Предзакатные синяки

      Лощёный молодой человек, в деловом тёмно-синем костюме, глянцевой блистающей укладкой, заострёнными выпирающими скулами, и квадратным подбородком, делающими его форму лица похожей на многогранник, в последнюю минуту залетел в едва тронувшуюся маршрутку. Он поспешно извинился перед угрюмыми и хмурыми пассажирами, а затем стал судорожно оглядываться в поиске свободного места. В руке он крепко сжимал потрёпанный неброский букетик полевых цветов — уже слегка завявший, и потёртый.       Два мальчугана, вальяжно развалившиеся на последних рядах в компании дремлющей молчаливой старушечки, сдавленно захихикали, хрюкая, и всеми силами стараясь подавить рвущийся наружу хохот: — Видел его лицо «а чё происходит, алё?», когда он ворвался сюда? Во умора, наверное, думал уже, что на женитьбу опаздает, бедный, — заговорщически зашептал один другому на ухо.       Взвихренные лохматые пряди говорящего растрепались огненно-рыжими языками пламени по косматой макушке. Льдисто-голубые большие глаза искрились неподдельным веселым блеском.       Сидящий вплотную, плечом к плечу с ним, светловолосый мальчишка, резко перестав задорно ухмыляться, вдруг нахмурился, и недоверчиво скосил сощурившиеся ореховые глаза в сторону своего болтливого собеседника: — А вдруг он на похороны собрался, ты не думал? — также тихо поинтересовался он с серьёзным видом.       Рыжик пренебрежительно фыркнул, отмахнувшись, как от назойливой надоевшей мухи: — Кто же в здравом уме, а тем более на похороны, такие дерьмовые букетики носит? Это ж, блин, не сраный день рождения или пикник, это раз. А во-вторых: это крайнее неуважение к… погребённым умершим трупам, — неуверенно закончил он, неловко зажевав нижнюю губу. — Ты придурок, Нил, — вынес окончательный вердикт златовласый, устало вздохнув, и несколько раз махнув нечёсаной белокурой копной непослушных волос, будто бы соглашаясь со своим высказыванием, — Полный придурок.       Ничуть не обижаясь, Джостен растянул потрескавшиеся вишнёвые губы в ехидной насмешливой улыбке, и по слогам, издевательски высоким голоском, шипя, отчеканил: — Кто бы говорил, говнюк Эн-дрю Минь-ярд, — за что заслужил убийственно-гневный, угрожающе потемневший взор в ответ.       Маршрутка остановилась, жалобно проскулив шинами, у построенных в бесконечный ряд, непримечательных двухэтажек.       Коротышки-мальчишки торопливо повскакивали со своих мест, и напоследок любезно поблагодарив не подающую признаков жизни, сопящую бабусю за «вкусные карамельки», проворно юркнули между длинными гигантскими ногами людей-великанов, радостно выбегая на озарённую тёплым солнцем улицу: — Как думаешь, та странная бабуся — симулянтка, которая зачем-то притворяется мёртвой? — щурясь от ослепительно-ярких, золотистых лучей света, выведывающе-детективским тоном спросил Нил, чем заполучил ещё один недопонимающе-испытующий взгляд от Эндрю.       Они спокойно шагали по безлюдной улице, осматривая изученные вдоль и поперёк, знакомые окрестности бедного райончика. Писчебумажные хлипкие вывески с заманчивыми вышитыми иллюстрациями румяной выпечки, и исходящими от неё кудрявыми клубами дыма. Кричащие выходами фильмов, намечающимися спектаклями, и театральными постановками афиши на столбах. Печатные, газетные, рекламные, агитационные плакаты, развешанные повсеместно: — На самом деле, — сделав задумчиво-загадочный вид, таинственно заговорил Эндрю, сладко растягивая каждый звук, — Она бабуля под прикрытием. Специальный агент ФБР в теле бабушки, отосланный за тобой, балбес, чтобы ты не натворил всякого дерьмица, а то ты же тупой периодически. Он пришёл за тобой, чтобы незаметно похитить, хорошенько помучить, отмутузив как следует, намотав кишки на люстру, и повесив на всеобщее обозрение. А ты, наивный, повёлся, эх… даже специально предложенную карамельку съел. А это стопроцентно была липовая конфета, наверняка яд крысиный.       Показательно зацокал Миньярд, укоризненно покачивая головой, и сполна наслаждаясь потрескавшейся маской непринуждённости на лице ошалелого Джостена. Боязливо сглотнув, Нил неверяще уставился на хитрожопую тошнотворную ухмылочку друга: — Ты же пошутил сейчас, да? — дрожаще просипел Нил.       Эндрю по-светски пожал плечами, а-ля: «да я вообще невинный безобидный одуванчик, чё уставился, отвянь», и нахально хмыкнул, развязно подмигнув исподтишка.       Нил, обиженно насупившись, и раздраженно побагровев от злости, яростно и сбивчиво запыхтел что-то ну, очень-очень недовольное и невнятно проклинающее:  — Вообще не смешно сейчас было. Прям вообще. Хреновый из тебя юморист, и вообще…       Жалобно-страдальческое мяуканье раздалось совсем рядом, прерываясь тоскливым, утробным мурчанием. На блестающей крышке железного мусорного бака нерешительно замер миниатюрный комочек шерсти, сжавшийся в испуге. Крохотная, извазюканная в грязи мордашка, миндалевидные янтарные глазки, чёрный нос-бусинка. Тревожно подрагивающий хвостик-кисточка за выгнувшейся дугой, полосатой спинкой.       Нил, ласково улыбнувшись, приспустился на корточки, дружелюбно вытянув руку вперед для знакомства с потеряшкой: — Привет, малыш! Я Нил. Ты потерялся?       Эндрю, стоявший позади, и молча наблюдающий за разворачивающимися действиями, расслабленно засунул руки в карманы шорт, устало и досадливо вздыхая: — Нет, блин, не потерялся. Как будто по нему не видно, что он бездомный.       Нил небрежно отмахнулся от него, не соизволив даже обернуться, и прогундосил в ответ: — Ой, не занудствуй, я тут вообще-то в доверие втереться пытаюсь, пока некоторые, как и всегда, фигнёй страдают. — На его месте я бы не доверял тебе, тем более когда-то на тебя так хищно, и в упор глазеют, — скептически заметил Эндрю, проигнорировав многозначительный, красноречивый намек «как всегда».       Его голос сочился сарказмом и язвительностью, а бровь невпечатлённо выгнулась острым домиком, когда плюшевая лапка котика несмело коснулась протянутой навстречу руки Джостена.       Сам Нил хитренько и коварно сузив глаза в узкие щёлочки, растянул губы в злоехидной плутоватой улыбочке, и медленно обернулся лицом к бесстрастному Эндрю, который лишь равнодушно проворчал: — По крайней мере я один не идиот, раз не доверяю тебе.       Фыркнув, и мягко подхватив лёгкое, гибкое, и податливое тельце ввысь, Нил прижал приятно урчащую печку к груди, торжественно провозглашая: — А вот он мне доверяет, хотя мы знакомы все несколько минут! — Смотри, чтобы палец случайно не откусил. — Иди в жопу.

***

      Засушливый жаркий ветер, оседающий тонким слоем выступившей испарины на прохладной коже. Знойная нестерпимая духота, заставляющая лёгкие судорожно сжиматься в непреодолимой жажде освежающего воздуха, и недостающего кислорода: — Я выиграл!       Пронзительный победоносный вой сотряс безмолвную оцепенелую тишину крыши.       Слабо кряхтя, и посмеиваясь, Нил изнемождённо плюхнулся на край. Расслабленно обмякнув, он откинулся назад на лопатки, и облегчённо выдохнул. Заслонив распростёртой ладонью августовское солнце, словно козырьком, Джостен издевательски залепетал, наблюдая со стороны за тем, как белобрысая кудлатая макушка высовывается из открытой дверцы, а за ней и сам её суровый неразговорчивый обладатель: — Ты там ещё не сварился в своем неразлучном бронежилете, который называешь кофтой?       Мрачный немигающий взгляд, и кривая, плоская, безрадостная улыбка в ответ. Спустя мгновение, Эндрю также улёгся рядом, и они тесно упёрлись разбитыми коленными чашечками полусогнутых ног друг в друга.       Лениво ползущий за горизонт, огненно-красный, рубиновый диск догорающего солнца. Сиреневато-синие, аквамариновые всполохи сумерек окрасили потемневший безоблачный небосвод. Очертания бледной хрупкой щепки-луны, похожей на рубец заросшего шрама, постепенно проявлялись на бархатистом натянутом полотне неба.       Джостен, вдруг широко распахнув лазурные глазёнки, резво приподнялся, и внезапно безостановочно залепетал какую-то несусветную путаницу, как громкоговоритель: — Я придумал новую крутецкую игру! Точнее не именно я её придумал, но это не важно! Давай всю неделю будем заниматься теми делами и вещами, которые обычно выполняют взрослые!       Полусонный Миньярд, заторможенно моргая, и, видимо, пытаясь прийти в себя от обрушившегося на него шквала информации, осоловело уставился на сияющего неистребимым энтузиазмом рыжика. Густо сглотнув, и смочив пересохшее горло, он хрипло поинтересовался: — Ты хочешь этим сказать, что собираешься целыми днями мыть посуду, что-ли? — Да нет же! — разгорячённо выдохнув, пылко возразил полудикий и обезумевший Нил, — Мы тоже время от времени моем посуду, особенно когда родителей накрывает какая-то хандра, и хрень по типу: «я что вам — посудомойка что-ли?». Это скучно и банально, — понурив голову, неодобрительно пробормотал он, и провёл ладонями по лицу, — Надо что-то более адреналино-выбрасывающее, захватывающее, и реально серьёзное…       Эндрю тотчас, как-бы невзначай подумал, что он, судя по всему, слегка перегрелся на солнышке, раз несёт такой фантасмагорический бред, но решил не встревать в иступлённые метания Нила в поисках вдохновения.       Стремглав подняв пламенную макушку, Джостен, ни капельки не смущаясь, (откровенно говоря, как и всегда) чрезвычайно громко вопросил: — Ты целовался когда-нибудь в губы?       Эндрю оторопело замер, поражённый таким бестактным и неожиданным вопросом, и, сквозь нескрываемое удивление, вполголоса прерывисто забубнил: — Ну, нет… никогда. Только в щеку или в лоб, и то с мамой…       Джостен, лучезарно улыбнувшись, и деловито сложив руки на груди, надменно приподнял подбородок: — Значит, вот и первое задание: поцеловать девчонку и мальчишку. В губы. И по-настоящему.       Эндрю недопонимающе сморщился: — А мальчика-то зачем? — Ники сказал, что для разнообразия. — Понятно, — глубоко и устало вздохнул Эндрю, а затем неподвижно замер.       В кроваво-алых лучах закатного солнца растерянные глаза также оцепеневшего Джостена мерцали миллионами таинственных огней, плескавшихся в сияющей завораживающей синеве застывшего взгляда. Липкая неловкость и смятение, окутавшие со всех сторон, намертво облепили их, как вторая кожа. Потерянный, и очарованный контрастом разнообразных оттенков медово-медных, затуманенных глаз Эндрю, Нил сдавленно сглотнул вязкую слюну во рту.       Робкие, чуть влажные, полуоткрытые губы, стеснительно прильнувшие друг к другу, неумело соприкоснулись. Учащённое, разгорячённое дыхание обоих прихватило, а потяжелевшие, налившиеся свинцом веки опустились. Мимолётное успокаивающее прикосновение чужих мозолистых подушечек пальцев, ласково мазнувших по подбородку, прежде чем налившиеся густым, стыдливым румянцем мальчишки резко отстранились друг от друга, отвернувшись.       Застенчиво понурив головы, пунцовые, как раки, они бессвязно заикаясь, запричитали вразнобой: — Да… — Да… вот это… да. — Тебе… как? Давай больше не будет этого делать? Или?.. — Не знаю. Давай не будем. Или… будем? Не будем. Блин, ладно, проехали. — Окей.       Эндрю внезапно нахмурился, а затем ловко поймал исполосованную свежими кровоточащими ссадинами, расцарапанную ладошку Джостена, не успевшую скользнуть к растрепанным вихрам на макушке: — Это откуда? — спросил он, выжидающе уставившись на Нила, который беспечно пожал плечами. — Не знаю, может нечаянно о бетон саданул, или упал где-нибудь.       У Джостена сейчас было престранное, чудаковатое, непонятно счастливое, и безмятежное выражение лица — полное детской беззаботности, жизнерадостности, и непосредственной наивности: — Ты чего? — толкнув его в плечо, тихо спросил Миньярд. — Да так, — задумчиво улыбнувшись, он молча уставился на предзакатные синяки, неспеша расцветающие на вечернем небе.