята. Я верила, что вы справитесь.       — Нам понадобилось пять лет, — горько сказал Гарри. — Мы поддерживали связь, по крайней мере старались писать друг другу стабильно. Но все уже стало совсем другим.       — Ваша связь слишком крепкая, — Минерва положила руку на плечо парня в знак поддержки. — Ее не сможет разрушить ни Судьба, ни Смерть, ни что-либо другое. Вы всегда будете друг у друга. Вы всегда будете частью друг друга.       Гарри ничего не ответил. Это было тяжело. Смириться, принять. Он плакал, он рыдал, он готов был убить себя. И он знал, что остальные испытываю тоже самое. Они не смогли разделить боль на всех, как делали это всегда. Потому что ее было слишком много. Потому что их больше не было тринадцать.       Он посмотрел на могильные плиты. Друзья улыбались ему, он представлял это. Они были молоды, они были талантливы, они были потрясающими.       Но теперь они застыли в вечности. Теперь им всегда будет семнадцать.

«Для нас это история, для персонажей — жестокая реальность» А.А.

КОНЕЦ