Десять хвостов на двоих

Когда Облачные Глубины наконец затихли после ужина, Лань Чжаню уже очень хотелось спать. Но было еще рано для снов, поэтому он молча цеплялся за ткань одежд, натянутую на коленях, и вслушивался в наставления дяди как мог. Они с братом часто проводили вечера вот так, сидя рядом и внимая монотонным мудрым речам. Краем глаза он видел сияющие белизной рога брата, а краем уха слышал какой-то шум снаружи. Необычно для позднего часа, и он едва мог сдержать удивление — даже кончик хвоста нетерпеливо вздрагивал и снова затихал усилием воли. Ему следует быть таким же прилежным и невозмутимым, как дядя и брат, но он только недавно узнал значение слова «одухотворенный», он еще так мал, а потому мог лишь прятаться за хмуростью, сильнее сжимая пальцами колени. До них долетали обрывки разговоров, и дядя пояснил — вернулись. Отряд заклинателей из их клана действительно уходил на охоту пару дней назад, Лань Чжань хорошо это запомнил. Но вторгаться в Облачные Глубины ночью не было принято, а потому дядя, попросив племянников подождать, вышел на голоса. — ...поймали в Илине... — отчитывался кто-то устало. Неразборчивые вопросы дяди звучали слегка тревожно. — ...совсем маленький… не выжил бы… Лань Чжань заставлял себя сидеть прямо, не оборачиваясь на раздвижную дверь. Ему ведь совсем не любопытно, о ком разговор. И потом, вдруг речь о чем-то опасном, чем-то не для детей? Потом их с братом увели спать. Заклинатели обступили что-то плотным кольцом во дворе, так, что даже не разглядишь. Теперь их голоса звучали глухо, должно быть, они старались не шуметь. Лань Чжаню пришлось засыпать в мучительном неведении. Но дракон не должен быть любопытным, напоминал он себе. Он не должен дергать хвостом и выдавать этим себя. Он должен подражать брату и дяде. Быть достойным молодым господином Лань, гордостью семьи. И это работало — день, два. На третий Лань Чжань решил прокрасться к целителям — туда нет-нет да и похаживала половина клана. Наверное, оно там. То, о чем все говорят, когда думают, что дети не слышат. У входа он ничего, кроме высоких шкафов, не увидел и уже почувствовал себя проигравшим, как вдруг раздался отцовский голос — откуда-то из глубины павильона: — Что он тут делает? И давно? — Осознавать, что отец тоже бывает удивленным, почему-то было… приятно. — С последней охоты. Принесли младшие ученики, — охотно пояснил почтительный женский голос. Лань Чжань хотел поскорее вырасти и стать таким как отец, чтобы можно было задавать любые вопросы и получать на них ответы. — Негодники. Лисенка — в Облачные Глубины? Ну надо же... Лисенок. В Облачных Глубинах — лисенок! Лань Чжань уже не пытался усмирить свой хвост — тот ходил ходуном вслед за мыслями, искрясь на солнце прозрачной как лед чешуей. — Он умеет говорить? — Слова отца вновь звучали нерешительно и оттого непривычно. В ответ послышалось чье-то недовольное шипение. Говорящий лисенок? Теперь и Лань Чжань был не вполне уверен. Кажется, лисы — это такие звери в шубке цвета осенней листвы, которые охотятся на кроликов, Лань Чжаню рассказывали про них. Но разве звери способны говорить, как драконы? Вдруг размашистые шаги стали слишком громкими, и Лань Чжань еле успел отойти за угол, чтобы не попасться на глаза отцу. У него уже созрел план, как посмотреть на лисенка. Надо же узнать, может тот говорить или нет!

🐲🦊

Облачные Глубины захватили хвосты. Пушистые, непривычно мягкие и подвижные, словно в каждый по отдельности вселилось по злому духу. Лань Чжань никогда не видел таких хвостов. И еще ушей. С кисточками на концах, они тоже жили своей непостижимой жизнью отдельно от хозяина — лисенка с умными глазами. Который… не говорил. Но он такой… захватывающий, что эмоции можно прочесть по движениям хвостов и совсем еще детскому лицу, просто находясь рядом. Лань Чжань остро осознавал, что он не такой, как степенные холодные Лани с ветвистыми рогами и прохладной, невозмутимой красотой чешуйчатых хвостов. Он даже пробовал заставить свои маленькие пока рожки пошевелиться, не понимая, почему они неподвижны, — не то что уши у лисенка. Брат объяснил, что это совсем разные вещи. Что рога — они как кости, а ушки их необычного гостя — уши из плоти и крови. Правда, даже брат не знал, почему кости, что в руках, и лисьи уши — подвижны, а кости на голове и уши Лань Чжаня — нет. И зачем, в конце концов, лисенку две пары ушей вместо одной! Зато однажды узнал Лань Чжань. Теперь ему разрешили заниматься с лисенком — и он приходил почитать, иногда приносил обед. Обычно Лань Чжань, как прилежный ученик, садился в подобающую позу у окна и читал древние трактаты, которые они в это время проходили с учителями. Поначалу лисенок с интересом слушал, замерев на постели, где проводил почти все свое время, словно выздоравливал после долгой болезни, и Лань Чжаню невольно становилось любопытно — понимает ли он его речь? Но вскоре лисенку надоело слушать смирно, и он взял в привычку недовольно фыркать в ответ на каждую фразу Лань Чжаня. — Будешь так делать, ничему не научишься! — вспылил юный Лань, громко хлопнув книжкой. Кипя от возмущения, он уставился на лисенка, взъерошенного, с огромными глазами, будто полными дождевой водой, а тот просто… улыбнулся. Вернее, весь он до кончиков хвостов превратился в одну большую пушистую улыбку. Как солнце в окружении лучей, теплое и пахнущее домом. Лисенок был словно совсем малыш, хотя выглядели они ровесниками. И Лань Чжань укорил себя — он ведь еще несмышленыш, надо лучше с ним заниматься. А такое поведение недостойно сына клана Лань. На следующих выходных Лань Чжань принес кисть, чернила и бумагу. Лисенок поначалу пришел в полный восторг, поняв, что читать ему не будут. А потом все пошло не по плану. Он обмакнул один из своих хвостов в тушечницу, видимо, посчитав его хорошей заменой для лучшей из найденных Лань Чжанем в Облачных Глубинах кисти, и поставил кляксу себе на носу. Когда пришел отец, Лань Чжань выглядел страшно расстроенным тем, что его учительские порывы не оценены по достоинству. — А-Чжань? — удивился тот, войдя в выделенную для лисенка комнату целительского павильона. — Ты… — Цинхэн-цзюнь оглядел устроенный детьми кавардак и с трудом подавил улыбку, понимая, что смех обидит сына. — …не думаешь, что его еще рановато учить искусству каллиграфии? Лань Чжань горько вздохнул и ничего не ответил. Конечно, отец был прав, а Лань Чжань — очень глупый. Втайне он надеялся, что лисенок может не знать их языка, но вдруг он знаком с какой-нибудь письменностью? Он мог бы написать ему что-нибудь, а уж Лань Чжань бы непременно расшифровал послание. Лисенок и впрямь потом писал ему письма, только много позже. Когда им обоим уже не сиделось в тесных комнатах.

🦊🐲

Чем дальше шло время, тем большим становилось различие между ними. Отец говорил Ванцзи, что драконы живут тысячелетиями — им некуда спешить. А лисенок рос прямо на глазах и тявкал с каждым годом все насмешливее. У него было девять хвостов вместо одного, и покрывала их густая шерсть, а не чешуя, но в остальном лисенок выглядел почти так же, как драконы и люди. И да, стоило ему пообвыкнуться в Облачных Глубинах, как довольно быстро выяснилось, что он умеет говорить. — А можно мне… поохотиться на фазанов? — робко спросил лисенок, поглядывая из-за ширмы. Ему принесли купель с горячей водой, а Лань Чжаню тогда позволили остаться в комнате. Но хвосты помещаться в низкую кадку для детенышей-драконов никак не желали. Лань Чжань вздрогнул от неожиданности. Но голос лисенка показался ему мелодичным. Он выхватил из фразы слово «охота» и нахмурился. — В Облачных Глубинах нельзя убивать, — серьезно ответил Лань Чжань. Лисенок недоверчиво повел ухом: — Так вот почему тут одна кроличья еда… — фыркнул он, подняв вокруг себя брызги. А на прощанье он сказал: — Меня зовут Вэй Ин. А ты… Лань Чжань, верно? Лань Чжань кивнул и направился к дяде — обрадовать открытием. Однако то, что казалось счастьем тогда, очень быстро стало проклятием всего клана Гусу Лань. Порой лисенок болтал без умолку, и даже у Лань Чжаня начинала побаливать голова, а уж другие члены клана терпеть такое отказывались вовсе. Зато лисенок многое мог рассказать. Кроме одного — что с ним было раньше. Лань Чжань постепенно узнавал больше о своем друге, и каждая новость становилась для него событием. Например, Вэй Ину нравились кролики, живущие по ту сторону горы. И острая людская пища из Цайи. И игрушка-колотушка Лань Чжаня с забавной резьбой. Он сказал, что у него такой никогда не было — и немедленно получил ее в подарок. Лань Чжань посчитал, что уже слишком взрослый, чтобы играть. И взамен ему досталась улыбка.

🐲🦊

У Вэй Ина был острейший слух. Четыре уха против двух — Лань Чжань считал это несправедливым. — Что это за штука? — Лисенок восхищенно склонил голову набок, будто верхние ушки перевешивали всё тело разом. Это Лань Хуань, старший брат Лань Чжаня, играл на своей флейте, оттачивая мастерскую игру. Несмотря на юный возраст, он был очень хорош. Лань Чжань же выбрал гуцинь… и не мог сказать о себе того же. Следовало заниматься музыкой больше вместо того, чтобы валять дурака с Вэй Ином. — Подойди, — кивнул он, а потом протянул Вэй Ину свою сяо. — Нужно дуть сюда, и получится звук. Вэй Ин попробовал — и ничего не вышло, кроме воздушной струи. Он огорченно завертел флейту в руках, а потом взял ее как-то иначе. Дядя и отец, которые пили чай за низким столиком и молча наблюдали за детьми, усмехнулись. — Неправильно, — поспешил исправить оплошность друга Лань Чжань, выравнивая сяо в его пока еще слишком маленьких пальчиках. Вэй Ин удивленно взглянул на него, а затем на Цинхэн-цзюня, как будто спрашивая, а точно ли его сын прав. — Кажется, где-то была… — пробормотал дядюшка. На следующий день Вэй Ину торжественно вручили сияющую новизной флейту дицзы из закромов клана. И хорошо, что не сяо, потому что в игре он очень быстро достиг уровня Лань Хуаня, не прилагая к тому никаких усилий. Но Лань Хуань был наследником клана — ситуация могла бы стать неловкой. Так ничья гордость не пострадала, даже отцовская и дядюшкина. А Лань Чжань и Вэй Ин могли оттачивать навыки вместе — и музыка стала третьим товарищем в их компании на двоих.

🦊🐲

Потом Вэй Ин стал выше Лань Чжаня на треть, после — вдвое. Он стал выглядеть почти как взрослый, только хвосты и ушки выдавали в нем лиса-подростка. Лань Чжань оставался прежним. Его покрытый сияющей чешуей хвост стал чуть длиннее, а рога — изящнее, но в остальном он казался ребенком на фоне Вэй Ина. И это почему-то сильно раздражало. Когда в пятнадцать Лань Чжань наконец получил взрослое имя, Вэй Ин пошутил, что с красивым резным гуанем в волосах он похож на нефритовую статуэтку. Они не разговаривали неделю — так сильно Лань Чжань обиделся на эти жестокие слова. Потом Вэй Ин извинился и принес ему прекрасный пион в качестве извинения. Лань Чжань никогда не видел цветка красивее. Дядюшка, конечно, наказал лиса — было уж слишком очевидно, что тот единственный бутон он попросту спёр на рынке в Гусу. А Лань Ванцзи украдкой протащил ему в библиотеку, где Вэй Ин в очередной раз переписывал правила, свежую булочку баоцзы. Его ведь лишили ужина из-за подарка для Лань Чжаня. Это было нечестно, а значит, противоречило правилам Гусу Лань. Так что он протащил баоцзы в библиотеку, добавив к гуаню в волосах тот самый пион. По пути обратно его заметил брат, но ничего не сказал, только кивнул в знак приветствия и улыбнулся.

🐲🦊

Однажды Лань Ванцзи застукал Вэй Ина за подглядыванием у холодного источника. Почему-то это заставило его полыхать огнем, и часовая медитация в ледяной воде пошла насмарку. Услышав легкий шум в кустах, Лань Ванцзи направил туда свой меч, Бичэнь, и быстро схватил одежду с камней. — Когда я только здесь появился, разве ты не смотрел, как я купаюсь? — надулся лис за разговором спустя несколько минут, для пущей грозности распушив хвосты. Пришлось сказать ему, что подглядывать за купанием в Гусу Лань запрещено, хотя он и сам прекрасно об этом знал. Лань Ванцзи вздохнул. — Там… была ширма. — А тут — кусты и скалы! — не сдавался Вэй Ин. — Тебя ждет наказание, — мягко, но непреклонно напомнил Лань Ванцзи. Его окинули странным взглядом, и только тогда он понял, что второпях накинул нижние одежды на мокрое тело. Белая ткань прилипла к коже, став полупрозрачной на самых уязвимых местах, ворот и вырез для хвоста из-за этого слегка перекосило. Он запахнулся посильнее и зло огрызнулся — так же, как делал это сам Вэй Ин, когда на него слишком долго глазели: — Чего смотришь? Я такой красивый? Иногда он казался себе самому полулисом — так порой хорошо получалось скалить зубы и шипеть. Наверное, дядя был прав, Вэй Ин и впрямь всегда дурно на него влиял. — Да, — просто ответил Вэй Ин, и к такому ответу не был готов ни один из них. — Пошли, — наконец нарушил неловкое молчание лис, поднявшись и как ни в чем не бывало направившись к тропинке. — Если твои уши навсегда превратятся в сливы, твой дядя заставит меня стоять на коленях у храма до самого снега. Он, конечно, шутил. Дядя никогда бы не поступил так жестоко. Хотя уши-сливы показались Лань Ванцзи не самой плохой идеей. Вэй Ин любил сливы… интересно, он бы попробовал его урожай? Мысль о том, что Вэй Ин, возможно, специально попался ему у источника, будто окатила кипятком из жерла вулкана. До самого вечера он дергал хвостом и молчал, насупившись, точно это он сам преступил правила. Точно существовал некий негласный запрет, ведомый лишь ему одному и отчего-то… нарушенный.

🦊🐲

«Лань Чжань, — гласило письмо. — Приходи любоваться луной. Вэй Ин». Просто краткая записка, переданная умной птичкой. Вечером они устроились на крыше минши, старательно глядя на полумесяц в небе, а не друг на друга. «Лань Чжань, сегодня такой хороший день! Я тренировался, давай сразимся? В этот раз по-настоящему!» «Лань Чжань, ты успел перекусить? Я все утро переписывал трактаты Лань Аня о пользе воздержания и очень проголодался!» Иногда в записках таилась целая история, иногда — просто предупреждение или просьба. «Лань Чжань, я зайду за книгой завтра, сегодня надо покормить кроликов». «Лань Чжань, ну почему ты такой упрямый? Извинись, раз виноват, и все будет как раньше! Ненавижу тебя и твои слова. Вэй Ин». Иногда Вэй Ин писал совсем не то, что думал. Отчего так? Лань Ванцзи не находил ответа, у кого ни спроси. «Лань Чжань, у тебя нет сердца. Ты такой жестокий! И все равно нравишься мне до смерти». «Лань Чжань, я ужасно скучаю. Когда ты вернешься из уединения? Чем ты занимаешься там без меня, в стылых пещерах? Одевайся потеплее!» «Лань Чжань, этот цветок я сорвал для тебя. Как тебе? Поставь его в холодную воду! Если он не доживет до моего возвращения домой, я переломаю тебе ноги». «Лань Чжань, научи меня играть на гуцине, я вдруг понял, что совсем этого не умею!» Или «Лань Чжань, приходи, сыграю тебе на флейте. Твой дядя нарушит все правила Гусу Лань разом, особенно про убийства, если поймает нас». С выделенным «если». «Лань Чжань, почему человеческие детеныши рождаются лысыми? Думаешь, у меня тоже не было хвостов, а у тебя — чешуи? Спроси у отца, умоляю тебя!» «Лань Чжань, я твой, а ты — мой. Согласен на такой обмен?». «Лань Чжань, ты такой замечательный. Люблю тебя. Вэй Ин». Лань Ванцзи всегда отвечал, кратко и по делу. «Понял». «Хорошо». «Договорились». «Ты знаешь». «Люблю». Вэй Усянь хранил каждое его письмо в тайнике для вина. И Лань Ванцзи — тоже, только на полке за столиком для каллиграфии. Иногда они переписывались, находясь в одной комнате, складывая бумагу в сложные фигуры с крыльями и хвостами. Такие ленивые деньки Лань Ванцзи любил вспоминать больше всего.

🐲🦊

Они боролись. Лань Ванцзи запоздало подумал, что у Вэй Усяня острые когти, как раз когда те скользнули по хвосту, сдирая мелкие чешуйки. Он выгнулся и перевернулся, так что противник оказался вмят в высокую траву, послушно легшую под ними. Ненадолго — Вэй Усянь был тяжелее, наверное, из-за девяти пушистых хвостов. Хвосты, рога и уши всегда были запретной территорией. Но Вэй Усянь первым перешел границы. И Лань Ванцзи мстительно сжал пушистый мех в охапку. Мгновение, и Вэй Усянь весь напрягся, будто мышцы превратились в сталь, зашипел и пригнулся — к его груди. — Лань… Чжань! — выдавил он из себя вместо ругательств, и Лань Ванцзи невольно ощутил за него гордость. Вэй Усянь прижимал его к земле, видно, в процессе и вышибло весь разум. Лис тяжело дышал и, закусив губу, выдавил: — Отпусти! И Лань Ванцзи понял, что все еще держит его за хвост. Но тут в нем взыграло нежелание подчиняться. В конце концов, это Вэй Усянь оседлал его, как осла, и поставил руки от него по бокам, чтобы нельзя было кувыркнуться и выбраться. — Что в этом такого? — упрямо спросил он и провел по хвосту рукой. Получилось, наверное, грубовато, и на месте Вэй Усяня какой-нибудь там кролик уже бы недовольно вырывался, но лис только сглотнул — дернулся вниз-вверх кадык. — Можешь потрогать мой хвост, если хочешь. Это должно было прозвучать незаинтересованно, как бы между прочим, но Лань Ванцзи отчего-то обдало жаром. Будь у него две пары ушей, покраснели бы обе. К счастью, рога подобной способностью не обладали. Они у него стали ветвистые, изящные. Втайне Лань Ванцзи очень гордился и блеском своего хвоста под лучами солнца, и нефритовой белизной рогов. Вэй Усянь называл их небесной короной, и Лань Ванцзи вслух одергивал его всякий раз, а про себя повторял — «небесная корона». Вэй Усянь считает его похожим на небожителя или просто подшучивает? Любой вариант был вполне приемлем. — Сделаешь так еще, и я… — пригрозил Вэй Усянь, метая искры взглядом. Он то ли хотел рассмеяться, то ли пытался казаться невозмутимым, разве ж поймешь этих лисиц? — Что ты? — с вызовом бросил Лань Ванцзи и невольно замер — цепкая лапа бережно обхватила коготками кончик его хвоста. Глупый, подумал он, чешуя ничего не чувствует — она же защитная. Однажды Лань Ванцзи настанет тысяча лет, отец отведет его на гору бессмертных и он сможет взлететь к небесам. Тогда его жизнь начнется по-настоящему, как у любого дракона. «Я к тому времени успею переродиться тысячу раз», — уныло сообщил Вэй Усянь, когда узнал о гусуланьских обычаях. Лань Ванцзи не знал, как его приободрить, но Вэй Усянь вдруг улыбнулся: «Раз будешь на небесах, навестишь мою душу?» «Мгм», — кивнул он. «Хорошо, тогда я не буду перерождаться, а подожду тебя», — пообещал тогда Вэй Усянь. Лань Ванцзи не был уверен, что он это серьезно. Но теперь… теперь в его руках оказался… рычаг давления. Он может спросить — если не сейчас, то когда же? — А помнишь, ты обещал подождать меня? На небесах, — задыхаясь, будто уже летит высоко-высоко, прошептал он, сжав кулак против шерсти. Вэй Усянь зашипел и наклонился ближе: — Что ты творишь, Лань Чжань? Думаешь… я смогу долго сдерживаться? Все началось с того, что он сдернул с Лань Ванцзи ленту. Поэтому они и дрались, не всерьез, но яростно как никогда. Вэй Усянь сдернул ленту и кинул их обоих в траву, и в нем не было ни капли раскаяния — сплошная язвительность. Он прекрасно знал, что означает лента. «Но близкие ведь могут ее трогать — так разве мы не близки?» — притворно сокрушался он, устраиваясь поудобнее на его бедрах, будто никто не посмеет свергнуть его с этого пьедестала. Но Лань Ванцзи посмел, по крайней мере, был готов к этому. — Сдерживаться? Ты? Ну и вздор. Лисиц нельзя трогать за хвосты, это правда. А Ланей — за ленты. Неужели это так сложно запомнить? И вдруг Вэй Усянь резко наклонился и… укусил его за один из выступов рогов. Если точнее, верхний третий справа. И Лань Ванцзи готов был поклясться, что Вэй Усянь зачем-то коснулся его языком. Это влажное ощущение — очень хотелось вытереть его досуха. Остались ли следы от клыков? Вэй Усянь на нем практически лежал. Он дышал, иногда высовывая язык, сжимая и тут же разжимая пальцы. Лань Ванцзи хотел возмутиться, мол, чего это ты тут разлегся, но в горле пересохло, и капля лисьей слюны, упавшая на узор из облаков на его груди, сосредоточила на себе все свои мысли. У Вэй Усяня ее так много, он уж точно не боится сухости во рту. Вот бы смочить горло… Он провел рукой по хвосту Вэй Усяня, и у того вырвался гортанный тихий стон. И Лань Ванцзи не выдержал, потянулся вверх и приник к влажным губам.

🦊🐲

— Ты похож на цветок, — задумчиво сообщил Вэй Усянь, придирчиво поднося бутон к глазам, будто сравнивая его с сидящим напротив Лань Ванцзи. Тот хмыкнул: — Неправда. Цветы хрупкие и слабые, они только и делают, что вянут да умирают, стоит только попасть в чьи-то руки. — Не веришь мне? — принял вызов Вэй Усянь, вновь хватаясь за кисть. — Я докажу! Они опять коротали вечность в библиотеке. Наконец Вэй Усянь показал рисунок — Лань Ванцзи с цветком за ухом. Получилось пугающе похоже, и Лань Ванцзи нахмурился. — Что? Не понравилось? — насторожился Вэй Усянь. — Что значит это лицо?! Не то чтобы он в детстве вел дневник лиц Лань Ванцзи, где зарисовывал каждое, чтобы в точности знать, о чем именно он думает. Совсем нет. Вэй Усянь вырос быстрее, чем Лань Ванцзи, но внутри оставался ребенком куда дольше него. Наверное, уже когда они встретились, разница была слишком очевидна. Лисенок и дракон. Каковы шансы, что они не перегрызутся, стоит только оставить наедине? Через неделю Лань Ванцзи принес с собой гуцинь. — Что ты собираешься делать? — заинтересованно склонил голову набок Вэй Усянь. — Мы давно не играли вместе, но я не захватил флейту… Но вопреки ожиданиям, Лань Ванцзи сыграл незнакомую ему мелодию. За все это время он не произнес ни слова, даже взгляда не поднял. Вэй Усянь слушал и слушал как завороженный, и когда прозвучала последняя нота, забыл, что следовало бы похвалить музыканта. А зря — очнувшись, понял, что Лань Ванцзи смотрит на него. — Тебе не нравится? Что это за лицо? — спросил он, едва заметно улыбнувшись собственной шутке. — Ты сам это написал?! — Хвосты Вэй Усяня точно пустились в безумный пляс. — Мгм, — скромно кивнул Лань Ванцзи. Спустя несколько лет они оба, смеясь, показали друг другу свои тайники. Там среди прочего лежали простенький рисунок, чуть смятый у края, потому что его пришлось выудить из стопки для жаровен, и ноты, записанные по памяти и спешно. — Как ты назвал ту мелодию? — наконец спросил тогда Вэй Усянь. — Догадайся сам, — хмыкнул Лань Ванцзи, состроив то самое лицо.

🐲🦊

— Ты выглядишь младше, а значит, должен слушаться! Вэй Усянь сидел на коньке крыши, невозмутимо свесив ногу так, что равновесие ему обеспечивали лишь торчащие в разные стороны хвосты. В чистом лунном свете шерсть отливала белым. — Мы одногодки! — возмутился Лань Ванцзи. Он смотрел на кувшины вина в лапах Вэй Усяня. И почему он снова нарушает правила? И почему это их два? С кем он распивает всякое в Гусу? Для этого он спускается с горы к людям?! Лань Ванцзи знал, что лисы не такие, как драконы. Кроме того, наставники не уставали напоминать ему об этом. Но Вэй Усянь был частью семьи… и Лань Ванцзи позабыл, почему лисы не стремятся к бессмертию. «Эти создания — заложники сиюминутных удовольствий. Они неспособны на самоконтроль, не проявляют сдержанность». Строчки из записей Лань И сами собой пришли на ум. Выходит, это правда? К кому это там, внизу, ходит Вэй Усянь, возвращаясь с вином и ухмылкой? Вэй Усянь смотрел на него сверху, насмешливо и даже надменно. Кисточка на пузатом сосуде обвилась вокруг его запястья. Такого обманчиво гибкого и хрупкого, манящего взять в захват, прижать к черепице, поддаться искушению. И Лань Ванцзи подумал, что если слова Лань И верны, то Вэй Усянь делает из него себе подобного. А может, уже давным давно сделал. Обратил дракона в лисицу. Обратил его мысли на себя одного. Он был готов драться. Был готов требовать самого сурового наказания для этого нахального, дерзкого, невыносимого… — Выпьешь со мной? Я взял и тебе, — предложил лис, показав острые клыки в улыбке. Не дождавшись ответа, он хмыкнул и задумчиво глянул на связку сосудов. — Люди говорят, в Гусу делают лучшее вино Поднебесной, а мы сидим на горе, как какие-то бессмертные, и даже не знаем, так ли это. Только вот мы не бессмертны. «Вернее, я», — случайно задетой струной звучало недосказанное. Луна серебрила хвосты, делала чешуйки похожими на водную гладь. Так зыбко. Злость растворилась, утонув в ночи. — Давай, — неожиданно для себя согласился Лань Ванцзи. — Но больше… — замялся он, — не уходи в одиночку. «Это может быть опасно», — значили его слова. Местные знали, что в Облачных Глубинах живет ручной лис, выращенный драконами, но в окрестностях бродили и смертные из других земель. И еще… Лань Ванцзи не хотелось, чтобы Вэй Усянь был там один. И почему он не взял его с собой? Не позвал гулять вместе? — Решено, — легко спрыгнул вниз Вэй Усянь, встав рядом. — В следующий раз пойдем вдвоем! Я угощу тебя человеческой едой. Лань Ванцзи покачал головой — это не было разумной идеей. Но если Вэй Усянь настаивал… «Почему бы и нет?» — мелькнуло в голове, и он все-таки кивнул, поднимая хвостом маленькое облачко пыли. Взрослые драконы так, конечно, не делают. Дракон должен держать себя в руках, а не вилять хвостом, как собака на привязи. Однако Лань Ванцзи еще не полностью вошел в возраст взрослого. И в кои-то веки он решил этим воспользоваться. Своим правом. Вэй Усянь просиял, его-то хвосты вечно двигались в хаотичном порядке, иногда и вовсе от них рябило в глазах. «Слишком много эмоций для такой краткой жизни», — сказал как-то отец, еще когда Лань Ванцзи звали А-Чжанем и он задавал много вопросов о новом друге. Голос отца был мягким и отчего-то печальным. Впрочем, теперь разве время думать о былом, когда в небе такая луна, а улыбка напротив пьянит не хуже вина?

🦊🐲

Музыка. Ласка. Красота. Дикая. В чем-то грациозная. Мягкая, как поступь лап. Скользящая смехом по гладкому меху. Так можно было описать Вэй Усяня в красках. Лань Ванцзи пришлось сделать в цзинши тайник, чтобы хранить там вино для него. В его сундуках всегда была запасная одежда для него. На его полках среди собственных рукописей стояли переписанные Вэй Усянем правила. Просто ему нравился почерк. Нравилось читать правила Гусу Лань, выведенные слегка небрежно, но четко, даже размашисто, еще и тем, кто никогда всерьез им не следовал. «Я ведь не дракон», — говорил Вэй Усянь, взмахивая хвостами. Согласно правилам драконов, хвост должен оставаться в полнейшем спокойствии даже в минуты опасности. Но контролировать все девять… даже дядя никогда не требовал подобного всерьез, разве что вздыхал порой и отворачивался недовольно. — Ты не дракон, — улыбнулся одними уголками губ Лань Ванцзи. — Хорошо, что ты заметил, — кивнул Вэй Усянь и разразился хохотом. Они спорили, почему Лань Ванцзи пьянеет от одной чаши так, как Вэй Усянь — только от пары-тройки сосудов. Лань Ванцзи нравился этот смех. Нежно-лающий, переливчатый и зовущий присоединиться к веселью. У драконов было поверье… правда, в него уже давно всерьез не верили, но все же, оно было… Будто на всю их бессмертную жизнь полагалось столько же эмоций, сколько у обычных смертных. Поэтому им надо распределять их по каплям и не тратить попусту ни единой улыбки, беречь, как воду в пустыне. Это относилось и к слезам, и к эйфории, к тоске и радости. Но теперь Лань Ванцзи задыхался от чувств и был совершенно уверен, что не сможет сдержать их в горсти, даже если очень постарается. И либо оставшиеся столетия ему предстоит провести в полнейшем безразличии ко всему на свете, либо… — Лань Чжань, — шептал Вэй Усянь в ночи, дыша винными парами. — Я слышу, как бьется твое сердце. Отчего оно такое шумное? А отчего небо голубое, а трава зеленая? Отчего драконам суждено летать? Отчего у кроликов длинные ушки, а у лис — хвосты? — Я словно лечу, когда ты со мной, — повторял Вэй Усянь, опрокидывая его на жесткую постель. Они больше не боролись. Но это все еще было игрой. Порой Вэй Усянь вбивался в него, распушив хвосты, обнаженный и прекрасный, а иногда двигался медленно, тягуче, перебирая лапами по твёрдому животу со спускающейся вниз дорожкой чешуек. Потом они долго лежали, силясь отдышаться, и Вэй Усянь ёрзал в хватке длинного хвоста, несколько раз обернувшегося вокруг его ног. Сладость. Терпкость. Искренность. Напористость. Вот каким был Вэй Усянь для своего дракона. Они оба были вполне взрослыми и еще достаточно молодыми, чтобы не останавливаться. Иногда Лань Ванцзи так и просил: « Не останавливайся…» Иногда об этом кричал Вэй Усянь. Облачные Глубины захватила десятихвостая юность во всем цвету, и ледяные драконы как один закрывали на это глаза. Разве что отец иногда рассеянно кивал им, скрывающимся в тени или нежащимся под солнцем, а брат порой улыбался, когда Лань Ванцзи вел Вэй Усяня (или наоборот) куда-нибудь под руку.

🐲🦊

Они собирали локвы. У них были корзины, соломенные шляпы и куча свободного зимой времени. Когда Лань Ванцзи не медитировал и не учился чему-нибудь интересному, они слонялись туда-сюда, раздражая старейшин одним своим видом. Вэй Усянь проверял работы младших учеников, играл на дицзы, смущая случайных слушателей вложенными в мелодии чувствами. Еще он частенько придумывал забавные вещицы, вроде курильницы, выпускающей дым из-под девяти медных хвостов, или целебных настоев из самых необычных сочетаний трав, на редкость действенных. Но спуститься к подножью никогда не мешало. Они перекидывались спелыми плодами, закидывали их в корзины друг друга наперегонки — кто наберет больше или кто меньше попортит. Порченное тут же съедалось, пальцы липли друг к другу от сока. Вэй Усянь поднимал волосы в хвост красным шнурком, а на обратном пути Лань Ванцзи обнаружил себя среди уличных торговцев в Гусу, и в Облачные Глубины Вэй Усянь вернулся с резной деревянной шпилькой в прическе. — Зайдем к маме, — попросил Лань Ванцзи, Вэй Усянь взял его за руку и они направились в храм предков. Там перед табличкой с именем они поклонились Земле и Небу, сплетя липкие сладкие пальцы. Словно став одним — и уже не боясь таковым остаться. Просто и без изысков. — Я наелся локвы на год вперед, — пожаловался Вэй Усянь в согретой их телами постели. — Надо было собирать, а не есть, — подметил Лань Ванцзи, прижимая его ближе. Среди добытых в тот год в горах камней Лань Ванцзи нашел россыпь чудесных крошечных рубинов, и собственноручно, не без труда, но сделал для шпильки подвеску. Он подарил ее на следующий сбор локвы — в их счастливой каждодневной рутине тот наступил так быстро, словно кто-то из небожителей перелистнул страницу.

🦊🐲

Ловля рыбы была на пятом месте среди любимых развлечений Вэй Усяня. На первом он называл поцелуи и ласки Лань Ванцзи. Вторым было наслаждение вином в его приятной компании. На третьем оставалась по старой памяти лесная охота — гонять фазанов по горам, играть с кроликами на лужайке. Еще ему нравилось есть приготовленную Лань Ванцзи острую человеческую еду, как в Цайи. Человек, державший там лавку, давно скончался, и его внуки тоже покинули свет, а вот рецепты хранились в Облачных Глубинах, на полке с рукописями и сухоцветами меж старых страниц. Лань Ванцзи покупал золотых карпов, с длинными хвостами, похожими на драконьи, с пухлым тельцем. Вэй Усянь ловил их и тут же выпускал на волю — то голыми руками, то изящной удочкой из струн циня и серебра. Ему никогда не надоедало — как Лань Ванцзи не надоедало наблюдать за ним, настоящим диким охотником с горящим в темноте взглядом. Припав к земле, Вэй Усянь мог долго примериваться для прыжка, виляя хвостами и царапая землю. Это больше подходило для кошки, но никто из них двоих не был экспертом в лисьих повадках. — Ты не помнишь своих родителей? — осторожно спрашивал Лань Ванцзи, прикусывая нежную кожу на шее или легонько бодаясь лбом, будто обнаженным без вечной ленты. Люди не любили лисиц и пытались уничтожить, когда могли. Иногда целые деревни и даже города объединялись против одного такого создания. Ученики клана Лань наткнулись на лисенка, когда тот был совсем один — в Илине. — Помню, что они погибли, — просто отвечал Вэй Усянь, улыбаясь своим мыслям, — давай не будем об этом? — Не хочешь съездить в Илин? — не сдавался Лань Ванцзи и всегда получал одно и тот же: — Хочу остаться с тобой, — шепотом в темноту, вязкую от сандаловых благовоний. Чего он боялся там найти? Пустую нору? Старые кости? Лань Ванцзи не знал. Они не знали вместе. И это связывало их еще крепче.

🐲🦊

Под водой хвост Лань Ванцзи превращался в вереницу искр, тянущуюся следом — он плавал проворно и резво, помогали плавники и тренированные руки. А Вэй Усянь не любил плавать в одиночку — девять хвостов тянули на дно, и высушить все разом тоже было непросто. Мокрым мехом пропахли одежда Лань Ванцзи, и их шатер, и темные тяжелые волосы, не подхваченные белой лентой. В Цайи было озеро, которое поставляло в Облачные Глубины рыбу, а местным влюбленным — поводы уйти из дома и не возвращаться, пока руки не покроются морщинами от воды, а спины не покроются сыпью от немилосердно острого песка на берегу. Вэй Усянь цеплялся за хвост, у самого окончания, где он чувствительнее всего. Он позволял нести себя, как течению, а когда уставал держаться, Лань Ванцзи высаживал его на лодку, и они собирали лотосы у заводи. Через год после того лета, случайно оказавшись в винной лавке в Гусу, они узнали местные сплетни. Ходили слухи о получеловеке-полурыбе, который заманивает красавиц в воду своей неземной красотой. Вэй Усянь хохотал так сильно, что чуть не подавился супом из корня лотоса и свиных ребрышек. И Лань Ванцзи пришлось заманить его в воду тем же вечером, правда, уже на другом берегу, подальше от смертных.

🦊🐲

Когда случались недопонимания, они могли подолгу не разговаривать друг с другом. Вэй Усянь всегда говорил напрямую, а Лань Ванцзи таил всё в себе, не желая обидеть. Из-за этого они порой сталкивались как кошка с собакой. Они были вместе так долго. Ругались так громко — в основном, конечно, неугомонный и шумный Вэй Усянь. Но и Лань Ванцзи за словом в цянькунь не лез. Если его хорошенько разозлить… Вэй Усянь тогда уходил к людям. Ел свою любимую острую пищу, неизменно вызывающую у Лань Ванцзи боль в его бессмертном желудке. Пил сколько пожелает без укоризненных взглядов — и необходимости позаботиться о драконе, который слишком быстро напивался. Вэй Усянь обычно умывал его, хмельного, и укладывал спать. Он говорил, что ему это в радость, и что Лань Ванцзи очень забавный, когда выпьет. Но когда он уходил пить до утра со смертными… Лиса любили в Гусу. Он тоже казался небожителем людям, многие из которых знали его еще будучи совсем детьми, а теперь гуляли со своими детьми или внуками. У них с Лань Ванцзи детей, конечно, не было. А Вэй Усянь любил детей. — Что было бы, если б твоя семья не забрала меня к себе?! — однажды сказал он в пылу ссоры. — Я бы не знал тебя и жил припеваючи! — и прикусил язык. Они ругались редко. Но после тех его слов — никогда. Лань Ванцзи молча повернулся и ушел, не желая даже смотреть на него, и Вэй Усянь приносил по пиону каждый день и каждую ночь стоял у дверей цзинши на коленях, не обращая внимания на снег, ждал, когда они откроются. Тринадцать раз. — Всего-то? — фыркнул Лань Цзинъи, один из многочисленных младших родственников Лань Ванцзи, когда услышал эту историю. Он напоминал Вэй Усяню супруга — «пухлым хвостиком и вздорным характером», как говорил он. Тут уж принимались фыркать все остальные — кому-кому, а не Вэй Усяню так точно звать Лань Ванцзи «вздорным». — Что значит «всего-то»?! Знаешь, как я страдал! — возмутился Вэй Усянь, распушив хвосты для грозного вида. Детишки рассмеялись — Вэй Усянь и впрямь хорошо ладил с младшими, не зря его часто просили посидеть с ними. Он был бы отличным отцом целого выводка лисят… вот только… — Вэй Ин, — позвал Лань Ванцзи из-за ширмы, — я принес вам поесть. Вот только он почти что был полудраконом. И его пара тоже лисом не была. У них не завелось потомства, но они не были одиноки. И хотя они прожили вместе много, так много лет, их всегда было недостаточно. Их любовь, как рожки активно растущего Лань Цзинъи, менялась с каждым днем. И все-таки оставалась прежней, юной и прекрасной. Бессмертной, как утонченный юноша с лентой на лбу и искрящейся снежной чистотой чешуей хвоста, который всегда ждал Вэй Усяня — на занятия, к столу или в постели. На тропинке к источникам, под раскидистой глицинией, с пионом в волосах, с ссадинами на руках, в которых — робко протянутая шпилька. Может, Вэй Усянь и хотел бы стать отцом, но только со своим Лань Чжанем. — Лань Чжань, — тихо сказал он, приобняв супруга после общего обеда, когда дети выбежали в сад поиграть, — ты ведь знаешь? — Что? — мягко боднул его у уха Лань Ванцзи, обвивая хвостом их обоих. Всего на один оборот, но как же это нравилось Вэй Усяню! Он шепнул: — Даже если бы мы не встретились в детстве, обязательно нашли бы друг друга позже, — и улыбнулся весенним солнечным лучиком. Лань Ванцзи серьезно кивнул. Разумеется, он знал это. Так же четко и уверенно, как то, что горы и реки никогда не кончаются и все пути неизменно ведут его домой, к Вэй Усяню. — Конечно, при условии, если бы ты выжил, — слегка по-лисьи добавил он. Совсем немножечко. Правда. Вернувшись в тень, дети обнаружили, что их наставники… подрались. Вэй Усянь называл Лань Ванцзи бесчувственным, силясь выбраться из захвата сильного хвоста и рук, а Лань Ванцзи крепко сжимал пушистые хвосты и говорил «не будь таким самонадеянным» и «это не по правилам Гусу Лань». И еще оба они почему-то улыбались. Разве же так дерутся? Как тут понять, кто победил? — Взрослые такие глупые, — заключил Лань Цзинъи под молчаливое одобрение сверстников, про себя пообещав никогда-никогда не расти.

🐲🦊

Вэй Усяню нравилось потираться о его хвост. Однажды в деревне Лань Ванцзи видел пса, который приставал к ноге хозяина, и тот не казался более комичным, чем взъерошенный после сна Вэй Усянь, обнимающий его за хвост — и руками, и ногами, и даже парой собственных хвостов. — Кто виноват, что ты такой длинный и до приятного твердый? — жаловался он, картинно закатывая глаза, если Лань Ванцзи просил перестать, и тот так смущался, что забывал настоять на своем. Но Лань Ванцзи умел мстить. Больше всего он любил вылизывать хвосты Вэй Усяня, если тот вел себя очень, очень нехорошо. Тогда лис терял всякое самоуважение уже через несколько минут, извивался под ним, стонал и просил прекратить. А стоило остановиться, и он тут же начинал долгие и изобретательные мольбы о продолжении. У Вэй Усяня подчас были совершенно неутолимые аппетиты. В ученых записях это называлось гоном, но Лань Ванцзи предпочитал считать, что так влияет одно только его присутствие рядом. К счастью для них обоих, брачный период драконов длился десятилетиями, пока те не найдут родителя для своих будущих детей. И Лань Ванцзи, на удачу, еще не нашел и вовсе не собирался отправляться на поиски. Они целовались на заросших склонах по ту сторону горы, куда Вэй Усянь иногда ходил поохотиться — разумеется, из чистого азарта, потом отпуская добычу. На деревьях, чьи ветки по глупости росли слишком низко, а кроны были уютными, как расшитые шатры. Вэй Усянь отлично по ним лазил, а забравшись на подходящее для них обоих место, помогал Лань Ванцзи оказаться рядом. Однажды они чуть не осквернили храм знаний — лис затащил Лань Ванцзи, точно глупого фазана, в узкое пространство за рядом полок в библиотечном павильоне. Зато выявилась проблема — благодаря оставленным хвостами следам Лань Ванцзи, краснея ушами, понял, что слуги не уделяют должного внимания дальним шкафам, совсем не смахивая с них пыль. Иногда Вэй Усянь был таким неугомонным, что приходилось связывать ему руки. Иногда это же делал Вэй Усянь — с ним самим. Он говорил, что лента на коже Лань Ванцзи выглядит столь же чудесно, как летящий дракон на фоне небес. Иногда, очень редко, когда не было облаков (это в Облачных-то Глубинах), они наблюдали за проносящимися по каким-то своим делам небожителями, запрокинув головы ввысь. И после что-то в Вэй Усяне, его глазах и жестах, заставляло Лань Ванцзи целовать его еще яростнее. Как будто их губы и тела созданы друг для друга. Как будто ничто не властно над ними, кроме разве что страсти. Иногда Лань Ванцзи сокрушался, что он не огненный дракон. Говорили, те могли пускать по своей чешуе языки настоящего пламени, а их яйца росли и крепли в неутихаемом пожаре — родители по очереди должны греть их дыханием. Вэй Усяню бы такое понравилось, он любил жар и солнце. Любил голышом лежать у огня в холода или изнемогать в тесных объятиях летом, пока капли пота росой остывают на коже. Они сами никак не смогли бы завести потомство, но это совсем не заботило Лань Ванцзи. Не было ничего важнее, чем они и их связь, которая только крепла и росла с годами. Они целовались в цзинши, за ширмой в тяжелом дурмане благовоний. В источнике, отрезвляющим ледяной прохладой. В присутствии кого-нибудь из семьи Лань Ванцзи — скромно касаясь губами щеки, точно обещая продолжение и предвкушая его одновременно. Это было непозволительно, но с Вэй Усянем ему можно было позволить себе всё. — Тебе будет больно, когда он уйдет, — стиснув зубы, с горечью проговорил отец, когда однажды они прогуливались вдвоем по саду. — Мы не просто так живем сами по себе и не впускаем в нашу жизнь посторонних. — Он не уйдет, — возразил Лань Ванцзи. — Я верю ему. Тогда Цинхэн-цзюнь ничего не добавил к своим словам. Не сказал, что сын совсем не так его понял.

🦊🐲

Когда хвосты Вэй Усяня превратились в роскошный белоснежный убор, он был прекрасен. Кисточки на ушах поседели, а черты лица стали острее, и Лань Ванцзи сглаживал губами углы по утрам. Вэй Усянь был прекрасен, когда тело перестало служить так же, как прежде, и он больше не мог взлететь по древесному стволу, как дикий кот. Однажды он упал на камнях и разбил колени, и все равно был восхитителен, лежа перевязанным в лекарском павильоне. Там, где они встретились впервые. За прошедшие столетия пристроили несколько помещений, но Вэй Усянь попросил ту самую комнату. Лань Ванцзи приносил свежие цветы каждый день, и каждый вечер выносил его на прогулку под старую глицинию. Рога его превратились из робкой заколки в собственный роскошный убор, обрели неповторимый рисунок, как у отца и дяди, да и сам он стал крупнее, руки — сильнее, а плечи — шире. Теперь Лань Ванцзи мог сойти за смертного мужчину в самом расцвете сил, и ему предстояло провести еще много, много лет примерно в таком же облике. Вэй Усянь улыбался ему, и он был так красив, что захватывало дух. Лань Ванцзи не понимал — как он сможет летать, разрезая вихри рогами, если не может сделать вдох, стоя на обеих ногах с хвостом в придачу. — Мой небожитель, — шептал Вэй Усянь, едва-едва царапая чешую хвоста когтями. И улыбался, озаряя цзинши пламенем любви в своих глазах. Отец Лань Ванцзи оказался неправ. Вернее, прав, но не совсем. Вэй Усянь не ушел — лишь оставил его ненадолго. И хотя разлука казалась порой невыносимой, Лань Ванцзи верил, как и всегда. С ним был гребень для хвостов с алой кисточкой, и налобная лента в облачных абрисах, и простая деревянная шпилька с рубиновым дождем на одном из концов, и терпкое вино из Гусу, и высокие травы, пахнущие медом по весне. Тысячи вещей, с которыми ему разрешили побыть наедине, чтобы скрасить ожидание. Тысячи вещей, которые любил Вэй Усянь. Когда он впервые взлетел и зарница ласково потрепала его по загривку, скользнув лучами по чешуе, он знал, куда полетит по своим драконьим делам, оставляя внизу деревни, горы и реки. Где-то там был город небожителей, и он звал его — приглашал на свидание бумажной птичкой. Там были тысячи вещей, которые Вэй Усянь успел полюбить и еще не познакомил с ними его. Там его заждались.