Заповеди Сатаны, или история десяти жемчужин

⚝⚝⚝

— Асока? — она потянулась перед тем, как открыть глаза. Энакин вставал рано. Он вечно торопился в лавку Уотто и проводил там весь световой день. Каждый раз она укоряла, что его положение это не изменит, он соглашался, но не переставал трудиться. Из рабства не выпустят за хорошее поведение, лишь поднимут на тебя цену. — Асока, вставай. Дай, хоть посмотрю на тебя. Энакин всегда улыбался. Особенно по утрам, когда будил её. Он шутил, тормошил тонкие одеяла и вытаскивал сонную Асоку на свет, чтобы расцеловать в обе щеки перед тем, как уйти в лавку. И, если успевал, немного поговорить. — Опять? Она поморщилась и обняла его. — На балу очень красиво. И там очень много еды. — Вечером расскажешь, — он кратко обнял её и, взяв тяжёлый пояс с инструментами, направился к выходу. — Наша принцесса соизволила встать? — Нани не слишком любила её и часто посмеивалась. Зато Нани любила Энакина и не хотела с ним ссориться. Особенной нелюбви, конечно, добавляла память Асоки о своём прошлом, чего не было у Нани. Та могла только показать шрам на голове и назвать предположительный возраст. Даже в своём имени она была не уверена и лишь предполагала, что так её звали до рабства. Нани работала на семью торговца из Мос-Эйсли кухаркой, горничной и всем остальным сразу. Торговец был не так богат, как другие, и Нани приходилось особенно стараться, чтобы её не перепродали на рудники или в бордель. Возвращалась она позже Энакина и обычно сердилась на Асоку за «ленность». Хотя какая лень? Асока хотя бы зарабатывала что-то, не позволявшее рабам умереть с голода, а иногда — ещё и купить пару деталей для ремонта. Силис и Катэль принадлежали гонщику-дагу и натирали его гоночный под с утра до вечера. Иногда он давал им перерыв — тогда они мыли и чинили его доспехи. Обычно они возвращались ещё до заката – даг не слишком хотел оставлять их с остальным своим имуществом, когда уходил в таверну. Силис недавно стала совершеннолетней, тогда как Катэль был старше Энакина на несколько лет. Нани же занимала среднюю между Силис и Асокой позицию — ей было шестнадцать, и она упорно хотела замуж. Но мечты разбивались о нежелание Уотто иметь кухарку, служанку и так далее. В отличие от Нани и других Асока не была рабыней. Энакин не допустил её продажи, хоть и получил за это добрую половину своих шрамов. Многие хотели купить милую девочку в личное пользование, от чего Энакин вздрагивал и бледнел. Со временем Асока и сама поняла, что это значит, и лишь сильнее привязалась к Энакину. — Мадемуазель герцогиня проявляет недовольство, — Асока заучила все существующие титулы и периодически пробовала их на Нани, спрашивая, не помнит ли она своего. Нани в ответ ругалась и плевалась. — Была б моя воля, ты бы уже работала наравне со всеми, а не сидела без дела с видом куклы. — Была б моя воля, я бы тут не сидела. Выкупить Энакин и бежать, — Асока наконец встала и принялась сердито расчёсывать волосы. Они были значительно длиннее, чем у других татуинских девочек, и требовали много ухода. Да и Нани слишком часто напоминала, что Асока может продать их какой-нибудь богатой даме. Но Асока не хотела. Волосы — единственный символ её свободы. — Уотто его не продаст. — Значит, я сделаю так, чтобы продал. Нани пробежала по комнате, поднимая все тряпки подряд. Одну из найденных она повязала на себя, чтобы прикрыть от солнц голову и руки. — И бежать тебе некуда. — Я найду. А тебя на бал не позову, — Асока громко фыркнула и отвернулась к стене. — Больно надо. Найдёшь недорогую воду — придержи для меня. Я приду после обеда, — Нани засунула в бездонные карманы несколько монет и быстро вышла из хижины. — Воду. Недорогую. Где ж ты такое видела, ат-ласси моя. За восемь лет, которые Асока прожила на Татуине, она привыкла к нему, даже немного сроднилась. И всё же каждую ночь ей снилась старая жизнь — красивые платья, полные сладостей столы и красивая высокая мама с мягкими руками. Ребёнок может забыть всё: от родины до своего характера, только не может забыть маму. Асоке всегда казалось, что мама не перестаёт её искать, что зовёт её через сотни систем и планет. И она не теряла надежду. На Татуине сложно заработать законными методами. Её способности исцелять пользовались популярности, хотя рабы не могли заплатить, а богатые господа пытались подсунуть мелочь в качестве справедливой оплаты. Многие свободные девушки шли здесь на продажу своего тела на одну ночь. Асока так не могла. Когда-то сам Роттен Солистер заинтересовался семилетней девочкой и предложил Энакину большие деньги от Джаббы Хатта. Тогда Энакин вернулся в хижину поздно вечером в окровавленной одежде и несколько недель не мог даже подняться на ноги. Именно Катэль спас тогда его, работая половину дня на своего хозяина, а половину дня — на Уотто. Асока лечила его — Энакина избили прочным хлыстом, и требовалась бакта с антибиотиками, чтобы раны не загноились. А её продавал лишь Джабба.

⚝⚝⚝

В семь лет Асока прекрасно понимала, что люди, лежащие вдоль дорог с открытыми глазами, больше не встанут. Только она не могла понять, почему её так тянет закрыть им глаза и уложить руки на поясе. Казалось, после этого им будет спокойнее. Но как им может быть неспокойно, если они уже умерли? Энакину было очень больно, Асока видела, как он сжимает зубы, чтобы не кричать при ней. Сквозь несколько ран проглядывали бледно-розовые кости, этого она вылечить не могла. — Может, их водой полить? Будет чище… И тебе попить надо, — Асока нервно вставала с кровати и тут же садилась обратно. — Заживёт, — он скривился от боли и продолжил, — замотать надо чем-нибудь. Асока опять вскочила на ноги. Всё, чем можно было замотать тело Энакина, уже использовалось под хозяйственные нужны. Да и что делать с парой плетёных ковриков, пропитавшихся грязью, да промокшим в крови одеялом? — Я поищу. Может, у кого есть. Да и вдруг бакта осталась… Не знаю, подожди меня, — она коротко поцеловала его побледневший лоб и бросилась на улицу. Ночью холодало, платье Асоки было рассчитано лишь на сидение в маленькой хижине, где когда-то жили Энакин с матерью. У соседей не было ни лишней ткани, ни глотка воды — все покупали лишь на свою семью, на большее денег не хватало. Она оббежала Мос-Эспа и даже соседние Мос-Энта и Мос-Тейк, но воды не было ни у кого. Из богатых хижин выгоняли, не выслушав, что просит девочка, да и больных там не было. На половине пути к Мос-Эйсли она окончательно выбилась из сил. Песок старательно забивался под ткань её импровизированных сапог, горло саднило от жажды. Всё ярче разгоралось желание лечь на песок и полежать хотя бы пару минут — просто отдохнуть. Она встанет, обязательно встанет, ведь Энакину нужна помощь. Её помощь. Сквозь пыльный воздух Асоке на несколько мгновений показалось строение. Если там и не дадут ткани или воды, то хотя бы позволят полежать рядом со входом. Или там ночует добрая кухарка, которая даст девочке погрызть косточку из супа. В богатых домах за этим не следят. Там выкидывают даже мозговые кости! Вкусные косточки, из которых можно вытянуть сочное мясо. Однажды Асоке дали целых две таких кости в благодарность за исцеление кухарки. Она сказала, что такие кости есть после приёмов, а после даже угощала Асоку во время лечения своих ожогов. А Асока всегда относила половину Энакину — он много работал и всегда хотел есть. Здание приобрело чёткие очертания уродливого толстого замка, где жил Джабба Десилиджик Тиуре. Туда не пускали людей с улицы, там не держали кухарок и не разрешали им забирать вкусные мозговые косточки. За грудой камней, на которую она опиралась, слышались два голоса. Асока знала их. Роттен и Дессен Солистеры. Один охотился за головами, другом передавал ему заказы напрямую от Джаббы. В Мос-Эспа не было людей, которые могли бы помянуть братьев хорошим словом. Слишком много крови они оставили на своём пути. Асока подползла поближе и принюхалась. Между ней и братьями стоял ящик, набитый инопланетными фруктам. Такими свежими, сочными, что Асоке нестерпимо хотелось укусить хотя бы один. Она потянулась рукой, но испуганно одёрнула — до ящика было не меньше пары метров. В том числе и до того оранжевого, блестящего. — Всё равно продаст. Биб ему прямо сказал: либо продавай, либо заберём бесплатно, — голос принадлежал старшему из братьев, Роттену. Тому самому, что говорил с Энакином, а потом увёл его к Джаббе. — А если встанет? Дальний из братьев расстегнул ремень и со смехом похлопал себя по животу. Дессен, растолстевший на службе у хаттов. Он отбросил ремень с прикреплённым к нему кинжалом. — Руку отрежу. Или ногу. Всё веселее, чем один раз сбросить в яму. Хотелось броситься и задушить за всё, что они говорили про Энакина. Она усилием воли перевела своё внимание на фрукты. Всё равно ничего не получится. У неё даже нет оружия. Тот верхний, оранжевый, покачнулся и упал в её сторону. Асока с сомнением протянула руку и позвала фрукт к себе, он медленно покатился. Тви’лекки не обратили на это внимание, слишком увлечённые осмотром новых доспехов Роттена. — Новый? — Конечно. С дюрасталью! У идиота в Мос-Эйсли выторговал, — старший хохотнул, выпил из бутылки и отбросил её в сторону. У ящика лежали ещё несколько непочатых. Фрукт оказался мягким, ровно таким, каким он казался издалека. Очень сладким и сочным. Несколько широких укусов, и от него осталась лишь плоская косточка. Он был слишком вкусным, чтобы остановиться на одном. Хотелось утащить весь ящик и тут же съесть. — Идиот хоть жив? — Лишь в моей памяти, — тви’лекки расхохотались и, чокнувшись бутылками, выпили. Асока оборвала себя, напомнив об Энакине. Ему нужна помощь, ему нужна вода и бакта — а из контейнеров, что разгружали братья Солистеры, пахло именно бактой. — Надеешься, что Джабба тебе заплатит ещё раз? — Так, зелёненькая ему понравилась, найду ещё дурочек с желанием танцевать, ещё эту партию пристрою. И за девчонку не меньше пары тысяч будет. Асока подумала о той зелёной девушке, что сейчас вынуждена танцевать перед Джаббой и не только, о других девушках, которых насильно притащили сюда эти злые братья. И о себе. Об Энакине. Кинжал легко пролетел мимо братьев, которые в очередной раз уткнулись в новые доспехи. Асока прочно схватила его за рукоять и спрятала руку за спиной. Она медленно вышла из своего укрытия к изрядно опьяневшим братьям. От этого только проще. — Это вы хотели купить меня, — она внимательно присмотрелась к Роттену Солистеру. Вокруг него пространство слабо электризовалось, предупреждая её об опасности. Но по его лицу то и дело проходили чёрные искры. Такого Асока ещё не встречала. — Смотри, Дессен, она сама пришла, — Роттен, пошатываясь, встал на ноги. — И вы сделали больно Энакину. Вы плохой, — она чувствовала волны, исходящие от братьев. Они не боялись и не злились, ожидая веселья с маленькой девочкой. — Закрой рот, — Роттен схватил её за свободную руку и поднял в воздух, — И не смей открывать его больше никогда. Боль ушла куда-то на задний план, оставив лёгкую прохладу и свободу в голове. — Вы плохой. Вас надо наказать. Вы хотели отрезать руку Энакину. В одно мгновение она достала из-за спины кинжал и, словно её кто-то учил, нанесла два коротких удара по руке и шее. Перерубить руку не получилось, но в шею остриё вошло легко и мягко. Кинжал наточен образцово. Роттен осел на землю, с удивлением зажимая здоровой рукой своё горло. Его лицо выражало страх. Асока сама не заметила, как начала улыбаться. От умирающего исходила приятная энергия, почти такая же вкусная, как тот фрукт из ящика. Мешал лишь живой. Дессен полз назад с целью, видимо, добраться до своих контейнеров. Асока улыбнулась и наступила ему на руку. — Не смейте. Вы тоже плохой. Он, дрожа, притянул свою руку. Асоке нравилось ощущение страха, почти животного ужаса, исходящее от Дессена. Ей не пришлось наклоняться, сидящий на земле тви’лекк был чуть ниже её роста. Мягким долгим движением она перерезала и его горло. Дессен прижал ладони к шее в жалкой попытке остановить кровь. Спустя пару минут он повалился на землю и затих. Асока собрала в ящик с фруктами бутылки — с вином, оттуда пахло кислым виноградом — и доспехи Роттена. Тащить его было бы слишком тяжело и долго. Пройти вдоль Жангландской пустоши было почти нереально, а ей предстояло сделать это второй раз за ночь. Пригодились контейнеры с бактой, снабжённые антигравитатором. Сомнения вызывали лишь трупы, оставшиеся валяться под стенами замка. Асоку не столько волновал факт наличия изрезанных наёмников Джаббы Хатта, сколько их открытые глаза. Почему-то в груди возникало убеждение, что с открытыми глазами они не смогут пойти дальше. Куда дальше? Асока и сама не очень понимала это ощущение, но решила вернуться, чтобы закрыть их глаза и сложить руки на поясе. Энакину пригодится и бакта, и фрукты. А доспехи она спрячет, они ещё понадобятся. Ей слишком сильно понравилось убивать. Да, скоро придут охранники Джаббы и другие охотники, они будут искать таинственного убийцу. Никто не заподозрит маленькую девочку у постели больного. Но это всё потом, а сейчас Энакину нужно попить.

⚝⚝⚝

Каждое утро она тренировалась в пустоши, чтобы никто не заметил. Обычно там бродили крайт-драконы да таскены, а они никогда не сообщат работорговцам, где тренируется и как выглядит Рогатый убийца. Сначала она пыталась выглядеть как любой другой наёмник, мотающийся по Татуину в поисках заказов — тёмная броня, замотанное в ткань лицо, неприметное оружие. Со временем это получалось всё хуже и хуже. А однажды она создала вокруг шлема призрачное подобие белых рогов, что слишком хорошо запомнилось убегающим охранникам. Теперь чёрная броня с белыми рогами да идеальная эффективность — её визитная карточка. Фехтование Асока изучила по старым накопителям, сотнями выбрасываемым на свалку. Качество записи не самое лучшее, зато хоть какая-то информация. Теперь приходилось покупать новые накопители аккуратнее, но и пользы от них было заметно больше. Вот и следующее упражнение — фехтование двумя идентичными саблями — не использовалось татуинскими охотниками. Иногда в её памяти всплывали жесты из прошлого. Вот дама в белом изящно вращает вокруг себя шпагой. А вот пожилой мужчина элегантно проводит в воздухе горящим мечом, оставляя след в виде знака Z. Асока попробовала так же, но споткнулась при перестановке ног. Три повторения, и наконец она перестала падать. Но до идеала ещё далеко. Песок легко шуршал под её ногами, свистел на ветру — грубо осыпался под ногами чужих людей, идущих по краю пустоши. Асока замерла и прислушалась к их разговору. — Мы вернёмся на Серенно до конца месяца. Нападения скоро прекратятся, — высокий мужчина с трудом скрывал богатый наряд под простой накидкой, ему больше подходило раскланиваться с местными богачами, чем брести по пыльным камням. — Ты не можешь быть уверен, виновного всё ещё не нашли, — его жена заметно сердилась, жизнь в пустыне далась ей тяжелее всех. — Я обратился к местным, они поймают того типа. — Папа, я хочу пить, — младшая из девочек дёрнула отца за рукав. — Мы скоро дойдём, милая. Асока кратко прикоснулась к коммуникатору на правом запястье. Среди груды заказов на всех известных мерзавцев Галактики выделялся новый — рекрутёр Республики Этар Сим. Оставлен несколько минут, как и утверждал отец семейства. Взяв заказ, Асока надела шлем и вышла к людям. — Почему мне кажется, что мы… — Там кто-то есть! — отец упал на землю, прижимая собой жену. Дочери оказались прижаты к каменному уступу и не подавали голоса. По лицу человека бегали искры волнения и смертельного испуга. Чувства метались в глазах, словно всполохи костра. Его звали Альберто Фир, князь по рождению и дипломат по воспитанию. Несколько недель назад в его дочерей стреляли, из-за этого он бросил всё и помчался на самый край Галактики. — Кто вы? Что вам нужно? — он был заметно испуган. — Вы Альберто Фир. И вы готовы заплатить. — Откуда вы знаете? — Я могу выполнить ваш заказ. Уходите из Мос-Эйсли, лучше улетайте. Погони не будет. Доказательства увидите сами. Асока отвернулась от испуганных аристократов. Сейчас требовалось найти рекрутёра, убить его и понять, откуда она знает Серенно. Да и что это, собственно говоря, такое. А они сами разберутся со своими испачканными накидками.